Как угомонить Фуфлю при помощи собачьей расчёски

Уже на половине пути руки начинают ныть от ноши. И как мама её вообще допёрла? Почти три литра жидкого не пойми чего с комком плесени в стекле – это совсем нешуточный вес, тем более с поднывающей ногой. Конечно, можно позвонить Вите и попросить его встретить меня, но это такая же гиблая затея, как просить силы у лунной призмы, если тебе уже тридцать.

Стоит признаться честно – в выборе спутника жизни я оказалась настолько же прозорлива, как и в выборе жизненного пути, по которому мы с ним должны были отправиться. В итоге я стригу собак, а он считает блох. Или что он там делает.

Как ни приди домой – вечные горы мусора, засохшей посуды. Сами собой откуда-то берутся зачерствевшие носки, точно из щелей под плинтусами выползают, причём поодиночке. Собрать из них пару удаётся далеко не всегда, да Вите, впрочем, это и не нужно, ведь он почти никуда не ходит. Иной раз вообще задаюсь вопросом, как он умудряется пачкать столько одежды.

Отношениями наше сожительство уже давно сложно назвать. Пока я на работе, не имею представления, чем он занимается, а как возвращаюсь домой – восседает на вершине кучи грязи и банок от энергетиков за компьютером с наушниками на голове. Что-то орёт в микрофон, обещая кого-то покарать всеми мыслимыми и немыслимыми методами, иной раз просто рычит или стонет. Стоит его отвлечь – тут же начинает упрекать, что проигрывает из-за меня или что я мешаю ему донатить, а ему это очень важно, ведь иначе нельзя.

Во что он там играет и что смотрит – понятия не имею. Мне кажется, по экрану ползают какие-то разноцветные козявки что в его излюбленных играх, что в стримах. Одним словом, контент повышенной интеллектуальной нагрузки.

А начиналось всё совсем иначе. Витя казался внимательным и чутким человеком, страстно увлечённым любимым делом. У него была неплохая работа бэкендера в банке, мы вместе проводили достаточно много времени, развлекались и даже немного успели попутешествовать. Но потом случилась пандемия, карантин, удалёнка, отсутствие контроля как в еде, так и в труде. Как итог – начали расти перерывы в его работе с пропорциональной росту живота скоростью. Во время пауз Витя как раз и подсел на эти игры. Из-за них начал не справляться с задачами и потерял должность. Новую работу искать не стал, зато взял привычку исправно донатить стримерам мои деньги.

Какое-то время я пыталась его как-то вразумить, но очень быстро стало понятно, что он не собирается отказываться от своих новых привычек. С его стороны всё внимание ко мне свелось к крикам, требованиям денег и еды. Любые попытки начать разговор заканчиваются истерикой и обвинениями в том, что я расчехлила пилу и его бедного хреначу ею на ровном месте.

Честно, давно задумываюсь, что нам следует уже разбегаться, но всё никак не решаюсь начать разговор об этом. Разрыва я не боюсь, но у меня не хватает моральных сил терпеть то, что последует за высказыванием моего желания. Если его выводит из себя даже просьба погасить настольную лампу, когда я пытаюсь выспаться перед работой, а он играет, то что уж говорить об обсуждении расставания?

Дотянув кое-как потерявшими чувствительность руками свою ношу до подъезда, пристраиваю её возле стенки и ищу ключи. Приходится дважды перепроверить все карманы прежде, чем они обнаруживаются в самом первом. Домофон пищит. В ритме звука угадывается нечто, похожее на что-то вроде «выбери-выбери-выбери».

Идти всего лишь на второй этаж, но всё равно еду на лифте. Ещё по лестницам такой груз тягать не хватало. Поворачиваю к левому крылу. Прижимая к себе банку в шопере, спиной толкаю дверь в общий коридор, миную пару соседских квартир и подхожу к своей с покосившимся номером «213». Поправить его, конечно же, некому. Вставляю в скважину ключи с золотистой лазерной указкой вместо брелока. Замок оказывается открыт. Тяну дверь на себя и вижу на пороге хозяйку квартиры Римму Александровну с туго набитой спортивной сумкой за спиной. Позади неё мнётся Витя со своим моноблоком в перетянутой скотчем коробке. И она, и он в обуви. Похоже, уходят.

– Здрасьте, – говорю. – А куда это вы?

– Забор покрасьте, – отвечает хозяйка квартиры.

Конечно, странные фразочки ей свойственны, но прежде она никогда не позволяла себе ничего оскорбительного или грубого. Витя у неё за спиной гогочет. Даже не представляю, как на это реагировать. Хочется ответить в рифму нечто в стиле «Закройте пасти». Однако не могу – она же мне в матери годится. Как с ней конфликтовать? Да и зачем? Я же у неё квартиру снимаю. Что вообще всё это значит?

– Простите? – спрашиваю.

– Не Прощёное воскресенье, – отмахивается по-прежнему воинственно настроенная Римма Александровна. – Кам цу мир, раз притащилась.

– Что происходит, Вить? – спрашиваю у парня, не спеша переступать порог.

Он корчит своё фирменное недовольное лицо а-ля скребущий в лотке кот и, нервозно вздыхая, отворачивается.

– Ты съезжаешь? – предполагаю я.

– Съезжаешь ты, фрау-мадам, – вклинивается Римма. – Но сначала приводишь тут всё в порядок.

Держать двумя руками перед грудью трёхлитровую банку с комбучей становится уже невыносимо. Ставлю её на пол перед собой и слышу, как приоткрывается дверь соседней квартиры. Из щели между створкой и косяком блестит глаз бабы Виты. Опять смотрит, тихушница.

Внутри начинает разгораться ярость. Хочется обматерить и Римму, и Витю, и соседку. Больше даже не от обиды, а от непонимания того, что творится.

– Вы что же это… – ищу слова поприличнее. – Вдвоём тут… Любовники?

Виталина бедная даже охает, открывает дверь пошире и высовывает в коридор всю голову.

– Чего-о-о?! – возмущается хозяйка квартиры, упирая руки в пояс.

Надвигается на меня, перешагивая через банку с чайным грибом.

– Витюша – мой племянник!

– Ага-ага, ну-ну-ну, – удовлетворённо шепчет Вита, похихикивая.

Римма бросает на неё яростный взгляд, но ничего не говорит.

– Жить с Витей больше не будешь, яволь?! – давит она. – Позарилась на апартаменты, проходимка…

Услышанное вертится в голове и никак не хочет усваиваться. Я что, каждый месяц перевожу деньги родственнице Вити? А куда они от неё идут? Не ему ли обратно на его донаты с энергетиками?

– То есть как это, племянник? – переспрашиваю. – Я же вам квартплату ежемесячно…

– Гутен таг пожалуйста, – усмехается Римма. – Ещё б не платила такая кобыла. За себя-то и платила, бесплатно что ли жить собралась?

– У меня ещё оплачено на две недели вперёд…

– У тебя? Нет, видали? А я с тобой ничего не подписывала, мон шер! Договор на Витьку. Витюш, она в договоре есть?

– Не-а, – мычит он.

– Битте! Чтобы собрала монатки и чеши вдоль грядки, – победоносно говорит Римма. – Плату за две недели считай компенсацией за ущерб.

Понимаю, что чем больше молчу, тем сильнее она наседает. Лихорадочно ищу, чем защититься. На помощь приходит аж пыхтящая от удовлетворённости зрелищем баба Вита.

– Какой же ущерб-то? – спрашивает она.

– Вот сейчас прихожу значит, а мусор раскидан, посуда не мыта, носки вон по всей квартире, – объясняет ей тётка Вити. – Хлев, швайны и навоз!

– Так это племяш ваш… – пытаюсь оправдаться я.

– Ой-ой, знаем мы эти басни! – отмахивается Римма. – Вон плесенью Витюшу зарастила, донатить ему не даёшь нормально, осунулся весь…

– Донор что ли? – не понимает соседка.

Мы обе смотрим на Виталину с недоумением. Кажется, её наглость с каждой минутой только растёт. Старушка в ответ машет рукой, мол, не отвлекайтесь, продолжайте склоку. Да ещё с таким видом, будто ожидает благодарности за разрешение.

– Лисен ту ми, пока Витюша у мамы будет, даю тебе три дня привести квартиру в порядок, – требует Римма. – После клади ключи в почтовый ящик, и чтобы тебя здесь не было, ступай бороздой. Это андерстенд?

– Да у меня и денег-то нет на новую…

– Проблемы индейцев шерифа не колышат, – перебивает Римма. – Три дня и вон, на хаус к мама и папа, ферштейн?

– Франкенштейн… – наконец срывается с губ колкость.

– Чего бормочешь? – спрашивает Римма, наклоняясь ко мне.

От неё настолько сильно пахнет скисшим борщом, что приходится отвернуться.

– То-то же! – говорит она и манит племянника. – Витюша, коврик с ванны забери, что я покупала. Не для чужих людей всё-таки.

Мой вчерашний парень скрывается в ванной и почти сразу выскакивает обратно с криво скатанным розовым ковриком. Поднимает коробку со своим компьютером и спешит мимо меня к лифтам.

– И ты прощай, – говорю ему, когда проходит мимо.

Он не реагирует. Римма Александровна зачем-то запирает дверь на оба замка и, больше не обращая на меня внимания, идёт следом за Витюшей.

– До свидания, – бросаю ей.

– Надеюсь его не будет, – хмыкает Римма.

Смотрю на несушку с комбучей. Чем не возможность избавиться от неё?

– Римсанна! – зову её. – Вам чайный гриб не нужен?

– Тот, что в чашках вырос что ли? – усмехается она, хлопая дверью.

– Вот так! – подытоживает всё произошедшее соседка.

– А вам нужен? – спрашиваю у неё.

Ответом становится второй хлопок двери. Даже штукатурка сверху сыплется. У такой злобной старухи наверняка и своих криповых напитков предостаточно на подоконниках.

Остаюсь наедине со своей комбучей. Отпираю один за вторым замки, заношу внутрь шопер. Свет выключен. Из-за этого присущий квартире резковатый запах кажется ещё сильнее. Можно даже сказать, это неприятная вонь, пропитавшая стены, от которой ничем не избавиться.

Несмотря на то, что почти все вещи остались на прежних местах, в полумраке квартира выглядит давно покинутой и чужой. Вот тебе и три года отношений. Два года в этом доме. А стоило ли? Что дало? Куда вело? Разбираться со всеми этими вопросами совершенно нет никакого желания.

Вынимаю банку с чайным грибом из несушки и проношу в кухню, где автоматически ставлю её на окно. Скидываю синюю капроновую крышку. Из склянки разносится лёгкий кисловато-уксусный запах с нотками небольшой сладости. Не знаю, почему пристроила напиток именно здесь. Наверное, какая-то внутренняя программа, доставшаяся от бабушки.

Разворачиваюсь и тут же вскрикиваю, увидев на полу крысу. Но это оказывается не крыса, а очередной заскорузлый носок Витюши. Включаю свет. Стол и раковина завалены грязной посудой. Повсюду банки от напитков, этикетки от шоколадных батончиков. И ведь в это квартира превращалась каждый день. Сама по себе она в настолько спорном состоянии, что только чистота и порядок не позволяют ей окончательно превратиться в сарай с пластиковыми окнами. И с какой стати я вообще должна тут делать уборку?

В том-то и дело, что не должна и не буду. Пусть всё остаётся здесь так, как есть сейчас. Но куда мне идти через три дня? До зарплаты ещё далеко, а денег хватит только пару раз переночевать в замшелом хостеле. Никаких сбережений у меня нет – не то, что подушку, даже наволочку безопасности не скопила.

Возвращаюсь к окну. Уперев локти в подоконник, подпираю ладонями щёки и начинаю наблюдать за компанией ребятишек, задорно играющих в догонялки внутри футбольной клетки – с криками, смешками и поддавками. Со стороны заметно, как мальчишки намерено проигрывают девчонкам и наигранно расстраиваются.

Такие беззаботные, счастливые. Спорят, дурачатся, дни им кажутся бесконечными, а сами себе они – вечными. Хочется вот туда, в свою маленькость. Там, пусть и временами, была жизнь, а теперь только её отголосок. Будто тогда прокричала в будущее свою мечту, а она унеслась куда-то далеко, оставив после себя лишь искажённое эхо, с каждым днём всё сильнее утихающее. Но ничего. Ещё потрепыхаемся. Только как поступить?

Возвращаться к родителям идея плохая – и так с большим трудом сумела дистанцироваться от их попыток сплести корзину из Егора. Присутствовать при этом невыносимо.

Можно, конечно, было бы напроситься к подруге, заодно хорошо выговориться ей о своей судьбе. Да только одна загвоздочка – нет у меня никакой подруги. Даже вымышленной. Придумать её что ли? А толку? Ладно бы можно было её на вторую работу отправить, а то будет только есть, и я потолстею из-за неё.

Занять денег до зарплаты? Может кто-то и даст, да только отдавать с чего? По нынешним расценкам квартплата и залог за новую квартиру уже выйдут в целую зарплату. А ведь нужно будет ещё перевозить вещи, возможно что-то докупать в новое жильё, как-то питаться.

– Ещё ты тут мне на шею, сосиска, – бормочу, скосившись на банку комбучи.

Никаких хотя бы минимально приемлемых вариантов дальнейших действий в голову не приходит. Зато появляется понимание, что в любом случае всегда есть план под буквой «Я» – перенести самые необходимые вещи в подсобку собачьей парикмахерской и ночевать в ней. А что? Там можно даже душ принять.

Душ. Вот он бы сейчас меня отлично успокоил и расслабил. Холодный, чтобы встряхнуться. Прямо до боли ледяной. А потом завернуться в плед и греться с чашкой крепкого чая. Жаль нет к нему ничего сладкого. Сейчас я слишком не в настроении ходить по магазинам, но благо, в мире до сих пор осталось наследие эпохи самоизоляции – самые разнообразные доставки.

Захожу в комнату и, раскидывая хлам на компьютерном столе, отыскиваю зарядку. Подключаю телефон, начинаю искать на карте кафе с кондитерскими. В двух местах продают только огромные торты, а доставляют лишь из одного. Несколько заведений делают сладости на заказ. И наконец удача – можно сразу оформить доставку готовых бенто-тортов из кофейни с забавным названием One cup of Black sea. Что за слово cup? «Он кап оф Блэк сиа» – «Один кап Чёрного моря», выходит. Эх, нужно было учить английский.

Просматриваю имеющиеся в наличии тортики. На глаза попадается мой любимый «Панчо». Да, о его запахе можно вести дискуссии, но вкус – боже мой… Нет, отказаться уже невозможно. Однозначно беру – сразу два.

Оформляю заказ, опасаясь, что мою желанную сладость умыкнут у меня из-под самого носа, но всё же успеваю. Минус половина оставшихся денег. Приложение подсказывает, что доставка займёт около тридцати минут. Вполне достаточно для того, чтобы принять душ до прихода курьера.

Заранее доливаю воды в чайник и сыплю заварку в чашечку на блюдце. Только тут догадываюсь, что загадочный «кап» – это на самом деле чашка, а sea в названии заведения шутки ради поставили вместо tea – то бишь чая. Получается «Одна чашечка Чёрного моря». Вот так, и учить ничего не нужно. Да, мы из Англии.

Довольная своей сообразительностью, захожу в ванную и сбрасываю одежду. Передёргивает, когда пальцы касаются холодного кафеля. Без коврика тут совсем неуютно. Нужно будет поаккуратнее вылезать.

Поднимаюсь в ванну и пытаюсь задёрнуть штору, однако цепляю пальцами лишь воздух – её, видимо, Римма тоже решила забрать. Ну а что, не для таких бедолаг, как я, покупалась.

Включаю воду приблизительно средней температуры, подставляю под лейку лицо и начинаю потихоньку поворачивать ручку смесителя, добавляя побольше холода. Ни шампунь, ни гель для душа не использую – просто наслаждаюсь освежающей после жаркого дня прохладой, заставляющей мышцы неметь, а дыхание – прерываться. Стою так, окатывая себя почти что льдом, пока не перестаю ощущать озноб. Как только приходит привыкание – перекрываю кран и, выдавливая из волос лишнюю воду, переступаю через край ванны.

Едва коснувшаяся мокрого кафеля стопа скользит в сторону. Повреждённую лодыжку простреливает боль, нога подламывается, а навстречу моему лицу приближается край раковины. Выключает свет. Боли от удара совсем не чувствую.

В бессознательной тьме появляется едва различимый треск. Он доносится до меня откуда-то издалека, стремительно набирая силу и превращаясь в разрывающий уши рёв. Веки сами собой распахиваются, но тут же сжимаются из-за яркого света, в котором передо мной монолитом возвышается нечто. Приходит осмысление себя, принося великое знание о том, что я смотрю на стиральную машину с загруженным донельзя барабаном. В коридоре разрывается дверной звонок. Торты привезли.

Придерживая одной рукой гудящую голову, с усилием привстаю и стягиваю с крючка полотенце, прикрываюсь им. Бреду, оступаясь, на непослушных слабых ногах к двери, чуть не спотыкаясь об синюю меховую шапку, каким-то образом затесавшуюся между двумя парами кроссовок.

Дотягиваюсь до замка на зеркальной внутренней поверхности двери и поворачиваю. Приоткрываю створку. За ней стоит взволнованный курьер, вид которого становится ещё более растерянным, когда он встречается со мной взглядом.

– С вами всё в порядке? – осведомляется он.

– Более чем, – отвечаю. – Вы принесли мои тортики?

Парень поспешно протягивает мне два бумажных пакета.

– Точно не нужна помощь? – спрашивает курьер. – А то у вас тут это…

Он трёт себя по щеке. Я провожу ладонью по своей, и пальцы окрашиваются в красный. Нехило так приложилась. Прислушиваюсь к ощущениям. Вроде бы не тошнит. Сотрясения мозга значит нет. А откуда мне знать, должно ли тошнить?

– Девушка? – беспокоится парень.

– Нет-нет, не беспокойтесь, – успокаиваю его я. – Это варенье… Не спрашивайте, как оно попало мне на голову.

Демонстративно облизываю пальцы, стараясь не морщиться от металлического привкуса крови. В ногах у курьера замечаю бледно-зелёное лохматое существо. Зачем так издеваться над собачкой? Хотела бы взглянуть на грумера, который это с ней сделал.

– Милая собачка, – говорю парню. – Но лучше перестаньте её красить, это вредно.

Перед расплывающимся в недоумении лицом курьера захлопываю дверь и тут же вскрикиваю от неожиданного зрелища в её зеркальной поверхности – рядом с моими ногами тоже крутится какая-то странная неухоженная собачка, но только уже не зелёного, а синего цвета. Опускаю взгляд и начинаю визжать уже от ужаса. Это вовсе никакая не собака, а не пойми что – аморфный пыхтящий шар спутавшихся и слипшихся синих волос или шерсти – уже не знаю, как это назвать. Оно, носится рядом, пискляво кряхтит и оставляет вокруг синеватые блёстки.

Пакетики с тортами выпадают из моих рук на пол. Неведомое существо бросается к ним и начинает сопеть, обнюхивая. Подхватываю с прихожей свою сумочку и со всей силы, точно молотом, припечатываю монстра.

Но его это не берёт – сумка будто проваливается сквозь тварь, или та сама просачивается через неё, оказываясь сверху. Ещё немного – и полезет по моей руке. Вокруг на уровне коленей клубиться облако перхоти или пудры под цвет хрипящего существа.

Выпускаю сумочку, оставляя на ней таинственное создание. Прыгаю обратно в ванную, захлопываю дверь. Спотыкаюсь о собственные вещи на полу и едва повторно не ударяюсь лбом об раковину, но успеваю ухватиться за её край.

Сбрасываю полотенце и судорожно одеваюсь, слыша, как шерсть чудовища чешет об дверь с обратной стороны. Что оно такое? Откуда взялось? Насколько опасно?

Вижу в отражении зеркала у линии начала роста волос на своем лице пятно подпёкшейся крови в месте лопнувшей от удара кожи. Ну правильно! Вот и ответ на все вопросы о монстре – треснулась со всей мочи об раковину башней и встряхнула живущую под её крышей кукушку.

Существо не оставляет попыток просочиться сквозь дверь. По какой-то причине сделать это также ловко, как с сумочкой, ему не удаётся. Возможно, создание может проскальзывать лишь через движущиеся объекты… Господи, да о чём я думаю? Лохматого монстра не существует! Это порождение ушибленного мозга, которое скоро уйдёт туда, откуда пришло. Стоит только успокоиться и привести мысли в порядок.

Закрываю глаза, умываюсь холодной водой и пытаюсь отдышаться. Считаю секунды между вдохами и выдохами. Набираем – раз, два, три, четыре, пять. Отлично. Выпускаем – один, два, три…

Галлюцинация не спешит исчезать и натужно урчит в коридоре от своего бессилия попасть ко мне.

– А ну-ка заткнись! – кричу ей. – Я тут тебя раздумать пытаюсь!

Выдумка не хочет прислушиваться к своей создательнице и бесхребетным аморфным комком, подобно осьминогу, начинает просачиваться сквозь щель под дверью в ванную. Спутанные синие ворсинки растягиваются, превращая создание в коврик, который постепенно обретает форму шара. Посреди комка шерсти замечаю два тёмно-голубых глаза и до черноты синий нос долькой, как у плюшевой игрушки. Волоски твари складываются в нечто, похожее на конечности, и оно скользит, катится ко мне на задних, вытягивая крохотные разнопалые передние лапки.

Хватаю душевую Лейку и откатываю синий кошмар водой. Это срабатывает – с испуганным писком летучей мыши волосатое привидение отскакивает к двери и забивается под неё, скулит, лупит оттуда на меня свой перепуганный глазочек.

– Ага! – победоносно восклицаю. – Воды боишься?!

Тварь жалобно урчит и дрожит. Подвывания похожи на плачь, но какой-то приглушённый, будто сквозь подушку. Вообще все звуки, издаваемые существом, звучат сдавленно. Неудивительно с такой-то густой шерстью.

– Что тебе от меня нужно? – спрашиваю у него.

Вместо ответа монстрик пытается снова выползти и высовывает наружу глаза. Тычу в него лейкой и для устрашения поворачиваю рычаг краника, пока не открывая поток.

– Назад! – командую. – Сейчас кипяток пущу!

Загадочный организм подчиняется, отползая обратно.

– Оставь меня в покое, ты… – пытаюсь подобрать прозвище по внешнему виду твари. – Купорос!

Даже хихикаю от удачного сравнения. Цвет чудища почти такой же, как у медного купороса, который бабушка мешала в ведре, чтобы опрыскивать овощи. Особенно сыплющаяся с существа пыльца напоминает вид этого фунгицида, вот только у того гранулы большие, а тут настоящая пудра.

Опасен ли он? Поначалу так яростно бросился на меня, а теперь корчит из себя жертву. Наверняка вводит в заблуждение.

Ругаю себя за то, что оставила телефон на зарядке в другой комнате. А то бы сняла его на видео, отправила кому-нибудь, подсказали бы, что это за штуковина и как себя с ней вести, пока МЧС едет. Уж они-то точно бы изловили купоросную гадину. Перепачкала тут всё своей синевой…

Вновь вскрикиваю от внезапного предположения. А что, если этот порошок ядовит? Вдруг шерстяной зверь намеренно разбрасывает его вокруг себя, чтобы меня отравить, а потом спокойно, как питон, проглотить, не жуя, и лежать так посреди коридора плюшевым коконом в форме человека, переваривать обед?

Включаю воду, чтобы смыть со ступней то, во что уже успела вляпаться и вою от боли – кипяток ошпаривает пальцы. Меняю воду на ледяную и обдаю их, параллельно пытаясь смыть в сторону двери синюю пыль.

Направляю душ под дверь, заставляя создание вылезти из-под неё с обратной стороны. Вот он шанс. Вешаю включённую лейку на держатель и толкаю створку, ударяя ей по Купоросу, смещая его с прохода. Лечу в комнату и подбегаю к телефону.

Зверь лохматой гусеницей вползает через порог из коридора. Включаю камеру и начинаю его снимать, вот только… На дисплее ничего нет. Своими глазами вижу, как аморфное нечто вновь собирает шерсть в ручки и ножки, превращаясь в замызганного синего ёжика, стоящего на задних лапах. В то же время на экране смартфона виден только ламинат. Виртуальный персонаж наоборот – видимый лишь в реальности, но не через камеру.

– Ты и вправду трёхнулась, подруга, – шепчу себе под нос.

Как бы то ни было, решаю всё же вызвать спасателей. Не увидят чудо-юдо-ёж-парик, так пусть хотя бы меня упакуют и отнесут на сильных руках в соответствующее моему состоянию учреждение.

Запрыгиваю на диван и успеваю набрать лишь две единицы экстренного номера, как вдруг в дверь начинают неистово колотить.

Купорос тем временем бегает вокруг дивана, прыгает, пытается уцепиться своими волосатыми лапками за край леопардового пледа. Эх, нужно было набрать ковшик воды, прежде чем бежать сюда, опрокинула бы на зверька, а пока тот не одумался – бросилась бы к двери и вон из квартиры, кто бы там не колотил.

– А ну там замолчи, девка! – прыгает створка. – Сколько можно орать?!

Голос Виталины Степановны. Кто бы сомневался, что старушка упустит возможность поскандалить. Ей в полдень буднего дня пылесос не включай и воду лишний раз в туалете не смывай – шумно. А сама сидит там до поздней ночи, смотрит свои дурацкие сериалы на полную громкость, аж стены дрожат. Колоти ей в дверь, не колоти – не откроет. Вита-двойной-стандарт. Сделано в СССР.

– Отворяй, шельма! – требует бабуля. – Сейчас хозяйке позвоню, вернётся – уши тебе натреплет!

Ну хорошо, сейчас я тебе открою – сама рада не будешь увиденному. С предвкушением выражения лица бабы Виты при виде чудовища, решаю впустить её внутрь. Интересно, а кто кого больше испугается?

Отхожу к стенке и за угол приподнимаю плед, подтягиваю его к существу и набрасываю сверху. Ожидаю, что оно начнёт трепыхаться и путаться под ним, однако плед просто проваливается сквозь чудище. Всё равно спрыгиваю на пол, несусь к двери. Синее существо шуршит шерстью по полу позади. Поворачиваю замок, толкаю дверь.

Внутрь бесцеремонно шагает соседка. Однако лицо принимает вид потёкшего со свечи парафина вовсе не у неё, а у меня – на левом плече старухи восседает точно такая же тварь, как и преследующая меня. С той лишь разницей, что она не синего, а насыщенного красного оттенка. Шерсть у этого существа ещё более неухоженная, слипшаяся в длинные, кажущиеся острыми шипы. Между ними проглядываются пучки рыжего меха. Из-за этого создание выглядит похожим на огненного дикобраза. Оно больше Купороса, но Виталина Степановна вообще его не замечает, или же делает вид, что не замечает, потому что уже давно к нему привыкла. Не от неё ли синяя малявка сбежала?