Моя жизнь. От зависимости к свободе

Можно, конечно, многое объяснить, но иногда все же в голове не укладывается: черт побери, ну как при таком трудолюбии наши люди оказывались в таком положении?! Впоследствии я ездил по многим странам, познакомился с жизнью фермеров. За работу в личном хозяйстве они получают зарплату от государства. То, что произведено фермерами, принадлежит им. Тогда я подумал: мой отец с его трудолюбием в таких условиях стал бы богатейшим человеком.

И вообще, отец был человеком со светлой головой и незамутненным взглядом. Он отличался независимым нравом и не шел на поводу у других. Хотя не ораторствовал на собраниях, но четко высказывал свое мнение дома, за дастарханом. Приведу один пример.

В 1962 году я, молодой металлург, делегат комсомольского съезда, вернулся из Москвы домой. Впечатлений, конечно, масса! Буквально взахлеб рассказывал отцу и пришедшим в дом соседям о Хрущёве, о его речи перед комсомольцами страны, в которой он делал упор главным образом на радужные перспективы сельской жизни, на стирание граней между городом и селом. Гордый вниманием старших, долго заливался соловьем, не замечая, что в глазах аксакалов появился насмешливый блеск, а отец посматривает на меня с плохо скрытой укоризной. Наконец, когда я совсем распалился и стал почем зря крыть личные подсобные хозяйства и приусадебные участки, мешающие, дескать, нашему движению к светлому будущему, терпение, видимо, лопнуло.

– Хватит, сынок, этих речей мы и по радио наслушались. Ты вот что лучше скажи: неужели в Москве у всех память отшибло? Неужели опять, как в тридцатом году, хотят голодом людей морить? Сельчанин без своего надела, чабан без своего скота как перекати-поле в степи. Не обижайся, Султан (так звали меня дома), но радоваться нечему, плохую новость ты нам принес…

В правильности слов отца я полностью убедился по прошествии многих лет.

В одной из статей я писал: «Я свой профессиональный путь начал не в кабинете, как “белоручки”, не на паркете, а в качестве рабочего-металлурга. А это – подчеркиваю – настоящая профессия! Сколько бы времени ни прошло, невозможно забыть эту трудовую школу». В данном случае речь шла о моей профессиональной биографии. Тогда как мой трудовой путь начался еще раньше, можно сказать, с самого детства. С малых лет я вырос в трудовой среде. Мне казалось, что отец не знает усталости. Не чурался и тяжелой работы. Его «автограф» остался и на дороге, которая строилась на возвышенности Ушконыра. Не покладая рук всегда работала и мать. Я удивлялся тому, что она, сделав все дела по дому, ходила помогать соседям. Трудолюбивыми были не только члены нашей семьи, но и все жители аула. Мы выросли в такой атмосфере. Если сейчас все педагогические коллективы ломают голову над организацией трудового воспитания, то в наши школьные годы это не представляло особой проблемы. Если бы в те времена кто-либо принялся с жаром доказывать необходимость воспитывать в детях уважение к труду, то его, возможно, сочли бы сумасшедшим. Ведь мы же не говорим о необходимости дышать воздухом.

…Послевоенные годы, конец 40-х и начало 50-х годов. За моей матерью закрепили один гектар земли для выращивания свеклы. Каждой семье выделялось столько земли. Нескончаемая трудная работа начиналась с ранней весны и продолжалась до снегопадов. После посевной кампании всходы на огромном поле под палящим солнцем прореживали вручную. Эта картина запомнилась мне на всю жизнь. Осенью, когда свекла созревала, ее выкапывали и очищали большим ножом, грузили и отвозили на Бурундайский сахарный завод, чтобы получить от колхоза заветную справку для получения полутора мешков сахара. Это все, что полагалось в качестве оплаты за трудодни: живыми деньгами не давали даже ломаного гроша.

А отцу, помню, было поручено возделывать пшеницу на нескольких гектарах горного склона и сдавать зерно колхозу. Созревшую пшеницу мы с отцом косили вручную. Причем ночью, при свете луны. Чтобы колосья ложились ровно, в одну сторону, к косе прикрепляли грабли. После двух-трех часов на этой работе все тело сковывала сильная усталость, спина ныла так, что выдерживать было трудно. За нами следовала мать, она вязала и ставила снопы, затем для молотьбы их возили на центральный ток колхоза. Так жили все колхозники нашего села. Такое было время.

Почему я вспоминаю все это? В ту пору, какие бы мысли ни одолевали тебя и о чем бы ты ни мечтал, жить, а точнее, выживать в колхозе можно было только благодаря приусадебному хозяйству. Если мне не изменяет память, за трудодни мы только один раз получили семь неполных мешков пшеницы. Это что-то около трех-четырех центнеров. Зерно мы привезли из колхозного центра на телеге, настроение было на высоте, почувствовали себя самыми счастливыми людьми. Все же заработанное непосильным трудом и потом – добро. Трудом добытый хлеб – самый вкусный хлеб. Но такое случалось не каждый год. Зерно выдавалось только в урожайные годы в качестве зарплаты.

Труд бывает разный. Учеба – это тоже труд. Помощь старшим – тоже труд. Трудовое воспитание детей должно начинаться с помощи по домашнему хозяйству, с хорошей учебы. В детстве мальчиков и девочек не следует чрезмерно ограждать, защищать от трудностей. Ведь ребенок не устает. Я, например, до четвертого класса учился, живя у старшего брата отца. Школа находилась в шести-семи километрах от дома. Осенью и весной даже не замечаешь, как играючи преодолеваешь это расстояние. Трудно зимой. Часов нет. Просыпаешься с пением петуха и спросонья выходишь в дорогу. Иногда то ли этот самый петух просыпался раньше времени, но, бывало, за два часа до начала занятий оказываешься в школе. В таких случаях сторож впускал в помещение, и мне удавалось еще немного поспать возле печки. Кстати, ребята рассказывали один интересный случай, связанный с печкой… Придя в школу, наш учитель увидел возле печки мирно посапывающего ученика Куатбека Бокина, над которым буквально клубился пар. Учитель испугался, подумав, что на мальчике загорелась одежда. Оказывается, когда он бежал в школу, упал в лужу, и теперь мокрые брюки от жара печи наполняли комнату паром…

После школы тоже нет покоя. Надо скот накормить, убрать за ним навоз, принести воды, выполоть сорняки в саду и огороде. Из детей я старший в доме. Кто всем этим будет заниматься, если не я? С высоты своих нынешних лет понимаю, что все это было бесценной школой жизни, школой труда. Я безгранично благодарен родителям за то, что они рано провели меня через эту школу труда.

Я – первенец моих родителей, их долгожданный ребенок. После женитьбы у родителей долго не было детей. Поэтому они специально ездили на могилу святого Раимбека, две ночи молились там, чтобы Всевышний дал им ребенка. Помню, в детстве эта могила большим холмом возвышалась на окраине Алматы. В Коране говорится, что просьбы, пожелания следует направлять только Аллаху, но в наших традициях существует и почитание аруахов. В наших краях народ особо чтит дух Раимбека.

Внук знаменитого Хангельды-батыра Раимбек – великая личность, один из предводителей борьбы против джунгар в начале XVIII века, имя которого стало боевым кличем для потомков. Почему он похоронен именно там – отдельная история. Говорят, перед смертью Раимбек завещал: «Тело мое погрузите на моего верблюда. До какого места дойдет животное и, обессилев, ляжет на землю, там меня и похороните». Верблюд после долгого пути остановился у этой большой дороги и опустился на колени. Здесь батыр был похоронен, и его могила превратилась в святое место. Люди со своими просьбами-желаниями стали приезжать сюда, ночевать, совершать молитвы.

У могилы Раимбека моей матери приснился удивительный сон. «Купалась в огромном, бескрайнем, глубоком море, – рассказывала она, – вода была кристально прозрачной. Что интересно, у меня не было никакого опасения, что могу утонуть. Плыву спокойно и вдруг замечаю на дне моря ружье из чистого серебра. Нырнула, достала его и наконец добралась до берега». Утром смотритель святого места, истолковывая сон, сказал, что ружье знаменует собой рождение сына, что он станет крепким, жить будет долго, будет ее гордостью, защитником народа. Так он истолковал символику ружья. Действительно, по воле Всевышнего на свет появился я. С детских лет наслышан об этом. Позже я много раз бывал на могиле Раимбек-батыра, отдавая дань глубокого уважения его памяти.

Моя мать Альжан Жатканбайкызы родилась в 1910 году в селе Касык Кордайского района Жамбылской области. То, что в ее документах указан 1905 год, – ошибка, говорила она сама. Происходит она из влиятельного подрода Каскарау многочисленного рода Жаныс, по поводу которого бытует поговорка: «Чего больше – представителей Жаныса или зарослей камыша?» Машхур-Жусуп писал: «Если в байге участвует лошадь Каскарау, то другим родам не видать главного приза. По сей день лошади Каскарау отличаются особой резвостью». Из этого рода вышел и прославленный батыр Отеген, прозванный в народе Двурогим Отегеном. Еще есть поговорка: «Хочешь услышать прекрасные песни – поезжай в Касык, хочешь найти невесту – поезжай в Касык». Судя по ней, из Касыка вышло много певцов и там сформировалась своеобразная традиционная среда воспитания девушек. Моя мать тоже с ранних лет выросла открытой, веселой, смелой, как бы сейчас сказали – боевой. За постоянное активное участие в тоях, всевозможных праздничных мероприятиях ее называли певицей Альжан. Когда ее старший брат Болеген возглавлял колхоз «Касык», в хозяйство приезжал «всесоюзный староста» М. И. Калинин и гостил в доме председателя колхоза. Вместе с Калининым был Ораз Жандосов, который в конце трапезы попросил «старосту» высказать традиционное бата-благословение. К удивлению всех, тот вскинул ладони и по-русски произнес: «Источник благополучия – в социализме, в колхозе, аминь!» К сожалению, через некоторое время дядю Болегена арестовали как «врага народа», в вину вменили то, что его дед был известным муллой. В те трудные годы мать вместе со ссыльными жителями аула подалась в сторону Алматы. Выше я писал, что она работала поваром на строительстве серпантинной дороги на склоне Алатау, а отец был бригадиром. Так совместная работа соединила судьбы моих родителей.

Кто может во всей полноте оценить достоинства и заслуги своей матери? Ведь не зря говорят: хоть трижды свози свою мать в Мекку на своей спине, все равно не отплатишь свой долг перед ней. Я, как и большинство казахских детей, рос, подражая во всем отцу, ощущая его строгость и получая чуткое материнское воспитание. Отец целыми днями пропадал на работе, я все время находился рядом с матерью. Знал, что она безгранично любит меня. Я всегда был окутан этой материнской любовью. Убежден: если мать растит ребенка с подлинной любовью, то быть этому ребенку счастливым. По мне, ребенка должна воспитывать сама мать, а не наемная няня. Верю, что только в этом случае он пойдет по правильному пути. Хотя моя мама была простой, безграмотной женщиной, но обладала большим жизненным опытом, многое повидала на своем веку, и ее светлый образ всегда перед глазами, всегда волнует мое сердце. Когда приходится принимать трудное решение, она снится мне, дает советы.

Обликом я похож на маму. Ее родственники были такие же круглолицые. Когда работал в Темиртау, она приезжала ко мне в гости и как-то сквозь слезы проговорила: «Как увижу тебя, перед глазами встает образ моего старшего брата Болегена. Ты и внешностью, и характером – весь в него».

Вспоминая маму и отдаваясь фантазиям, иногда я думаю: вот если бы она дожила до 100 лет, то увидела бы сегодняшний день, до 90 лет – то как преобразилась страна и как ее сын строит в Сарыарке новую столицу, если хотя бы до 80 лет, то стала бы свидетельницей обретения страной независимости. Она скончалась в 1977 году. Увидела лишь, как я повзрослел и состоялся в жизни. И не болела долго, успела высказать родственникам свое завещание и тихо ушла в иной мир. Как-то из зарубежной поездки я привез ей легкую коричневую шубу, перед смертью она отдала ее снохе Гульжан, чтобы та носила ее как память. На что Гульжан сказала: «О чем вы говорите? Еще не раз в этой шубе будете ходить по гостям». Мать же настояла на своем: «Моя бодрая речь может быть обманчивой, будьте готовы ко всему. На свете только три вещи, которые невозможно предугадать: это роды, гости и смерть. Смерть не предупреждает заранее, выход из положения не находится сам собой. Начало жизни – пир, конец – уничтожение, в этом ее суть». Таким человеком она была – всегда высказывалась содержательно, прямо и категорично, не вдаваясь в мелочи. Когда оставались дома наедине, говорила: «Всевышний, сохрани моего ребенка от дурного глаза. Со временем он будет предводителем людей». Я же по молодости под «предводительством» понимал – быть отличником учебы, одним из лучших учеников школы.

Мать уделяла особое внимание моей учебе, создавала все условия для этого. После школы, накормив меня, давала некоторое время отдохнуть, затем сажала за выполнение домашнего задания на два-три часа. Я всегда думал, почему, пока я делал задание, никто из друзей не приходил ко мне, оказывается, мать попросту не пускала их в дом, чтобы я полностью закончил свое дело. Иногда даже говорила им, что меня нет дома. Но никто из друзей не упрекал меня этим. А ведь и для этого нужна внутренняя культура. У аульных детей душа кроткая и поведение тактичное.

Все доброе в человеке – изначально от материнского молока. У казахов говорят: «Кто не оправдал материнского молока (то есть не выполнил сыновний или дочерний долг перед матерью), тот не пользуется доверием у людей». Еще говорят, что женщина – опора жизни. Но женщина – не просто опора жизни, она и есть сама жизнь. В одном из ранних интервью я подчеркивал, что каково положение женщины в обществе, таково и положение самого этого общества. Мы должны постоянно внедрять это в сознание подрастающего поколения, учить наших детей и внуков ценить своих родителей. Добиваться того, чтобы они помнили, что человек, не делающий добра матери, не может ждать добра и от своих детей. Не зря сказано у Мухтара Ауэзова: «Основа человечности – женщина».

Нас в семье было три сына и дочь. После меня родился Сатыбалды, но он рано ушел из жизни, в 34 года погиб в автокатастрофе. Он тоже был долгожданным ребенком, между нами разница семь лет. Был симпатичным, очень сильным и боевым джигитом богатырского телосложения. Говорили, что он напоминает предка Карасая. Кто знает, может, сглазили. После Сатыбалды родилась сестра Анипа. Когда я работал в Караганде, они оба некоторое время жили, учились у нас. Затем Анипа вышла замуж, имеет дочь, растут внуки. Младший среди нас – Болат. Окончив училище, работал механизатором, водителем, позднее получил высшее образование. Поскольку он младший, рос немного избалованным… По этой причине немало и пострадал. Болат по натуре щедрый, доброжелательный к людям. Занимался благотворительностью, многим оказывал помощь. После меня еще были Айсултан и Нургазипа, но они умерли в раннем детстве. В таких случаях в народе поступают так: следующего новорожденного выносят из дома через окно, отдают кому-нибудь из родственников, затем обратно выкупают за мешок муки, вязанку дров, за барана и т. д. Поэтому брата так и назвали – Сатыбалды (буквально «выкупленный»).

До сих пор с трепетом вспоминаю сладкие дни детства, проведенные вместе с братьями. Я не забывал, что младшие братья всегда подражают старшему, поэтому и в учебе, и в труде старался быть примером для них.

Аул Шамалган находится у самого подножия Алатау, а наша улица была наиболее близкой к горам. Она так и называлась – Подгорная. Вспоминая свое детство, прежде всего вспоминаю эти горы. Для нас они являлись родным домом. Ибо и хозяйство, и сама жизнь были связаны с горами. Отец обычно будил меня в пять утра и отправлял в горы, чтобы передать Жумахану-ага какие-то вещи. До пастухов в горах четыре-пять часов ходьбы. Исполнив отцовское поручение, возвращался где-то в десять часов вечера. Об усталости тогда и не думаешь, потому что это делалось часто и стало привычкой. Летом на жайляу вместе с отцом косили сено, любовались кокпаром. В юртах частенько проводились тои, на которые приезжали акыны, проходили айтысы. На всю жизнь в памяти остались высокие горы с заснеженными вершинами, тучными лугами у подножия. Высота травостоя иногда скрывала даже всадника. Несчетное количество родников, речушек. Какая красота, какая прелесть!

Интересных моментов, конечно, было очень много. Расскажу только об одном. Сатыбалды у нас рос своенравным ребенком. Учился по настроению. Больше времени уделял играм. Один раз, видимо, мать вышла из себя, отругала его как следует, затем дала ему в руки учебник и заперла в бане. Когда я пришел из школы, младшая сестра Анипа тревожно шепнула мне на ухо, что женеше (мы все называли нашу маму женеше, так научила бабушка Мырзабала) закрыла Сатыбалды в бане. Я аккуратно выставил оконную раму и выпустил брата на улицу. Наступил вечер. Мать пошла позвать сына на ужин, но, открыв дверь бани, она увидела лишь учебник, Сатыбалды же не было… Испуганная мать прибежала обратно и говорит: «Дверь бани закрыта на замок, но внутри Сатыбалды нет!» «Наверное, вышел через дымоходную трубу», – пошутил я. Мать вновь побежала в баню. Потом она, разобравшись во всем и смеясь, говорила, как была в растерянности и долго разглядывала дымоход…

Школьное воспитание

В первый класс я пошел в 1947/48 учебном году в школу имени Д. Фурманова в Шамалгане. В то время в Шамалгане казахов было мало. Поэтому в школе было два русских класса и один казахский. В последнем училось всего семеро детей. С одной стороны, это было хорошо, потому что учитель больше внимания уделял воспитанникам, часто проверял их прилежность и успеваемость. Поэтому нельзя было давать себе слабинку, мол, вчера только отвечал, сегодня учитель наверняка не спросит…

Моя первая учительница – Такура Алгадайкызы Смаилова. Это она впервые научила нас держать ручку, обращаться с тетрадью, выводить в ней первые буквы. Между собой мы ее называли Такку-апай. Была квалифицированным учителем, окончившим Женский педагогический институт. Всю душу она вкладывала в детей. Как пословицы врезались в нашу память ее слова: «Не получив образования – не говори, что достиг чего-то, не потрудившись – не говори, что созрел», «Чем убиваться, плакать, что получил двойку, лучше стремись пролить достаточно пота, чтобы получить пятерку» и многие другие. Когда она скончалась в 1990 году, я в телеграмме выразил свои соболезнования. Дочь Такуры-апай Карлыгаш Смаилова в книге «Одноклассники Елбасы» написала: «Думаю, нет счастливее учителя, который впервые вложил ручку в руки будущего Президента страны. Стало быть, моя мать Такура на самом деле счастливый человек!» В школе имени Карасай-батыра в Шамалгане в небольшом музее висит фотопортрет Такуры-апай. Наше уважение к ней было особенным. Где бы ни встретили ее, мы всегда здоровались с ней, сняв головной убор. Вообще, справедливости ради надо сказать, что бывшая коммунистическая партия уделяла школе максимальное внимание. Школу она рассматривала не просто как учреждение образования, а прежде всего как очаг формирования, воспитания человека. С учителей требовали не только повышения успеваемости учеников, а учиняли спрос о том, как они закладывают в юношах и девушках основы человечности, держали этот вопрос под строгим контролем. Об этом следует помнить и сегодня, и завтра, и всегда.

Запомнился мне и учитель математики Жылкыбай Карасаев. Он был очень требовательным. Говорил: «Если не хочешь оставаться несчастным человеком, ты должен любой ценой постичь математику». Он разбудил в нас стремление решать математические задачи. Если бы не он, я вряд ли стал бы инженером-металлургом. Ибо математика нужна везде. Она развивает мыслительные способности любого человека.

Одним из педагогов, оставивших особый след в моей жизни, был Сейтхан Исаев. Он был специалистом с высшим образованием – окончил Казахский педагогический институт по специальности «учитель истории». Сейтхан-агай был секретарем школьной партийной организации, а я – секретарем комсомольской организации. Поэтому он относился ко мне не просто как к воспитаннику, а как к помощнику. Это он заметил во мне склонность к общественной работе, способствовал тому, чтобы я ею активно занимался. Прожил он долго, скончался в 102-летнем возрасте. Оставил после себя хорошие воспоминания. В одном из них он написал о моем отце так: «Мне хорошо запомнилось то, что Абиш-аксакал был мудрым, трезвомыслящим человеком. Для семерых детей из Шамалгана в интернате при средней школе имени Абая за счет государства были выделены места, решен вопрос питания. Но потом выяснилось, что Абиш-аксакал договорился с одним из родственников о проживании у него за определенную плату Нурсултана. На наш вопрос, почему он так поступил, отказался от положенных льгот, ведь у него дома есть и другие дети, он ответил: «В интернате среди сверстников сын может увлечься играми, другими делами, что может негативно отразиться на его учебе, успеваемости». Это была подлинно отеческая забота о будущем Нурсултана, о создании ему надлежащих условий для получения качественного образования, несмотря на любые трудности, чтобы сын соответствовал требованиям жизни».

Благодаря урокам Сейтхан-агая во мне проснулся интерес к истории. Иногда я делился и своими сомнениями по тому или иному вопросу. Мы изучали мировую историю, историю России, советскую историю, но история Казахстана не преподавалась. Мы знали героев мира и задавались вопросом: разве в нашем народе их не было? Не может же быть такого. Если бы не было, то разве казахи могли иметь такую огромную землю? На подобные мои вопросы агай ответил: «На историю выделяется мало часов, если их увеличат, то будем изучать и историю Казахстана». Затем на перемене подозвал меня к себе и добавил: «Свои вопросы задавай мне лично, после уроков можешь приходить ко мне домой».

Мы, ученики, никогда не забудем таких своих наставников, как Тоты Сейтжанова, Панар Есимкызы, Жылкыбай Карасаев, Мырзатай Ихамберлин, Кылыш Омаров, Каматай Сафаргалиев. С большим уважением относимся к учителям У. Игельманову, А. Сарыбаеву, К. Кошбаеву, Б. Кенжекееву и другим. Русский язык преподавал Талап Султанбеков, который впоследствии стал известным журналистом, писателем, первым редактором журнала «Білім және еңбек» («Знание и труд»). Он организовал шахматный кружок и учил нас премудростям этой игры. Хорошо помню и Николая Шлыкова, учителя физкультуры. Он был участником войны. Николай Федорович на уроках начальной военной подготовки заставлял нас бегать минимум пять километров. И это было только на пользу, мы выросли закаленными.

Наши учителя очень тепло относились к детям. Прощали наши шалости. Со мной вместе до пятого класса училась соседка Гульсум Аскарбаева, в своих воспоминаниях она писала: «Как-то Нурсултан положил в сумку учительницы (Тоты Сейтжановой, которая преподавала географию) маленькую черепаху. Открыв сумку, она напугалась и вскрикнула. Дети сказали, что это сделал Нурсултан, она отругала его, сказала, что поведет к директору». Но Тоты-апай тогда не повела меня к директору, отругала, и все, а для меня это послужило уроком. Впоследствии аналогичную ситуацию я видел в известном фильме «Меня зовут Кожá» и сильно удивился. Но там Кожá положил в сумку лягушку.

Мои одноклассники постепенно по разным причинам стали покидать школу, некоторые из них даже не окончили ее. Из нашего аула с первого класса до окончания школы доучились только трое: Кыдыргали Байбеков, Садуакас Есимбаев и я. Общаюсь и с другими, с кем учился в одной школе. Каждая встреча для нас, конечно, своего рода праздник. Они и между собой общаются хорошо. Я специально ездил на встречу одноклассников через сорок лет после окончания школы.

Когда учился в последнем, десятом классе, произошел один интересный случай. В школу пришло письмо из Китая. В то время Советский Союз крепко дружил с Китаем. В письме молодой человек по имени Чжоу Бай-Сяо писал, что хочет иметь советского друга, переписываться с ним. Хочет, чтобы ему ответил отличник учебы, активный член комсомола. «Я давно хочу всесторонне познакомиться с Советским Союзом. Для этого мечтаю иметь связь с комсомольцем из Советского Союза. Но эта мечта до сих пор не сбылась», – писал он. Выбор пал на меня. Мой ответ был отправлен в Китай, а также опубликован у нас в районной газете «Коммунизм үшін» (1958 г., 16 марта). В предисловии редакции говорилось: «Ниже мы публикуем письмо и фотографию товарища Чжоу Бай-Сяо, а также дружеский ответ ученика казахской средней школы имени Абая, молодого комсомольца Назарбаева».

Вот мой ответ:

«Далекому китайскому другу

Здравствуйте!

Центральный комитет ВЛКСМ Советского Союза, выполняя Вашу просьбу, направил мне Ваше письмо, чтобы я переписывался с Вами, установил дружескую связь. Я получил Ваше письмо, Ваше фото и фото моста через реку Янцзы.

Хочу выразить свою радость за возможность переписываться с Вами, быть в дружеских взаимоотношениях и свою готовность по мере сил помочь в исполнении Вашей мечты – глубже познакомиться с Советским Союзом.