Полная версия
Элиз 89-я
– Я тоже таким кажусь?
– Еще не поняла, – усмехнулась, – Надо еще поковырять палочкой, вдруг завоняешь. А с чего вдруг такие вопросы? Метишь на роль моего мужа? Не рано ли?!
Не ответил. Вроде да, но и нет. Хотелось бы, но нет. Я просто хочу потрахаться, но чем тогда отличаюсь от Гранта? Вот тебе и дочь мэра, а жизнь то не сахар! Папа придурок.
– А мама? Ты не говоришь о маме.
– Умерла, когда мне было пять. Рак.
– Извини.
– Да, ничего. А ты?
– Что я?
– Расскажи о себе.
– Нечего рассказывать.
– Я же поделилась с тобой. Смелее. Сейчас это все уже не имеет значения, когда на верху такое творится.
Она права. Все статусы и границы смыты. Есть жизнь, есть смерть. Какая разница, что было до этого, по-прежнему, уже никогда не будет.
– Я вор, – сказал как-то даже легко вышло.
– Сидел? – ее это не удивило нисколько.
– Да. Пять лет.
– А родители?
– Не имеется.
– Почему живешь под землей, ведь уже не один год?
– Не прижился снаружи.
– А девушка? Даже у воров бывают девушки.
– У меня нет.
– А была? – не сдается она.
– Разные были, все не то. Тоже не прижились.
Не было их много никогда, а проститутки за девушек не считаются. Думаете, я не пытался? Пытался. Не выходило ничего. То пьющая, то гулящая, то с гусями, а то и все сразу. Одному лучше, проще.
– Что с тобой не так? – спрашивает она.
– А что со мной не так? – ехидничаю я.
– Не знаю, – тянет она, – Молодой, крепкий, половозрелый мужик. Отлично сложен, не урод, красавчик даже. Может, со здоровьем что? Стручок плохо работает?
Ах ты зараза! Половозрелый! Отлично сложен? Не урод! Вот как значит! Я не знал, то ли злиться, то ли радоваться высокой оценке себя. Провокация чистой воды! Красавчик? Остановился, посветил ей фонариком в лицо. Жмурится, но смеется.
– Стручок работает исправно, можешь убедиться, при желании!
Разворачивает меня обратно, чтобы я шел, не останавливался. Идем. Я улыбаюсь, уверен она тоже. Вот коза!
– Ждешь свою единственную? Романтик значит, однолюб!
– Помолчи.
– Опасная зона?
– Нет! Бесишь! – а сам улыбаюсь.
– Характер у тебя не сахар! Это точно!
– Все я сказал! Закрыли тему!
Сзади смешок, и тишина. Больше не проронила ни слова до самого лагеря.
Блин! Так я ей нравлюсь? Раз я красавчик? Или она это так! Специально. Заводит.
Прошли первый караул, поздоровались с Чамиром и Климом. Идем дальше, а сзади пошло присвистнули. Развернулся и зло зыркнул на них. Лыбяться придурки, мимикой показывая, что она класс.
– Там больше мужчин да? – с интересом, без страха интересуется она.
– В основном, но не все. Тебе нечего бояться, ты со мной.
– Я не боюсь. И я не с тобой, – пауза, – Военная подготовка у многих?
– Не у всех, – я начинаю злиться «я не с тобой». Хочу, чтобы со мной.
– А ты служил?
– Да.
– Какие войска?
– Саперные.
– Круто. Теперь не сомневаюсь, что у тебя вокруг дома все заминировано. А то решила, что прикалываешься. Страху нагоняешь.
– Я не шучу такими вещами.
Вот почему не ушла сама, заминировано. Не рискнула. Хотя…
На входе еще двое, поздоровались, представил ее. Меня бесит, как они ее разглядывают, не нравятся мне эти заинтересованные липкие взгляды. Вошли внутрь. Осматривает все впитывая как губка, взглядом агента, а не просто девушки. Я прямо вижу, как ее цепкий взгляд выхватывает жадно все, что она хотела знать, подмечая детали. Знакомится со всеми, улыбается, радуется, смущается, воспитанная, вежливая. Идем дальше, еще коридор. В одной из комнат сидит Дени.
– Привет, Дени. Иди, познакомься, – зову его, открывая двери и заглядывая к нему в комнату. Он выходит и с порога:
– Етить колотить! Вот это тебе прёт! Ты где такую красоту откопал?! Я тоже такую хочу! А найди мне такую! А у тебя сестры нет?!
– Пасть закрой! А то всеку! – прикрикиваю на него и толкаю в плечо слегка, – Это Дени, ты с ним говорила по рации, – говорю Элизабет уже.
– Очень приятно, – говорит, улыбаясь открыто, – Элизабет.
– А мне то, как приятно! – и тянет к ней свои руки, я бью по ним, и толкаю его обратно в комнату, но он упирается.
– Все, вали отсюда! Иди, работай! Хватит с тебя!
– А вы типа уже того…вместе? А че так быстро?! Конечно, против тебя у меня не единого шанса!!! Если он надоест, я свободен! – выкрикивает ей, сопротивляясь мне.
– Я тебе нос сломаю! – ору на него, но беззлобно, шутя.
– Хрен я тебе больше помогу! Друг называется! Даже бухла не принес!
Закрываю двери силой и веду ее под локоть дальше быстрее обычного.
– Не обращай внимание. Он говорит все, что думает. Поэтому и на связи. Балабол!
– Он веселый и честный. Забавный.
– Ага! Обхохочешься!
Мы дошли до мед.блока. Познакомились с Дейвом, повидали Женевьеву. Вывалили все лекарства и бинты из рюкзаков, чем обрадовали его. Пошли дальше. Дальше большое помещение, где спят и играют дети. Нас встретили радостным визгом. Нас обступили со всех сторон. Меня поразил ее счастливый взгляд, она любила детей. Обнимала, отвечала, отдавала всю свою душевную теплоту. Сейчас на ее лице была такая улыбка, которую я видел впервые. Вся светится изнутри божественным светом и благодатью. Дети чувствуют людей, они тянулись к ней. Я залюбовался ею.
С боку подошел Дейв скрестил руки на груди:
– Красивая. Да? – молчу, – С собой заберешь или тут оставишь?
– Мы не вместе, – сказал, горько стало, больно на душе, – Она просто 89-я.
– Ну, и дурак! – выдал он эмоционально. Как будто это мой выбор. « Я не с тобой!»
– Как дед? – сменил тему я.
– Нормально. Если что еще будет, по пути бери все.
– Я знаю.
– Спасибо и на этом. Ты молодец. А насчет нее подумай раз сто. Слишком уж хороша, чтобы оставлять без присмотра, желающие прибрать к рукам найдутся. О! Я не о себе сейчас, не думай!
Я вздохнул тяжко.
– Я к нему.
Оставляю ее здесь и иду к деду. Дедом мы называли реального деда, имени мы его не знали, он говорил, что забыл его. Ни имени, ни возраста. Я предполагал, что ему уже за восемьдесят. Он был слепой, ходил с палочкой. Был невероятно мудрым и по-любому вопросу давал дельные советы. Заставлял ненавязчиво посмотреть на любую ситуацию под другим углом и принять правильное решение. К нему за советом ходили все. Он был нашим наставником, проповедником, учителем. У него был небольшой уголок в большой комнате, где все мужики спали, завешанный тряпицей. Зачем он завешивался, я не понимал, ничего же не видит. Он почти всегда читал, водил пальцами по печатному тексту, обычному тексту, не для слепых и как-то разбирал, что там. А книги были повсюду, под кроватью, возле, везде. Я приносил ему новые всякий раз. В этот раз тоже две.
– Здравствуй дед, – отодвинул шторку немного, он лежал без книги.
– Вейл, – обрадовался, похлопал по кровати, – Садись, спасибо за книги. Как твои дела?
Не зрячий, но видел больше зрячих. Говорил, чтобы видеть, глаза не нужны.
– Восемьдесят девятую нашел, привел знакомиться.
– А что так печально? С ней все хорошо?
– Да, она здорова.
Он молчал, я тоже.
– Она волнует тебя да? Ну, так это дело молодое!
Вот как он это понял, я же ничего не сказал!
– Я знаю, о чем ты думаешь. Что сейчас не время, нужно думать о другом. Думаешь, будет другое время? Лови момент, собирай эти жемчужины, подобное больше уже никогда не повторится. Потом будешь нанизывать каждую на нитку памяти и смаковать каждую. Ты тоже человек, так позволь себе им быть. На тебе и так неподъемно тяжелая ответственность. Воспоминания – это все, что у нас остается после. Что помогает нам жить и идти дальше. А любовь – это главная жемчужина, самая яркая.
– Ты любил?
– Конечно, я любил, и прекрасно помню как это. Но ценнее всего в моих воспоминаниях то, что я был любим, и нужен ей. Нужен как воздух.
– А если…
– Нет никаких если! Они только в твоей голове. Смелее и все «если» испаряться.
– Думаешь, она та самая?
– Я этого не знаю, но это знает твое сердце.
Помолчали еще немного.
– Я пойду.
– Заходи.
Сходил к ребятам в главный блок, решали организационные моменты. Поздно уже, пора домой и так здесь долго были. Она все там же, с детьми. Вдруг подумалось, что сейчас она передумает, скажет « мне и здесь хорошо, остаюсь». Стало грустно, я бы не хотел этого, но и заставить ее идти с собой не могу и не хочу. Чем я аргументирую? Я хочу быть с тобой? Бред! Она мне никто, я ей тоже. Между нами ничего нет. И эта мысль давила в груди невыносимой болью. Подумаешь, поцеловались.
Нашел ее с Даной, смеются, что-то обсуждают. Дане около тридцати, она не красавица, но и не уродина, добрая и улыбчивая повариха, слегка полновата. Благодаря ей здесь все сыты. Я видел все ее посылы в мой адрес, строила глазки, предлагала прогуляться, как будто здесь есть, где гулять, прям парк за стеной. Она хорошая, но нет, не моё.
Тянуть не имеет смысла, я должен выяснить это сейчас. А что я сделаю, если откажется идти со мной? Останусь здесь? Место найдется, но не в этом дело. Почему я боюсь отказа еще до того как получил его? Иду, подбирая слова. Нужно сказать так, чтобы пошла, без вариантов. Смелее. Прямо и четко. Чтобы не сказала мне нет.
Дана, первая меня заметила и разулыбалась, я лишь учтиво кивнул ей в знак приветствия и обратился к Элизабет:
– Ты идешь? Уже пора, – и замер в ожидании. Хотел не так, хотел приказать. Лох.
Она посмотрела на меня непонятным взглядом, может, принимала решение в данную секунду. Потом посмотрела на Дану, та защебетала:
– Ты можешь остаться здесь, места хватит.
– Спасибо. Еще увидимся. Я должна идти с ним.
И слово «должна» прозвучало так, словно я ее заставляю, обреченно, но это не так. А с другой стороны, я рад, что она держит свое слово.
– Завтра прейдете? – спрашивает Дана.
Элиз жмет плечами и смотрит на меня, что я скажу. Я закатил глаза и пошел к выходу, слышу сзади.
– Он всегда такой?! – Элиз.
– Ну, это же Вейл! – Дана.
И их смех. Девчонки! Какой такой? Я нормальный!
Всю дорогу обратно она делилась впечатлениями от увиденного. А этот такой! А это ссекая! Какие все удивительные и здоровские! Я ее восторга не разделял, но ее болтовня меня успокаивала. Приходилось быть собранным за двоих, ведь за каждым углом подстерегала смерть. Почему-то крутились в голове слова деда. Лови момент.
* * *
Вейл открыл глаза, все те же стены отеля, а он почувствовал ее кожу, ее запах. Посмотрел на Николоса ничего не выражающим взглядом.
– Вы женаты?
– Да.
– Дети есть?
– Да. Две дочки.
– Вы любите свою жену?
– Конечно, я ее люблю.
– А когда вы последний раз дарили ей цветы? – Николос задумался, – Мужчины этого мира не ценят своих женщин, заблуждаясь, что они всегда будут с ними. Купите ей цветы, когда поедите отсюда. Пожалуйста.
– Хорошо, я так и сделаю.
– Купите ей два букета и от меня тоже. Не затруднит?
– Нисколько. Я так и сделаю.
– Лилии, белые лилии.
– Хорошо.
– А какие цветы она любит?
– Розы.
– А-а. Но все же, лилии пусть будут от меня.
* * *
Зайдя домой, раздеваемся, чтобы быстрее согреться.
– Замерзла? – она руки трет, взял их в свои, потер слегка, поднес к губам и подул своим дыханием, – Сейчас согреемся, потерпи.
Простой жест вызвал в ней смущение и взгляд « Ты чего?», но рук не убрала.
– Я разогрею ужин, а ты включи музыку, – говорит она.
– Кого?? – аж растерялся я, забирает свои руки из моих.
– Музыку. У тебя есть музыка? Или нельзя? – разувается не спеша.
– Музыка у меня есть, касетник старый, но репертуарчик тебе не понравиться. Музыку это можно, – в голове соображаю, где он вообще у меня, сто лет не доставал, работает ли еще? А кассеты где? Где-то в коробке. Задала задачку!
– Не важно. Хочется отвлечься и хоть на время забыть, что здесь творится. Почувствовать, что все как прежде. Только не грустную, что-то веселое, – уже орудует на кухне. Уже знает, где что лежит и меня это не раздражает, а наоборот.
Нашел кассетник, проверил кассету, проверил батарейки. Включил, заиграла мелодия, сделал громче и смотрю на ее реакцию. Морщит носик, шансон ей не по вкусу. Выключил, пошел искать другие кассеты. Принес ей всю коробку, протягиваю мол « Сама выбирай». Заглянула внутрь, а потом просто засунула руку и порывшись вытаскивает наугад. Я ставлю ту, что она выбрала, не припоминаю, чтобы когда-то слушал подобное, но ей нравится. Кружит бедрами и плечами, улыбается. Я опять залип на всем этом, только еще и улыбаюсь как придурок. Мешает чай пританцовывая, а потом и вовсе расходится, подпевает. Подошла ближе, потрясла меня за руки, попела в ложку, как в микрофон. Весело и тепло на душе. А что бы я делал, не будь ее здесь? Точно бы не слушал музыку, мне бы в голову не пришло. Мое настроение повысилось на пару градусов. Песня сменилась на другую, а мы сели есть.
– Ты не часто слушаешь музыку и совсем не танцуешь? Да? – спрашивает она.
– Раньше слушал, теперь к другому прислушиваюсь. А танцы глупости.
– Но это же весело!
– Весело, но не для меня.
– Когда нибудь ты потанцуешь со мной, – утверждает она.
– Нет, никогда, – утверждаю я, не шучу, я совсем не умею.
– Посмотрим! Посмотрим! – заявляет, хитро прищурившись « Мне не слабо! Я раскручу тебя на танец!».
– Посмотрим, – я тоже хитро прищуриваюсь « Не раскрутишь!»
– Какая музыка тебе нравится?
– Не знаю. Никакая. Я не любитель.
– А чего любитель? – Я не понял вопроса, поэтому промолчал. – Что тебе нравиться делать? Хобби есть? Чем ты занимаешься в свободное время?
– Спасаю тех, кто уцелел чудом.
– Это сейчас, а до этого?
Я долго не отвечал, задумался. Она уже и не ждала ответа, когда я сказал:
– Разбирать, собирать что нибудь, – про бомбы я промолчал.
Мимикой дала понять, что хорошее дело. Уважительно.
– А ты? – решил спросить я.
– Я? Всего понемногу. Раньше рисовала, но забросила.
– Почему?
– Некогда. Училась. Другие интересы появились.
Какие, не стал спрашивать, захочет сама расскажет. Доедали молча.
– Я сполосну посуду пока чайник горячий, – говорит она и встает.
– Не обязательно оставь, – я хочу еще поболтать с ней, но не про себя.
– Я хочу. А знаешь, почему я скучаю? – пауза, – По яичнице с беконом.
Да уж! Яиц у меня нет, сейчас их фиг где достанешь. Вроде просто, а невыполнимо.
– Чем планируешь заняться дальше? – сменил я тему.
– Спать ляжем, вставать рано, – ответила она и вроде как раздражение легкое в голосе « А ты чего хотел?»
– Мыться не хочешь? – я провоцирую с улыбочкой.
– Вода же дефицит! – но она понимает.
– Я сбегаю ради такого, – улыбаюсь уже во весь рот.
– Нет! Я не испачкалась, обойдусь, – бросает через плечо, но вдруг поворачивается вся и улыбаясь говорит – Вот так уже лучше. У тебя красивая улыбка.
Я хмыкнул смущенно, подал ей свою тарелку:
– Спасибо за ужин, – искренне от души.
– Пожалуйста, – уловил блеск в ее глазах. Стоит и смотрит на мою улыбку, мне аж не по себе. Она смотрит не понятным для меня взглядом, внутри меня поднимается буря.
– Спать, так спать, – вздохнул я и пошел к неудобному дивану. От греха подальше.
Она домыла посуду, я уже разделся. Прошел, посмотрел камеры, проверил рацию, положил рядом. Лег лицом к спинке. Захочет раздеться и не захочет, чтобы я смотрел, попросит отвернуться, лучше сразу. Оккупировала мою постель, а я ютись тут на узкой половинке, с пружинами в бок. Но я был рад, что она здесь. Сама выключила свет и затихла. Я лежал и как дебил думал, где взять яйца. В магазине не вариант, протухли давно. Нужна курица, живая, но где ее взять? Все разграблено, куры разбежались. Хотя может где-то бегает бесхозная курица. Нет, не выжила бы, замерзла или с голоду сдохла.
– Вейл… Ты спишь? – раздался тихий голос.
– Нет еще.
– О чем ты думаешь?
– Ни о чем, – не признаваться же, что я о курах и яйцах.
– Поговори со мной, – просит она.
– О чем?
– Почему на нас еще не сбросили бомбу, чтобы уничтожить сразу всю заразу и выжечь все дотла. Ведь об эпидемии они в курсе раз закрыли границы.
– Может, потому, что знают не все. А может, потому, что варвары шлют постоянно сигнал сос. А может, подождут и сбросят.
– Почему тогда никто не приходит на разведку? Узнать обстановку.
– Может, и приходили, но не вернулись, сами донорами стали.
– Откуда варвары шлют сигнал?
– С вышки в госпитале.
– А остальные вышки?
– Пару осталось, но не знаю, работают ли. Не проверял.
– Нам нужно послать свой сигнал, но не о помощи, а чисто факты.
– Ага! Сразу поверят и примчаться спасать! Наивная.
– Нам нужна вышка максимально приближенная к границе. Есть такая.
– Все разрушено.
– Но ты ведь можешь починить? Ты же любишь все чинить и разбираешься. Ты же сапер. Только для передачи, ненадолго. Я отправлю текст не как они, а азбукой Морза. Нужно будет продумать текст. Ты же поможешь мне?
Я вздохнул. Утопия думать, что нас спасут. Но идея мне нравилась. Авось и получится.
– Попробуем.
– Кому-нибудь удалось сбежать из госпиталя?
– Я таких не знаю.
– Почему, те кто там не борются, не убегают, не сопротивляются? Чем они подавляют их волю?
Я как-то об этом не думал, что их волю вообще подавляют, но если так? То как? Медикаментами или еще как? Гипноз?
– С чего ты взяла, что их волю подавляют? Просто держат как в тюрьме.
– Не думаю, что это тюрьма, скорее хранилище. Где все спят в анабиозе. Проблем меньше, охранять проще, ни драк, ни бунта, кормить проще, если кормят.
– У тебя богатая фантазия.
– Нам нужно попасть в госпиталь. Убедится, что есть не инфицированные.
– Нам??? – возмутился я, но она мимо ушей.
– Мы должны все выяснить о враге, чтобы победить, а не прятаться. Чем больше информации, тем больше у нас шансов.
– Туда попасть легко, но выйти не возможно. Это верная смерть.
– Ты поможешь мне?
– В чем? Побыстрее умереть?! Ты и сама справишься!
– Вейл, ты нужен мне.
– Я не собираюсь потакать безумным идеям сумасшедшей! Ты спятила!!
Она замолчала. Мне нравится, как она называет меня по имени, во мне это отзывается переливами теплоты. И я не считаю ее идеи бредовыми, но если только про госпиталь. Она себя видела? Маленькая, хрупкая, нежная, а мыслит как амбал-наемник, упрямая, смелая. Уверен, она своих замыслов не оставит и пойдет без меня. Упертая. Но тут новый вопрос.
– Как ты узнал о приборе?
– Взял у одного из них. Мертвого.
– Но зачем им проверять нас, если мы здоровы?
– Смертельно больных убивают на месте.
– Но прибор этого не определяет! Как они узнают, что это неизлечимо больной не проверяя ни как? Чувствуют? Как? Сплошные пробелы.
Не определяет точно! Я об этом не думал, а у нее бошка варит! Поражаюсь тому, что твориться в этой красивой головушке. Умница. Надо это проверить. Я про прибор.
– Где они хоронят трупы? На территории?
– Не знаю. Наверно, – я даже догадаться не могу, в какую сторону она думает.
– Надо выяснить, – как приказ. Она мне приказывать будет?!
– Зачем? – но сдерживаюсь.
– Если вывозят за территорию, то обследовать трупы. Попытаться отбить одного, нам нужен тот, кто был внутри.
Отчаянная баба! Ты хоть раз пыталась кого-то у них отбить?! А я знаю, что это такое!
– Есть явные визуальные признаки зараженного вирусом?
– Глаза. Белесые глаза, как у варенной рыбы.
– А кроме этого? Это все? Речь? Движения? Что мы вообще знаем о вирусе? Понятно, что воздушно-капельным путем он не передается, но как конкретно? Нужно выяснить как можно больше об этой заразе.
– Что речь? Я с ними беседы не вел!! – раздраженно.
– Надо одного в плен взять и поговорить. Попытаться.
– Эля, ты спятила?! Где ты будешь его держать? Ты отдаешь отчет, что подвергнешь опасности не только себя, но и всех. Все завязывай! Спи. Сама сказала, что вставать рано. Все отбой! Достаточно разговоров на сегодня. Я спать.
Укрыл голову одеялом, не желая дальше разговаривать. Ненормальная, до чего она еще додумается, на чай их пригласить?! Но все-таки я ей восхищался. Она зрит в корень, не как принцесса, а как солдат. Не удивлюсь, если сама им в плен сдастся, ради любопытства. Дурость, граничащая с безрассудностью.
– Мне нравится, как ты зовешь меня Эля, так мама только звала.
Чувствую ее тоску, печаль и еще что-то, отчего-то стало больно дышать и появилось волнение. Что-то в ее голосе. Я и не заметил, что так назвал. Вырвалось как-то само.
– Вейл, – зовет тихо, напряженно, но нежно. Мурашки по спине.
Не отвечаю, пусть спит, хватит болтовни. Зовет еще пару раз, не реагирую. Мне уже мерещится, что она рядом стоит. Ах нет, не мерещится. Потрясла за плечо легонько.
– Вейл, я сама к тебе пришла, – тихо и взволнованно.
– Молодец, что пришла. Спи, давай, – раздраженно я.
Я понял это как то, что она согласилась идти со мной обратно, согласилась ночевать здесь. Поэтому так и ответил.
– Ты не понял. Я пришла к тебе. Сама. Вейл. Сама.
До меня медленно начало доходить, что она имеет в виду. Внутри все сжалось в комок, а потом захлестнуло волной эмоций. Этого просто не может быть! Это сон? Мне показалось? Я окаменел аж весь.
– Вейл, посмотри на меня, – очень сладко и эротично.
Блядь! Меня словно подкинуло, сдернул одеяло и сел. От моих резких движений она отступила на шаг. Смотрю на нее и не могу поверить, а внутри уже все дрожит от возбуждения и предвкушения. В одной моей футболке, ноги голые, волосы распушены, а глаза горят, губы поджаты. Между нами наэлектролизовался воздух до такой степени, что одно движение и взрыв. Я не двигаюсь, она тоже. Боюсь спугнуть удачу, дышу то через раз. Понимаю, что она ждет малейшего знака от меня. Если я хоть что-то сделаю не так, пиши пропало. А внутри все огнем горит. Я хочу и боюсь этого одновременно. Думаю, она тоже.
– Эля, – не узнаю свой голос, – Ты уверена?
– Да. Я хочу, – очень тихо, но я расслышал, – На меня еще никогда так никто не смотрел как ты, – и маленький нерешительный шажок ко мне стройной ножкой.
Во мне щелкает сдерживающий блок. Вскакиваю и к ней, подхватываю на руки и впиваюсь в ее губы. Обхватывает ногами меня за талию, руками за шею, отвечает с не меньшей страстью. Все мозги отдыхают, я добрался до запретного. Сжимаю, глажу, целую. Перемещаемся на кровать. Раздеваю, боже как она прекрасна, дурею еще больше, я могу прикасаться к ней. Я касаюсь, а ей нравится. Это крышесносно. Кайфую от того, что ей ласкать меня доставляет не меньшее удовольствие, она тащится. Разгоняемся до предела за считанные минуты. Не жеманничает, полностью открыта, без комплексов. Не терпение обоих зашкаливает, с родни сдвига. Сама раздвигает ножки и смотрит призывно. Упираюсь головкой в ее лоно и не двигаюсь. Поздно понимаю, что могу причинить боль, она узкая маленькая, надо аккуратно. Да, не девственница, но и у меня не стручок, как я утверждал, нужно аккуратно. Я не хочу причинить ей боль своим размером. Смотрю в ее глаза, наслаждаюсь моментом, он ценен для меня. Момент полного доверия и открытости. Но она сама насаживается на него на половину одним толчком, прикрывая глаза от наслаждения и выгибаясь. У обоих срывается дикий стон. Боже! Она такая горячая, узкая, влажная все для меня. Двигаюсь плавно, наслаждаюсь ее стонами, но чувствую, что не выдержу так долго. Слишком вкусная, слишком сладкая, сейчас взорвется не только мозг. Я еще не кончил, а хочу ее снова, мне мало. Еще, еще, еще. Как можно больше. Глубже, всю. До конца. Да, детка ты прелесть! Все нет сил. Резко выхожу и кончаю ей прямо на живот. Ловлю ее недоуменный и нахмуренный взгляд. Наверное, я громко рычу и стону, не осознаю этого. Падаю лбом ей на грудь, пытаюсь отдышаться, успеваю поцеловать сосок между делом. Руками притягивает, чтобы я лег на нее полностью, боюсь раздавить собой, ложусь рядом с боку. Лежим, молча, лишь мое громкое дыхание, которое постепенно успокаивается. Я даже не сразу понял, что она меня гладит, маленькими пальчиками выписывает узоры на плече, улыбнулся. Моя девочка не удовлетворена, но не упреков, не томных вздыханий. Дай мне минуту, сейчас все будет. Сори за облом, я все наверстаю. Приподнялся и с этими мыслями посмотрел на нее. Мне ответили сияющие глаза и нежнейшая улыбка, а в глазах « Я знаю, все хорошо». Как же она красива, так не бывает.
Бадлею от нее. Как пьяный. Не нацеловаться, не надышаться, не натрогаться не могу. Как насчет язычка? Я всю тебя готов изнежить и вылизать, всю до последнего сантиметра. Устраиваюсь между ее ножек. Полетели детка!