Собрание произведений в 3 томах. Т. I. Стихи

Анри Волохонский

Собрание произведений. Том I. Стихи

АНРИ ВОЛОХОНСКИЙ

СОБРАНИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЙ

ТОМ I

СТИХИ

Новое литературное обозрение

Москва

2024

УДК 821.161.1

ББК 84(2Рос=Рус)

В68

Составление, предисловие и примечания Ильи Кукуя

Анри Волохонский

Собрание произведений в 3-х т. – 2-е изд. – Том I: Стихи / Анри Волохонский. – М.: Новое литературное обозрение, 2024.

Настоящее издание впервые в фактически полном объеме представляет творчество Анри Волохонского (1936–2017) – поэта, переводчика, прозаика, одной из наиболее значительных фигур неофициальной литературы 1960–1970-х годов. Творчество Волохонского отличают «язык, аристократический изыск, немыслимый в наше время, ирония, переходящая в мистификацию, пародийные литературные реминисценции… и метафизическая глубина» (К. Кузьминский). Произведения в Собрании распределены по жанровому принципу: в первый том входят поэтические и драматические произведения, во второй – проза и статьи, в третий – переводы.

ISBN 978-5-4448-2416-0

© А. Волохонский, наследники, 2024

© И. Кукуй, составление, предисловие, примечания, 2012, 2024

© С. Есаян, рисунок на контртитуле, 2012

© OOO «Новое литературное обозрение», 2012, 2024

ОБ АВТОРЕ ЭТИХ КНИГ

В 1983 году, во втором томе «Антологии новейшей русской поэзии у Голубой лагуны», Константин Кузьминский писал: «Анри Волохонский – фигура мистическая и мистифицирующая. <…> Каббалист, мистик, знаток древней Греции и Eгипта, иудей и христианин, гениальный поэт, автор теософских трактатов и трактатов о музыке, исследований о свойствах драгоценных камней – он возникает тенью за каждой значительной фигурой современного Петербурга. Его имя связано со всеми интереснейшими именами и школами, сам же он остается в тени. За вычетом периода эвакуации и двух-трех лет, проведенных в Мурманске (1964—66), он практически не покидал Петербурга до своего отъезда в 1973 году. И тем не менее, мало о ком известно столь немногое»1.

За почти тридцать лет, прошедших с выхода антологии Кузьминского, российский литературный ландшафт сильно изменился, соответственно изменились и возможности его обзора, как в России, так и за рубежом. Вышел ряд справочных изданий, в которых можно получить биографическую информацию о Волохонском разной степени достоверности2. Произведения Волохонского включаются фактически во все представительные антологии современной поэзии и неофициальной литературы советского периода3. Благодаря сайту «Митиного журнала»4 читатель может ознакомиться со значительным объемом произведений поэта, а библиографические примечания к настоящему изданию дают достаточно полное представление о том, в какой степени творчество Волохонского было и остается востребованным.

Тем самым «линия жизни» Волохонского предстает перед нами сегодня гораздо более отчетливо, чем тридцать лет назад – и в то же самое время как сам поэт, так и фигура автора в мире его текстов остаются в тени, лишь иногда выводя наружу путеводный конец нити и приглашая последовать за ним внимательного читателя.

Анри Гиршевич Волохонский родился 19 марта 1936 года в Ленинграде. Он закончил Ленинградский химико-фармацевтический институт, а впоследствии аспирантуру Всесоюзного научно-исследовательского института озерного и речного рыбного хозяйства. Волохонского с полным правом можно назвать «естествоиспытателем» в поэзии – своими остроумными экспериментами он существенно расширяет наши представления как о возможностях языка, так и о границах нашего понимания. В 1960-е годы поездки в гидрологические экспедиции на Крайний Севере служили ему важным источником вдохновения; в одной из таких экспедиций была написана поэма «Фома», которую сам поэт считает началом своего зрелого творчества. Частыми отлучками из Ленинграда объясняется и обилие поэтических «посланий», публикуемых в настоящем издании в особом разделе (см. т. 1, кн. «Рукоделия»), и лишь эпизодическое присутствие Волохонского на неофициальной литературной сцене северной столицы.

Первые поэтические опыты Волохонского относятся к середине 1950-х годов. Особую роль в его становлении сыграла встреча с поэтом Роальдом Мандельштамом, первый посмертный сборник которого Волохонский издаст в 1982 году в Иерусалиме. К кругу общения поэта принадлежали тогда художники-арефьевцы Р. Васми и Ш. Шварц, а также живописец М. Петров. И если социальная составляющая творчества круга Арефьева, сопоставимая с «барачной» эстетикой лианозовцев, была Волохонскому чужда, то его яркая, почти живописная образность сродни подходу художника, только вместо кисти поэт пользуется словом (см. стихотворение «О красках»). Примером того, как зрительные впечатления трансформируются в особые ритмы звукописи, является поэма «Последняя видимость» (см. «Воспоминания о давно позабытом», гл. «Море»).

Уже в самых ранних произведениях выкристаллизовываются ведущие линии поэтики Волохонского, которым он остается верен и по сегодняшний день. Это в первую очередь сильное формообразующее начало, первичное по отношению к скрытому в хитросплетениях языка сюжету и внелитературному фону. Даже в столь «злободневном» произведении, как «Роман-покойничек», сатирическом изображении советской империи, композиция текста строится одновременно на нескольких уровнях: смерть романа как имперского литературного жанра, гибель Рима (Rōma, отсюда роман) как прообраза европейской имперской культуры, и лишь на поверхности – похороны советского функционера Романа Владимировича Рыжова. Совмещение нескольких исторических, культурных и стилевых пластов характерно и для поэтических произведений Волохонского. Как писала Е. Лавут, «Восток и Запад, чистота языка и намеренная расшатанность ритма, певучесть фольклора и изыски ученой поэзии слились в стихах Волохонского, чтобы создать неповторимую вселенную, где мировая эстетика охвачена и преображена русским словом»5.

В 1960 году Волохонский знакомится с поэтом, художником и бардом Алексеем Хвостенко; их совместное творчество, продолжавшееся до самой смерти Хвостенко в 2004 году, насчитывает более пятидесяти песен, циклы басен, поэмы, трагедии и комические драмы, детские стихотворения, переводы6… Именно Хвостенко стал первым исполнителем песни «Рай» («Над небом голубым…») на стихи Волохонского, ставшей впоследствии всенародно известной в исполнении Б. Гребенщикова. После смерти друга и соавтора Волохонский составляет книгу «Верпа» (2005), представляющую собой основной корпус поэтических произведений Хвостенко. От причисления себя к группе «Верпа»7, в которую в первой половине 1960-х годов, кроме бессменного лидера А. Хвостенко, входили Ю. Галецкий, Л. Ентин, И. Стеблин-Каменский, сам Волохонский, впрочем, отказывается.

В 1973 году Волохонский эмигрирует в Израиль. Он продолжает работать по специальности в лаборатории изучения флоры и фауны озера Киннерет. В то же время в израильской и европейской периодике начинают регулярно публиковаться его стихотворения. Отмеченный К. Кузьминским феномен («Ни один из современных поэтов не повлиял на творчество Анри Волохонского <…>, зато наблюдается обратное явление»8) можно наблюдать и в русскоязычной литературе израильской диаспоры; уже после отъезда Волохонского в Европу его произведения продолжают публиковаться в израильской периодике (журналы «Двоеточие», «Зеркало» и «Солнечное сплетение», альманах «Саламандра» и др.), появляются критические статьи о его творчестве.

В 1983 году в США выходит первая книга Волохонского «Стихотворения», своеобразный авторский синопсис его творчества на то время. Начиная с этой книги, каждый авторский сборник Волохонского носит концептуальный характер. «Когда я пишу стихи, то самым главным мне кажется не идея, не содержание и не форма, и не туманное понятие “качество”, а нечто еще более туманное и непонятное рационалистическому уму, но понятное мне <…>, это – чистота порядка»9, – писал Даниил Хармс в 1933 году. Эта же категория «чистоты порядка» в полной мере применима к архитектонике книг Волохонского. Особое значение имеет внутренняя сочетаемость текстов, причем не только по тематическому, стилевому или ритмическому, но и по числовому принципу: так, в цикле «Четыре поэмы об одном» первая поэма – «Двое» (2), во второй остается один (Аввакум», 1), в третьей у одного остается одно око (1/2), а в четвертой – лишь «последняя видимость», т.е. ничто. Внимание к числовым принципам гармонии и симметрии привело к созданию двух циклов работ, объединяющих в себе научные статьи и художественные тексты на темы онтологии10.

В 1985 году Анри Волохонский переехал в Германию, работал редактором и переводчиком на радио «Свобода» в Мюнхене. Стилистически его поэзия 1980—90-х тяготеет к малым формам, минимализму и свободному стиху; большее место занимают отклики на актуальные события, как правило в жанре эпиграмм или иронических инвектив (см. «Настенные надписи»). В то же время Волохонский создает цикл по мотивам свода монгольских летописей «Алтан тобчи» («Монголия и далее»), уделяет особое внимание переводам, выделенным в настоящем издании в отдельный том.

С начала 1990-х годов его произведения начинают переиздаваться в России: выходят сборники «Анютины грядки» (1994) и «Тивериадские поэмы» (2001), переложение «Поминок по Финнегану» Дж. Джойса (2000), книга воспоминаний (2007), появляется большое количество публикаций в периодике. В литературной жизни русской эмиграции Волохонский не участвует и живет уединенно. На вопрос в одном из интервью, не хочет ли он приехать в Россию, Волохонский со свойственной ему иронией ответил: «Нет. Я очень хорошо все помню»11. Впрочем, в последние годы голос Волохонского у русской публики в прямом смысле слова на слуху благодаря тесному сотрудничеству поэта с лидером группы «АукцЫон» Леонидом Федоровым12.

О самом творчестве Волохонского на сегодняшний день написано на удивление немного, и, невзирая на свой легендарный статус, поэт до сих пор является одним из белых пятен на карте русскоязычной литературы – отчасти из-за «нелюдимости и экстравагантности»13 (впрочем, сильно преувеличенных мифом), отчасти из-за того, что многочисленные публикации Волохонского оказались рассеяны по труднодоступным периодическим изданиям и альманахам трех континентов. За исключением важной статьи В. Тарасова и нескольких филологических исследований по частным поводам, список работ о поэзии Волохонского ограничивается несколькими заметками и рецензиями14. Ведущие принципы поэтики Волохонского были отмечены еще К. Кузьминским: «язык, аристократический изыск, немыслимый в наше время, ирония, переходящая в мистификацию, пародийные литературные реминисценции […] и метафизическая глубина»15. Ирония выступает основным инструментом остранения, снижая всяческий пафос; по замечанию В. Тарасова, художественный мир Волохонского отличает «отсутствие сокрушений на тему души, измученной собой; неизменно – всесторонняя отделка произведений и […] идейная многослойность»16.

Поэзия Волохонского обычно оценивается как герметичная, сопротивляющаяся однозначной интерпретации; критики сталкиваются со сложностью «отделить пародийную интонацию от лирической»17, отмечают сугубо формальный характер стихотворений, основанных «исключительно на смелых словосочетаниях, неологизмах, на музыкальном звучании и дерзкой рифме»18; однако Тарасов справедливо указывает, что «трудность восприятия зачастую связана с тем, что привычный ассоциативный строй мышления и потому выверенные, казалось бы, мерки здесь неприменимы»19. Нельзя не согласиться с И. Бокштейном, написавшим: «Хорошо, что стихи Анри Волохонского сложны <…>. Если б каждый поэт в своем роде был так тонок… но тогда б и мир не мог “существовать”»20.

Теперь читателю предоставлена счастливая возможность самому сформировать свое мнение о творчестве Анри Волохонского во всем его многообразии.

Илья Кукуй

ЛИТЕРАТУРНАЯ АНКЕТА*

Редакция журнала «Гнозис» обратилась к нескольким писателям и поэтам с литературной анкетой:

1. Ваши литературные учителя?

2. Ваша эстетическая концепция?

3. Ваше отношение к собственному творчеству?

* * *

1. Не говоря о классиках – Хлебников и Хвостенко.

2. Она противолитературная – желательно, чтобы живая интонация происходила от музыки сфер, а не от душевных неудовольствий. Претензии на истинное писательство только удваивают ложь.

3. Если речь идет о моменте исполнения, то чем меньше я его понимаю, тем лучше.

Анри Волохонский

ДУДА И МАК

КНИГА I

ПЕРВЫЕ ТРАВЫ

1

Где звуки бьют в сплошное дноЦветами желтыми о каменьА дым над лиственным огнемКачает колесо льняноеЧерпак наполненный дождямиКовш, обруч ледяной вольет смешавСмолу и яркое виноВ большие плоские стволыИ рожь мгновения создастЖелезный хлеб, который неделим.

2

Ты сам идешь кружась в цепяхНа этом блюде одинокКогда разбит зубец стеннойИли в снегах горбатый ветер нагНад радугой петух тебе рассыплет пищуИ пусть поют и лгут клянясьЧто прежде видели яснееСквозь дыры в пемзе водянойПускай плывут рога как корабли для нищих —Не веришь ты – и не иссякПожар на медном пустыре.

3. Сонет (нарцисс)

Победой мглы мохнатые кореньяСреди серпов вдоль рыжей рукоятиДо искр над ней, – натягивают сетиНо сети рвут прекрасными ночамиЛетая осы армией крылатойСловно листвы кочующие звеньяИ утренние гнезда тонут в пенеЗарытые в тумане бородатом.В паденьи вод и в мутном беге клиньев —За кругом ливня вижу лишь себяИли в текущем – выбитое имяНепрочное. Прозрачное скребяЖивотное в пустующем кувшинеГлядит как плотный каменеет ряд.

4

Из внешности паломником началаСедеет шар. Но свет не здесь —Лишь смесь являет горстьВ траве растущей по краямКак соль на жарких берегах:Нам выкуп дан таким.Ради того морей ствола тяжелогоЛед глотают реки рыбПлавят холод толщи птицВ пляске досок, снежный грузНесущих, весел слышен хохотКорабли с глазами лисУлеглись на дне прозрачные холмистомЭтой соли и слюдыЕсли можешь – берегись, последнийРади прежней тщетности тонувших.

5

Если бы пали горелые сваиИ мухи порою съедали полыньС белого луга, поляны, где звери лаяДвигают плугиДаже тогда – в поздний годВ звездный деньУрожай желудей не покажется лишним.

6

В сокровищнице травТростник сплетает тонкие венцыРавнинный лес верховней солнца расцветаетУ рекиСмеется ил, кричит павлинИ оперенная заря несет привет царейПескамПод шкурой алтарейРассеян звук стеклянного единстваЯнтарные стада идут по берегамА диск – неистов, пьянВращает льдыИ синь его глядит очами голубыми льдаВ окаменелый медЗагадка и водаВозникшее растеньеГнилая ветвь землистая живаяСкала над пастбищемПриют дрожащей стаи —Поздний ройСкрывая жар под бородой морейСкользит движениями рыбИ держит мутные шары —А ты – подкидыш здесь чужойКак одинокий избежишь собак?Никчемный вождь – мудрец висишьНа плоском дереве кривясьВ лохмотьях шутМир сух.Нисходит смрад в озерный скудный кругГраница зрения – пустынная оградаВ которой меркнет ткань монетЖелезный столб – зола кипитНад нею – искаженный щитИ млечный зверь великой красоты —Застенчивая тварьВползает медленное брюхо волоча.

7

Пепел живого лесаБлеск стеклянного камняЛед веселой синей горы —Как нов этот хорЭто праздник рожденного солнцаНесущего ввысьО пепел расплавленный леса живогоМоря великая колоннаДыханья землиПодожди кораблиЧасто меняя мачтыМечтами сливаясьС твореньем солнечных устРуки протянут к пещереВ ней губы ееЗыби во влаге единства текущегоНосит его распавшийся остовКак туч пепельно естествоЗола и следы на нейСловно судно —Оно покидаетИ режет воздушную прядьОпрокинутым килем,Исполни и помниВ каждом движенииЛето одетое листьями льдаНикогда не оставит дорогиСкользящему среди трещинПесчаного города.

ТРЕЛИ БАКАЛАВРА

И при писаньи своего рассказаНе скрой, каким растенье ты нашел,Ограбленное здесь уже два раза.Кто грабит ветви иль терзает ствол,Повинен в богохульственной крамолеБог для себя святыню их возвел.Данте

8. ПРОЛОГ

Соблазном сильно поределымНа небесах тебе далекихРасположил свои пределыНаш мир ужасный и жестокийПрироды хрупкие кускиОн поместил в законов обручПо ним сновали паукиПлетя для нас познанья поручень.Прекрасный окорок тая10_ Природа скрыла эти срокиСмутясь, оправила оборки,Стыдливо глядя на меня:«Во мне ты верно видишь туЧто лихо каждому солдатуПриоткрывает наготуЗа незначительную плату —Пойди со мной, войди в палатуТам средь весов и между мерНаучной прелести пример20_ Цветет левкоем на пригоркеНо есть во мне такие норкиКуда их не проникнет взгляд…Гляди: у самой двери кассыНапуганы дефектом массыТолпой ученые стоятИ что‑то нежное галдятСвоей испорченной латынью,Гордясь познания полынью,Нырнув в такую полынью,30_ Дерзнувши дно мое пощупать,Но обретают лишь свиньюХотя и применяют лупуЛуны рассматривая частиПриродный отметают стыдОни стремятся к тщетной сластиСобравши сведений пластыВ распространенные томаОдин тащил меня в кустыИ каждый палец как Фома40_ Меня исследовать намеренСтоял вокруг в себе уверен.Однако я была твердаИ не сдавалась словно башняА он сказал, что я труба,Сказал, что нива я и пашня,А он, ученый, словно плугВ кругу мотыг, своих подругБлестящих новых инструментов,Копать которыми удобно,50_ Что я глядела благосклонноИ тесто подымалось сдобноЕму казалась я съедобной,Красивой, глобусоподобной,И потому меня он мерилРазмахивая сантиметромИ делал вид как будто верилИ в шляпе был отделан фетромИ на меня пахнуло ветромА он заметил тут со смехом:60_ “Работа делу не помеха,Отдай себя моим утехам”».Наука обществу – порукаПрирода обществу – задвижкаЛарца, куда влагаем клюквойСредств общественных излишекНаука это есть кроватьНа ней сидим мы свесив ногиНад миром царствуя как богиНауки склоны не пологи70_ Обрывы – должен я сказать —На ней имеются и тропы —Наука верная подстилкаЧтобы с утесов упадатьИ не затрагивать затылка.Природа – сыр, наука – вилка,Природа – дробь, наука – белка.В руках у меткого стрелкаЛежит разбитая тарелкаДолжок записан под мелок80_ На том кончаю свой пролог.

9. ПРОТИВ ДЮРИНГА

Все животные – отцы,Хоть ведомы под уздцы.Время – глупая служанкаПролила вино на лестнице.Будем слизывать остаткиСобирать осколки чашиНеприветливой прелестницыНа колени встанем сразу жеХрупок был пример бесстрашияЕго почувствовав прилив —Овал вина в текущей луже,10_ Отвне проходит горделивОтец воронок и кадушек.Царь гулких внутренних пустотДань с голых дыр не может вычестьНепостижим упругий сводСтупеням качеств и количествБукварь природы многотоменНо знаки лжи извергнет глазБлистает истины топазСреди пустот каменоломен.20_ «По океанам‑матерямЛодки знаний к нам плывутВся природа – это храмВ мастерской пылает трудНаша печень словно желчьВырабатывает мыслиПоскреби любой кирпичДоцарапаешься истинОт оспы, как и от холерыСпасти не могут компромиссы30_ И половинчатые меры —Заразу сталь пусть жжет со свистомТак будем миру палачи —Поспешим – и калачиБудут нашей ежедневной пищей» —Так говорил, народ прельщая вишнейОдин плохой социалистСвоих трудов тряся пред ними глупый лист.Этот Дюринг был вульгарен.Он не понимал закона40_ Отрицанья отрицаньяОн не отдавал поклоновИ не наносил визитовИ хорошие манерыЕму были не знакомыОн сидел угрюмо домаРядом с чаем недопитымЗа стеною из фанерыИ не знал, что диалектики фанфарыДороги миру осветили50_ Так, как идеи блещут фарамиВ наук ночном автомобилеВ своем невежественном самомненьиСчитал себя магистром* и не менееХулил собратьев по перуСам с них щипая по перуА на пирах он чавкал громкоРуками пищу брал с тарелокИ были всем головоломкойЕго вульгарные манеры60_ И к дамам часто он спинойСтоял, блистая новизной.А вечерами каламбурыСам сочинял в тиши ночейА утро приходило хмурым —Так седоватый казначейМонарху утром счет приноситКогда монарх того не просит.Прославим Энгельса которыйЕму на место указал70_ Который сдернул эту шторуЕму всадил тугую шпоруИ показал в какую поруИ век какой кругом насталИ пусть он это написалВ словах довольно непонятныхНо в стиле тонком и приятном.Оденем Энгельсу венок,Украсим бороду цветамиПоложим амбру возле ног80_ И розы обовьем усамиА в длани рук ему блестящОт сочинений вложим хрящ.

10. ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ ДАЛЬНЕЙШЕГО

Поклон 3. Фрейду

О полом и сплошномСплошное тело страшно нам.Сплошная кость погодой ноетИ плачет призрак древних ранУжасно тело нам сплошноеЕго удар – так след, синякИ гул стоит неупорядоченИное дело – тонкий злакСвоей природою загадоченСтоит соломенный цветок10_ Желтея хрупкою трубоюКто в это дело вникнуть могКачая ветреной главою?Кочан – в листах, гора – упорОна для ветра коридорОна лежит – вся цепь из скважинКак адвокат который скажетЧто аппарат вокруг продаженИ что коррупция сверломДырявит дым медовой сажи20_ От прежней связи, прежней пряжиОтторгнут смоляной Содом —Меж плотных тел находит домЛишь тот, кто сам себе плотнееНо вкус к забавам холоднееГорит в застенчивом зрачкеНе расщепясь змеиным окомНе соблазнясь вороньим векомЧто триста лет таскает клювА после ищет темный люк30_ Куда бы скинуть эту ношу,Куда б снести яйцо из трупаА смерть, копыто взяв у лошади,Стучится в двери из скорлупок.Дары – коробками покупокКрупа скребет железо ступокИ кость пестом бредет по супуНевзгод. От зелени фасолиТвои фальшивые паролиСотрутся в плоские печати40_ А мысль твоя полощет скатерть,Чтоб не осталось винных пятен —Непрочна полая посудаСкрипеть бы швами черепахамКогда б не вызывала зуда(И вряд ли звук кому приятен)Та мысль, подсказанная страхом.Под нашею надглавной крышейПирует в тесном помещеньиНаш ум – как полковой священник50_ И мышцам толк дает он свыше —Они сгибают бедра в угол —И вдоль глядит колеблем другом,Когда качели под угломКогда любим стоит столбомСплошным сцепленьем обстоятельствИз кругловатых позвонков,Смерть брякнет: «Менее оковТем меньше тем для препирательств».Сосуд осколком засверкает60_ Сплошное крикнет: «Это вечность!»Вокруг сплошное словно КаинВдоль неудачного печенья.

11. КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОГО ВОЗДУХОПЛАВАНИЯ АППАРАТОВ ТЯЖЕЛЕЕ ВОЗДУХА И ОТЧАСТИ МЕТАЛЛИЧЕСКИХ

Конец забав таких плохой.Сначала взмах крыла бессильный —Был одинок изобретательВ отставшей царственной РоссииОт всей Европы на откатеТогда печально выли крепостныеИх бил урядник, поп им лгалИнтеллигент о них не хлопоталНо совесть тлела как лучина10_ У тех, кто лучший представитель,Достойны крыльев наши спиныНо нам мешает злой вельможаКазновладетельный правительПочатки знаний уничтожа.Холоп же крыльями махаяПопробовал от колокольниОднако поп его толкаяРазбил его плохую ногуИ лето было это знойным,20_ Прошла зима течением спокойнымИ лишь к весне крылом махаяИ пар из котелков пускаяПришел Можайский весь в усахС ним самолет на парусах.Однако царь с царицей вместеЕму отказывали в средстве,И этот каменный педантРазбил колено о квадрант,Который острыми углами30_ Его терзал, ему вредилЗатем, что не снабжен средства́ми,Царя Можайский теребил,За это царь ему вредилИ ни копейки не платил.Царь – злонамеренная личностьСкрывал от всех свою наличностьМожайский умер в нищете…Но времена уже не теЦарей вогнали мы в гробницы40_ (Исторьи тяжки те кулисы —Так не держись за колесо —Из мыслей прежних мудрецов)Ну а попам иное дело —Как генералам поседелымПриятно слышать звук трубыСовком задетой самоварнымТак поп для классовой борьбыОбъект приятный и коварный.И вот Жуковский на пропеллер50_ Свои сомненья возложаПошел по воздуху кружаКак восхитительная мебель.Этапы вкратце таковы:Ступенечки, перила – вдругВесь мир круженьем опаленныйУпал на площадь потрясенныйНа площадь красную Москвы.

12. РУКА

Она талантом не блисталаИ скромной Золушкой слылаЕще огня не добывалаЕще металла не ковалаЕще полотен не ткалаИ на стене не рисовалаОна едва‑едва моглаМанить и звать к себе другого —Приятеля иль друга дорогого.10_ Но вот потребности инойВ себе почувствовав стремленьеОна утратила покойИ утвердилась на поленеИ отреклась от прежней лениОна отставила большойПалец толстый коренастыйА день стоял тогда ненастныйИ был запас его пустой.Лишь челюсти стояли, скрипом20_ Напоминая о себеОна согнулась словно скрипкаИ потянулася к едеА эта ноги уносилаОказавшись осторожнойЕе казалось не прельстилоСлужить прогрессу замороженнойТогда поняв бессильность в поединкеКогда период ледникаВторгался в горные бока30_ Как молоко из половинкиОреха именем «кокос»Нечаянно на берег пролилось —Тогда свой палец‑коротышкуКуда‑то влево отложивОна оставила мартышкуСказавши: «Мыслю, стало быть жив»И ловким пальцем помаваяЕго приладив к челюстямИз шерсти это доставая40_ Даря им их добытых тамИ ноготь пропитательным орудиемБыл этим первым как бы людям.Меж человеком и животнымВедь нет границ бесповоротныхИ те и эти хорошиНи в тех ни в этих нет душиОдних тела покрыты пухомА эти пользуются плугомДля добывания себе50_ Еды, естественно, в борьбе.Однако тот кто проникаетСквозь кожу внешнего предметаКонечно ясно понимаетЧто звери ходят неодеты.Они ленивы и порочныСебе домов не строят прочныхТак – гнездышко или шалашикНиже берез да выше кашек,А мы себе из калабашек60_ Творим при помощи трудаЧтоб не ходила к нам бедаУ нас еще сковорода —И много разных есть имуществПеред зверями преимуществ.У нас имеется рукаВзамену неумелой лапыОна искусней паукаОна любой откроет клапанОна одела ногу в лапоть70_ Она отличий честный рапортОна могла бы поцарапатьОна могла бы и заштопатьОна зубам несмежный локотьПриродный вклад не может лопнутьХоть треплет кризис бренный Запад.Рука – орудие народаОна помощница томуКто одинок перед природойИ пища всякому уму.