Элиз 89-я

Внутри я матерился на него от души, а внешне медленно выдул воздух изо рта облегченно. На моем лице было все написано. Облегчение и радость от того, что доказал. Ее глаза повеселели, губы дернулись в легкой улыбке.

– Дени, докажи, что я здоров, а в лагере безопасно. Прием.

Минутное молчание, а потом с издевкой:

– Вейл ты, что там чё прибухиваешь?! Принеси мне. Ну, хоть разочек! Прием.

Я готов был его удавить, сукин сын. Я бы смачно выматерился на него, но за мной пристально наблюдали ее глаза. Сдержался.

– В лагере все в порядке? Прием.

– Ты ушел не так давно. Извини, еще ничего не произошло. Разве только я отлил. Прием.

– Все отбой. До связи, – а то наболтает еще чего лишнего.

– До связи, – ответила рация и утихла.

А зеленые глазищи не отрываясь сверлили меня. В них появились смешинки и доверие. И улыбка. Ровные белые зубки обрамляли пухлые нежные губки. Хотел бы я попробовать их на вкус, ох как хотел, аж сглотнул. Сам остановил себя мысленно «Забудь». Не по твоим зубам ягодка.

– Довольна? – она кивнула «да», шапка упала на глаза, поправила, – Тогда поехали дальше. Скоро стемнеет. Да! Забыл спросить. Раны, болезни есть какие? Ну, мало ли.

– А если есть, пристрелишь?!

Посмотрел на нее как на сумасшедшую:

– Там есть доктор, психическая! Ничего. Дедуля тебе мозги вправит. Это он умеет.

– Какой дедуля? Это ваш главарь?

Я рассмеялся в голос. Во блин дает! А она опять сканирует меня пристальным взглядом. Нервирует. Хвалит пялиться на меня, на дорогу смотри!

– У нас нет главаря. Мы не банда, а семья, у нас равноправие.

– Как вам удалось… – в голосе недоверие, – выжить?! Не заразится.

– А вам мадам?

– Мадмуазель, – язвительно.

– Да похер!

– Попрошу при мне не выражаться!

– О! Етит твою мать! А то че?! – диктовать она мне тут будет, – Голубых кровей что-ли?! Аристократия? За какие такие грехи тебя тут бросили, не эвакуировали со всей знатью?! Нашкодила? Интересно, что надо сделать, чтобы тебя бросили тут!?

– Не твое дело! Козел! – орет прям в горло и отворачивается к окну.

Резко торможу, так, что она чуть не ударилась об панель, вовремя руку выставила. Хорошая реакция, отметил про себя. Если честно не подумал, что она не пристегнута и может удариться, забыл.

– Все! Выходи!

Смотрит настороженно и зло, но без страха. Играем в гляделки опять. Как могу, сдерживаю улыбку, просто мы приехали, а она что подумала? Что я обиделся? Ща увидим.

– Ладно, извини, – говорит вдруг и хмурит бровки. Симпатично.

– За что? – строжусь, аж зубы сжал, чтобы не улыбнуться.

– За козла! – опять повышает голос, – Я расскажу, дай время. Не сразу же. Доверие сначала нужно заслужить.

– Все равно выходи, – зло как мог, пауза, – Поможешь мне воды набрать. Приехали. Вон река, – киваю головой в сторону.

Надо было видеть, как менялся ее взгляд на радостный и не верящий. Многое бы отдал, чтобы еще раз это увидеть. Ух! Мне аж понравилось. Смотрит по сторонам, видит реку. Выдохнула облегченно и даже улыбнулась.

– Сразу нельзя было сказать?!

– Тогда бы ты не извинилась.

– Тогда ты еще больший козел! – с улыбочкой. Я искренне посмеялся.

Мы взяли канистры из багажника и направились к реке, она за мной по пятам. Ей одну, мне три.

– Какое сегодня число? – я аж оглянулся от ее вопроса.

– Двадцать пятое ноября. А что? – странно, что она спросила про дату.

– Ничего, – смотрит под ноги, задумалась.

– Ты давно одна бродишь?

– Не очень, – ответила тихо, мне показалось, она что-то считает что-то, ответ расплывчатый. Обычно называют точное количество дней. Решаю задать еще один стандартный вопрос:

– Где жила до этого?

С радостью называют адрес, а потом причитают, что все разрушено, но тут тоже тупик, отделалась расплывчато, не как все.

– Это уже не важно, – пауза, – Ты выстрелы слышал до того как натолкнуться на меня?

– Нет. Какие выстрелы? Где?

– Там были люди с автоматами, они убили женщину, а двоих забрали с собой, – и добавила, – На машинах.

– Странно, я вчера там все обходил, никого не было. Пришедшие, наверно, как ты.

– Ты ищешь выживших? – удивленно.

– Да, – хотел сказать не только я, но не сказал.

– И много нашел?

– Ты 89-а. И не я один ищу.

– Так много! Сколько же людей в лагере? Как вам удается скрываться от этих?

– Много болтаешь. Набирай, давай.

Но она не шевелилась, словно замерла, глядя на ту сторону реки, ушла в себя. Я ее не тревожил, набирал сам. Она так и стояла, замерев на месте и глядя в одну точку. Странная какая-то. Набрал все четыре, она так и смотрела, замерев. Иногда поглядывал на нее. Интересно о чем она думает? Канистры 20-ки она и одну не подымет. Взял две и пошел к машине, она хвостом за мной, даже приятно как-то. Мелькнула мысль « Хочу, чтобы такая красотка, бегала за мной по пятам». Здорово. Всякая дрянь в голову лезет!

– Сядь в машину, там тепло. Я принесу остальные и мы поедим.

Она послушалась, я пошел за оставшимися канистрами. Уже взял их, как услышал приближающийся рев моторов. Я не успею добежать, даже если брошу их, слишком далеко. Кричу ей и машу рукой, чтобы бежала ко мне. Свистнул.

– Эй! Сюда быстро!

Она услышала, оглянулась назад, но ее реакция поставила меня в тупик. Она прыгнула на водительское сиденье, завела двигатель. Махнула мне, чтобы я прятался, и газовала, ожидая их приближения, оглядываясь. Я охренел, но спрятался. Как только они ее заметили, рванула с места, уводя их за собой. Еще пару минут я матерился.

Пять минут подождал сидя на канистрах, покурил. Че делать? Она может, вообще не вернется?! До дома черт знает сколько. Делать нечего, надо выбираться. Твою же мать! Меня лишили транспорта! Этот район был мной плохо обследован. На обочине много брошенных машин, решил проверить их на наличие необходимых вещей и вывести из строя заодно. Аптечки, батарейки, вода, еда, находилось много чего. Взял две канистры и пошел по одной стороне, машина за машиной обыскивая. Набиралось много, пару сумок спрятал, потом заберу. Потом по другой стороне дороги проделал тоже самое. Канистра на дороге как маячок, если вернется, то увидит ее, поймет, что я рядом. Должна понять, не дура вроде. Очень хотелось, чтобы она вернулась и чем скорее, тем лучше. Я же вернулся за ней. Найду, по жопе отшлепаю!

Прошло два часа, я с рюкзаком за спиной, две канистры, две сумки, дошел уже до города. Еще километр и сворачивать, спускаться под землю. Жаль ее, красивая очень, молодая. Даже имени ее не узнал. Пусть лучше живая будет, просто заблудилась, не нашла меня. Ничего, сейчас разгружусь и пойду искать тебя 89-я. Найду где бы ты, не была. Живой или мертвой найду. Лучше живой. Ничего найду!

* * *

– Вы действительно пошли бы ее спасать после того как она бросила вас? – спросил Николос.

– Да.

– И где бы вы ее искали?

– Четкого плана не было, но… Она не бросила меня, она спасла, уводя их от меня. Это разные вещи. При этом совершенно меня, не зная и рискуя собой.

– Простите, можно я включу диктофон, вы не возражаете?

– Как угодно.

– Так будет проще, потом отработать детали.

Вейл никак не отреагировал, пока Николос возился с диктофоном.

* * *

Сзади рев мотора. Бросаю канистру на обочине и прячусь.

Она подъезжает медленно, смотрит по сторонам пристально, вглядываясь в темноту. Канистру увидела, остановилась, выскочила и давай кричать:

– Вейл! Вейл! Вейл! – мне нравился ее голос. То, как она произносила мое имя и легкая тревога и волнение в нем.

Я вышел из укрытия, улыбаясь, помахал рукой. Я был очень рад, что она вернулась. Живая. Рванула ко мне со всех ног радостно, улыбка до ушей. И со всего маха обняла меня, чуть не сбив с ног, аж сумка выпала. Мне неудобно стало, так меня еще никто не был рад видеть из выживших. Жмется, не отпускает. Поднимает глаза и радостно:

– Я нашла тебя! Я нашла.

– Нашла, – шепчу, умирая в ее глазах, мне кажется, она говорит о другом. Что она меня нашла по жизни, как мужчину. Мне нравиться эта мысль. Она дает мне тепло в душе. Сам одной рукой приобнял ее и не могу понять своих чувств. Словно обнимаю что-то родное, нужное, важное, что-то давно забытое, но только что найденное, долгожданное, такое необходимое, желанное. Как в детстве, когда мама обнимала.

– Помогу. Я помогу, – запрыгала, пытаясь забрать у меня сумки и подбирая упавшую сумку. Смешная. Она мне поможет.

– Не надо я сам. Вези нас домой, – не мог не улыбаться, – Я устал тут бродить.

– Домой? – суетится она рядом, – Это в лагерь?

– Домой это домой. Уже поздно, в лагерь пойдем завтра, а сейчас ко мне домой. Скоро рассвет и здесь будет не безопасно.

– А где твой дом? – удивилась она.

– Увидишь, до него ближе.

– Там безопасно?

– Ты сама в порядке? Целая?

– Да. Я увела их далеко в город, а там оторвалась и спряталась. Выждала немного и сюда. Я уж думала не найду тебя. Как хорошо, что нашла, – мне подарили улыбку, не первую но, запоминающуюся, – Ты специально канистру оставил? – я кивнул, – Молодец. Я сразу поняла. Уже, наверное, думал, что я тебя бросила и не вернусь? А я искала тебя. И нашла.

– Я тебя ждал.

– И как долго ты бы меня ждал?

– Пока не дошел бы до города.

– А потом?

– Пошел бы тебя искать.

– Что прямо в город?! А если бы я была уже мертва?

– Ты жива и ты вернулась. Все поехали.

Я уже сгрузил канистры и сел на пассажирское сидение, она за руль.

– Не боишься, что я за рулем? Обычно мужчины не любят женщин за рулем.

– Наглядно убедился, что справляешься. Слушай, я устал, поехали.

Мы тронулись с места. Так я мог ее разглядывать спокойно, пока она следит за дорогой. Как она меня до этого. Да и отстреливаться так проще.

– Как твое имя? – спрашиваю ее. Должен же я знать. Самому уже интересно.

– Элизабет Доил, – с грустинкой в голосе. Как будто стесняется своего имени, и ждет от меня какой-то реакции, – Можно просто Элиз. Ни о чем не говорит?

– Нет, а должно?

– Роберт Доил, – уточняет она.

– И? – не понимаю я.

– Мой отец. Роберт Доил. Мэр этого города.

– А-а-а-а! – тяну я. Черт подери! Дочь мэра! Но почему она здесь? Решил пока прикусить язык, пусть сама говорит, – Все-таки голубых кровей!

– Думаешь, я голубых кровей? Избалованная девчонка? Вовсе нет. Мама умерла и большую часть жизни я жила с нянями, папу видела по праздникам. Я не соответствовала папиным представлениям о дочери. Я обожала стрелять, бегать кроссы и марш броски, обожала казарму и все, что касаемо военной подготовки. А он хотел видеть послушную принцессу в красивом платьице. Мы постоянно ругались из-за этого. Не находили общего языка. Я не избалована, уж поверь.

– Военная подготовка? – не поверил я.

– Да. Спецшкола « Служба Родины».

– Ты солдат? – не укладывалось в голове.

– Не совсем. Тактик, стратег, картограф. В бою еще не была, только тренировки и практика, отработка. Вообще, я еще только учусь.

– Интересно.

– Не веришь?!

– Верю, – соврал я, – И кем хотела быть? Агентом?

– Специализацию пока не выбрала.

Она болтала, но я плохо слушал, я любовался ее профилем. И мне жутко хотелось снять с нее шапку и размотать этот чертов шарф. Посмотрел на ее ручки на руле, крепко держит, ухоженные, без колец, короткие естественные аккуратные ноготки. Чуть не прохлопал свой поворот, загляделся, разглядывая ее детально.

– Стой! Стой. Приехали. Вон туда поверни, там оставим, дальше пешком.

Она сделала все, как я просил. Собралась выходить, но я остановил:

– Сиди здесь. Унесу вещи и вернусь за тобой.

– Я с тобой. Я помогу.

– Нет, я сказал! Так надо, – но смягчился, – Я не брошу тебя. Делай, как я говорю.

Когда я постучал ей в окно, после того как унес половину вниз, она вздохнула с облегчением и сразу выскочила радостно. Даже улыбнулась. Внутри опять кольнуло.

– Идешь строго за мной, ни шагу в сторону, след в след. Здесь все заминировано. Как в зоне смерти. Поняла? И я не шучу. Кивни.

Ее глаза округлились, потом покивала. Но идти молчком она не умела.

– Как в какой зоне смерти?

– Которая, вокруг города идет.

– Периметр заминирован? Но зачем? От нас?

– От всех. Потому, что здесь смертельный и опасный вирус, не хотят умирать. Расстреливают все, что движется на подходе. Без вариантов.

– Но ведь здесь есть и здоровые люди. Это жестоко. Им не дают шанса на спасение.

– Жизнь вообще штука не справедливая. Хотя откуда тебе знать. Действенно, практично, надежно. А о здоровых они не знают. Боятся за свои шкуры. Изоляция. Когда передохнут все, то и вирус умрет. Так проще.

– И ты так спокойно об этом говоришь?!

– А как еще? Это нормально. Как бы ты поступила на их месте?

– Еще раз проверила все данные и вводные. Сходила на разведку.

– И что им проверять? Они ничего не знают о вирусе. Изолировали и все. Боятся.

– Мы должны им сообщить.

– Что? Как? Все сломано, ничего не работает. Да и зачем?

– Почему им нужна наша кровь? Ну, этим …больным.

– Для переливаний, чтобы уменьшить собственную боль и продлить существование.

– А как часто им это требуется?

– Я не знаю. Я тебе кто?! Помолчи немного, – разозлился я. Тысяча вопросов в секунду. Женщины, у них рот не закрывается! Не знаю, на что я рассердился. На то, что у меня нет ответов или на то, что у нее вполне рациональные вопросы. Но на нее это не подействовало.

– А почему они убили ту женщину, если им важна каждая капля крови?

– Закрой рот или мне применить силу и заклеить его! – прикрикнул я.

Обиделась, я чувствовал. Но молчала. Остановился у заваленного лаза, освободил его. Открыл люк и сделал жест рукой:

– Прошу вас.

– Куда? Туда? – в замешательстве и вытягивая шею, смотрит вниз, на ступени. Такой реакции я и ожидал, – Ты шутишь?!

– Ни сколько. Шевели ногами. Или ночуй в машине.

Нахмурилась, но стала спускаться осторожно. Я следом, закрыл люк на засов. Сунул ей в руку фонарик:

– Иди впереди, свети. Я буду говорить куда.

Взял канистры и сумки. Теперь я шел за ней.

– Дай хоть одну. Я могу.

– На вот эту, она легче, – дал ей самую маленькую сумку.

– Ты под землей живешь?

– Папа не водил тебя по таким местам? Плохо пахнет да?

– А ты раньше, где жил?

– Здесь и жил.

Шли довольно долго, то влево, то вправо. Бесконечный лабиринт, в котором я знал все входы и выходы.

– Как долго ты тут живешь?

– Долго.

– Но почему?

– Нравится.

– А родные у тебя есть? Были? Прости. Расскажи о себе.

– Сразу после того, как ты о себе расскажешь.

– Я уже хоть что-то рассказала, а ты о себе ничего, – в голосе обида.

– Я вдруг стал тебе интересен?! Как ты оказалась здесь? Дочь мэра, – у меня недоверие и ирония в словах. Она помолчала немного, мы повернули еще несколько раз.

– Последние несколько дней я провела, не загорая на лазурных берегах и греясь на белом песочке, а в подвале, прикованная цепями к стене. Меня похитили 2 ноября по дороге из дома. Мешок на голову и укол снотворного. Очнулась в бетонной клетке с маленьким окошком под самым потолком, не достать, не пролезть через него.

Чем больше я слушал, тем больше хмурился. И ведь пошла со мной после всего, совсем меня не зная. Кошмар. Врагу не пожелаешь. Так вот, что ты считала?! Дни.

– Да и что подставлять, чтобы взглянуть в него? Матрац на полу лежащий? Ведерко для нужд или полторашки чистой воды? Но зато я по нему определяла время. Еду регулярно просовывали в специальную щель под дверью. Вечером приходили двое в масках и молчком меняли воду и ведро, забирали посуду. Меня не пытали, со мной не разговаривали, камер внутри не было, я проверяла. Вывод один, меня похитили для выкупа. С дуру решила, что это ненадолго, придется потерпеть, папа выкупит в ближайшее время. Это не первое мое похищение с целью выкупа. От цепей избавилась в первые два дня, но вечерами делала вид, что в них. И ждала, ждала, ждала. Сама уже не зная чего. Надежда таяла как дым, а время тянулось как резина, все дни как один. Чтобы не сбиться со счета, стала делать зарубки на стене. И на пятнадцатый день поняла, что что-то не так. Мне не приносили еду, никто не приходил и так три дня. А еще стало холодать, а одежды нет. Вода кончалась, хотелось жрать. Я поняла, что меня бросили умирать. Я ненавидела отца и всех вокруг. За что?! – тяжело вздохнула, – Потом были взрывы, надеялась, что при одном из взрывов рухнет стена, или хотя бы щель. Но мне не везло. Что вообще творилось? Война началась? Тогда тем более надо выбираться самой, а то никто не узнает где могилка моя, а помирать очень не хотелось. Особенно вот так! С замком я возилась долго, а когда открыла, сама себе не поверила. Вырвалась и ужаснулась, не узнала город, словно в другой мир попала. Первым делом к дому отца, но там руины. Из разбросанных листовок и газет кое-что стала понимать. Прошлые ночи ночевала в подвалах, и все время двигалась, госпиталь и людей с автоматами избегала. Хотела добыть еды и выбираться из города, но про зону смерти не знала. Вот как-то так.

Мне не хотелось комментировать ее рассказ, говорить что-то типа « Мне жаль». Да! не повезло девчонке и с папой и с ситуацией. А если бы не он, может и не похитили бы ее. А может и хорошо, что похитили, жива до сих пор. Опять же, не похитили бы, то давно была бы на той стороне. Шишки свалили заранее, это на простых людей насрать. Я так думал, доказательств у меня не было.

– Долго еще?

– Нет.

– Прости, конечно. Но мы ходим по кругу, – заявляет уверенно и раздраженно.

Опа! А вот это интересно! Естественно я подстраховываюсь и путаю тебя, чтобы если чего. Ну, на всякий случай. Не люблю гостей. Она догадалась или точно это знает?

– С чего ты это взяла? – хмыкаю недоверчиво.

– Закономерность поворотов, я посчитала. Здесь мы проходим уже третий раз.

Ты посчитала? Как? Охренеть! Серьезно?! Это возможно? Не верю своим ушам.

– И где вход? – удиви меня. Я окончательно охренею, если покажет! Но это не смешно, это пугает. Еб%чий картограф, а я не поверил!

– Я не знаю. Но если ты меня проверяешь…Не доверяешь мне.

– Не хотел прерывать твой рассказ, – выкрутился я.

– Ты не веришь мне? – и искренний взгляд, – Но это правда!

– Верю. Идем.

– А как ты выжил?

– Я был примерно в таких же условиях.

– Тебя похитили и держали взаперти?

– Нет. Я сам себя изолировал под землей.

– Зачем?

– Я говорил. Ты много болтаешь.

– Но ты обещал мне рассказать о себе! Я уже рассказала о себе.

– Расскажу, когда прейдет время. Стой.

– Но здесь нет двери, – она поводила фонариком по кирпичной стене.

Я поставил ношу на пол, руки аж затекли. Нагнулся, нажал на скрытый рычаг, стена послушно отъехала в сторону.

– Заходи, сейчас свет включу.

Светит фонариком и входит, заношу вещи, закрываю двери, включаю свет. Щурит глаза от света, осматривается. Стягивает шапку и все что намотано на голове, светлые волнистые волосы рассыпаются по спине, я замираю, глядя на это. Вот это копна шикарная, у головы темнее, а на кончиках светлее и вьются. Роскошно.

Еще и головой потрясла. Разматывает шарф, раздевается, присаживается на ближайший стул, трет руки:

– Свет есть, и здесь тепло. Цивилизация, – выдает довольно.

– Там обогреватель, – я указал ей на него, – Можешь погреть руки. И другие части тела, она пошла к нему, – Включу еще другие, будет теплее.

– Генератор? – я кивнул, быстро схватывает, – Почему его не слышно?

– Шумоизоляция, скрыт.

Я отнес канистры к кухне, и увидел разбросанные вещи по всему полу, стало стыдно, неудобно перед ней, я не неряха, просто собирался впопыхах. Молюсь, чтобы не съязвила по этому поводу, глянул на нее, собирая шмотки. Греется, улыбается хитро, не сдержалась:

– Не ждал гостей?

Не ответил, но вспомнил про гору посуды и разбросанные бутылки у кровати. Воды не было, поэтому и не мыл посуду. И вообще! Это мой дом. Какого лешего я суечусь? Это просто девчонка! Да красивая. С обалденными зелеными глазами и шикарными русыми волосами до пояса. Завтра отведу ее в лагерь и забуду. Элизабет, дочь мэра. Необычная девочка, очень не ординарная. «Я нашла тебя», « Мы ходим по кругу».

Продолжает раздеваться, снимая гору одежды с себя, гора растет рядом. Стараюсь не смотреть, словно мне нет дела, но глаза сами туда лезут постоянно.

– Послушай, я вижу ванну, а можно помыться? – спросила она, виновато словно выпрашивая.

Помыться ей! Вода между прочим дифицит! Да и нагреть ее еще нужно. Девочки! Помыться, губки накрасить! А дальше что? На шею мне сесть? У меня руки ноют еще, как я ее тащил, а ей уже истратить все надо. Ух!

– Можно, – буркнул я не добро, – но придется ждать. Вода греется не быстро.

Снял ботинки, куртку, убрал оружие. Один пистолет оставил на щиколотке, кто знает эту дуру, вдруг кинется. О! Надо пожрать еще. А наша принцесса хочет мыться. Взял канистру пошел к ванной у стены. И пока откручивал крышку, услышал возмущенное взвизгивание:

– Что прямо здесь?! Вот так?! – а сама бегает по мне странным взглядом, словно мысленно измеряет меня, плечи, бицепсы, бедра.

Я не стал скрывать ухмылочки:

– Сама просила.

– Но не так же?! – прикусила губу, глядя на мою задницу, как мне показалось.

– А как? Шторка есть, – потрепал край клеенки, совершенно прозрачной. Мне скрываться не от кого, вода на пол лишь бы не лилась. Опустила глаза в пол, нахмурилась, надула губы. Я жду, когда вода из канистры стечет в ванную. Вот мне делать больше нечего, как прислуживать тебе! Я лично мыться не собирался сегодня. Хочу, не хочу, буду, не буду. И что за взгляды такие? Что ты там прикинула? Справишься со мной или нет? Не справишься, я сильнее. Сам представил, как заваливаю ее на кровать и держу запястья. Тряхнул головой, нет. Я не стану.

– Как хочешь. Я лично помоюсь с тобой… или без тебя.

И запнулся, я не это имел в виду, я с ней и не собирался, но как будто собирался. Бросил на нее быстрый взгляд, как она это поняла. Пропустила мимо ушей, задумалась, глядя в одну точку. Вдруг стало ее жаль, ее держали в подвале, сколько она уже не мылась? И я еще тут со своими подколками. Она же девочка, стесняется, боится. Я тут еще дядька не хороший. Большой, страшный. Но не боится, просто стесняется. Говорят у меня взгляд тяжелый, надо как-то ласковее на нее смотреть.

– Я уйду в другую комнату, подсматривать не стану, крикнешь, как закончишь. Бросила на меня благодарный взгляд, а на ее улыбке я просто залип. В канистре вода закончила стекать, а я сижу как идиот, не двигаясь, даже не моргаю. Придурок, зачем это сказал? Прикольное зрелище пропустил. На ней еще надета кофта поверх делового костюма, все рваное и мятое, ватные штаны, рваные носки. Выглядит жалко, словно бомжи покусали. Я фантазирую, что под всем этим. Снимай уже быстрее.

– А можно еще малюсенькую просьбу, – она игриво пальчиками показала небольшое расстояние, а глаза сияют как изумруды. Ну, началось! Дай в рот пальчик, откусит по локоть! Не идти на уступки! Но вместо этого просто кивнул с пустой канистрой в руках на весу. Уже надо бы вторую взять.

– Можно надеть что-то твое? Просто в этом я уже давно, поизносилось, порвалось и грязное, – плечиками жмет игриво, показывает на рванный рукав пиджака, – Что угодно, но чистое и целое, если можно.

Ну, да! У меня же тут супермаркет, выбирай, что хочешь, и все твоего размера! Бабы! Ты меня видела? А себя? Моя футболка тебе как платье. Хотя…Я бы посмотрел на это. А трусы я тебе тоже свои дам? Без трусов лучше бы. Так! Все! Стоп!

– Найдем, – говорю хриплым голосом и встаю с ванной.

Какого черта?! Меня двоит. Мысли куда-то не в ту сторону. Кто ты и кто она! Да никогда в жизни не быть этому. Дочь мэра и вор. Точно! Развесил уши. Похлопала глазками, улыбнулась, ты и поплыл! Уймись! Забудь. Да ты ей нахер не сдался! Завтра ее уже здесь не будет, потерпи. Включил кипятильник, брошенный в воду, и только хотел сказать ей, чтобы руки в воду не пихала, проверять воду, а то током шарахнет. Мало ли! Вдруг тупая! Избалованная же. Поворачиваюсь и не успеваю раскрыть рот, как она уже возле меня, не позволительно близко, с сияющими глазами, радостной улыбкой. От неожиданности воздуха рывком втянул.

– Спасибо тебе за все. Что помощь предложил. Правда, спасибо.

Обняла меня всего вместе с руками. Ну, насколько ее размаха хватило, и прижалась, голову на грудь положила. Я бы отступил, но не куда, сзади ванная. Вот черт! А это приятно, но неудобно как-то. Держит, не отлипает. Что там делают в таких случаях? Похлопать по плечу, сказать спасибо, или пожалуйста? Ага! Сейчас! Перебьется! Девчонки они этим и берут. Липнут, обнимают. Не бери в голову! Это она так. Просто слишком эмоциональные создания.