Просто это сложно

Две недели, проведенные в тишине больничного сада, изредка нарушаемой воплями пациентов, действительно помогли мне, но страх сойти с ума остался на всю жизнь. Я слишком хорошо знаю, насколько зыбко человеческое сознание, когда вот вроде бы ты сидишь и абсолютно нормально разговариваешь с человеком, смеясь над какими-то последними клубными сплетнями, и вдруг, словно по щелчку, разум испаряется из глаз собеседника, который, уже полностью пребывая в своей собственной, известной только ему реальности, совершенно не отдает себе отчета в том, что произошло, не осознает, кто он, кто ты, и не придает, в общем-то, этому никакого значения.

И страшно очень, а вдруг и ты тоже когда-нибудь вот так – раз, и даже не узнаешь и не почувствуешь, что все, приехали.

Смешное оправдание вновь неизвестно откуда взявшемуся героину, который я нюхаю исключительно для того, чтобы было не больно эпилировать ноги, какое-то дикое, замешанное на бандитских разборках, расставание с бойфрендом, ставшее последним спусковым механизмом, широко распахнувшим дверь в мою жизнь серому, гнилому аромату уже почувствовавшего свою власть над моей кровью Макового короля.

И я упираюсь в мрачные, железные, закрытые на засов страха и отвращения створки моей памяти с перегоревшей надписью, как на воротах дантовского ада: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».

ГЛАВА 3

Я любила героин. Любила искренне, безнадежно и нежно. Я ненавидела его еще больше, чем любила.
Он был моим любовником, отцом и матерью, другом и спасением, тоской и радостью, он был моей лаской и отдохновением, моим наказанием и покаянием. Я поклонялась ему и мечтала о свободе от его крепких объятий. Это самый страшный и самый ласковый наркотик в мире. Его нежность, мягкость, любовь и теплота нескончаемы, его боль, гниль, ненависть и отвращение непереносимы. Я снимаю перед ним шляпу и признаю его могущество и власть. Он тихий и вкрадчивый, властный и беспощадный, он действительно король и бог наркомании. Он умеет ждать, но если он дождался, он не отпускает своих жертв. Я была одной из них. Я спасалась в нем от себя и от него самого. Мы были кровь от крови и плоть от плоти друг друга. Я стояла перед ним на коленях, преклонив голову, он меня ласково обнимал, нашептывая в мою кровь слова любви, одурманивая и высасывая из меня жизненную силу, и я понимала, что шансов подняться с колен уже нет, очень хочется, но тихий шепот в крови говорил одно: нет… нет… нет…

Конечно, поначалу мы все считали, что рассказы о тотальном привыкании – это все ерунда и выдумки считающих себя самыми умными врачей-наркологов, никогда не пробовавших, собственно, то, от чего они лечат, выдумки, созданные, чтобы отвлечь юное поколение от сладости запретного плода.

Мы, сожравшие сотни и тысячи доз разнообразнейших химических и натуральных веществ, изменяющих сознание, разбирающиеся в нюансах действия всевозможных препаратов, легко перескакивающие с одного наркотика на другой несколько раз в течение вечера, знавшие в совершенстве как, каким способом и чем добиться того или иного состояния, как подсняться, как догнаться, что с чем мешать, с чем не мешать, как избавиться от отходняков и как усилить впечатления, мы цинично, весело и скептично относились к надуманной кем-то жестокости и уродливо-невыносимой мертвой хватке опиатного привыкания.

Героиновое животное.

Это, наверное, самое точное определение меня в те годы. Мерзкое, гнилое героиновое животное.
Мрачная, потерявшая все нравственные принципы, все ценности, все человеческие качества, блевотная, жалеющая себя, отвратительная, недостойная жить героиновая тварь.

Это то, во что я превратилась, связав себя кровными узами брака с маковой тьмой.

Горечь героина в носу, горечь его на языке, когда пробуешь капельку уже готового раствора из шприца, сладостная горечь и истома в теле при попадании его в кровь, невыносимая и болезненная горечь струящихся слез ломки.

Вечный вопрос – почему?

Почему начала, почему невозможно бросить, почему вот так, и вообще – почему, за что, почему?

Я не знаю. 
Потому что вот так. 
Потому что глупые были, молодые, потому что хотелось чего-то нового. Потому что не веришь никогда в плохое, потому что кажется, что уж тебя-то точно это не коснется, что уж ты-то – точно справишься.

Потому что где-то мы были недолюблены, недообласканы, что-то свербило постоянно где-то глубоко в душе, от чего-то внутри хотелось сбежать и спрятаться, что-то найти и понять.

А может, просто так сложились обстоятельства, и просто нужно было через это пройти и прожить, кому-то справиться и что-то понять, а кому-то уйти в это и умереть.

Виноватых нет.

Сколько угодно можно кричать с ненавистью и пеной у рта, что наркоманы сами виноваты, они сами полезли в это, они знали, на что шли, и нечего их жалеть, а в тюрьму их надо и дилерам – смертную казнь.

Не знали мы, на что шли.
Точнее, знали, но не верили в это.
 Потому что невозможно поверить в собственную смерть. Потому что кажется, что это не навсегда, что ты только вот эти пару раз – и все, что ты не привыкнешь, потому что ты уже столько раз это пробовал, и никаких ломок – ничего, – просто приятное избавление от внутреннего вечного чувства неудовлетворенности. Кто-то сбегает от него в алкоголь, кто-то в легкие наркотики, кто-то в экстремальные виды спорта, кто-то придумывает себе свое личное избавление, а нам на пути встретился героин.

Не виноваты дилеры, не виноваты родители, которые не углядели, не виновато окружение, обстоятельства, и не виноваты мы сами, согласившиеся, несмотря на все предупреждения, заменить реальный мир, не удовлетворявший нас, по тем или иным причинам, на теплый и ласковый мир опиумного бога.

Мы были слишком сильные и гордые, чтобы показать свою слабость и ранимость, и слишком слабые и неуверенные в себе, чтобы это признать.

Я не жалею себя, не оправдываю, не горжусь собой, не виню себя, да и вообще никого не виню, не восхваляю героин и не объясняю сама себе и кому-то причины этого горького, затрагивающего миллионы людей и миллионы могил, опыта.

Я прошла, пролетела, прокарабкалась, простонала, проревела, прорвалась через это засасывающее, сверху теплое, нежное и приятное, а в целом – бездонное, беспощадное и вонючее героиновое болото.

Я похоронила сама себя на его дне и считала минуты и граммы до смерти.

Я потеряла надежду бросить и жила только надеждой снизить дозу. Я приняла свою гнилую героиновую, никому не нужную (в том числе и мне самой) жизнь и такую же гнилую героиновую избавительную смерть как неизбежность.

Когда я начинала употреблять героин – я, конечно же, не думала, не догадывалась, не подозревала… И даже посмеивалась над возможностью дойти до такого конца.

Ведь я не такая, как они все, эти жалкие наркоманы.

Я успею остановиться. Да я даже и не начала. Да и вообще, где оно, все то страшное, о чем рассказывают, нет этого, все это преувеличение, все легко, весело и прекрасно, и люди просто не знают, о чем говорят.

Ты никогда не увидишь и не поверишь в грязь и дно жизни, пока сам с ними не столкнешься нос к носу. Человеческий мозг создан таким образом, что всегда верит только в хорошее. Поверить в то, что ты станешь мерзким гнилым и отвратительным, потерявшим человеческий вид животным, просто невозможно. Я? Нет, никогда…

Но я стала.
 Конечно же, не сразу, но стала.
Тихо, медленно и постепенно. Мы, кстати, так и называли героин между собой – Тихий. Или – Медленный. Героином называли редко. Торговали им? Да, торговали. Все торгуют. А как еще выжить. И да, воровали. И продавались. По-другому просто не выживешь. Нет вариантов.

Это не оправдание, так, голые факты. Реальность.
В этом нет ничего плохого и ничего хорошего. 
Нет осуждения – его не может и быть, по-другому просто выжить на героине невозможно. Нет и попытки оправдать воровство и продажу – всего лишь признание действительности. Да, это было вот так. Дилерам не за что головы рубить, это, в большинстве своем, такие же несчастные, сидящие на героине, пытающиеся выжить животные. Инстинкт самосохранения, так сказать, в своеобразной форме…

Это страшная тема, в нее нельзя лезть с готовыми убеждениями кто плохой, кто хороший, кто виноват, кто жертва. Нет правых и виноватых, есть только боль, слезы, горечь, отвращение, и желание, чтобы этого никогда не было и ни с кем никогда не случалось.

Я не жалею, что у меня был такой опыт. Не жалею, что жизнь сложилась именно так, что он был.

Он просто был – много забрал и много дал – страшный и горький опыт жесткой героиновой наркомании. Теперь есть еще и всегда дающее мне силу осознание того, что я его прошла.

Но это сейчас, а тогда, в начале – в мои 17–18 лет, все было радостно, легко и непринужденно.

Вечные друзья с постоянным желанием поделиться с тобой разнообразными видами наркотиков, клубы, тусовки, вечеринки, отходняки, героин, сон, завтрак, прогулка, созвон, друзья и снова пати.

Мы торчали мы на всем подряд, но как-то все чаще и чаще именно Медленный становился нашим другом. Я только нюхала, и героиновые приходы меня радовали, а еле проявляющаяся ломка списывалась на осень, простуды и развеивалась теми приятными ощущениями, которые может дать телу магический серый порошок.

Не хочу я в это лезть.
 Нехочу.
 Все давно забыто, отпущено, безвозвратно ушло, и уже давным-давно новая и совсем уже другая жизнь.

Каждый нырок в память о том времени – и подступает тошнота.

Память не пускает.

Отказывается, блокирует, жмет мозгом на все тормоза и выдает, после долгих усилий, по крупицам клочки воспоминаний.

Да и убила я, конечно, свою память героином серьезно.

Почему-то с героином у меня связаны осень, зима, чуть-чуть лета, причем именно того лета, когда случился кризис 98-го года, очень хорошо помню этот момент, как мы шли с с другом Колей, большим добрым и толстым сыном обеспеченных родителей, обсуждая разницу в действии героина и метадона, шли от моего дома к обменнику, где нас ждал неприятный сюр- приз, лета, когда уже мы хорошо знали, что такое ломка, но все еще не верили, что мы уже героиновые наркоманы.

И нет ни одного воспоминания весны.

Не помню, когда я перестала тусоваться, зато помню, как я ползала, убитая в слюни, на коленях в луже около закрытого клуба «Третий путь», ища линзу, вывалившуюся из глаза из- за постоянного почесывания лица.

Помню это понимание во взгляде при встрече в клубах с таким же маленьким, с точку зрачком, и почесывающимся человеком.

Помню много смертей.

Сначала редких и проскальзывающих незаметно, слухами и удивлением, потом частых и понятных. Кто-то передознулся, кто-то вколол муку или стиральный порошок – чем только не бодяжили – кто-то просто и банально повесился, не выдержав ломок.

Помню разбившихся насмерть друзей, обдолбанных и заснувших за рулем, один из них был моей любовью недолгое время, и смерть его стала новым поводом увеличить дозу и перейти на шприц.

Помню почему-то очень хорошо, как недолгое время жила дома у родителей и каждый вечер раскладывала на компьютере пасьянс, загадывая, что если сойдется – значит удастся размутить еще одну дозу.

Как воровала – помню. Очень страшно было в первый раз, но ломка уже начинала брать свое, и в мозгу стучала мысль, что еще час – и все, а денег и вариантов нет. Потом – проще. Никогда – у бабушек, хотя многие говорили, что у бабулек проще всего, заговорить, задобрить и стянуть у них, невнимательных, кошелек, но нет, не могла пересилить себя. Помню, как стыдно было все время перед ними, как пыталась всегда всем подать подаяние, добавить денег в магазине, подложить в сумку и карман, если были какие- то лишние 50–100 рублей, словно оправдываясь сама перед собой и замаливая грехи, надеясь, что за это спишется. Из дома тащила, что могла – да, мам, это была я, прости, да я думаю, ты и так знаешь, что я, да и простила давно.

Помню, как сидели у друга в гостях, только вмазавшись гердосом, как пошли в магазин за продуктами, а друг тем временем выбросился из окна. Помню морг, похороны и наше недоумение – ломок не было у него, герыч нормальный, да еще оставался, жалость к покойнику и скрываемую тщательно (или не очень) жалость, что не взяли оставшийся героин с собой в магазин, зазря пропало почти пол-грамма.

Фу, животные…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.