Чаша Созидания

– Того, кто верил в добро без последствий. В мечты без цены.

Тишина повисла между ними, тяжелая, как свинец.

Алиса сжала кулаки. Она понимала, хоть и не до конца, но сердцем чувствовала, что за этими словами скрывается нечто большее. Не просто история ошибки. А предостережение.

– И теперь, – Хранитель наконец поднял на неё взгляд, – ты здесь.

В его голосе не было радости. Только холодная неизбежность.

– Потому что мироздание решило, что нам нужна новая Хранительница.

Он произнёс это так, будто говорил о дожде, который вот-вот пойдёт – нечто, чему нельзя сопротивляться, даже если очень хочется.

– Ты загадала желание. Оно исполнилось. Но сейчас…

Он сделал шаг вперёд, и вдруг Алиса ощутила – не физически, а чем-то глубже, осознала вес его слов.

– Ты больше не ребенок. Ты – часть закона. И закон… редко бывает добр.

Где-то вдали, за пределами этого зала, ветер завыл, словно раздувая эхо его слов.

Хранитель вздохнул.

– И, если ты готова… я научу тебя.

И в его голосе, вопреки всему, прозвучала крошечная нота чего-то, что могло бы быть… надеждой?

Или просто усталостью странника, которому очень нужен отдых и чашка чая.

Маг вздохнул. Глубоко, как будто в его груди скопились все тысячелетия усталости. Перед ним сияли глаза десятилетней девочки – полные восторга, доверия и… детской беззаботности. Она радовалась. Как будто он привел ее не в лабиринт вечных обязательств, а на самый волшебный праздник в мире.

И это разрывало его душу на части.

Но говорить правду было надо.

Он подбирал слова осторожно, как если бы объяснял, почему нельзя гладить дракона, даже если он кажется милым.

– Я хотел, чтобы у всех сбывались мечты. Без усилий. Без боли.

Алиса кивнула, всем видом показывая: «Ну и что в этом плохого?»

Хранитель сжал кулаки.

– Но оказалось… если мечты сбываются слишком легко, они перестают быть настоящими.

Алиса нахмурилась.

– Это как… если бы тебе подарили тысячу конфет, а потом ты вдруг раз – и больше их не любишь?

Юноша замер.

“Боги, она действительно пытается понять.”

– Да. Примерно так.

Он не стал добавлять, что эти «конфеты» стоили некоторым людям всей их личности.

– А потом… появился он.

Тень за спиной Хранителя сгустилась, приняв форму широкого силуэта с горящими глазами.

Алиса ахнула – но не от страха. Скорее, как перед самым крутым поворотом в интересной сказке.

– Это Разрушитель. Он… часть меня. Та, что поняла, что так нельзя.

Силуэт шагнул вперед – и рассыпался в пепел.

– Он спрятал Чашу подальше. Чтобы никто больше не пострадал.

Алиса задумалась.

– …Значит, он хороший?

Хранитель чуть не поперхнулся.

– Он… сложный. – маг замялся, подбирая слова.

“Как и всё в этой проклятой истории.” – мелькнуло в его сознании.

– Но да. Он хотел защитить. Даже… – Хранитель снова запнулся.

“Даже если это значило не пускать тебя на этот путь.” – так и не решившись озвучить это признание вслух.

Алиса сияла.

Её глаза, широко распахнутые от восторга, отражали мерцающий свет иллюзорного мира, будто в них зажглись целые созвездия. Губы растянулись в такой искренней, безудержной улыбке, что даже вечный холод между мирами, казалось, на мгновение отступил перед этим детским теплом.

– Обалдеть, как круто! – ее голос звенел, как колокольчик, нарушая торжественную тишину мироздания. – Получается, ты – Бог?! С ума сойти! Значит, и я теперь тоже бог? Эээ… богиня? Хранительница?.. Я совсем запуталась, кто я теперь?

Ее восторг был таким заразительным, что даже тени вокруг них будто стали мягче. Хранитель почувствовал, как что-то в его древней, израненной сущности дрогнуло – неловкое, почти забытое чувство. Будто капля солнечного света упала на ледяную поверхность озера, в котором он так давно застыл.

– Алиса… – он произнёс её имя тихо, почти бережно. – Кто ты есть только тебе решать.

Её радость, её безграничная вера в эту новую, фантастическую реальность…

Она действительно приободрила его. Пусть на миг. Пусть ненадолго.

Но он не мог позволить себе заблуждаться.

– Лично я – точно не Бог. – Его голос звучал мягко, но в нем сквозила та самая тысячелетняя усталость. – Боги умеют создавать миры. Рисуют саму суть бытия. А наш мир… он существовал задолго до того, как я стал Хранителем.

В воздухе между ними проплывали образы бескрайних галактик, рождающихся и умирающих в вечном танце времени.

– Моя попытка создать что-то стоящее… – он усмехнулся, но в этом не было радости, – …закончилась полным провалом. И, скорее всего, я навсегда лишился силы созидания.

Алиса нахмурилась, но не от разочарования – скорее, от непонимания. Как будто он говорил ей, что волшебные палочки иногда ломаются, а она не могла в это поверить.

– Кроме того… – он продолжил, глядя куда-то сквозь неё, – к Богам люди взывают о спасении. А я… напротив, сам пришёл к тебе за помощью.

Следующие слова маг произнёс это так спокойно, будто констатировал факт. Как если бы сказал: «Дождь идёт» или «Звёзды сияют».

– Более никчемное создание сложно себе представить. Я – инструмент, сломавшийся в руках самого мастера. Пылинка, возомнившая себя созидателем.

Алиса открыла рот, чтобы возразить, но он опередил её.

– Я даже не понимаю, почему ты продолжаешь видеть меня в этом сияющем облике. – Его пальцы слегка сжались, будто он хотел стряхнуть с себя человеческую форму, как надоевший плащ. – Мне куда больше подходил образ того жалкого зверька. Бездомного. Одинокого. Потерянного.

Алиса смотрела на него. Не с жалостью. Не с разочарованием. А так, будто он только что сказал самую нелепую вещь на свете.

И тогда…

Она рассмеялась.

Не зло. Не насмешливо.

А так, как смеются дети, когда взрослые совершенно ничего не понимают.

– Ну и глупости ты говоришь! – заявила она, будто это было очевидно.

И Хранитель…

Могущественный Хранитель растерялся.

Впервые за несколько тысяч лет.

Алиса топнула ногой, и туман вокруг них взметнулся, словно испуганный её внезапным движением.

– Не говори так! – её голос прозвучал твердо, с какой-то трогательной детской серьезностью. – Ты хороший. И милым пушистиком мне очень понравился, и сейчас ты такой красивый – как принц из сказки! Ну или… – она задумалась на секунду, – …как герой из аниме. Там тоже всё всегда сложно, сюжеты такие… ну, прям как у нас!

Хранитель смотрел на неё, и в его глазах мелькнуло что-то похожее на удивление.

– Я вот до сих пор не понимаю, что тут произошло? – Алиса развела руками. – Где эта дурацкая чашка, от которой столько проблем? Надо просто её сломать – желания мы и сами исполним, а к тебе хоть силы вернутся!

– Частично силы уже восстановились, – ответил Хранитель, и его голос звучал чуть живее, чем раньше. – Теперь, когда отпала необходимость в разделении личности и поддержании защитных барьеров вокруг запретной реликвии, мне уже намного лучше.

– Но где же эта Чаша проклятая? – Алиса огляделась по сторонам, но вокруг был только бескрайний туман.

Хранитель молча указал за её спину.

– Обернись. Она была здесь всё время.

Алиса резко развернулась.

Ничего.

Только зеркало – то самое, из комнаты иллюзий, – одиноко стоящее среди белой пелены.

– Это же… зеркало? – неуверенно прошептала она.

Хранитель кивнул.

– Здесь, в туманном измерении, всё призрачно и иллюзорно. Ни у предметов, ни у существ нет формы – только сущность. – Он сделал паузу, словно подбирая слова. – Видимо, когда я думал об исполнении желаний, мне представлялась идея утоления жажды… так появилась Чаша. Но для тебя…

– …мечты отражаются в зеркале, – закончила за него Алиса, и её глаза расширились.

Хранитель смотрел на неё с какой-то странной смесью гордости и печали.

– Ты не искала исполнения своего желания. Ты пришла сюда, чтобы помочь другу. И именно поэтому…

– …я нашла артефакт. Значит, теперь мы будем всех защищать вместе?

Хранитель приложил руку ко лбу и закрыл глаза.

“Она не понимает. Совсем.”

И… слава небесам.

– Да. Мы… Будем.

Он не мог сказать ребенку: «Ты больше не вернешься домой. Ты заплатишь за это детством. И однажды ты возненавидишь меня за это».

Вместо этого он просто протянул руку.

– Пойдем. Покажу тебе далекие звезды.

И Алиса, счастливая, доверчивая, взяла ее – радостно побежала вперед, как будто это было началом самой удивительной игры.

А Хранитель… молча следовал за ней, зная, что рано или поздно иллюзии развеются.

Но не сегодня.

Сегодня пусть верит.

Но тут Алиса вдруг замолчала, а её лицо исказилось в догадке:

– Это всё звучит как какая-то… очень красивая сказка, но…

Она уже нахмурилась.

– Постой, постой! Что ты такое предлагаешь?! – ее голос резко взлетел вверх. – Мы же так не договаривались! Мне домой надо! Родители наверное с ума сходят – ох, и влетит же мне!

Она скрестила руки на груди, внезапно осознав весь ужас своего положения.

– Ты что, серьёзно думаешь, что я теперь должна остаться тут навсегда?

Хранитель замер.

Он знал, что этот момент настанет.

Но он всё равно не был к нему готов.

– Алиса… – начал он осторожно.

Но она отстранилась, покачав головой, и её глаза блестели, но уже не от восторга, а от нахлынувших эмоций.

– Нет-нет-нет! Я не хочу быть какой-то там Хранительницей! Я хочу домой! Хочу к маме с папой! Хочу…

Её голос дрогнул.

Хранитель Времени и Пространства стоял перед своей гостьей не в силах произнести ни слова. Настал тот момент, которого он более всего боялся. Глубокая печаль отражалась в его взгляде, словно тяжелый камень лежал на сердце. В глазах читалась борьба – желание дать ей волю и одновременно осознание тяжкого бремени, которое на них обоих легло.

На слова девочки о возвращении, в глубине его души набралась немая скорбь, и он не мог найти в себе сил отвечать. Не желая причинять ей боль, он знал, что должен открыть ребенку суровую правду жизни, которую она не могла увидеть из-за пелены мистики и приключений, их объединивших.

С глубоким вдохом он совершил взмах руки, и вокруг них сгустился туман, превращаясь в живописный экран, на котором начала разворачиваться сцена из прошлого. Вечер их первой встречи – Алиса лежит на траве в саду возле дома своих родителей.

Невинная жертва несправедливости этого мира.

В следующий момент та же сцена показывает ее маму и папу, которые в тревоге находят свое дитя. На их лицах скорбь и неосознанный страх, который в скором времени станет раздирающей болью от осознания потери. Слезы матери, отчаянный крик отца, пышные похороны любимой и единственной дочери – все это разворачивалось перед Хранительницей как жестокая, но правдивая картинка ее собственного прошлого.