Усадьба заложников

– А что случилось-то? – спросил Потапов, удивленный ночной активностью сыщика.

– Так, ничего особенного, – отвечал Гуров. – Кто-то решил с нашими камерами повозиться, немного их развернуть.

– Может, вы с Маратом, когда их устанавливали, плохо закрепили? – предположил Костя. – Вот их ветром и развернуло…

– Точно, ветром развернуло, – поддакнул ему сыщик. – А особенно сильный ветер задувал здесь, в доме. Прямо ураган какой-то. Знаешь что? Отмотай-ка запись с домашней камеры на шесть часов назад. Посмотреть хочется, что это за ветерок дул.

Потапов отмотал запись, и Гуров сел перед экраном. Он видел, как люди входили в комнаты, как выходили. Вот сразу несколько человек, и он в их числе, около восьми часов вышли, спустились вниз. «Ага, это мы пошли на прогулку с художниками», – сообразил сыщик. Прошло еще несколько минут – и вдруг перед экраном появилась какая-то черная завеса и закрыла изображение. Потом что-то двигалось в темноте. А затем темнота исчезла, но теперь на экране можно было увидеть только стену коридора. «Значит, это он что-то сбоку набросил на камеру, а затем ее развернул, – понял сыщик. – Интересно, почему он ее только повернул к стене, а не вообще разбил молотком? Наверно, потому, что звук удара было бы слышно во всем доме. А еще экран бы погас, и это мог заметить даже такой «наблюдательный» охранник, как Костя…»

Он повернулся к охраннику и спросил:

– В восемь утра ведь уже ты был на дежурстве, верно?

– Ну да, я, – отвечал тот. – А что такое?

– А вот посмотри, – предложил ему Гуров.

И продемонстрировал сцену с набрасыванием покрывала. Когда она закончилась, спросил:

– Интересно, а что ты делал в то время, когда это произошло? Куда смотрел?

– Да тут я был, куда же мне деться, – отвечал охранник. – Смотрел… Наверно, меня в этот момент что-то отвлекло. Возможно, как раз в это время группа выходила из ворот, их надо было открыть, вот я и отвлекся.

– То есть это мы тебя отвлекли? Мы виноваты? Допустим. А потом, когда тебя уже ничто не отвлекало, ты ведь, наверно, осмотрел все экраны, верно? Как же ты не заметил, что эта камера стенку показывает?

– Даже не знаю… – промямлил охранник. – Камер теперь много стало, внимание рассеивается…

– Да, внимание у тебя, конечно, рассеялось, – согласился сыщик. – Ладно, не буду тебя отвлекать. А то, если еще что случится, я виноват буду.

Он вышел из дежурки, поднялся на второй этаж, прошелся по коридору… Все двери были закрыты, ничего не было слышно. Гуров вернулся к себе. Его наполняло раздражение, вызванное поведением охранника Потапова. «У такого охранника стул из-под носа украдут, а он ничего не заметит, – думал он. – И убийца, видимо, наблюдал за его поведением и подметил эту расхлябанность. Надо сказать Вершинину, чтобы тот нашел нового охранника, а от этого стоит избавиться».

В душе скопилось раздражение, и Гуров сознавал, что, пока не избавится от него, не заснет. И чтобы сбросить нервное напряжение, он решил сейчас, ночью, починить выключатель, превращенный в ловушку. Он снова спустился в дежурку, молча, не говоря ни слова, взял в ящике стола пассатижи, изоленту, поднялся к себе в комнату и полчаса провозился, убирая опасные штыри и превращая выключатель из ловушки в обычный инструмент для выключения света. И добился, чего хотел: не только выключатель починил, но и от негативных эмоций освободился. После этого он запер дверь, причем оставил ключ в замке, чего раньше не делал, лег в кровать и заснул.

Утром Гуров проснулся чуть позже обычного. Когда он взглянул на часы, они показывали половину восьмого. «Значит, Потапов уже сдал пост и на дежурство заступил Марат, – подумал он. – Это хорошо. Да, это хорошо…»

На хорошую разминку или прогулку до завтрака времени у него уже не оставалось, и Гуров решил ограничиться короткой, зато интенсивной пробежкой до развилки горной дороги и обратно. Вернувшись, он принял душ и спустился в дежурку, где теперь хозяйничал Марат Ордынцев.

– Как прошла передача смены? – спросил он.

– Нормально прошла, – отвечал Марат. – А что, что-то случилось?

– Костя тебе ничего не рассказывал?

– Нет, ничего.

– Забавно. Он что, думает, что я все забуду?

– Да что такого случилось? – встревожился Марат.

– Сейчас расскажу, – пообещал сыщик.

И он рассказал Ордынцеву о камере, которую кто-то повернул к стене, и еще о двух камерах, уже в парке, положение которых показалось ему подозрительным. А затем пошел дальше и поведал о том, что случилось с ним самим, – об испорченном выключателе и засунутом под кровать диктофоне, который изрекал угрозы в адрес сыщика, а затем самоуничтожился.

Марат Ордынцев внимательно слушал сыщика, а когда тот закончил, заметил:

– Да, интересные события происходили этой ночью. Жаль, не на мое дежурство они выпали. Может быть, я бы заметил, кто этот хитрец, который занавешивал камеру…

– Я и не сомневаюсь, что ты бы это заметил, – сказал Гуров. – Я даже так думаю, что этот «хитрец» тоже учитывал, кто дежурит. Он не случайно произвел свое новое нападение именно в тот день, когда на смене был Потапов. Я потому все это тебе и рассказал, что на тебя можно положиться.

– Не ожидал от вас такое услышать, – сказал Марат. – Как же это на меня можно положиться, если я из полиции ушел? Если я был о своем руководстве плохого мнения?

– Возможно, твое мнение было как раз правильным, – заметил на это Гуров. – Знаешь, сколько я в последние годы раскрыл всяких афер, совершенных крупными полицейскими начальниками? Может быть, то, что ты оттуда ушел, как раз в твою пользу говорит. И потом, как говорится, сегодня ушел, а завтра вернулся… В общем, я решил, что могу на тебя положиться, и больше не будем об этом. На тебя, на водителя Илью, да еще, пожалуй, на художника Никитина, хотя у него есть свои недостатки. Теперь скажи мне вот какую вещь: кто из обитателей поместья, по твоему мнению, мог совершить этот ночной трюк с поворотом камеры и с диктофоном в моей комнате?

Марат Ордынцев задумался и думал долго, несколько минут. Потом заговорил:

– Ну, первый, на кого можно было подумать, – это как раз Илья, водитель. Он тут самый технически грамотный. И если бы я не знал, что он за человек, я бы на него и подумал. Вот и вы поняли, что он за человек. А если исключить Илью… Тогда самыми технически подкованными здесь остаются Вершинины, отец и сын. Особенно Иван: он любую технику починить может, во всем разбирается. Но ведь не будет же Иван творить такую хрень? Нет, не будет. А тогда я и не знаю, на кого и думать. Повар Григорий, садовник Егор Васильевич, тренер Женя в электронике мало что понимают. Правда, я ничего не знаю о художниках… Особенно этот Мерцлин – темная лошадка. Молчит все время…

– Если человек молчит, это еще не значит, что он скрывает какие-то темные замыслы, – заметил Гуров. – В общем, я пришел к тем же выводам, что и ты. Значит, мы должны заключить, что у нас с тобой на данный момент нет подозреваемых. Да, а твой напарник, Потапов, – он не мог быть главным злодеем?

Однако Ордынцев с сомнением покачал головой.

– Константин, конечно, балбес, а еще рохля, – сказал он. – Поспать на дежурстве, соврать, от работы уклониться – это он всегда может. Но задумать такой план, следить за всеми, стараться этот план реализовать – это совсем не для него. Я же говорю – он рохля. У него для злодейства нет необходимых волевых качеств.

– Согласен, – кивнул Гуров. – В таком случае слушай, что я еще скажу. О нынешнем ночном происшествии я Вершинину ничего говорить не буду. Помочь в поисках злодея он не сможет, а тревожить его лишний раз я не хочу. И о Потапове говорить не стану, что его надо заменить. Потом, может быть, скажу. Тебя я попрошу проверить две камеры в парке. Вот план, на котором я их отметил. Мне кажется, они тоже как-то неправильно показывают окружающую местность. И вообще, следи за тем, что происходит в поместье. Вершинин собрался сегодня съездить в город, в картинную галерею – договориться о выставке наших художников. Я тоже с ним поеду, но не в галерею, а в ОВД – хочу показать экспертам сгоревший диктофон. Таким образом, до обеда ты тут остаешься за старшего. Не возражаешь?

– Значит, я буду вроде главный, но об этом никто не будет знать? – заключил Ордынцев. – Интересное положение, такого у меня еще не было. Ладно, как-нибудь попробую.

Заключив, таким образом, союз с охранником и поделившись с ним планами, Гуров отправился на завтрак. За столом в тот день царила веселая, непринужденная обстановка. А сыщик вглядывался в людей, сидящих за столом, и гадал, кто из них говорил с ним сегодня ночью измененным голосом, кто угрожал разными карами. «Он где-то здесь, мой враг, – думал сыщик. – Здесь, за этим столом. И я его вижу – и в то же время не вижу. Такого случая в моей практике, кажется, еще не было…»

Глава 12

Как и планировал Петр Вершинин, после завтрака он собрался ехать в город, в картинную галерею. Он заранее договорился с директором галереи о своем визите, и там заверили, что будут ждать. Гуров тоже созвонился со старшим экспертом Парусиновым. Он не стал рассказывать о ночном происшествии. А просто сказал, что у него имеется интересный предмет, который надо исследовать.

Таким образом, из поместья они выехали вместе. Вершинин был готов ждать сыщика, сколько потребуется, но Гуров заверил, что обратно он может вернуться на такси. Когда его высадили возле здания ОВД, он не стал искать капитана Бескровного, а сразу спустился в подвал, где располагалась криминалистическая лаборатория. Парусинов, как и полагается старшему эксперту, был занят, так что Гурову пришлось некоторое время ждать, пока тот освободится. Но вот наконец эксперт пригласил его к себе. Сыщик сел напротив Парусинова и достал из сумки пластиковый пакет, в котором находились остатки сгоревшего ночью устройства.

– Вот, посмотрите на это, – попросил он. – Что вы можете об этом сказать?

Криминалист осторожно, с помощью пинцета, извлек из пакета сгоревшие комочки пластика, разложил их на столе, а затем подтянул к себе тубус сильного микроскопа. Некоторое время он рассматривал принесенные Гуровым обломки, поворачивал их так и эдак, затем отодвинул микроскоп, выключил освещение и поднял глаза на Гурова.

– Ну, что я вам могу сказать? – произнес эксперт. – Основой для этого изделия послужил диктофон из числа «шпионских штучек», которые продаются в магазинах всяческих приколов. Но эту «штучку» сильно модифицировали. Ее перемонтировали, чтобы уменьшить размер, а главное – чтобы добавить устройство с таймером, которое обеспечивало саморазрушение диктофона после окончания работы.

– Какой же квалификацией нужно было обладать, чтобы изготовить такую сложную конструкцию? – спросил Гуров.

– Ну, я бы не сказал, что это штука запредельно сложная, – отвечал Парусинов. – Чтобы ее сделать, нужно быть хорошим IT-специалистом. Ну и вообще рукастым человеком. А как эта штука работала, вы мне можете рассказать?

– Почему же нет, могу, – ответил Гуров.

И рассказал эксперту о голосе из-под кровати, который разбудил его ночью. Об угрозах, которые изрекал этот голос, и о том, как в конце устройство вспыхнуло и сгорело. А также о выключателе, превращенном в ловушку. Парусинов выслушал этот рассказ, покачал головой, потом произнес:

– Ну и дела у вас там творятся! У вас имеется опасный противник, Лев Иванович! Рисковый, хитрый человек. Впрочем, думаю, вы его быстро вычислите, ведь обычно такие люди очень заметны, их поведение резко отличается от поведения обычных людей.

– Не знаю, чем уж оно так резко отличается, – хмыкнул сыщик. – Пока что я этого хитреца не нашел. Так вы проведете более детальный анализ этого устройства?

– Разумеется, проведу, – отвечал эксперт. – Но не ждите, что я сообщу вам приметы злодея. Вряд ли на этих кусках угля могли остаться какие-то следы.

После беседы с экспертом Гуров поднялся на третий этаж, в кабинет капитана Бескровного. И рассказал капитану о главных новостях, накопившихся за два дня: и о попытке неизвестного убить его и Вершинина с помощью спущенного с горы камня, и об устройстве, которое высказало угрозы в адрес самого Гурова, а потом сгорело.

– Как видишь, капитан, события в нашем доме развиваются по восходящей, – закончил он свой рассказ. – Так что ты уж не выпускай нашу усадьбу из виду.

– Я и не думаю выпускать ее из виду, – отвечал Бескровный. – Я тут доложил эту ситуацию своему руководству и получил рекомендацию выделить целую группу людей для охраны вашего поместья. Я могу направить этих людей, человек шесть, в ваше распоряжение прямо сейчас. Если это поможет обеспечить безопасность Петра Никитича, то давайте так и сделаем.

Однако Гуров покачал головой.

– Вряд ли это поможет, – сказал он. – Тут уникальная ситуация. Убийца находится не за пределами поместья, он внутри, где-то рядом со своей возможной жертвой. И что тут могут сделать ваши шесть инспекторов? Нет, лучше вы их используйте здесь, в повседневных делах. Хотя одну вещь вы можете сделать. Я выяснил, что один из охранников поместья, Костя Потапов, – большой разгильдяй. Было бы правильным заменить его на более толкового и ответственного человека. Это необязательно должен быть ваш сотрудник – просто квалифицированный охранник. Если удастся такого найти, сообщите мне, а я поговорю с Вершининым. Все это будет выглядеть как простая замена охранника на более опытного и толкового.

– Хорошо, я прямо сейчас этим займусь, – обещал капитан. – Думаю, уже сегодня вечером я с вами свяжусь и представлю человека, которого мы будем рекомендовать.

– Буду ждать звонка, – сказал Гуров.

Выйдя из ОВД, он вызвал такси, сел в него и уже через час вернулся в поместье. Тут он выяснил, что Вершинин еще не вернулся – видимо, переговоры об устройстве выставки трех художников затянулись. Тогда сыщик направился в дежурку, чтобы поговорить с Ордынцевым.

– Ну, как дела? – спросил он. – Что тут происходило в мое отсутствие?

– Да можно сказать, что ничего не происходило, – отвечал охранник. – Молодежь, то есть Настя, Иван и Сергей, отправились кататься по поселку и прилегающим местам на роликовых коньках. Ну и Женя Самойлов к ним присоединился. Ирина Васильевна занялась любимым делом – вместе с Егором Васильевичем украшает цветами берега пруда, дорожки, в общем, цветниками занимается.

– Ну а художники, наверно, опять ушли куда-нибудь в горы этюды писать, – предположил Гуров.

– Вот и не угадали, – заявил Ордынцев. – Они все трое в своих комнатах возятся – картины для выставки отбирают. Ведь Петр Никитич обещал договориться об устройстве для них троих выставки в местной картинной галерее. А для выставки нужно отобрать лучшие работы. Вот они и отбирают.

– Но ведь вряд ли у них здесь много картин? – предположил сыщик. – Не станут же они их сюда из Москвы везти?

– Да, у Султанова и Мерцлина здесь картин не очень много, – согласился охранник. – А вот полотен Никитина здесь штук двадцать. Ведь он который год здесь отдыхает. И каждый год пишет штук по пять-семь картин. И некоторые дарит хозяевам, а еще пару каждый год они у него покупают. Так что на третьем этаже целая выставка его полотен имеется. Есть из чего выбирать.

– Теперь понятно, – сказал Гуров. – Значит, все были заняты, а ты отдыхал?

– Нет, отдыхать мне особенно не пришлось, – усмехнулся Ордынцев. – Ведь вы просили проверить две камеры в парке. Вот и я выбрал время, сходил и проверил. И могу доложить: вы были правы. Камеры кто-то повернул, и теперь они смотрят совсем в другую сторону. Не видно стену дома, не видно дорожку, и кусок ограды тоже остался без наблюдения.

– Но я думаю, ты все вернул на прежнее место? – спросил сыщик.

– Да, я снова их установил как надо и закрепил, чтобы никому не захотелось их еще раз ворочать, – отвечал охранник. – Но это тревожный сигнал. Это означает, что и другие наши камеры, которые мы за последние дни установили, тоже могут развернуть.

– Да, такая опасность есть, – согласился Гуров. – Скажи, а каким образом наш хитрец подобрался к камерам, чтобы их повернуть? Ведь его должно быть видно, он должен остаться на записи…

– Должен был, да не остался, – отвечал Ордынцев. – Как я обнаружил уже потом, запись была выключена еще ночью. А это значит, что «наш хитрец» заходил сюда, в дежурку, и Костя его не заметил. Так что «хитрец» мог ворочать камеры в любую сторону, куда ему нужно.

– Да, все как я уже говорил, – заметил Гуров. – Костя такой охранник, что из-под него вор может стул вынуть, пока он спит, а он и не обратит внимания. Но это все скоро кончится. Я сегодня просил капитана Бескровного из горотдела, чтобы он подобрал замену Косте. Необязательно сотрудника полиции, просто толкового парня. Капитан обещал до вечера все сделать. А я сегодня же поговорю с Вершининым, объясню, отчего охранника нужно заменить. Так что у тебя уже завтра, я думаю, будет другой напарник.

– Что ж, посмотрим, что это будет за напарник, – сказал Ордынцев. – Не факт, что от него будет большая помощь. Поживем – увидим.

– Вот именно, поживем – увидим, – сказал Гуров.

После чего отправился пройтись до обеда. На лужайке перед домом он увидел знакомую картину: Виктор Селиверстов сидел в позе лотоса, устремив взгляд в неведомое. Он занимался своей восточной гимнастикой. Сыщик обошел его стороной, чтобы не мешать, и вышел за ворота. Он прогулялся до горной развилки дорог, а когда вернулся, увидел подъезжающий к воротам джип Вершинина. Так что он вошел в ворота вслед за машиной.

Двери джипа открылись, и оттуда вышли Вершинин, водитель Илья, а также, к удивлению сыщика, еще один человек – управляющий Аркадий Леонидов. Вся грудь у него была забинтована, правая рука висела на перевязи, но вид у управляющего был довольный.

– Наконец-то! – провозгласил он, осматриваясь. – Наконец я снова здесь! Как мне не хватало этого вида, этого воздуха!

– Значит, вы решили прервать лечение и вернуться раньше срока? – спросил его Гуров.

– Здравствуйте, Лев Иванович! – приветствовал его управляющий. – Да, я уговорил врачей, уговорил Петра Никитича – и мне разрешили вернуться. Но кто сказал, что я прерву лечение? Я буду его проходить здесь. Мне выписали кучу таблеток, выписали уколы, и я буду все это принимать. А уколы мне будет делать Сергей, он умеет. Так что я собираюсь быстро войти в курс дела и снова приняться за работу. Ага, вижу, тут без меня произошли некоторые изменения. Вот этой камеры наблюдения возле дома раньше не было…

– Да, мы повесили несколько дополнительных камер, – подтвердил Гуров. – Шесть штук в парке и две – в доме. Укрепляем систему безопасности.

– Очень хорошо! – отозвался Леонидов. – Безопасность давно нуждалась в укреплении. Ну, я пойду в дом. Надо с Аней поговорить, с Григорием, заняться хозяйством.

И управляющий скрылся в доме. А Гуров подошел к Петру Вершинину и предложил тому пройти в кабинет и поговорить о некоторых неотложных делах. В кабинете он сообщил хозяину поместья о том, что необходимо заменить охранника Потапова на другого человека. Он не стал рассказывать о диктофоне, который подсунули ему под кровать, и о выключателе, превращенном в ловушку. Рассказал лишь о том, что кто-то проник в дежурку и выключил запись с нескольких камер, а потом изменил их положение. И в доме развернул камеру на втором этаже, так что она больше ничего не показывала.

– Да, это возмутительно! – согласился Вершинин. – Но где же я найду другого охранника? Это дело долгое…

– Вам не придется об этом заботиться, – отвечал на это Гуров. – Я уже поговорил в ОВД с капитаном Бескровным, и тот обещал сегодня же к вечеру прислать нового охранника, толкового парня. Так что эту прореху в системе безопасности мы заделаем. Камеры, которые злоумышленник вчера ночью неправильно повернул, Марат сегодня поставил на место. Это тоже сделано. Но у меня к вам будет еще одна просьба. С этого момента, ложась спать, закрывайте двери ваших комнат на ключ, а если есть засов, то лучше еще и на засов. И Насте с Иваном скажите, чтобы так делали. А я художникам скажу. Хотя теперь у нас будут внимательные дежурные, но все же лучше соблюдать меры предосторожности. Да, и насчет художников, я хотел спросить: удалось договориться об устройстве их выставки?

– Да, завтра в картинной галерее будут ждать, когда мы привезем работы, – отвечал Вершинин. – Мы договорились, что всего будет выставлено пятнадцать картин, по пять от каждого из наших гостей. Мне как раз хочется скорее пойти посмотреть, что они отобрали. И завтра мы на автобусе отвезем все это в город.

– Что ж, пойдемте, вместе посмотрим, – сказал Гуров. – Мне тоже интересно.

Когда они поднялись в помещение на третьем этаже, где находилось нечто вроде здешней картинной галереи, выяснилось, что не им одним интересен процесс выбора лучших полотен. У одной из стен стояли картины Никитина, которые художник уже отобрал для выставки. И вдоль них расхаживал бизнесмен Виктор Селиверстов.

– А вы что, тоже живописью интересуетесь? – спросил у него Гуров.

– Я интересуюсь всем, чем интересуется мой друг Петр, – отвечал бизнесмен. – Это он научил меня ценить живопись и хоть немного в ней разбираться.

Гуров оглядел картины, которые Никитин выбрал в качестве лучших. Да, тут было на что посмотреть! Все полотна носили мифологический характер, и все были очень яркими, красочными. На этих полотнах шли на бой сказочные богатыри, плыли по морям небывалые корабли… Создавалось впечатление, что эта стена, с картинами Никитина, ярче освещена, хотя на деле все было совсем наоборот. Ярче других была освещена стена, вдоль которой стояли работы Льва Султанова. На них можно было увидеть группу стариков, которые играли в домино на парковой скамейке, застолье в тесной и грязной комнате, мрачных пассажиров электрички… Лучи солнца не помогали этим картинам – они все равно выглядели мрачными, серыми. Чуть лучше обстояло дело у третьей стены, где стояли картины Романа Мерцлина. Здесь в основном были натюрморты и пейзажи, старые московские дворики, переулки Арбата…

– Будь моя воля, я бы Никитину отдал не пять, а все десять мест, – тихо произнес Селиверстов на ухо Гурову. – С Ромы хватит трех работ, а для Льва – и двух достаточно.

Он сказал это вроде бы тихо, но недостаточно: сыщик заметил, как у Султанова, стоявшего неподалеку, напряглось лицо, сжались скулы, он прямо весь скривился. Значит, слышал то, что сказал бизнесмен. А Гуров, посмотрев на картины, вдруг вспомнил, что здесь, на третьем этаже, он и не подумал повесить хотя бы одну камеру наблюдения. «Тут у меня недоработка, – подумал он. – Хотя, с другой стороны, нельзя ведь весь дом увешать камерами. Когда их слишком много, внимание дежурного рассеивается… И потом, пробраться сюда, на третий этаж, можно только по одной лестнице. И если за ней следить, то можно предотвратить какой-то инцидент…»

Однако надо было как-то отреагировать на реплику Селиверстова, и Гуров сказал:

– Не могу с вами согласиться. У наших художников очень разные направления, и каждый создает прекрасные работы в своем ключе. Просто вам ближе то направление, в котором работает Никитин. Что же, многим нравятся сказки…

Он заметил, что при этих его словах скривился уже Селиверстов, ведь сыщик намекнул, что у него примитивный вкус. «И хорошо, что я тебя уел, – подумал Гуров. – А не говори гадости про других, да еще так, чтобы они слышали».

Он хотел еще раз пройти всю галерею, лучше оценить выставленные работы, но в это время у него зазвонил телефон. Это был капитан Бескровный. Сыщик спустился на второй этаж, зашел к себе в комнату и только здесь ответил на вызов. Он не хотел, чтобы кто-нибудь слышал его переговоры с капитаном.

– Я выполнил вашу просьбу, нашел вам нового охранника, – сказал капитан. – Если вы не против, мы с ним сейчас к вам приедем.

– Замечательно, что ты так быстро его нашел, – отвечал Гуров. – Но знаешь, о чем я хочу попросить? Вы, когда приедете, не подъезжайте прямо к воротам усадьбы. Остановитесь за пару кварталов от нее, и ты мне позвонишь. Я к вам выйду и проведу в усадьбу незаметно. Тут у меня появилась одна догадка, и я хочу ее ночью проверить. И я не хочу, чтобы кто-то знал о появлении у нас нового охранника. Договорились?

– Хорошо, я все сделаю, как вы сказали, – отвечал Бескровный.

Завершив разговор с капитаном, Гуров вернулся на третий этаж. Здесь шло оживленное обсуждение: обсуждался вопрос, где хранить отобранные картины до завтрашнего утра. Вершинин беспокоился за их сохранность и предлагал унести все в его кабинет на втором этаже. Никитин возражал, указывая, что в кабинете мало места и вообще для картин не очень хорошо, если их будут таскать с места на место. Гуров послушал этот спор, а потом присоединился к нему.

– Знаете, Петр Никитич, мне кажется, что Олег Андреевич прав, – сказал он. – Пусть картины остаются здесь. Что с ними здесь может случиться? Правда, здесь, на третьем этаже, нет камер наблюдения, но в этом нет ничего страшного. Ведь на втором этаже камеры есть, на них все видно. Я уверен, что на картины никто не покусится.