Ты вернешься!

В убогом жилище человека громко играла музыка, но других голосов слышно не было. Он поднял бутылку и сделал несколько глотков, не сводя глаз с темноты, в которой я подходила все ближе. Снова вздрогнула, когда легкий ветерок донес до меня его аромат, который… словно бы легко-легко погладил меня прямо по натянутым нервам и задел прежде дремавшие чувствительные точки, и даже амбрэ дешевого вина никак не ослабило интенсивность этого воздействия.

Я снова остановилась, вздрогнула всем телом, стремясь прогнать остро-колючую щекотную волну с кожи и прислушиваясь к странному смятению в себе, поражаясь тому, что не могу дать этому никакого определения. Опознавалась только часть, самая примитивная и близкая животной стороне – сексуальное влечение. К человеку? Это же… Извращение какое-то практически! Я могу допустить в свою постель любого из саргов, выбрать самого сильного, я именно такого как раз отказалась принять буквально два дня назад, а теперь… вот это?!

И, Мать всех стай, о чем ты вообще думаешь, Эрин, и на кой клык копаешься в своих странных импульсах, тогда как пришла решить жить или умереть этому человеку. Желать совокупиться с по сути без пяти минут будущей жертвой – вот уж правда извращение!

Я решительно преодолела оставшееся расстояние и шагнула в пятно блеклого света, падающего из окна. Парень охнул, вытаращился, дернулся так, что чуть не навернулся сверху. Не дожидаясь его дальнейшей реакции, я вспрыгнула в оконный проем и расположилась напротив него, уставившись максимально угрожающе, щедро добавив к этому и ментальное давление. Лучше сразу дать понять, что дело обстоит очень и очень серьез…

Вместо того, чтобы испытать приступ паники и склониться, мой спаситель резко подался вперед, вскинул руку и едва-едва, кончиками грубых пальцев коснулся моей щеки и вдруг расплылся в нетрезвой, но такой искренне счастливой улыбке, что я буквально оцепенела. Смотрела в его глаза, впитывая этот поток искрящейся чужой радости, вместо того, чтобы оторвать по локоть посмевшую снова коснуться без позволения конечность.

– Я, пипец как, боялся, что больше не увижу тебя, княжна моя, – произнес парень тихо. – Хрен знает как бы жил тогда.

Глава 7

Наши дни

– Ты рехнулся, Рус, – пробормотал сквозь зубы Васька. – И раньше-то был психованный, но теперь окончательно кукухой повредился.

Он предлагал собрать бойцов для нашего сопровождения, но я отмахнулся. То, для чего я сюда еду – сугубо личное, да и не желаю я выглядеть дешевым позером, той самой безродной дворнягой, которыми чистокровные нас кличут, что способны прогавкать свои требования, исключительно имея за спиной серьезную живую силу. Мне и своей хватает.

– Мог бы со мной не ехать, – огрызнулся я и непроизвольно оскалился, сшибая кенгурятником хлипкий шлагбаум у самого первого КПП на подъезде к главным воротам в поместье сучьих Курта.

– Да достал ты уже! – вернул мне в том же духе друг, проводив взглядом фигуру явно охреневшего от нашей борзости дежурного сарга, который тут же схватился за рацию.

Пока мы проедем оставшуюся дорогу до ворот, нам наверняка будет обеспечен радушный прием в виде их лучшей боевой бригады, чего я, собственно, и добиваюсь. Конечно, я давным-давно знаю как попасть на их строго охраняемую территорию обходным путем, переплыв через реку и пробежав лесом, просочившись мимо их сторожевых постов. Мои разведчики не напрасно свое мясо едят, и сам ходил с ними несколько раз. По факту, нам ничего не стоило бы собрать боевой кулак, врезать Курта в спину так, что кровью умоются и еще очень долго-долго будут силы восстанавливать, как однажды уже и было.

Но не в данный момент, тогда я не хотел просто взять и разгромить этих чистокровных ублюдков. Правда, тогда и сейчас причины были разные. Однако, сегодня мне не нужно тайное проникновение в тыл врага. Я собираюсь появиться у их главных ворот, подняв хорошенько на уши, так, чтобы уже никак невозможно было утаить такую вопиющую наглость от своей примы. Я хочу говорить с этой жестокой сукой, и она будет говорить со мной. И сделать это можно и нужно исключительно лично. Мало того, что за все годы ни у кого из пленных не вышло выпытать ни крупицы информации о том, куда скрылась и где живет Эрин. А я не церемонился в выборе средств, особенно поначалу. Но, походу, они и сами не знали куда она подалась.

Никому из моих айтишников так и не удалось вычислить Эрин в сети, хотя рыли еще как, но она категорически отвергала интернет и соцсети, судя по всему. Не было никакой чертовой возможности написать ей даже обычное письмо. Само собой, у их поместья был почтовый адрес, чертова куча адресов целого закрытого поселка, но я уверен, что напиши я хоть миллион писем, и ни одно не дойдет до главной сучки Курта, а если и дойдет, то дрянь просто не захочет их читать. Она ведь отряхнулась от нас и всего, что было, и пошла себе дальше, и на кой ей знать, что я об этом и о ней самой думаю. Ну ничего, теперь-то выслушает, и я своими глазами увижу ее реакцию.

Как я и думал, к тому моменту, как мы подкатили к огромным глухим воротам поместья, перед ними сплошной стеной стояли их бойцы наизготовку, а над забором застыли арбалетчики, и болты у них наверняка были серебряными. Я испытал импульс придавить педаль в полик, собрав на капот с десяток саргов, но справился с собой и остановил внедорожник.

– Может, ну его на хрен? – прошептал Васька, когда я взял с торпеды распечатанное для наглядности фото захваченного юнца. – Швырни им в рожи фотку и поехали обратно. Пусть сами они к нам ползут, если он им нужен.

Но я его уже почти не слышал. Таким бешеным мандражем уже накрыло от предвкушения, аж звенело все внутри натянутыми на разрыв струнами. Я увижу Эрин. Наконец. Столько лет спустя. Я ее увижу сегодня, сейчас, не когда-то потом. Увижу, даже если она откажется выйти, наплевав на судьбу своего щенка. Пройду сквозь строй этих корчащих зверские рожи, но отчетливо воняющих жестко подавляемым страхом, Курта. Увижу ее, потому что я так решил и хочу этого. Не поверну назад, не сейчас, когда знаю, что она так близко, только помехи смахнуть и руку протянуть.

– Ты нарушил наши границы, Дикий, и тебе лучше убраться отсюда, если ты не хочешь проблем, – протявкал вместо приветствия здоровенный детина – нынешний юсбаш-сарг Курта, Дерк, кажется.

– К сожалению для тебя, я этих проблем прямо-таки жажду, – откровенно оскалившись в злобной ухмылке, ответил ему и найдя взглядом одну из камер, поднял распечатанное фото так, чтобы его стало видно. – А вот если вы их хотите избежать, то сейчас быстренько пошлете кого-нибудь за Эрин. Пусть живенько выходит, потолковать я с ней кое о чем желаю.

– Не представляю о ком ты говоришь, – выпятил подбородок Дерк, но и от него самого, и от строя за ним отчетливо понесло гневом и ложью.

– Неужто милашка Эрин так долго отсутствовала, что вы имя ее подзабыли? – издевательски уточнил я, и у юсбаш-сарга задергалась щека и верхняя губа. – Или это все ваши конченные иерархические заморочки, запрещающие даже мысленно приму звать по имени? Ну мне по-любому разбираться в ваших дебильных обычаях недосуг, ибо я клал болт на них всегда, так что пошустрее давай, зови Эрин.

– Кем ты возомнил себя? – не выдержав-таки, зарычал Дерк, и его поддержали дружно остальные сарги. – Думаешь у тебя есть право приказывать приме что делать? Убирайся! Никто из нас не станет беспокоить ее ради…

– Ради того, чтобы ее сын остался жить, – резко обрубил я его вдохновенную речь. Не с ним говорить я сюда приехал. – Или Эрин сейчас выходит ко мне или я возвращаюсь к себе, и через сутки она получит труп мелкого засранца.

– Ее нет здесь! – огрызнулся командир бойцов Курта. – Мы понятия не имеем, чьим фото ты тут машешь. Убирайся или…

Он сделал шаг ко мне, но я больше не стал церемониться и дал полную волю рвущейся на волю силе подавления, прессуя всех без разбора в зоне поражения. Ваське сейчас тоже пришлось несладко, но он знал на что шел, поехав со мной.

Саргов из строя стало сгибать, один за другим они падали на колени и, хрипя от тщетных усилий сопротивляться, опускали головы к земле, принуждаемые ментально к покорности. Последним рухнул на одно колено Дерк, продолжая, однако, жечь меня ненавидящим взглядом и скалиться. Силен, сученыш, но мне все равно не противник.

– Эрин, выходи и позволь своим бойцам сохранить хоть остатки гордости и разума! – крикнул я, посмотрев снова в камеру. – Я ведь не остановлюсь, размажу их и превращу в гадящих под себя способных только униженно ползать на брюхе амеб.

Минуты шли, ничего не происходило, кроме разве что ухудшения состояния саргов, на которых я продолжал давить ментально. Даром мне это, конечно, не пройдет, уже ощущал внутри дрожь готового вот-вот порваться потока силы.

– Прекрати это, Дикий! – раздался повелительный женский голос из-за моей спины, и узнавание было похоже на ожог раскаленной плетью по вывернутым наружу нервам.

Развернувшись на месте, я увидел ее. Эрин. Она была все той же, какой я увидел ее впервые и какой запомнил в последний раз. Невысокая, изящная до трепетной хрупкости фигурка в свободном облачении светлой накидки наверняка на голое тело. Чуть волнистые длинные волосы, чей цвет благородного серебра был таким изменчивым, легко окрашиваясь под стать окружающему освещению. Лицо, тонкие, филигранно-совершенные черты, которыми я так и не сумел налюбоваться досыта. И бьющая наотмашь, без всякой жалости мощь, что окружала ее как беснующийся свирепым электричеством кокон, что не позволит приблизиться никому, не получившему на это позволения. Никому, кроме меня. Я всегда его видел и ощущал, но плевать хотел. Точнее, с самого начала хотел ее так сильно, что какая-то там лютая ментальная защита не могла меня даже притормозить.

– Ты настолько качественно выкинула меня из своей памяти, что даже имя забыла, Эрин? Или же я был таким проходным вариантом для тебя, что запоминать его не стоило, а, княжна моя?

Один взгляд на нее, и я не хочу больше говорить с ней. Мне в ней быть нужно до смерти.

– Покажи! – вместо ответа потребовала Эрин, сверкнув цитриновым пламенем глаз и указав взглядом на лист с фото.

Я протянул ей бумагу, она взяла и смотрела несколько секунд, пока я сам жрал ее глазами, выискивая изменения, что помогли бы мне не утонуть в призраке прошлого. Удержаться в реальности, где эта женщина принадлежит другому так, как когда-то отказалась принадлежать мне. Выходило хреново, пришлось даже кулаки сжать, ибо дотронуться, а скорее уж захапать и провалиться в жаркое общее никуда тянуло адски, едва переносимо. Почему ты не стала страшной, Эрин? Почему на твоем лице не легло печатью то, какая ты жестокая бездушная стерва? Почему мне не отвратительно смотреть на тебя, предавшую, отдавшуюся другому?

– Чего ты хочешь? – в голосе, и прежде холодном, хрустнул уже настоящий лед.

– Тебя, – ответил ей мгновенно, без размышления.

– Ты рехнулся? – между ее серебряных бровей пролегла складочка, как когда-то во время наших споров, и я чуть зубами не скрипнул, вспомнив сколько раз изгонял ее прикосновениями губ.

Когда я ехал сюда, то на самом деле смутно представлял какой будет наша встреча спустя эти годы, и что Эрин скажу. Хотел вывалить на нее, что она дрянь бессердечная и что виновата во всех бедах, что обрушились моими усилиями на Курта. Раз для нее всегда интересы стаи были превыше всего, то пусть знает и мучается. Но только увидев ее, осознал – херня это все. Бессмысленная чушь, что прозвучала бы как детсадовские обижульки брошенного любовника, который гаденько мстил. А ведь было все совсем не так. Я захотел ее с первого взгляда. Я никогда не переставал ее хотеть. Все, что я делал – ради того, чтобы мы могли быть вместе. И ничего не поменялось для меня. Я ее хочу. Себе. А то, что сама Эрин не смогла поставить нас над интересами своей гребаной стаи и их сраными обычаями, никогда не считала меня достойным кандидатом на место своей пары, а лишь отводила место тайного любовника – теперь ее проблемы. Не хотела меня признать равным добровольно – заберу тебя себе, не считаясь с твоими желаниями, по праву более сильного. Разве это не в ваших сраных традициях чистокровных высших засранцев? Еще как!

– Вовсе нет, Эрин. Ты прямо сейчас сядешь со мной в машину, если хочешь увидеть своего щенка живым. И останешься в моем доме столько, сколько я этого пожелаю, чтобы он таковым и оставался. А его отцу и твоему долбаному трахарю с этим придется смириться.

– Смириться, говоришь? – как же бесит эта ее манера смотреть вроде бы и прямо на меня, но при этом эдак насквозь или свысока, как на объект в общей картине, ничуть не более значимый, чем все остальные или даже хреновы деревья на обочине! – Вот теперь я по-настоящему понимаю, что была права тогда, когда ушла. Ты никогда не был достоин, но еще и опускаешься до грязного шантажа.

– Ах, ты меня ранила этим в самое сердце, дорогая! – фыркнул я презрительно. – Эрин, да я давно плевать хотел на твое мнение о моем моральном облике. Кто бы еще говорил о достоинстве и критиковал грязные приемы. Ну же, я не намерен стоять тут вечно. Твое решение.

Ворота распахнулись, и наружу вывалилось еще десятка три саргов во главе с самим проктор-примом Георгом, что управлял Курта в отсутствии семейства примов. Перепрыгивая через валяющихся на земле своих соплеменников, они ломанулись к нам, но Эрин выставила ладонь, запрещая приближаться, и они все замерли, будто на стену напоролись.

– Что будет, если я откажусь?

– Твой щенок сдохнет, и это будет только начало, дорогая. Я приду за тобой сюда или в любое место, где ты решишь спрятаться, и убью каждого Курта, кто станет мешать мне забрать тебя. Зная вашу упертость и заносчивость – от стаи мало что останется в итоге.

– Осознаешь, что мне ничего не стоит убить тебя прямо сейчас, Дикий? – подавшись вперед, прошипела Эрин шепотом.

– Ты можешь попытаться. Но, во-первых, я не тот, каким ты меня помнишь, и не просто так подмял под себя полстраны, – а еще мне глубочайше похрен выживу я или нет. – А во-вторых, что ты думаешь сделают мои бойцы с твоим выродком и всеми остальными Курта, сидящими в наших подвалах, узнав о моей смерти?

Эрин несколько секунд смотрела мне в глаза, наконец-то в глаза, и не оставляя и тени сомнения, что видит меня, видит, а не как сквозь стекло прозрачное, а потом перевела взгляд на Георга, взбесив этим. Он шагнул вперед, но она качнула головой, останавливая его. Это он? Он ее пара и отец мелкого засранца?

– Я не поеду с тобой, – произнесла Эрин тоном, не терпящим возражений. – Но я приеду позже и сама.

Как же велик был соблазн упереться, принудить, поставить ультиматум… не позволять ей снова исчезнуть из поля моего зрения. Но я с ним справился. Позволить ей сохранить самую малость достоинства, когда уступает в главном – ерунда. Ведь в противном случае все, и правда, может пойти вразнос, и придется драться и уволакивать Эрин силой, если выживу.

– У тебя ровно час, моя княжна. Захвати только самое необходимое, остальным я тебя обеспечу, могу теперь себе позволить.

Глава 8

1987

– Рус, ну какого хрена! Ты что, теперь на этом долбаном подоконнике жить собрался? – возмущался Васька, пока хмурый Тапок топтался в дверях гаражной качалки, поправляя воротник своей выходной белой рубашки. – Сидит он, как красна девица у окошка, принцессу свою ожидаючи.

Васян тоже прилично прикинулся и сверкал бляхой в виде бычьей башки на новых джинсах и браслетом на массивных часах, честно отжатых месяц назад у одного борзого рэкетира. Друзья завалились в наше логово, не найдя меня в квартире у родоков, и, обнаружив, что я и не думал собираться на давно предвкушаемую тусу, крайне возмутились. Впрочем, вслух как всегда возмущался только Васька, Потап неодобрительно сопел.

– Княжну… – бормотнул я машинально, глотнул портвейна и прищурился снова в сгущающиеся сумерки. – И отвали.

Нудеть за эту пару дней в груди меньше не стало. Наоборот, тоскливое, тянущее уже не только за нервы, но и в кости вгрызающееся неизведанное нечто, что родилось во мне, когда проснулся один, набирало обороты, и вино мало помогало заглушить его. Но по трезвяне совсем по-жесткачу ныло.

– Да пофиг как ты ее там зовешь. Кончай киснуть, мужик, погнали с нами к Ленке на тусняк.

– Не хочу. Без меня идите, – отмахнулся я.

– Ты прикалываешься что ли? – и не подумал угомониться Васян. – Сам же на прошлой неделе говорил, что хочешь с ней замутить, причем по-серьезке! Тапок, скажи!

– Ага, – кивнул Потап.

– Перехотел, – пожал я плечами.

– Рус, ты в себе? Это же Ленка Солнцева! Алле! Блондинка, эта как там… платиновая, во! Ноги от ушей, жопа как орех и сиськи – твердая пятерка! – само собой, перечисление достоинств Ленки Васян сопровождал еще и эмоциональной пантомимой, призванной донести до меня что я, дебил такой, упускаю.

– Угу. Я помню как она выглядит, – кивнул, не сумев удержаться от легкой улыбки. Васька, когда он в ударе – это нечто.

– И что? Ты готов упустить свой шанс завалить ее из-за… Блин, ты же даже имени не знаешь, и свалила она, вернуться не обещала и даже спасибо не черкнула. Этой девке плевать на тебя, Рус. И знаешь что? Тебе радоваться надо этому. Потому что, если все, что ты нам о ней рассказал, не глюк оттого, что тебе по башке тогда наприлетало, то ну ее нахрен, и чур такое от нашего берега!

Легкий проблеск веселья мигом потух, и я поморщился. Так и есть. Я все им рассказал о княжне, у меня секретов от ближайших друзей сроду не было, ну разве что интимные какие подробности о девчонках, не полное же трепло хвастать кое-чем личным.

– Не факт, – практически огрызнулся я и снова отвернулся в темноту.

– Ты долбанулся. Тапок, у нашего Руса свистанула фляга, и нужно че-то делать, – решительно поставил мне диагноз неуемный Васян. – Короче, сейчас сгоняем за водярой и закусем и будем плотно лечить его дурь. А то эта бормотуха, что он хлещет, только все усугубляет походу. Скажи, Тапок!

– Однозначно, – расщедрился на развернутый ответ наш молчун, но я от них отмахнулся.

– Не надо, Васька! Не буду я нажираться. Все со мной нормально, просто не хочу всей этой тусни сегодня, и все. Идите оттянитесь без меня. Вдруг тебе как раз с Ленкой и фартанет или вон Тапку.

Друг еще минут пятнадцать возмущался, заставляя молчаливого Потапа поддакивать в его обычной манере, но все же угомонился, и они свалили. Я врубил музыку погромче, покачался в потогонном темпе аж до легкой тошноты и дрожи в мышцах, надеясь хоть чуть стравить внезапно начавшее расти с уходом друзей внутреннее напряжение. Как будто и прежнего нудения мне не хватало, так еще и сердце взялось тарабанить бешено, прям расшатывать начало всего.

Под душ ледяной встал весь потный, как боевой жеребец, но ни черта не успокоенный, так и кипело внутри, мотыляло сердце по грудной клетке, как камень в стиралке на отжиме – того и гляди изнутри расхерачит всего. Вылез только когда зубами залязгал, шорты натянул, не вытираясь, бутылку вылакал махом почти до дна.

И вот тут поплыло в черепушке, похорошело. Плюхнулся задом на подоконник опять и уставился в темноту хмельным взглядом, выдыхая-выдыхая, слегка даже кайфанув от накатывающего невесть почему облегчения.

Так и сидел, пялясь неотрывно, как если бы мне кто шоу показать там обещнулся, изредка прихлебывая. И тут из тьмы в пятно света под окном вышла она. Моя княжна. Только что никого, темнота сплошная, и вдруг она! И как в первый раз меня словно в грудь кто саданул, прошибая ее насквозь, сердце замерло, в легких пустота, зато член намертво встал, быстрее чем раз моргнуть успел даже, я чуть не навернулся с подоконника от этого коктейля ощущений.

А княжна моя раз коротко взглянула на меня снизу вверх и буквально взлетела в легком прыжке, оказавшись на подоконнике напротив меня. Люди, в смысле нормальные, так не могут, даже самые тренированные, зуб даю, да только мне на это пофиг. Вдруг окончательно накрыло кайфом и от полного исчезновения тянущей пакости внутри и оттого, что враз догнало выпитое. Я потянулся к княжне, сам себе еще не веря, что она реальна, а не моя пьяненькая фантазия. Провел пальцами по ее щеке, где кожа на ощупь оказалась такая нежная, что трогать аж ссыкотно. А от пальцев прямым выстрелом в сердце, в бошку опустевшую врезало таким жарким всполохом, будто инъекцией чистого солнечного света мне засандалили. Хорошо-хорошо, улет прям реальный, вроде как моментально и подоконника этого под задницей нет. Да вообще ничего нет вокруг, только княжна одна вот такая нереальная и при этом ярче, отчетливей, обьемнее всего, что в жизни видал. Как будто люди все до сих пор, мир вокруг – двухмерные или подделки размалеванные из картона, а она одна нечто оригинальное и настоящее. Губы княжны шевельнулись, но я от этого первого импульса просто оглох, ни словечка не понял, пока только глазами все впитывал.

– А?

– В моих изначальных планах не было возвращения сюда, – повторила она очевидно мне, на весь мозг повредившемуся.

– Тогда я, охренеть как, рад, что твои планы изменились, – расплылся я в наверняка дурацкой улыбке и снова провел пальцами по девичьей щеке, чуть не зажмурившись от бьющего через край удовольствия даже от такой малости. – Как тебя зовут? Кто ты, княжна моя?

– Я здесь не для того, чтобы давать тебе еще больше информации, которой ты обладать не должен в принципе, – улыбаться в ответ она мне не стала, но сделала кое-что странное – чуть повернула голову и понюхала внутреннюю сторону моего запястья, как раз там, где обычно беруться пульс считать. И от легкой щекотки ее выдоха у меня член задергался так бешено, что аж в глазах на секунду потемнело от лютого импульса похоти.

– Пофиг, знаешь. Главное, ты здесь. Охр… Долбануться можно, глаза у тебя какие! Сроду таких не видел! – ошеломленно выдохнул, офигевая и от того, что со мной творилось, и от цвета ее радужек – прозрачно-золотисто-желтых и как будто изнутри чуть подсвеченных. Ошизеть можно, как же красиво!

– Я должна поблагодарить тебя за помощь, хоть и не понимаю совершенно: и зачем ты вмешался, и как смог противостоять этим бойцам.

– Забей! Я и сам ни черта не понимаю. Особенно того, как видел что ты… как это? Обращалась? Ты типа оборотень?

– Нет! – княжна мгновенно отстранилась, лишив меня тепла и волшебные ее глаза сверкнули гневом. – Оборотни это… Низшие существа и искусственные творения, а такие как я – истинные чистокровные творения природы. Но тебе не полагается знать ничего из этого. И я пришла, чтобы объяснить – никому и никогда не говори о том, что видел. Иначе долго не проживешь, как и те, кому расскажешь.

– Слушай, княжна, да ведь и так полно всяких там книг, фильмов, легенд и мифов о оборот… – озадаченно моргнул я и снова потянулся теперь взять ее за руку. Вот просто же невыносимая вещь – быть к ней так близко и не прикасаться хоть как-то, – …ну в смысле о людях, способных на фокусы вроде того, что ты провернула тогда на пустыре. Даже если бы я захотел болтать об этом на каждом углу, то кто бы меня слушал? Разве что неотложку психиатрическую вызвать могут. О чем вам париться?

– Ты не осознаешь, насколько это серьёзно, человек! – строго зыркнула она на наши руки, когда я переплел свои пальцы с ее – тонкими, чуть ли не прозрачными.

– Рус, княжна, зови меня Русом. И скажи мне имя свое наконец, – решив наглеть по-полной, я поднес ее кисть к губам и поцеловал в центр ладони.

– У тебя нет моего разрешения на прикосновения, человек, – она нахмурилась, но не раздраженно, а как будто озадаченно, как если бы к чему-то прислушивалась в себе. Однако руку у меня не отобрала, не отшатнулась, позволяя и дальше касаться своей кожи губами теперь там же, где она обнюхивала меня – на внутренней стороне запястья. А я пользовался ее попустительством вовсю – пробовал нежнейшую кожу на вкус и вдыхал ее потрясающий аромат, и от этого в башке мутилось и плыло куда как сильнее, чем от бухла. – За такое мне тебя следует убить на месте.

– Убивай, – согласился я, расплываясь в совершенно придурковатой, небось, улыбке и прижимаясь губами снова. Надо же, серьезная какая. – Только сначала поцелую тебя. Все равно же помирать.

– Я не давала тебе позволения на поцелуй, – нахмурилась еще сильнее моя княжна, когда я скользнул рукой на ее затылок и подался к ней.

– А я его и не просил.

– Ты психически не здоров? – сказала она уже мне в губы, однако даже и не попытавшись как-то помешать. Веки опустились, пряча за ресницами возбужденный блеск глаз, но заигравшие от зачастившего дыхания ноздри ее выдали. – Соображаешь как рискуешь хоть?

– Так и есть, крыша ушуршала безвозвратно, только тебя увидел, – признался честно я и коснулся ее губ своими едва-едва.

Одно почти несуществующее касание, а меня тряхануло, как током насквозь прошило, вышибая из груди не стон – рык какой-то нечеловеческий и швыряя ближе к княжне. Она ответила, сама мгновенно обратив невинный поцелуй в жесткое оральное слияние, в то, что сразу про секс, а не ласки и зажимательства с выяснением есть ли желание пойти дальше. Это самое дальше наступило без прелюдий. С болью, требовательными взаимным вторжением языков, с солью и вкусом меди на треснувшей не понять у кого губе. Рывок в наслаждение с места сразу до сотки, и это только старт, а тормоза не предусмотрены в принципе. Легкие загорелись, оторвался только воздуха глотнуть и снова языком, губами, всем существом обратно в дикое страстное действо, что поцелуем не назвать. Руками наглыми по ее телу повсюду, затягивая на себя и чуть не крича в ее рот от ответных объятий, едва не ломающих мои кости.