Папа римский и война: Неизвестная история взаимоотношений Пия XII, Муссолини и Гитлера

Хотя фигура Пия XII находится в центре той драмы, которую я здесь рассматриваю, настоящая книга предлагает новый взгляд не только на то, как папа и Ватикан жили во время войны, но и на то, как вся Италия переживала войну. Пий XII был римлянином, почти все кардиналы Римской курии были итальянцами, и как епископ Рима папа имел особую власть над итальянской церковью. Как он сочетал свою публичную позицию нейтралитета с руководством итальянским духовенством, которое с таким энтузиазмом поддерживало войну, ведущуюся странами гитлеровской коалиции? Это станет ясно на последующих страницах. Как итальянские клирики, принадлежавшие к католической церкви, призывали всех добропорядочных католиков сражаться на стороне Гитлера, несмотря на то что нацистский режим зачастую вызывал у этих церковников серьезную тревогу? Об этом я тоже расскажу. Чтобы лучше понять происходившее, необходимо осмыслить причудливые взаимоотношения двух людей, которые – с точки зрения итальянцев – стояли над всеми прочими, ярко выделяясь на их фоне. Конечно же, речь идет о Муссолини и папе. Итальянский диктатор во многом зависел от понтифика (нужно было гарантировать, что церковь поддержит войну), но и у Пия XII имелись причины стараться не утратить расположения дуче.

Те, кто потрясен драмой и трагедией Второй мировой, всегда особо выделяют ряд мировых лидеров: Гитлера, Муссолини, Черчилля, Рузвельта, Сталина. Однако есть все основания включить в эту группу еще одного человека. В раздираемой войной Европе папа римский обладал уникальным статусом. И на Европейском континенте, и за его пределами многие считали понтифика человеком, чей пост наделяет его непререкаемым нравственным авторитетом. Многие из тех, кто хотел отвратить войну, видели в нем последнюю надежду. А когда война все-таки началась, многим казалось, что именно папа поможет положить ей конец. Итальянцы считали его единственной в стране авторитетной фигурой, не зависящей от фашистского режима: они полагали, что лишь он обладает харизмой, сравнимой с харизмой Муссолини.

Итак, перед вами рассказ (порой шокирующий и зачастую вызывающий удивление) о папе римском, которому выпало жить в мире, раздираемом войной, который опасался за будущее руководимой им церкви и чувствовал, что обязан осудить злодеев. События, описываемые здесь, представляют не только драматичную главу из истории Римско-католической церкви, но и важную (и доселе уясненную нами лишь частично) главу из истории Второй мировой войны в целом. Не исключено также, что этот рассказ содержит уроки, которые пригодятся современному миру.

Пролог

Искореженный крест

Второго мая 1938 г. из Берлина выехали три спецпоезда с сотнями немецких дипломатов, правительственных чиновников, вождей нацистской партии, сотрудников служб безопасности и журналистов. Вся эта свита сопровождала фюрера в ходе его первого (и, как оказалось, последнего) визита в Рим. В вагонах расположились виднейшие деятели Третьего рейха, в том числе Иоахим фон Риббентроп, Йозеф Геббельс, Рудольф Гесс, Генрих Гиммлер и Ганс Франк[4]. В Берлине остался лишь Герман Геринг, которому поручили руководить правительством в отсутствие остальных заправил рейха. Итальянский диктатор Бенито Муссолини, человек, положивший начало фашизму за два десятка лет до этого, настаивал на такой поездке: ему очень хотелось отплатить благодарностью за свой визит в Германию прошедшей осенью, когда Гитлер собрал в его честь огромные восторженные толпы.

Для фюрера этот весенний визит начался с разочарования. Он предполагал, что его будет вести через рукоплещущие толпы тот самый человек, которого он с давних пор считал образцом для подражания. Но по прибытии в Рим фюрер оказался в богато изукрашенном конном экипаже рядом с маленьким робким королем Италии. «Они что же, не слыхали про изобретение повозки с мотором?» – язвительно замечал Гитлер позже. Неприязнь Гитлера к слабовольному седоусому монарху была под стать столь же сильной ответной неприязни со стороны короля Виктора Эммануила III, считавшего немецкого лидера умственно отсталым наркоманом. Но главой государства был король, а не Муссолини, поэтому протокол требовал, чтобы канцлера Германии принимали в королевском Квиринальском дворце – гигантском строении, возведенном в XVI в. папой Григорием XIII на самом высоком из римских холмов. Гитлер счел, что это какое-то унылое место, очень напоминающее непомерно огромную лавку древностей. Принимавшая его там вместе с мужем итальянская королева Елена была заметно выше августейшего супруга. Фюрер, известный женоненавистник, отметил, что она весьма смахивает на «одного из тамошних конногвардейцев».

Лишь в конце своего шестидневного визита Гитлер смог в полной мере насладиться местными достопримечательностями – когда отправился во Флоренцию, свой любимый итальянский город, оставив короля с королевой в Риме. Вскоре после того, как туда же прибыл поезд Муссолини, фюрера и его свиту перевели на 16-й путь флорентийского вокзала, пышно украшенный цветами, немецкими и итальянскими флагами, большими знаменами с золотистыми изображениями фашистских фасций[5]. Воодушевляющие звуки «Deutschland über alles»[6] и «Giovinezza» – гимна итальянской фашистской партии – смешались с ревом эскадрильи итальянских истребителей, пролетевших на бреющем полете. Два улыбающихся диктатора расположились на заднем сиденье открытого автомобиля и в окружении почетного эскорта полицейских на мотоциклах двинулись по улицам в сторону дворца Питти. Небольшая армия архитекторов, инженеров и художников несколько месяцев трудилась, украшая город к этому событию. Из окон домов, мимо которых проезжали дуче и фюрер, свисали десятки тысяч флагов с красно-черной свастикой, перемежавшихся красно-бело-зелеными итальянскими флагами. Стоял прекрасный весенний день, по всей Тоскане объявили выходной, и 350 000 человек вышли на улицы, надеясь хоть одним глазком увидеть двух великих людей, хотя итальянцы явно отдавали предпочтение своему дуче. Тысячи солдат и чернорубашечников (бойцов вооруженных отрядов Национальной фашистской партии) выстроились вдоль тротуаров, сдерживая натиск толпы. Присутствовали также сотни полицейских, в том числе один отряд, специально привезенный из Рима, а также полторы тысячи карабинеров из других районов. После осмотра шикарной коллекции произведений искусства в огромном дворце эпохи Возрождения (Муссолини, которому вечно не хватало терпения на экскурсии по музеям, не стал присоединяться к Гитлеру) моторизованная процессия возобновила движение. Два диктатора остановились перед своеобразным храмом, посвященным памяти одного тосканского мученика, отдавшего жизнь фашистскому делу, после чего поднялись на близлежащий холм, чтобы Гитлер насладился открывающимся видом.

Почетный гость, конечно, понятия не имел о кое-каких затруднениях, предшествовавших торжественному обеду, который прошел этим вечером в палаццо Медичи–Риккарди. Этот дворец, выдержанный в «сельском» стиле, в XV в. выстроили из серого камня (авгитового андезина) по распоряжению Козимо де Медичи: он разместил здесь свое семейство. Теперь дворец использовался для других целей. Как сообщалось в депеше тогдашнего американского консула во Флоренции, четырем приглашенным женского пола в последний момент велели не являться: местные фашистские власти обнаружили, что они имеют еврейское происхождение, и предпочли воздержаться от действий, которые могли оскорбить высоких немецких гостей. В консульском донесении уточнялось, что в конце концов было внесено последнее изменение в список приглашенных: «Одна дама весьма убедительно протестовала, доказывая, что она не еврейка, поэтому в ее случае требование не посещать данный обед было отозвано».

После трапезы два диктатора снова пустились в путь: им предстояло посетить Teatro Comunale, где давали оперу Верди «Симон Бокканегра». После оперы, уже поздно вечером, они посмотрели военный парад, устроенный в их честь, со световым шоу (как мы сказали бы сегодня), представлявшим две громадные сверкающие искрами надписи «Фюрер» и «Дуче». Затем диктаторы вернулись на вокзал, где Гитлера ждал поезд. Стоя на платформе и произнося слова прощания, два мужчины с трудом сдерживали эмоции. «Теперь, – заявил Муссолини, – никакая сила не сумеет разделить нас». Глаза фюрера увлажнились[7].

Пока дуче с фюрером красовались перед итальянскими толпами, папа кипел гневом. Хрупкий 80-летний старик, которому оставалось жить меньше года, Пий XI (в первые годы пребывания на Святом престоле даже помогавший Муссолини упрочить диктатуру) теперь испытывал все более острую тревогу, наблюдая, как дуче все сильнее сближается с нацистским режимом. В последние месяцы папа все громче осуждал нападки нацистов на католическую церковь в Германии и их попытки создать своего рода языческую религию крови и земли с Гитлером в качестве нового божества. Посещая Рим, главы государств обычно являлись на прием к папе, однако Пий XI ясно дал понять: он удостоит фюрера аудиенции, лишь если тот пообещает изменить курс в сфере отношений с церковью. Но немецкий диктатор отказался сделать это.

Чтобы продемонстрировать свое недовольство визитом Гитлера, Пий XI заранее покинул Рим, обосновавшись в папском дворце Кастель-Гандольфо, расположенном неподалеку от Рима, в Альбанских горах. Он приказал закрыть музеи Ватикана и распорядился об отключении ночной подсветки города-государства. Обращаясь к группе новобрачных, явившихся за папским благословением, как раз когда Гитлер находился в Риме, папа отступил от банальностей, обычных в таких случаях, и заявил, что его удручает открытое прославление свастики в столице мирового католицизма. Он заметил, что свастика – «знак креста, но отнюдь не Креста Христова»[8].

Для Муссолини, которому долгое время удавалось сохранять вполне продуктивные отношения с Ватиканом, фигура папы Пия XI становилась все более проблемной. Диктатор понимал, что ему будет не так-то просто заручиться поддержкой итальянцев (не самых больших любителей немцев с их одержимостью идеей превосходства арийской расы) в отношении его альянса с Гитлером, а тут еще папа норовит подорвать его позиции. При жизни Пия XI у дуче почти не было надежды на какое-то облегчение по этой части. Однако папская критика нацистов беспокоила многих ватиканских подчиненных понтифика, опасавшихся, как бы это не поставило под удар привилегированное положение католической церкви в фашистской Италии. Самым влиятельным среди этих прелатов был государственный секретарь Ватикана – кардинал Эудженио Пачелли, занимавший в ватиканской иерархии вторую ступеньку после папы. Этого человека многие прочили в преемники Пия XI, чья кончина, как все понимали, не за горами.

Сам Пачелли не питал особой любви ни к Гитлеру, ни вообще к нацистам. Вскоре после того, как фюрер пришел к власти в 1933 г., Пачелли, стремясь защитить интересы своей церкви в Германии, успешно завершил переговоры с германской стороной и добился заключения конкордата с фюрером[9]. Это соглашение стало триумфом для Гитлера, чье восхождение на вершину власти восприняли со скепсисом и тревогой многие мировые лидеры, которые всеми силами старались изолировать его. Теперь же его новоиспеченный режим мог похваляться признанием самого папы. Но для Ватикана этот конкордат оказался в лучшем случае мимолетной договоренностью. Вскоре стало очевидно, что Гитлер не соблюдает его условий, более того, он методично ослабляет влияние церкви в Германии. Кардинала Пачелли не устраивали такие результаты, он был ими недоволен, однако полагал, что если настроить фюрера против своей церкви, то это лишь ухудшит положение. Кроме того, Пачелли рассматривал Германию как самый прочный бастион, оберегающий Европу от коммунизма, который он считал величайшим врагом церкви. Кардинал рассуждал так: если осудить альянс Муссолини с Гитлером, это отвернет дуче от Ватикана. Более перспективный путь – стараться не вызывать недовольства дуче и при этом пользоваться его тесными связями с Гитлером, чтобы убедить того помириться с церковью[10].

Прелаты, окружавшие Пия XI, опасались последствий, к которым могла привести готовность папы откровенно высказываться о зле нацизма, а Муссолини все больше тревожили донесения его посла при Святом престоле, а также многочисленных шпионов, которыми он наводнил Ватикан. В конце 1938 г. диктатор узнал, что папа тайно работает над очередной энцикликой (посланием, обращенным к католикам всего мира) и что в ней он выступит с осуждением расизма и антисемитизма. Еще более тревожили дуче сообщения о намерении Пия XI воспользоваться своим предстоящим обращением ко всем епископам Италии, чтобы заклеймить то обожание, которое дуче питает к нацистской Германии.

Итальянскому диктатору явно хотелось, чтобы Пий XI поскорее умер.

Часть первая. Тучи войны сгущаются

Глава 1

Смерть папы

Эудженио Пачелли сидел в кресле возле простой латунной кровати, глядя, как папа, некогда такой крепкий, с трудом дышит под кислородной маской, закрывающей его усохшее лицо. Стояла глухая ночь, и, хотя кардинал Пачелли, государственный секретарь Ватикана, привык спать мало, он все-таки решил спуститься в свои покои, занимавшие два этажа в огромном Апостольском дворце, чтобы хоть немного отдохнуть. Но уже в 4:00 его разбудило известие об ухудшении состояния папы. Он поспешил возвратиться в аскетическую спальню понтифика. Пот градом катился по бледному лицу папы, мучительно хватавшего ртом воздух. Кардинал опустился на колени и попросил благословения у умирающего[11].

Это происходило ранним утром 10 февраля 1939 г. Для Пачелли, которому папа некогда вручил кардинальскую шапку, а затем сделал наиболее влиятельным лицом в католической церкви после самого себя, это было зрелище, исполненное великой печали. Но предаваться печали было некогда. В ближайшее время его ждала масса дел: папа назначил Пачелли еще и камерленго[12], так что теперь именно он должен был проследить, чтобы все шло как полагается, пока кардиналы не изберут преемника Пия XI[13].

Отношения Пачелли с папой были тесными, однако не особенно теплыми. Это были две крайне непохожие личности: возможно, отчасти именно поэтому Пий XI так высоко ценил Пачелли. Папа отличался несдержанным нравом и вечно норовил откровенно высказать свои мысли, причем зачастую казалось, что он совершенно не боится мнения других. В этом отношении он во многом зависел от дисциплинированного, дипломатичного Пачелли, который умел утихомиривать воды, взбаламученные понтификом.

Государственный секретарь Ватикана оказался между молотом и наковальней. Его помощи искали не только послы Муссолини и Гитлера, но и многие высокопоставленные церковные деятели, которых беспокоило, что в столь почтенном возрасте папа становится безрассудным. Однако верный своим должностным обязанностям и обетам кардинал должен был исполнять те предписания, которые давал ему папа. Так или иначе, он находил способы смягчить наиболее язвительные замечания папы об итальянском и германском режиме[14].

Будучи опытным дипломатом, Пачелли, несмотря на природную застенчивость, получал огромное удовлетворение, колеся по миру: прежде ни один государственный секретарь Ватикана не совершал столько официальных поездок. При этом он с удовольствием встречался не только с церковной верхушкой, но и с политическими деятелями светских правительств, а осенью 1936 г. стал первым государственным секретарем Ватикана, посетившим Соединенные Штаты. Пачелли разъезжал по стране целых два месяца. Он получил почетные степени в нескольких американских католических университетах, преодолел тысячи миль по воздуху ради посещения самых разных уголков США и наконец встретился с американским президентом.

В следующем году кардинал стал почетным гостем на церемонии освящения нового собора во Франции и воспользовался случаем, чтобы встретиться с французским президентом и премьер-министром. Недели через две после того, как Гитлер посетил Рим в мае 1938 г., Пачелли вновь покинул Италию. На сей раз он отправился в Будапешт, где его ждали на Евхаристическом конгрессе[15] как основного докладчика. И повсюду кардинал нес с собой одно и то же послание: мир пребывает в кризисе. Мир отвернулся от Креста Христова. Мир может спастись, лишь возвратившись в лоно церкви[16].

Пий XI любил стукнуть кулаком по столу, громогласно порицая тех иностранных послов, чьи страны вызвали его недовольство, а Пачелли стремился расположить к себе зарубежных дипломатов, подчеркивая не разногласия, а то, в чем позиция иностранных представителей и их государств сходится с позицией Ватикана. Он чувствовал потребность показывать, что примет к сведению их жалобы и нарекания, но всячески демонстрировал, что испытывает при этом скорее грусть, нежели гнев.

Поначалу, после прихода Гитлера к власти в 1933 г., отношения между ним и Пием XI были довольно многообещающими. Папа и в самом деле возлагал на него определенные надежды, впечатлившись его антикоммунистической позицией. Пачелли, прослуживший 12 лет нунцием (папским послом) в Германии и хорошо знавший страну, в то время отмечал: хотя Гитлер – явно весьма талантливый агитатор, еще предстоит понять, является ли он «сдержанным человеком».

Со своей стороны, новый вождь Германии очень хотел, чтобы церковь прекратила поддерживать католическую Партию центра[17] – самую крупную немарксистскую партию страны, стоявшую у него на пути. Он сделал ряд примирительных жестов, пообещав защищать религиозное образование и сохранить привилегии церкви в немецком обществе. Именно на фоне этих заверений епископы Германии стали поддерживать политику нового главы правительства, а Партии центра позволили умереть. Именно в свете такого понимания ситуации был подписан (в ватиканском кабинете Пачелли всего через несколько месяцев после прихода Гитлера к власти) новый конкордат между Германией и Святым престолом. Это соглашение невероятно подняло уровень доверия к Гитлеру как внутри страны, так и на международной арене, что особо подчеркнул несколько лет спустя сам папский нунций в Берлине, беседуя со статс-секретарем Министерства иностранных дел Германии: «Для меня не представляется возможным, чтобы синьор Гитлер забыл о том, как всего через семь месяцев после его прихода к власти, когда недоверие и враждебность окружали его внутри страны и за границей, Святой престол протянул ему руку и благодаря своему колоссальному духовному авторитету внес огромный вклад в усиление веры в него и в укрепление его престижа». Муссолини в своей типичной манере заявил, что соглашение заключили благодаря ему: мол, это он снабдил Гитлера удачным «рецептом», позволяющим понравиться Ватикану[18].

Гитлер с давних пор считал дуче образцом для подражания – «ролевой моделью», как сказали бы сегодня. На одном мюнхенском митинге 1922 г., всего через несколько дней после того, как Муссолини стал премьер-министром Италии, Гитлера (в ту пору он был лишь одним из многих экстремистских претендентов на внимание со стороны светил немецкого политического небосклона) представили как «германского Муссолини». Британский историк Ян Кершоу, автор биографических трудов о Гитлере, отмечает: «Это стало символическим моментом. По сути, именно тогда последователи Гитлера основали культ фюрера». На протяжении нескольких последующих лет, когда Гитлер еще только замышлял свой взлет к вершинам власти, он держал у себя в кабинете бюст Муссолини. «Такие люди, как Муссолини, рождаются раз в тысячу лет», – заявил он в 1934 г. после того, как впервые встретился с дуче. Вняв настояниям папы, Муссолини воспользовался этой встречей с Гитлером в Венеции, чтобы дать фюреру совет: лучше не ссориться с церковью[19].

После этой беседы с Гитлером дуче написал Пию XI о том, что он сказал фюреру. Он предпочел умолчать (как сам признался своему послу при Святом престоле) «об идиотских высказываниях Гитлера в отношении принадлежности Иисуса Христа к еврейской расе и т. п.». Важно было то, что ближе к концу разговора Гитлер ясно дал понять: он не желает религиозной войны. Папа и кардинал Пачелли еще много раз будут просить дуче обратиться к Гитлеру от их имени, но это была первая просьба такого рода[20].

Надежды Пия XI на немецкого диктатора продержались недолго. Вскоре нацисты начали заменять католические церковно-приходские школы государственными, запрещать молодежные католические группы и ограничивать церковную деятельность собственно священными обрядами. Один из информаторов в Ватикане отмечал в конце 1934 г.: «Папа питает сильную антипатию к Гитлеру. Если бы не Пачелли, который пытается сбалансировать ситуацию, Государственный секретариат был бы еще менее терпим по отношению к нему»[21].

Пачелли тоже потерял терпение в отношении Гитлера, когда в 1935 г. фюрер организовал показательные процессы над большим количеством представителей римско-католического духовенства: они обвинялись в разных сексуальных и финансовых преступлениях. Епископы Германии призывали папу вмешаться и выпустить энциклику с заявлением, что Гитлер не соблюдает условия конкордата. Кардинал Пачелли, опасаясь настроить фюрера против Ватикана, советовал папе не выступать с публичным протестом такого рода, но Пий XI все-таки пошел на это. В Вербное воскресенье, 21 марта 1937 г., епископы и рядовые священнослужители по всему рейху огласили перед своей паствой папскую энциклику под названием Mit brennender Sorge («С глубокой тревогой»). Это стало шокирующим поворотом событий в стране, где любая критика нацистского режима влекла за собой риск суровых ответных мер. Как нетрудно догадаться, Гитлер пришел в ярость. Его возмутили не только нападки папы, но и способность понтифика организовать тайное распространение текста энциклики и его чтение в церквях по всему Германскому рейху.

В марте 1938 г. Гитлер оккупировал Австрию. В том же месяце произошел аншлюс – она была аннексирована Третьим рейхом, то есть включена в его состав. Это несколько смутило Муссолини, считавшего Австрию чем-то вроде итальянского протектората, буфера между Италией и могучим германским государством. Более того, фюрер проинформировал дуче о вторжении всего за несколько часов до начала операции. На другой день Гитлер торжественно въехал в Вену под звон церковных колоколов: об этой детали лично распорядился венский архиепископ.

Под властью Гитлера оказались новые миллионы католиков, и папа с его государственным секретарем стали еще более настойчиво просить Муссолини о помощи. Через пять дней после въезда Гитлера в Вену кардинал Пачелли написал Муссолини о благодарности «за ваше умиротворяющее влияние на синьора Гитлера, канцлера Германского рейха, и за вмешательство, направленное против продолжения политики религиозных преследований в Германии»[22].

Гитлер относился к Муссолини с немалым уважением, которое еще больше усилилось, когда (вскоре после визита фюрера в Италию весной 1938 г.) дуче объявил о своей новой «расовой» политике. Вскоре Муссолини представил первый из итальянских законов, направленных против евреев и очень напоминавших те, которые тремя годами раньше Гитлер ввел в Германии. «После того как Италия стала проводить новую политику в отношении еврейского вопроса, дух нашей коалиции достиг самого полного воплощения», – отмечал Гитлер[23].

В шестую годовщину своего прихода к власти, 30 января 1939 г., фюрер выступил с обращением к германскому рейхстагу. На протяжении 80 минут он вещал своим громким, пронзительным голосом перед битком набитым залом, то и дело сдабривая речь ироническими замечаниями. Темы были привычные: он превозносил триумфы прошедшего года (рейх расширился в результате захвата чехословацких Судет и всей Австрии) и хвалился тем, что немецкий народ горячо поддерживает нацистский режим. Он осудил попытки иностранных государств вмешаться в то, как рейх обращается с евреями. (Всего за два месяца до этого по стране прокатился ужасающий еврейский погром – та самая Хрустальная ночь, во время которой пострадало множество евреев, проживавших в Германии.) Затем Гитлер обратился к вопросу церквей.

Итальянский посол в Берлине, присутствовавший на выступлении, сообщал, что в этот момент Гитлер заговорил довольно-таки извиняющимся тоном. «Он явно порицал "политизированное духовенство", – писал посол в своем отчете, – но в очередной раз заверил, что правительство национал-социалистов намеревается оставить церкви в покое». Он также подчеркнул, что рейх ежегодно предоставляет им крупную субсидию. Впрочем, Гитлер не смог удержаться от шпильки в адрес католической церкви, высказав «замечания по поводу педерастии и половых извращений среди части церковников».

В последней части своей речи Гитлер обратился к международной политике и особо отметил ту дружбу, которая связывает фашистскую Италию и нацистскую Германию, с большой похвалой отозвавшись о достижениях дуче. Посол сообщал, что затем фюрер «ясно, четко и недвусмысленно заявил: если кто-либо развяжет войну против Италии, этому агрессору придется иметь дело и с Германией». Эти слова, как отмечал дипломат, «вызвали зримый и весьма горячий энтузиазм у депутатов и публики». В своей депеше, направленной в Рим, посол Италии (сам относившийся к Гитлеру без особой симпатии) добавлял как бы в утешение: