Революция абсурда

Прозрачный голос чиркнул по нервам: «Дефрагментация личности… Синхронизация имплантат…»

– Меня перебирают по винтикам, – первое, что пришло на ум.

Я опустил глаза – вернее, то, что от них осталось. Свежие глазные имплантаты были лучше, совершенней. Я не знал, выть мне или радоваться. Безупречная чёткость и фокус стоят больших денег. Этим подарком меня вгоняют в кабалу. В голове стучало: «Ты выполнил свою программу. Ты видел. Ты …» – мысль обрывалась, как голограмма при скачке напряжения.

– Что они делают? Кто это делает? – лишь тени ползали в ответ.

Жив ли я вообще или это глюки прошивки? Меня не покидал этот вопрос. Что это за ощущения? Что за временные скачки? Мой взгляд прыгал зигзагами. Камеры таращились на меня циклопическими глазками на обшарпанном потолке.

«Вставай!» – зудел нейрочип. – «Твоя новая жизнь ждёт».

Ледяные ремни разжали меня. Дрожащими руками я вцепился в фигуру рядом. Мои ногти проехались по металлу. Это был дроид. Он разглядывал меня через цилиндрическую линзу. Я опёрся на больную ногу: дряхлое колено заменили. Новая жизнь? Не верилось мне, что всё просто. Место мало напоминало операционную. Мир вокруг пульсировал неоном. Рядом с блестящим хромом стеллажей громоздились каталки с латунными поручнями. Медицинские капсулы и барокамеры, мерцающие холодным синим светом, вмонтированы в кирпичные стены, словно кто-то встроил кусочек будущего в разрушенный сарай. Медные трубы, оплетённые толстыми кабелями, изгибались по потолку, напоминая спутанные лианы. Вместо тонких экранных полотен данные выводились на круглые экраны с трещащими катодными трубками. Деревянные ячейки покосило от сырости. Воздух пропитан запахом озона, разогретого масла, формалина и хлора. От смеси запахов мутило. Шныряли дроиды, чувствовался палёный металл и невыносимый душок размороженного холодильника… На табуретке возле мигающего голографического дисплея пыхтел треснутый ламповый телевизор, транслируя мутный шуршащий кокон. Дрожащая картинка, казалось, гипнотизировала дроидов. Они один за другим поворачивали медные головы, прикладывали к экрану телевизора перепончатые лбы для аускультации сигнала.

На стене рядом с новеньким голосовым интерфейсом висел коммутатор с поблёскивающими алюминиевыми проводами и телефон прямой связи.

«Вряд ли телефон нужен для связи с палаточными жителями». – Я полагал, что тайна диагностического центра простирается глубже – ещё ниже на несколько уровней. Я же недолго летел на лифтостуле? Дроиды припадали иногда к телефону силиконовыми присосками на выдвижных тонких нержавеющих штоках, которые складывали в подобие кисти, и трещали: «Пи? –Пи–Пип!».

– Объект чист, – вылетело из рупора.

Я подпрыгнул. Вера в высокие технологии сменилась ужасом. Я ничего не могу сделать этим латунным жителям. Они щёлкают реле. А я думаю, какой бы вирус запустить, чтобы обратить одного из дроидов в оружие к свободе. У них даже нет биоса! Что я собрался программировать? Выдать несколько тысяч строк со встроенном кодгеном – не проблема. Мне придётся компилировать… Я не знаю архитектуру железа! Код у перечницы шустрей, чем прищёлкивание реле! Вон ломик – так надёжней. Сбить радиатор – верное решение. Господи, там обычный вентилятор. Достаточно просунуть гвоздь между лопастями и вызвать перегрев. Ломик… унесли.

Дроиды поскрипывали шестерёнками, фокусировали окуляры и разгадывали, что же я такое. Благодаря склеенной облицовке из пластика они выглядели, как участники боёв без правил. У одного в расщелине рта торчал узкий фонарик, а в глаз монтирована увеличивающая линза, пропускающая тёплый сканирующий луч. Чуткие антенны вращались и ощупывали меня. Телефон прямой связи гудел, как турбина. Тощий дроид из толпы собратьев прицельно выстрелил в сторону телефона гибким шлангом с щипцами и динамиком на конце. Шланг служил гибкой кохлеарной трубой. Доносились щелчки в два потока, напоминающие азбуку Морзе с фрагментами бинарного кода.

Дроид наговорился. На его грудной клетке раскрылись дверцы, как у топки. С шипением выехала линза, чёрная, похожая на глаз язвы. Дроид приблизился. Универсальным шлангом он дотянулся до покосившихся деревянных ячеек в стене и рыскал с минуту. Моя фотография летала, как подбитый самолёт. Я понял, что он держит стопку тонких перфокарт. «Моё досье…» – я медленно оседал на железный стул. Поршни на руках дроида исступлённо заработали. Я понял: технологии на пару вышли на отдельный виток. Может, газ? Гелий под давлением? Клешнёй, на которой не было пластиковой облицовки, дроид поднёс к линзе тонкую перфокарту. Вспышка. Словно от прикосновения калёным железом. Пепел и огонёк втягивались воздухозаборником из свистящей дыры в груди дроида. Шнурок дыма выполз из щелей на ключицах.

Я замер. Этот дроид испепелит меня, не моргнув. В носу жгло. Перфокарты жадно перегорали под лучом линзы. В голове бродит туман: кажется, что он всюду и перекочевал в реальность из цифрового зашумления. «Ше?:П%ве;%лись», – новое пробитие реальности. Меня снова кто-то гонит. Я не стримлю злачные подземелья нашего городишка. Я влип. Это была зачистка личности. Макрос социального форматирования не прижился во сне. Я помнил, кто я, и все свои дела. Остаточные шумы тысяч слов тянутся как леерное ограждение, но я проламываю эту искусственную преграду и вспоминаю всё до мельчайших подробностей. У меня есть сестра. И мне надо домой. Сестру за шкирку и валить! Хоть куда. Каталки с распластанными телами проносятся мимо меня: на них киборги с вынутыми механизмами жизнедеятельности. Значит, это… Место популярное, но никто не возвращался. Отсюда если сбегали, то по договорённости. Крематорий.

ГЛАВА 6

Это моё наказание – ничего не знать. Мне принесли бирку с номером очереди для сожжения. Глупый шаробот-нянька думал, что это надену? Я не собираюсь в жаровню! Как же я буду скучать по этим пыхтениям латунных тружеников, заводным механизмам, старым клаксонам, маслу и подшипникам! Уж извините, я не оценил! Моя бодрость была замечена соседним дроидом с фартуком из отполированного листа железа в подтёках крови. Он целился в меня электромагнитным гарпуном. На самом деле это диод, бьющий разрядом пятьсот вольт. Бросаться грудью на шестерёнки я передумал после демонстрации испепеляющего кристалла. Я бежал. Без идей.

Я не ждал, когда железки сойдут сума. Гарпун приземлился несколько раз рядом – достаточно, чтобы совсем не думать. Бежать. Я нёсся по единственному узкому коридору, как по игле, с которой свешивалась капля яду.

Наконец-то двери мира под официальной диагностической будкой распахнулись. Горячий воздух плюнул в спину. Портативная паровая установка перегрелась, и вместо разрушающих лучей кристалла дроид еле полз. Я ступил на оксидированный пол. Спиралевидные опоры уходили ввысь и терялись. Я стоял у столба с выцветшим знаком перечёркнутой шестерёнки. Утилизационный предбанник – вот, откуда я вынырнул. Я не чувствовал ногу, будто она была ватным отростком. Наверное, подвернул, но мне не больно. Дроиды гремели пустыми каталками, скреблась ржавчина вместо колёс, пластиковые бочки с прахом перемещались на подъёмниках для переработки в минеральные удобрения. Рядом проезжал санитарный шаробот с большим красным крестом на весь затылок. Казалось, управляющие схемы шаробота выгорели. Он подрагивал при свете. Колесо его единственной ноги заедало, и он расклинивался обратным ходом. Шаробот перемещался, как под процессорным зависанием. Ничего не выдавало, что я ему интересен. Пустые окуляры смотрели на меня, провода на висках пульсировали, перегоняли питательную жидкость наподобие бензина. Он издавал протяжные гудки, как сломанное радио, и ультразвук. Мыши! В неисчислимом множестве пушистые шарики стекались к шароботу. Я притормозил. Опасно рваться вперёд. Если мыши разбегутся, шаробот взбесится и раскатает меня – я уверен. Со мной остановилась чья-то тень. Казалось, мы любуемся коллекцией мышей, отборных, жирных, погрузившись в пушистое безумие. Мыши пищали, заползали на шаробота, намазанного арахисовым маслом.

– Вы верите в Бога?

– Простите… – «Снова он!»

– Пастырь ведёт паству. – Божий одуванчик кивнул в сторону мышиного выводка. – А вами что движет? Вы многое поняли. – Он всматривался в меня.

– Вас прислал Пронин?

Моё прошлое было очищено, досье сгорело. Я ничем не обязан этому человеку! Этот хирург излечил мою ногу и пересадил новые глаза. Не болит. Улыбка этого человека как рваная рана в моём понимании. Чего он добивается?

– Диагностика. – Он пожал плечами. – Требования ужесточились, а вы со своим коленом слишком долго тянули.

– И что сейчас? В топку?

– Шароботы и дроиды не слишком понятливы. Лифт для персонала через триста метров справа. Вам не нужно объяснять, как себя вести? – испытующий взгляд скоблил по моим нервам.

– Я задержался на диагностике. – Язык с трудом ворочался.

– Именно.

Его спина растворилась в бликах и тенях подземных железок.

***

– Ты где был? – шёпоту сестры могли позавидовать окрестные змеи.

Сколько их осталось? Полосы, гадюки? Она – явно не эта мелочь. Крепенькая. В фиолетовом платье, тонком, целлофан будет плотней. И с необъятным гнездом на голове. Кушка покинула логово? Я смотрел на сестру в недоумении. Мы же договорись не лезть в дела друг друга. Что изменилось?

– Работал.

Она толкнула меня. В глазах возникли помехи, как дисперсное множество чёрных мушек и цветных пикселей. Нехорошо. Наверное, потому, что я ещё не слишком хорошо чувствую новые глазные имплантаты. А для стабильной работы требуется отрастить форсированный глазной нерв. Под веки забился песок. Сестра из хоровода чайных пакетиков вторичного использования пыталась заварить чай.