Смертельное Таро

Все это время Камилла металась вокруг Эмиля, помогая тому взять себя в руки. Она чувствовала смущение за его резкий всплеск гнева, и потому повисшую между Леонардом и Пласидом тишину приняла на их с братом счет. Не в силах в очередной раз поправлять его манжеты и воротник, она спросила:

– Месье, так мы скоро пойдем навестить Хелену? Нам очень хочется ее увидеть!

– Да, разумеется! – Мужчина явно был рад переменить тему. – Я лично вас к ней проведу, самому хочется осведомиться об ее самочувствии.

– Я пойду с вами, нет желания сидеть здесь в одиночестве. Дела без вас все равно не сдвинутся.

Эмиль успел перехватить у сестры коробку, а Леонард забрал с собой бокал с недопитым вином. Когда они небольшой процессией покидали кабинет, Люси со стопкой постельного белья в руках метнула в сторону месье Гобеле полный неприязни взгляд.

* * *

Прикрыв веки, Хелена рассматривала потолок над кроватью. Она уже оставила попытки отслеживать вереницу неясных пробуждений и внезапных провалов в сон. Мозг ощущался тяжелым и горячим; в уголках сухих губ скопилась слюна. Сейчас она могла бы чувствовать себя особенно некрасивой: волосы лоснились от корней и почти до висков, а от пота к телу липла сорочка. Но девушка об этом не думала, ей тяжело удавалось собирать мысли воедино. Она смотрела на молочного цвета потолок и представляла, как вся эта сливочная патока течет ей прямо на лоб.

– Сюрприз! Провидица, мы к вам в гости!

Камилла влетела в спальню вперед месье де Фредёра и едва не подбежала к постели больной. Не обращая внимания на болезненный вид, она звонко чмокнула Хелену в щеку и стала жестами поторапливать брата.

– Смотрите, что мы вам привезли! – Отбросив крышку, она достала из коробки плоскую шляпку, украшенную цветами. – В мастерской только одна такая оставалась, да и объездить ради нее пришлось пол-Франции. Правда, чудесненькая?

Но Хелена смотрела на подарок невидящим взглядом и молчала. Отголоском сознания она понимала, что ее приехали навестить, но в голове было слишком туманно для радости. Гостья еще несколько раз покрутила шляпу, а потом разочарованно скривилась.

– Провидица, если вздумаете умирать, передарите эту шляпу обратно мне! Я сама очень бы хотела себе такую, но решила вас порадовать.

– У нее уже несколько дней не спадает жар, мадемуазель Пэти, – тактично отозвалась Люси. По просьбе Леонарда ее уже успели отправить за новой бутылкой вина. – Она сейчас вряд ли сможет искренне порадоваться подарку.

Эмиль внимательнее всмотрелся в лицо девушки, будто в надежде, что на нем появятся еще более явные следы болезни. Но их не было. Юноша аккуратно убрал приставшую к ее лбу прядь, и пальцами ощутил, насколько тот горячий.

От прикосновения Хелена перевела взгляд на гостя, в глазах у нее промелькнуло блеклое подобие испуга.

– Почему… оно у вас за спиной, это черное? – тихо спросила она и постаралась отодвинуться.

– Мадемуазель, кажется, бредит: ей уже сущности видятся, – заметил Леонард, который сидел у трюмо и листал один из журналов.

При виде знакомой обложки Камилла просияла и вновь потянулась к коробке с возгласом:

– Тогда я знаю, как скрасить ее болезнь!

Со свежим, еще пахнущим краской выпуском «Красного экрана» она уселась в изголовье кровати и, тихо прокашлявшись, начала читать вслух.

Мадемуазель де Фредёр не совсем помнила события того дня – уж слишком плохо себя чувствовала. При иных обстоятельствах он вполне мог бы стать для нее одним из самых теплых за все лето.

Пласид мерил комнату широким беспокойным шагом и время от времени задерживал взгляд на дочери:

«Не был ли прав доктор, точно ли у нее нет чахотки? Не потеряю ли я еще одного члена моей семьи?»

Камилла старалась читать звучно и выразительно. Она показывала фотографии и рисунки в упрямом стремлении вызвать у больной интерес. Опершись руками о спинку кровати, над головой Хелены нависал Эмиль. С любопытством он рассматривал ставшее неестественно бледным лицо и сравнивал его с цветом хмельного румянца, который видел на тех щеках ранее. В какой‑то момент ее глаза начали слезиться в попытке посмотреть на молодого человека. Тот расторопно промокнул капли шелковым платком, но девушка заботливого жеста будто и не заметила.

Только вот слезы текли по ее лицу не от простуды. Хелена тихо плакала, потому что для нее в воздухе повисло что‑то зловещее.

Аркан VIII

Об одном диалоге, произошедшем во время недолгого визита к мадемуазель де Фредёр, ни она сама, ни ее отец так и не узнали. Да и вряд ли кто‑то поверил бы, что эти люди способны общаться между собой по-человечески.

Эмиль, оставив с Хеленой сестру, извинился и выбежал в сад. Пусть гневная краснота уже спала с лица, внутри продолжало клокотать раздражение. У юноши были определенные проблемы с эмоциями. И он готов был бы принести извинения за свое поведение, как это случалось обычно. Но при других обстоятельствах.

Чуть дрожащими пальцами он достал из внутреннего кармана сигареты отцовской марки. Сломав три спички, с четвертой попытки молодой человек наконец закурил.

Сложно сказать, попробовал бы Эмиль табак, не будь его отец промышленником с заводами по производству сигарет. Но при сложившейся ситуации юноша считал курение дополнением к свалившемуся на их семью богатству. Частью роли будущего наследника отцовского дела, которую он старательно отыгрывал. Ведь в конечном итоге Эмиль унаследует это дело со временем, а некурящего производителя сигарет никто всерьез воспринимать бы не стал.

Он затягивался торопливо и рвано, будто на скорость. Дым едким облаком клубился в горле. От недостатка кислорода в голове быстро стало мутнеть, и Эмиль закашлялся.

– Вы где так паршиво курить научились? Такими затяжками себя можно только наказывать.

– Найдите другое место для высказывания колкостей, – отдышавшись, заявил юноша.

– Какая грубость. Между прочим, вы меня пытались покалечить, жертва здесь я.

Леонард, язвительный тон которого Эмиль и в гробу теперь бы узнал, стоял на расстоянии шагов четырех. Проигнорировав слова юного Пэти, он подошел и расслабленно встал рядом – до молодого человека донеслись запахи крепкого одеколона и винных паров.

– И часто вы лезете топиться ради незнакомых девушек?

«Часто», – пронеслось у Эмиля в голове, но вслух он ответил:

– Вас это не касается.

– Конечно, на что я только надеялся.

Из черного сюртука возник резной футляр для сигар, и, подобно собеседнику, Леонард закурил.

Над их головами щебетали садовые птицы. Раньше, когда семья Пэти еще жила в Альмон-ле-Жюни [14], Эмиль часто видел среди листвы аккуратные головки пеночек, поползней и дроздов. В этом городе они будто бы растворились, остался лишь звук.

Юноша редко задумывался, изменилось ли в нем с тех пор что‑нибудь, помимо нового костюма и кожаных туфель, – на это просто не осталось времени. Однако стоя под раскидистым деревом, он неосознанно чувствовал себя лишним, выбивающимся из общей картины пятном. В детстве такого не было.

– Знаете, ни в жизнь не поверю, что вы без подтекста приехали к девице после дня знакомства. Вам это нужно лишь для того, чтобы позднее залезть в кошелек к ее отцу.

– У моей семьи достаточно средств, чтобы по крайней мере не ходить в поношенном цилиндре. А приехали мы проведать ее из чувства долга!

Леонард усмехнулся.

– И часто вы наживали семье проблемы из-за своего «чувства долга», о благородный ребенок?

– Послушайте… – Эмиль подошел к месье Гобеле вплотную. Юноша чувствовал, что вот-вот сорвется. – Сейчас месье де Фредёра поблизости нет, а моего желания вас ударить не убавилось!

– Ну, тогда попробуйте отходить меня тростью. Я же вижу, вам не терпится. – Мужчина сжал сигару двумя пальцами и выдохнул Эмилю в лицо облако густого дыма. – У вас потом будут проблемы, не у меня.

Схватившись было за чужую рубашку, Эмиль недолго подержал ткань в руке. Рывком он оттолкнул оппонента, а сам отвернулся. По трости уже стекали капельки его пота, а сердце оглушительно колотилось. И все же нужно было сдержаться. Молодой человек понимал, что усилие над собой не будет напрасным. Нужно решать свои проблемы по-взрослому.

– Вам больше пошла бы фамилия «Gober» [15], месье. Своей вы не соответствуете, – процедил Эмиль сквозь зубы. – я бы хотел видеть вас как можно реже. Не знаю, кто вы и что вам здесь нужно, но уверен, что этой семье вы принесете одни беды… Мне кажется, вы ужасный человек, месье Гобеле.

Юноша умолк и поджал губы. Под конец небольшого монолога голос стал дрожать, от волнения в груди закончился воздух. Но он хотел хоть как‑нибудь выказать неприязнь, иначе сам себя бы счел трусом. Выпрямившись, молодой человек ровным, почти прогулочным шагом направился в сторону дома.

– Какие остроты! Очень похвальная игра слов для юнца, который рос в поле. – Эмиль напрягся всем телом, чтобы не развернуться и не влезть в потасовку. – Но признаю, в отличие от этой новоиспеченной гадалки, вам не занимать проницательности.

Между ветками что‑то пошевелилось, но Эмиль перестал видеть мир вокруг себя в стремлении поскорее убраться от мужчины в черном. Единственное, что занимало его внимание – шипящий смех за спиной.

* * *

Когда Хелена спустя неделю пошла на поправку, от мадам Пэти вновь пришло письмо. Дама предлагала их семьям увидеться в воскресенье на площади Согласия, сходить в ресторан и просто дать детям возможность пообщаться. Вероятно, она предчувствовала отказ месье де Фредёра в случае, если вновь предложит отдых на природе.

Перечитав дочери содержимое письма, Пласид посмотрел на нее с вопросительным ожиданием. Семья нуворишей явно не была обществом, которого мужчина жаждал; в его мнении о брате с сестрой тоже сохранились противоречия. Но именно Хелене он предоставил право решать.

В некотором смысле ее слова должны были показать реальное отношение к этой семье: приняла ли Хелена желтоволосую взбалмошную девицу в качестве своей подруги и присматривается ли она к ее брату настолько, что этим же стоит заняться и ее отцу. Но девушка этой тонкости не почувствовала – несмотря на постепенное выздоровление, чужие слова она все еще воспринимала с трудом.

Сидя у себя в постели, она вяло пожала плечами и ответила без особого интереса:

– Мне бы не помешал свежий воздух, я давно не была в городе. А важно ли, с кем гулять? А еще… – Несколько секунд она смотрела в стену. – Профитролей так хочется.

– Что ж, в таком случае я напишу об этом мадам Пэти. Полагаю, ей будет приятно удостовериться, что общество их семьи тебе не претит. – Мужчина выглядел утомленным, но сложно было понять, сказалась ли на нем болезнь дочери, работа или необходимость проводить выходной с неинтересными ему людьми. – Набирайся сил, дорогая, у тебя есть еще два дня до встречи.

Как только за отцом закрылась дверь, Хелена аккуратно встала с постели и подошла к зеркалу: она потеряла в весе, а цвет лица теперь имел много общего с мякотью вяленой рыбы.

Впервые за долгое время внешний вид интересовал ее не только как повод унизить себя – Хелена оттягивала кожу на щеках с чисто практическим интересом. Успеет ли она привести себя в порядок за столь короткое время?

Реакция Камиллы не слишком заботила мадемуазель де Фредёр, ровно как и перспектива провести с ней воскресенье. Безусловно, девушка была милой, да и вкусы у них схожи. Но ее персона была интересна Хелене только в качестве компаньонки для совместного отдыха. А вот с Эмилем ситуация обстояла иначе. Молодой человек – симпатичный и очень вежливый. Его уклончивость в разговорах лишь добавляла почвы для приятных фантазий о загадочном прошлом и хорошо скрываемой сердечной боли. Чем поверхностнее человеческое нутро, тем проще мысленно создавать вокруг него новый образ.

«Еще ни разу я при нем хорошо не выглядела… Проклятье! Меня будто недавно похоронили!»

Рывком выдвинув один из ящиков комода, девушка извлекла оттуда баночку красной помады. Она досталась ей от одной из подруг, а та, в свою очередь, выпросила несколько штук у какой‑то актрисы. Приукрашивать природную красоту было не принято, косметикой пользовались тайком. Хелена не разделяла рьяного стремления к естественности, но помаду до текущего дня не трогала. Еще недавно она полагала, что лиса умрет в собственной шкуре [16], и ее это в общем‑то устраивало.

А теперь она зачерпнула вязкую алую пасту с запахом яблока и мазком положила на губы[17]. Когда девушка вновь посмотрелась в зеркало, на нее смотрело заметно посвежевшее, но отчего‑то незнакомое лицо.

* * *

– Провидица! Провидица, ну обернитесь же! За вашей спиной!

Хелена стояла под руку с Пласидом возле Луксорского обелиска [18] и тщетно крутила головой по сторонам. Вокруг пестрели парадные костюмы и платья сотен людей, в воздухе смешивался дамский парфюм; звенело от цоканья копыт и шума голосов. Иногда у мадемуазель де Фредёр начинала кружиться голова, и тогда она налегала отцу на плечо.

– Обернитесь же вы наконец, мы здесь!

Источник звука был найден – Камилла махала им поднятым вверх веером на расстоянии где‑то в пол-ярда. Поодаль стоял Эмиль вместе с их родителями. Стоило девушкам пересечься взглядами, как Камилла едва не побежала навстречу.

«Милли, душенька, больше сдержанности!» – крикнула мадам Пэти в сторону дочери, когда та уже целовала Хелене щеки. Жест вызвал у всех неловкость, так что представители старшего поколения поспешили начать знакомство. Для мадемуазель де Фредёр это стало возможностью лучше их рассмотреть, – во время пикника ее мысли занимали совершенно иные вещи.

Жислен Пэти – мужчина лет сорока с беспокойным взглядом, который он не мог долго задерживать на одном предмете. Он выглядел особенно сухопарым на фоне Пласида, который был крепче и выше почти на голову. Месье Пэти носил пышные, но грустно опущенные усы, отливающие рыжим, а веснушки на его щеках напоминали вкрапления ржавчины.

Его жена, Аглае, была, как всегда, дорого разодета. Из-за тугого корсета вкупе с большой грудью и пышными бедрами, которые Камилле посчастливилось унаследовать, фигура мадам Пэти напоминала цифру восемь.

Мужчины обменялись рукопожатиями, после чего месье Пэти обернулся к обелиску и заметил:

– Сейчас мы могли бы стоять на Площади Революции, и тогда ничего этого не было бы.

– Полностью солидарен с вами, месье! Будь мы наказаны тем, чтобы родиться несколькими десятилетиями ранее, наш взор радовала бы лишь стоящая здесь гильотина…[19] – Пласид покачал головой собственным мыслям. – Да уж, об ужасах этого времени можно слагать романы…

И разговор пошел – подобно неторопливому прогулочному шагу, коим двигалась их небольшая компания. Вместе с близнецами семейства Пэти Хелена слегка отстала от взрослых.

– Удивительно, как наши родители быстро поладили!

– Ничего удивительного. – Хелена прикрылась веером и наклонилась к Камилле. – Ваш отец мог бы полчаса говорить «Наполеон – молодец» с разной интонацией, а моему было бы так же интересно слушать.

Девушки захихикали. Проходя мимо фонтана, мадемуазель Пэти отвлеклась на одну из фигур тритонов у основания и продолжила уже более мечтательно:

– Но время и правда очень быстрое! Кажется, совсем недавно я проходила мимо этого фонтана, когда он был усыпан снегом. Каждым летом мне так тяжело поверить, что в мире случается зима.

– Я об этом никогда не задумывалась. – Мадемуазель де Фредёр также прошлась взглядом по бронзовому торсу статуи. – Сейчас в календаре меня интересует только мой день рождения.

– Ох, а когда? Если вы будете устраивать бал, то нас с братом пригласите? Это было бы так чудесненько, я была бы очень рада! – Внезапно засуетившись, девушка сняла с руки перчатку и хлестнула ей по руке Эмиля. – Брат! Перестань идти с зашитым ртом, ты постоянно путаешь разговоры, где лучше молчать и где нужно говорить!

Уже довольно привычно Эмиль изобразил на лице извиняющуюся неловкость и усмехнулся. Минуя взглядом сестру, он посмотрел на профиль Хелены.

– Дни летят очень быстро. Вам совсем недавно нездоровилось, а сегодня на щеках уже свежий румянец, это ведь чудесно.

Хелена горделиво приосанилась, но ничего не сказала. Комплимент вызвал в животе легкий приятный спазм, будто ее лицо вовсе не было покрыто слоем растертой помады.

Подобно большинству людей на площади, две семьи не столько шли, сколько плыли вместе с толпой, как по течению равнинной реки. Медленный шаг и постоянные остановки с целью похвалить ажурную лепнину, которую сотню раз уже видели ранее, – все это дало мадемуазель де Фредёр время для размышлений.

Отношение к Камилле она вновь оставила для себя за скобками, ведь оно никак не влияло на форму общения. От Хелены в любом случае требовались лишь вежливость и толика дружелюбия. Но если же девушка влюблена в Эмиля, то должна выражать свою симпатию внешне, давая понять свои чувства как самому юноше, так и в свете.

«Только не могу понять, влюблена ли я в него? – подумалось Хелене, пока она тщательно всматривалась в веснушки на переносице молодого человека. Его улыбка и ямочки на щеках все еще вызывали приятный трепет где‑то внизу живота. Но теперь, в будничной обстановке, не припыленной романтическим флером спасения, девушку не бросало в жар от одного его присутствия. – Думаю, да… С таким началом у нас вполне могла бы получиться красивая история любви, которую бы обсуждало полгорода».

Кокетливо заправив прядь за ухо, Хелена ответила:

– Думаю, так сказывается на мне приятное общество.

Разговор родителей о бесчинствах революционеров наконец сменил русло.

– Позвольте спросить, не сложно ли вам управляться сразу с двумя детьми? Полагаю, что их воспитание требовало немало времени.

– Близнецы всегда хлопотные, особенно пока они еще дети. – Аглае рассмеялась, и ее монументальная прическа угрожающе затряслась. – Но Милу и Милли еще и сами по себе довольно шумные! И все же, знаете, возиться со своими малышами очень чудесно, хотя временами и непросто.

– Кто здесь шумный, маменька? – Камилла нахмурилась и обиженно выпятила нижнюю губу. – Между прочим, я совсем не доставляю никаких проблем, в отличие от…

Внезапно Эмиль споткнулся и выронил трость. Остальные Пэти обернулись на шум почти разом; Камилла вздрогнула, а Жислен смерил сына ледяным взглядом. Напряжение прошло как неожиданно вспыхнувшая и так же быстро потухшая искра. Юноша извинился, и компания двинулась в прежнем ритме.

У мадемуазель де Фредёр едва не вырвался вопрос, что произошло между членами семьи, но она осмотрительно закусила губу.

– А вот мы и на месте! – с напряжением в голосе воскликнул месье Пэти и махнул рукой в сторону вывески ресторана «Гранд Вефур» [20].

Ожидать от двух этих семей выбора менее помпезного ресторана было бы странно. Из-за обилия росписи и золотых панелей на стенах помещение напоминало ларец или музыкальную табакерку, в которой даже шестерни были покрыты тонким сусальным слоем.

Беленые колонны украшали рисунки умиротворенного вида женщин, на головах которых стояли огромные подносы с фруктами. Мельком Хелена взглянула на одну из них и сразу же отвернулась – изящные тела напоминали античных богинь и били по ее самолюбию.

Довольно скоро мадемуазель де Фредёр заметила, что все в семействе Пэти чувствуют себя неуютно. Жислен постоянно то промокал платком лоб, то мял ткань в ладонях. Покрасневший Эмиль сидел, потупившись. Камилла постоянно ерзала на своем стуле. Аглае громко восторгалась названием каждого блюда.

Первое время девушке не удавалось взять в толк причину подобной скованности – по нажитому состоянию Пэти явно не уступали капиталу ее отца. Лишь потом она поняла, что в корне проблемы была разница происхождения.

Хелена никогда особо не увлекалась историей своей семьи и мало расспрашивала отца о его родственниках (не говоря о линии матери, с которой Хелене вообще не хотелось иметь ничего общего). Но она точно знала, что ее прадед носил титул барона. От него Пласиду перешла самая заметная реликвия – запечатленная на сотнях бумаг частица «де», ценившаяся больше денег и драгоценностей. Статус шевалье [21] помогал отцу Хелены при обучении в университете, в продвижении по службе, добавлял авторитета среди коллег и клиентов. А сейчас внушал робость сидящей рядом семье.

В манере держаться Камилла невероятно походила на свою мать. На пикнике они не так часто находились рядом, в связи с чем Хелена не заметила сходства. Теперь же перед ней сидели две дамы, которые, улыбаясь, одинаково морщили нос, а в размышлении над вопросами закатывали глаза и приоткрывали губы. Но у дочери в качестве козыря была молодость, из-за которой провинциальность ее была не столь заметна.

«Наверняка уже половина присутствующих косится в их сторону», – невольно отметила про себя Хелена, когда мадемуазель Пэти в очередной раз принялась заливисто смеяться над шуткой своего отца.

Мадемуазель де Фредёр незаметно повернула голову в сторону зала, и ее щеки опалило завистливым жаром. На Камиллу действительно посматривали несколько юношей, и на их лицах читалось не осуждение, а граничащий с наглостью интерес.

Когда Камилла смеялась, грудь в ее декольте тряслась, словно спелые персики на дереве, а высокий голос звучал мелодично и звонко. Осознание, что на фоне новоиспеченной подруги Хелена всегда будет выглядеть более тускло, накатило со слезным комом в горле. Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов и переключить внимание на пирожные.

– Вы уже бывали здесь? – нарочито вяло спросила мадемуазель де Фредёр.

– Да, несколько раз! Помню, в детстве я часто проходила мимо этого здания и думала, как бы я хотела оказаться внутри! У вас никогда не возникало подобных мыслей?

– Нет, я здесь обедаю начиная лет с пяти. Контора моего отца находится неподалеку.

Камилла сразу сникла. На ее лице замерла улыбка, но теперь она была виноватой, натянутой. Увы, подобная колкость – единственная месть, которую можно было позволить себе в этой ситуации. Как только Хелена поняла, что у нее получилось задеть чувства Камиллы, она мягко ей улыбнулась и добродушно добавила:

– Но ваша история показывает, что мечты все же сбываются.

Говорили по большей части родители. Несколько раз мадемуазель де Фредёр поглядывала в сторону Эмиля, но тот весь вечер сидел с печально склоненной головой. Ощущение, что день проходит совершенно без пользы, не покидало девушку.

– Эмиль! Какими судьбами?

Окрик раздался со стороны дальнего столика. Несколько молодых людей махали юному Пэти и жестами звали к себе. Один из них встал со стула, и в глаза Хелены сразу бросился алый цвет его брюк. Она не разбиралась в отличиях формы разных войск, однако мундиры и высокие сапоги даже ей говорили о принадлежности к армии.

Возник вопрос, как солдаты могли оказаться в столь дорогом заведении. Хелена взглянула в глубь залы: на их столике – самая дешевая закуска из имеющейся в меню и несколько кружек пива. Одними только напитками служащие создавали внутри роскошного ресторана дешевый кабак.

– Неужто вы теперь чураетесь нашего общества? Даже не поздороваетесь?

На лице Эмиля – безысходность попавшего в западню животного. Он несколько секунд нерешительно кусал губы, впиваясь пальцами в скатерть. Затем резко выпрямился. Извинившись перед своими спутниками, юноша почти бегом устремился к дальнему столику; солдаты встретили его одобрительным улюлюканьем.

– Разве Эмиль когда‑нибудь служил? – не сдержалась Хелена, продолжая откровенно рассматривать группу мужчин в форме.

– Нет, Милу ведь только девятнадцать… – отозвалась Аглае, устремившая взгляд в ту же сторону.

– Однако если он собирается это сделать, то совершит поистине мужской поступок, – заметил Пласид, который все это время элегантно разделывался с перепелом. – Я никогда не поддерживал этой несуразной возможности выкупа [22], должен признаться. Прошлый год наглядно показал, насколько пруссы обошли весь континент в организации военной системы. Я убежден, что в случае конфликта с ними все эти денежные подачки покажут свою несостоятельность разгромом наших войск.

– Возможность отправлять кого‑то вместо себя на службу не лучше [23], – сказал Жислен и сделал большой глоток вина из бокала. – Я по молодости так служил за одного человека и знавал тех, кто делал так по несколько раз. Если эти ваши пруссы на нас нападут, выяснится, что армия на деле раза в два или три меньше.

Месье де Фредёр с жаром закивал головой. Возможность поговорить на близкую тему заметно оживила его, и мужчина быстро переключил внимание на общегосударственные проблемы. Хелена не прониклась его энтузиазмом и постоянно крутилась. Расписной потолок, кривое отражение на поверхности клоша, золоченые вензеля. Потом взгляд вновь упал на столик солдат. За которым ни военных, ни Эмиля уже не было.

«Куда они исчезли? Уйти из ресторана незамеченной столь шумная компания не могла».