Полная версия
Все включено. Выбираешь ты
Магазин был в полукилометре от ложманов, поэтому запыхавшийся Али вернулся быстро. Влажная на спине футболка стала красноречивым доказательством недавно открытой в нем галантности.
– Едва успел! Охранник в магазине уже готовился запирать двери, еле уговорил его впустить меня. Вот ваша мука, девчонки, вот сдача с вашей сотни. Благодарностей не надо.
– И не дождешься, дорогущую какую муку приволок, – Нилюфер привередливо рассмотрела переданный ей бумажный пакет с напечатанными колосками. – Ладно, спасибо тебе, выручил.
Не прошло и получаса, как на старом столе, кое-где опаленном пламенем зажигалки, а местами с вырезанными ножом значками доллара и сердец, расположилась гвардия вареников-новобранцев. Отступив на шаг, Лиза с гордостью разглядывала своих подопечных.
– Ниля, ты только посмотри, каких красавцев я сотворила! Мои первые!
Но Нилюфер было не до любований искусством. Пыхтя и едва не смахнув пышным задом кастрюльку с остатками начинки, она протиснулась в дальний угол балкона, волоча маленькую канистру с газом. В Кемере приезжающие на сезон готовили на подобной импровизированной плите. И удобно, и дешево: одной канистры хватало на пару ужинов и полгода чаепитий.
Пару лет назад в этом доме пользовались достижением цивилизации – электрическим чайником, но после прихода счета за электроэнергию на Эверест лир Саша зацементировал розетки, а чайник сослал в подвал. Так в левой части Жемчужного квадрата началась Эра Газа. Эта история стала легендой дома. Старожилы с трепетом передавали ее ежегодно меняющимся новичкам как символ победы мудрости над пассивным принятием пощечин судьбы – именно так Саша воспринял тот злополучный счет.
Вареники сварились быстро. Когда орава голодных мужчин – и хозяева, и гости – ввалилась в дом, их ждал накрытый на балконе стол с тремя блюдами дымящейся вкуснотищи, украшенной веточками укропа, ручейками растопленного сливочного масла и забавными рожицами из апельсиновых долек.
– Как картинка из сна! – мужчины столпились вокруг стола, восхищенно разглядывая приготовленное. Такой – знакомый с детства – ужин переносил их за километры от Кемера. Дарил хоть и короткий, но отдых от эммиграции. – Налетаем! Сашку не ждем, он куда-то пропал и на звонки не отвечает. Наверное, выгуливает очередную фею.
Девять богатырей-месхетинцев, оттеснив девушек, расселись вокруг стола, потирая ладони в предвкушении счастья для желудка. Тяготы жизни на две страны отпечатались в их облике: в обтянутых кожей скулах; в грубой, заветренной коже рук, которым даже в лютый мороз приходилось колоть дрова или кормить скот; в вынужденно приветливом, но в глубине всегда настороженном взгляде, вдогонку к мыслям направленном в родной дом, к матери, сестрам, жене и детишкам.
Лишь один из них, дородный продавец кальянов Гасан, выделялся свисающими на спине складками и сально блестящими глазами. Лиза знала, что женился он не по любви, а за сосватанную родителями девушку из соседней деревни. И на заработки уехал не столько из-за нужды, сколько сбежал, спасаясь от рутины. Стиснув зубы и распустив кулаки, дотягивал до окончания зимы и первым же чартером улетал на волю.
– Хреновинки бы сейчас, – стирая куском хлеба остатки йогурта с пышных усов, басом доложил намечтанное Ахмет, патрон Нилюфер, владелец сувенирного магазина в Бутиковом рае. – И не турецкого йогурта, а настоящую сметану. Местная безвкусица поперек горла встала. Ни к кому из Казахстана знакомые не едут?
Ответом ему стал дружный вздох. Из нормы багажа 20 килограмм у каждого из мужчин две трети было занято продуктами. Но привезенные из дома сигареты, майонез и колбаса давно стали неясным воспоминанием.
– Туристов мало сейчас, аби15, не у кого даже сигарет купить, – откликнулся Синан, юркий помощник бармена. Его живой взгляд порхал по лицам собравшихся, оглядывая их с редкой для подростков теплотой. Он, как и Лиза, был новичком в этом доме и впервые надолго покинул семью.
– Мне вчера шоколад российский подарили, – ухмыльнувшись, доложил Гасан и запихнул в рот очередной вареник.
– Ну и подлюга же ты, Гасан. Мы с тобой всем, что есть, делимся, а ты продукты утаиваешь? Нехорошо это…
Ахмет, как самый старший из мужчин, имел право отчитывать провинившегося. Но Гасан был не из тех, для кого возраст – серьезный аргумент. «Я не из вашего дома, имею право не докладывать о добыче», – хвалились его крохотные, похожие на свиные глазки под нависшей крепостью век.
Взгляды остальных рассыпались по балкону. Общность и поддержка была неотъемлемой частью их культуры, но на душе у каждого темнели булыжники вранья и недоговаривания. Открытую книгу легко испачкать, порвать, надругаться, растащить по листкам. Хотя бы изредка обложка должна быть захлопнута, чтобы дать передышку пожелтевшим шероховатым страницам. Чтобы сохранить целостность души.
Хлопнула входная дверь и одиннадцать голов поднялись разом.
– Отказала фея…, – огорченно констатировал Ферхат, предлагающий туристам машины в аренду, безотчетным движением прижимая пальцы к дергавшемуся левому веку.
– Саше? Я в чудеса не верю, аби.
На пороге балкона возник Саша. Верхняя пуговка его рубашки была постоянно расстегнута, но в этот вечер к ней присоединились и две соседки.
Утолившие физический голод мужчины переглянулись и их тела непроизвольно подались вперед в ожидании занятного рассказа.
– Вот и я! Ох и влажно же сегодня! – Саша продемонстрировал в лукавой улыбке гармошку золотых зубов. – Опять льете слезы по безвременно покинувшей нас колбасе. Угадал? Я, конечно, не волшебник и даже не дед мороз, деликатесом побаловать не смогу, но сюрприз для вас приготовил. Знакомьтесь.
Из-за его спины, потупив взгляд, вышла смуглая дюймовочка-брюнетка с восточным разрезом глаз, в застиранной майке и не по размеру широких джинсах, затянутых на талии атласной лентой с распустившимися краями.
– Сульгюн, – нарушив правила приличия, первой представилась девушка.
От ее робкого шепота по коже Лизы пролетел рой мурашек.
– Сульгюн – новый парикмахер в отеле и наша новая сестра. Прошу любить и жаловать. Ахмет, Ферхат и Синан живут в этом доме. Ибрагим, Селим, Уфук, Али, Рамазан и Гасан – пришлые из соседнего ложмана, Сульгюн, но с ними ты будешь пересекаться в Бутиковом рае, мы частенько на работе вместе чаи гоняем. Как дома, в Казахстане, жили в соседних деревнях, так и здесь от них спасу нет, – Саша шутливо хлопнул Ахмета по плечу. – Скачем дальше. Помимо чудовищ есть и красавицы. Лизунка – моя правая рука. Нилюфер… хм… достояние магазина сувениров и по совместительству твоя соседка. Нилюфер, по-братски тебя прошу, хотя бы с Сульгюн разговаривай без грубостей. Ей сейчас нелегко. Только сегодня приехала из Туркменистана, оставила там четырех малышей, мужа-пьяницу и престарелых родителей. Ты извини, Сульгюн, что я рассказал это без твоего разрешения, но мы здесь одна семья, хоть и не родственники по крови. Секретов друг от друга у нас нет.
Взгляд кофейных глаз девушки испуганной птахой взвился с пола, перелетел на плечо Саши.
– Конечно, аби.
И снова от тембра ее голоса Лизу бросило в дрожь. Было в нем что-то знакомое, но не уму, а сердцу. Что-то притягательно близкое, чему Лиза не смогла дать названия.
Их взгляды пересеклись. В глазах Сульгюн настороженность и затравленность зверька, с вольготной жизни попавшего в лапы браконьеров, переплетались с интересом к миру, в котором придется с нуля строить жизнь.
– Чувствуй себя как дома, Сульгюн. Я уверена, что мы подружимся, – мягко обронила Лиза и засмущалась от признательности, мелькнувшей во взгляде новой подруги.
– Отлично, все друг друга любят, значит, пришло время отведать вкуснятины, которую приготовили деву… Опачки, это что такое? – Саша изумленно разглядывал кастрюлю, в которой варились вареники. Некоторые из них оказались раненными бойцами, и часть начинки расплылась в воде. – Не понял, вы решили суп вместо обещанного приготовить? Тогда почему по-турецки, кашей, а не с нормальным картофелем, дольками?
– Эээ… это… это… эксперимент! – выпалила Лиза. – Но тебя заждались красивые и вкусные вареники. Налетай, директруня.
– Другое дело! – крякнув от удовольствия, Саша занял предусмотрительно освобожденное Синаном – младшим – место, схватил сразу два вареника. – Ох и проголодался же я!
Почти светало, когда закончились вареники, иссякли темы для разговоров и силы для его поддержания. «Местные», зевая, держась за животы и желая мира женским рукам, отправились на боковую, а «пришлые из соседнего ложмана» поспешили откланяться, оставив после себя испачканные кастрюли, грязные блюда и гору стаканов. Под глазами быстро смекнувшей обстановку Нилюфер сгустились тучи. Уголки губ провисли в скорбном призыве.
– Косматая, пожалуйста, вымой посуду ты. Честное слово, ни капли сил не осталось. Ни вот такой даже грамулечки, – Нилюфер поднесла к лицу подруги свою маленькую ладонь, намереваясь продемонстрировать ей размер «грамулечки».
Вяло улыбнувшись, та отпрянула.
– Вымою.
– Я знала, что у тебя доброе сердце. Только сделать это нужно сегодня, иначе к утру вас муравьи съедят.
Одному Богу известно, по какой невидимой связи муравьи узнавали о наличии в доме хотя бы крошки еды. Стоило хозяевам утратить бдительность и оставить на ночь грязные кастрюли, стаканы или – самое приятное – тарелки с едой, как к утру дом осаждали суетливые черные дорожки.
Гасан замешкался у порога, якобы воюя с непокорными шнурками китайских кроссовок. Едва за последним гостем закрылась дверь, одним прыжком подскочил к Лизе.
– Лиз, я что спросить хотел, – начал он, даже не пытаясь заглушить голодный блеск в глазах. – У тебя парень есть?
Еще один.
– Нет и не надо, – буркнула она. Усталость не позволила добавить в голос нотку доброжелательности и сочувствия, «отшить красиво», как называл подобные разговоры любимчик дам Саша. – Спокойной ночи, Гасан.
Отвернувшись, она не заметила сузившихся глаз незадачливого поклонника и его сжавшиеся кулаки. На тыльной стороне ладони, там, где ее коснулись вразнобой подстриженные ногти, заалели полумесяцы.
– И тебе не хворать, – прошипел Гасан.
Ядовитые растения вырастают из непримечательного зернышка, день за днем набирая свою смертоносную силу. Если бы Лиза знала, какое чудовище вырастет из только что посаженного ею семени раздора, она, забыв про усталость, метнулась бы догонять Гасана, извинялась бы так красноречиво, как не извинялась и в пять лет, до слез обидев маму. Но интуиция девушки спала, поэтому Лиза, домыв посуду и вытерев руки о полотенце с гусями, побрела к кровати. Не раздеваясь, рухнула на ромашковое поле одеяла и тут же заснула, окутанная заботливо-приторным ароматом апельсинов.
Глава 2
Тест на выносливость под названием «работа на отдыхе других» набирал обороты. Лиза уже неделю как плюнула на правила дамского приличия, требующие от нее появления в магазине при полном параде, и косметичка переехала в тумбочку под кассой. Это экономило девушке 20 минут утреннего сна. Сборы без десятиминутной прогулки до отеля по сонным улочкам занимали всего полчаса.
Около магазина, как и ожидалось, не было беснующейся в ожидании открытия толпы. Давно позавтракавшие туристы нежились на широком галечном пляже отеля. Море, еще покусываемое ночными ливнями, и днем рассерженно отторгало от себя лучи солнца. Но его нервозность все чаще брала выходной, и туристы, повизгивая от жалящей воды, уже совершали смелые забеги.
Это значило, что до обеда Бутиковый рай будет похож на вымершее царство. Лиза налила чашку растворимого Нескафе, выудила из ящика тумбочки бисквит, принесенный накануне кем-то из обретенных друзей-клиентов и чудом спасенный от прожорливого Саши.
– За щедрых туристов! И за новый прекрасный день на курорте.
Девушка вдохнула его медово-пряный аромат, в предвкушении поднесла чашку к губам и…
– Доброе утро, ашкым16! Как спалось?
От наполнившего магазин аромата гортензий бисквит утратил былую прелесть.
– Уйди, Ниля! У меня сегодня выходной от тебя.
– Вот уж нет. Не забудь, косматая, вечером идем в кафе у моря! Любимый заждался, – выпустила на волю счастливую улыбку Нилюфер.
– Вот уж нет. Мы пару дней назад там были и принял тебя твой ненаглядный не очень-то любезно. И вообще, он же с 11 вечера работает? Почему сам не приедет к тебе днем? – неодобрение выбора подруги сквозило в каждом звуке, произносимом отчетливее обычного.
– Спит. И предпочитает, чтобы приходила я. Любит инициативных, знаешь ли.
Закончив с бисквитом, Лиза достала шкатулку со средствами для маникюра. Находила в нейл-арте17 украденное сезоном умиротворение.
– Если ты ему действительно нужна – он тебя из-под земли достанет. Если нет – твоя инициатива ни к чему. Встретился с тобой раз – и переключился на следующую, «белую кожу». Поступил так, как мы поступаем с туристами.
– Фьюю, косматая. Живи одна в своем черно-белом мире, а меня из моего разноцветного к себе не перетаскивай. Ты правда не видишь разницу между туристками-однодневками и мной, месхетинкой? Со мной ни один турок так не поступит, кишка тонка.
– У смазливой мордашки, и тем более у… хм…, – Лиза скосила глаза вниз, – национальности нет. Твой гарсон, извини, не похож на страстно влюбленного Ромео.
– «Семейная жизнь» и «страстная влюбленность» не всегда плоды одного дерева, косматая. Первого мне достаточно. Это тебе то кофе с сердцем на пене, то любовь как в кино подавай. А мне нужна лишь крыша над головой, вся семья под ней да кусок хлеба с мясом.
– Ты поэтому носишь исключительно фирменные дорогущие вещи и золото размером с твою голову? – сквозь доброжелательность, маской накрывшую тон Лизы, не просочилось ни ноты бушующего внутри девушки раздражения.
Эта пухлощекая месхетинка невыносима в своей заносчивости. Как и Лиза, она оказалась одна в чужой стране, но в отличие от Лизы боялась остаться наедине со своей душой, исковерканной чередой пережитых трагедий, а потому нацепила свинцовую броню в метр толщиной, заблокировавшую всякие представления о вежливости. Именно эта тема и служила явной или скрытой причиной постоянных девичьих склок.
Земля в новой стране для иностранца – это болото. В ней нет опоры. И правила, и культура, и обычаи – все новое, зыбкое, неизвестное. Зачастую – противоположно привычному. Во второй год становится легче. По крайней мере понятнее. Но, увы, нельзя уберечь от боли новичка и того, кто сам летит на острие ножа, по привычке видя в нем счастье.
– Знаешь, как проходят мои вечера, рыжая? – в обычно барабанной четкости голоса Нилюфер промелькнули надрывные нотки. – Одна рука непроизвольно тянется к пакету с конфетами, вторая – к мобильному. Вдруг, как ты его называешь, гарсончик что-то написал или позвонил, а я не слышала. Нет. Тишина. Долбит кинжалом со смазанным ядом наконечником. Только не в уши, а в сердце. Я не видела его уже миллион дней, Лиза. Он занят уже миллиард минут. Ты хочешь, чтобы нынешний, очередной невыносимый вечер прошел так же?
Безцветность голоса Нилюфер возымела эффект. Даже гортензии в ее духах скорбно опустили кудрявые головки.
– Хорошо, мы пойдем сегодня в кафе, – сдалась Лиза. – Начнем знакомить Сульгюн с турецкими вкусняшками. Но сделаем это после вечернего шоу в отеле. Будет концерт какого-то местного красавчика, страсть как посмотреть хочется.
– Фьюююю! Посмотреть или все-таки послушать? – гортензии снова приобрели характерный для них насыщенно-дерзкий аромат. – Сразу после работы – в кафе, точка. На местного красавчика ты можешь посмотреть уже сейчас, они к тебе сами стадами ходят, – громко пробурчала по-турецки Нилюфер, откровенно кивнув на застывшую в дверях магазина фигуру. – Любуйся на здоровье. Я ушла.
– Стой!
– Покаа, рыжаяяя, – пропела Нилюфер и, демонстративно запустив в подругу воздушным поцелуем, скрылась в прохладе коридора.
По-хозяйски оперевшись рукой о косяк и выставив колесом грудь в перепачканной землей футболке, отельный садовник осматривал магазин. Невысокий, как и большинство турков, с обветренной временем кожей, он выглядел словно только что вернувшийся из дальнего рейса моряк, много часов проведший на капитанском мостике в ожидании суши и всех связанных с ней радостей.
Вулкан рыжего негодования, до того убаюканный бисквитом, готов был залить шипящей лавой всех и все, что попадется ему на пути. «Как его в таком виде в отель пустили?! Где Саша?! При нем они с такой наглостью магазин не атакуют. Главное не улыбаться. Улыбка для них – зеленый свет». Прикрыв жерло вулкана крышкой показного спокойствия, Лиза уставилась на пришельца.
– Желаете роскошное постельное белье? Или пижамки для внуков? Может, сорочку для женушки? – на иностранном турецком, как называл лизину версию языка Саша, уточнила она.
– Ты во сколько заканчиваешь работу? – вопросил моряк.
– В 10, – Лиза опешила от проявленного нахальства.
Деликатные турки обычно предпочитали иную тактику. Усладить девушку комплиментами, растопить ее недоверие обжигающей лапшой под изысканным соусом и только после этого переходить к делу. Этот же… капитан… вел себя словно горец, не имеющий ни малейшего представления о правилах приличия. Лизе это не нравилось. Если уж ввязался в игру, изволь действовать по установленным правилам.
– В 22.05 жду тебя у соседнего отеля.
– В очередь, – по-русски обронила она, едва сдерживая готовые соскользнуть с языка турецкие гадости.
Обладательница роскошной гривы и искристой улыбки, Лиза с первого дня работы в отеле стала объектом пристального внимания со стороны мужской части персонала. Не проходило и дня без очередного настойчивого приглашения «скоротать вечерок у моря», будто туристок им мало. Чем шире становился круг отвергнутых, тем ярче разгорался азарт в остальных представителях «семьи Ататюрка18». На красивые слова и сладкие обещания непокорная русская не клюет. К нежным взглядам равнодушна. Откровенные беседы не находят взаимности. Что же способно тронуть ее сердечко? Видимо, садовник решил попробовать новое средство – бесцеремонность. Тоже промах, дорогой.
Не поняв сказанное, но по турецкой самодовольной привычке решив, что такому принцу как он иностранка отказать не посмеет, садовник задрал подбородок и ушел. Крышка на вулкане терпения Лизы начала подрагивать. Опять придется выходить из отеля с Сашей, при нем капитан подойти не посмеет, хотя будет ждать, это очевидно. «Коллекционеры», они такие…
В прошлом году активно наблюдавшая за курортными турками, Лиза поделила их на четыре типа.
Первый – «кролики», они же «коллекционеры». Это мужчины наподобие избранника Нилюфер. Долгие ухаживания им неинтересны. Они очаровывались девушкой на один-два вечера. Отточенными фразами и взглядами шустро овладевали ее вниманием и не только им, ставили жирную галку в списке своих достижений и тут же теряли к проходной избраннице интерес. Становились «неимоверно занятыми» и абонент не абонент.
Во втором типе – «Неразлучниках» – кроме названия не было ничего романтичного. Не разлучались они со своим стремлением не выделяться из толпы. Принято на курорте гулять с туристками – хотели-не хотели, но гуляли. Без подруги не комильфо. Отлаженность конвейерной системы неразлучников восхищала Лизу. Они выбирали туристку с симпатичной фигуркой и обожали ее до конца ее отдыха. Обхаживали, засыпали комплиментами, уверяли, что она самая-самая, искренне считали ее своей девушкой. Прощаясь в последний раз, вздыхали у автобуса, теребили ее ладошку в трогательном нежелании расставаться… и тем же вечером обнимали следующую, тоже уже любимую.
Представители третьего типа – «Избиратели» – в отличие от первых двух не делали из секса культа. Им нравилось проводить время с приятными, тщательно выбранными туристками. Первый этап отбора, о котором девушка даже не подозревала, заключался в наблюдении за ней в первые несколько дней ее пребывания в отеле. Если после пары дней она все еще одна – значит, тоже избирательная, есть смысл к ней присмотреться. Дальнейшее – дело техники.
К четвертой, малочисленной кучке относились все остальные. «Святоши», «Примерные семьянины», а также те, кого смущало незнание русского и английского языков, поэтому прогулкам с красавицами-туристками они предпочитали посиделки в мужских, таких же как они иностраннонеговорящих компаниях.
– Такие только зря место в туризме занимают, – скривился Саша, с которым Лиза поделилась своей теорией. – Ты только подумай, Лизунка, сколько из-за них красавиц уезжают неудовлетворенными. Только такие как я «кролики» и выручают Турцию. Не будет нас, чернооких принцев, и туризма в Турции не будет, запомни мое пророчество. Он на наших плечах держится.
В увлечении противоположным полом Саша был уникальным мужчиной. Он твердо занимал позицию между коллекционерами и неразлучниками, умудряясь проводить время одновременно с двумя-тремя девушками на протяжении всего их отдыха. Делал это так виртуозно, что ни одна из них не догадывалась о наличии остальных.
– От судьбы можно ухитриться убежать. От времени – никогда, – Саша пригладил дерзко мохнатящиеся брови. – Я слишком люблю жизнь и уважаю Аллаха, чтобы отказаться от щедрот, им посылаемых. Столько красоты рядом, а пенсия не за горами. Надо использовать возможности по-максимуму, Лизун.
– Супруга разделяет твое убеждение?
– Тьфу! Есть у вас, баб, дар: одним словом смешать мед с навозом!
– Уж прости, директруня, – Лиза выглянула в коридор Бутикового рая. – Чтобы загладить свою вину, докладываю: мед сейчас разглядывает витрину магазина. Твой формат, тебе и работать.
У текстильного, возбужденно пересмеиваясь, две белокожие туристки разглядывали торсы манекенов, наряженных в бамбуковые мужские халаты.
– Вот еще. Я сегодня шейх. Приводить ко мне наложниц – твоя задача, – развалившись на похожем на трон стуле для гостей, обитом расшитой пайетками и бисером тканью, провозгласил Саша. – Вперед, Лизун, на рыбалку. Ловись рыбка и стройная, и округлая, помнишь, как я тебя учил в начале сезона?
В первые дни совместной работы Саша активно пытался приобщить новую помощницу к ассистированию не только в продажах, но и в не менее важной задаче сезона – пополнению заветного Списка Полюбленных Девушек. От Лизы требовалось лишь ненавязчиво внушить претендентке, что патрон – мужчина уважаемый, прогуляться с ним безопасно и приятно. «Ты русская, Лизун, к тебе доверия со стороны туристов больше. На небесах тебе эта помощь зачтется».
Но стоило Лизе пару раз «ненарочно», по девичьей глупости провалить задания, как Саша образумился и нашел себе более сговорчивого партнера – Ибрагима, продавца в центре кожи и меха и по совместительству главного конкурента за содержимое туристических кошельков. С ним же выгуливал туристок, приехавших с подругой.
– У нас крючки закончились, их в кожу завезут. Ра-бо-та-ем, директруня, – выходя из магазина, бросила Лиза патрону. – Леди, добрый день, – улыбка подошедшей к витрине Лизы, после упоминания Саши о рыбалке напоминавшая оскал, тем не менее составила бы конкуренцию стокаратному бриллианту в солнечный день.
– Нам ничего не надо, девушка, мы только смотрим, – вскинулась туристка. – Оля, пойдем отсюда, пока нам ничего не втюхали, – дернула подругу за рукав пестрого кардигана.
– Я вам ничего и не предлагаю, кроме турецкой диковинки.
– Какой же? – проглотили наживку подруги.
– Вам невероятно повезло, сегодня в нашем отеле отдыхает казахский шейх, инкогнито. Именно сейчас он в моем магазине. Хотите взглянуть на заморского красавца? Бред Питт рядом не стоял.
– Пожалуй, не откажемся, – после перестрелки взглядов протянула Оля.
– Проходите, пожалуйста.
«Главное, Лизун, – заведи туриста в магазин, а уж я превращу его в довольного клиента».
Сохранив на лице достоинство приближенной к шейху, Лиза заскочила вслед за подругами в текстильный, где Саша, успевший обмотать голову ярким полотенцем, уже рассказывал первую байку из жизни провинциальных шейхов.
Такой он, стандартный рабочий день на курорте, где собирается самая обширная коллекция шутов и сказочников.
*
Плоские низкие небеса, грозящие вот-вот разразиться рыданиями, сменились мерцающим куполом. За зиму привыкшие к отчуждению звезды застенчиво выглядывали из-за темноты кулис, не решаясь на сольные партии. Лишь полнощекая луна, высокомерная аристократка, свободная от предрассудков, величественно устроилась на троне небосклона.
Кемер замер в нетерпеливом ожидании нового курортного дня, в котором, иншалла19, появится много солнца и в котором, иншалла, появится шум дискотек. Из-за ливней открытие клубов перенесли сначала на неделю, потом еще на одну, потом еще. Погруженный в дремоту юный Кемер ждал своего часа.
Под покровом ночи «бабья банда», как назвал недавно образованную девичью компанию Саша, закутавшись в свитера, скорчилась под дрожащими листьями апельсиновых деревьев у дома, где жила Лиза. Неизвестный хитрец-экономист вновь выкрутил лампочку из уличного фонаря, и крыльцо освещалось лишь скудными подаяниями остальных граней Жемчужного квадрата. Сожители Лизы, пользуясь погодным затишьем, умчались гулять с очередными возлюбленными, оставив дом вести молчаливые беседы с окружающими его горами и апельсиновым садом. Узнавать тайны мироздания. Соотносить их с увиденными человеческими страстями.