Сто лет Папаши Упрямца

И хотя Папаша Упрямец с детства привык спорить с людьми, кадровых работников деревенского правления и волостного правительства переговорить не смог и признал поражение.

Он возделывал три части двух му земли своей семьи, но не было и сотой доли, полученной на его имя, иначе ему досталось бы больше частей. Так что на самом деле он пользовался долей других членов семьи или, иначе говоря, прочие члены семьи вознаграждали его едой. Как бы усердно он ни трудился, хозяином дома ему не стать, потому что у него не было своей земли.

Мысль заниматься кастрацией свиней, петухов и быков зародилась у него именно из-за отсутствия земли.

И тут нужно начать рассказ с убиения живых существ.

Когда в деревне отмечают Новый год, проводят свадьбы или похороны, никак не обойтись без того, чтоб не забить свинью, овцу или курицу. И вот эту тяжелую работу, связанную с кровью и умерщвлением живых существ, никто не хотел выполнять, да и не многие такое умели. И если еще резать кур с горем пополам люди могли, то для забивания свиней и быков приходилось звать человека из другой деревни, иной раз две-три деревни объедешь, прежде чем соберешь команду забойщиков. Денег приходилось платить немало, помимо богатого угощения надлежало еще дать забойщику с собой большой кусок мяса с костью. Это на самом-то деле того не стоило, но тут уж ничего не поделать.

В тот год умер дедушка Папаши Упрямца, ему было девяносто три года. Когда в деревне уходил из жизни тот, кому перевалило за семьдесят, то, согласно традиции, это уже отмечали как счастливое событие. Кроме родственников, все остальные могли не только есть мясо, но и пить вино, играя в разные игры, то есть номинально-то это были похороны, а на деле все участвовали в празднично-увеселительном мероприятии. И уж на похороны девяностотрехлетнего дедушки точно надо было потратиться с размахом. Жирная свинка весом в сто пятьдесят килограмм, которую держали дома, прекрасно подходила для большого пира. Забить свинью и устроить праздник для односельчан – это было желание дедушки еще при жизни.

Специально приглашенного для забоя свиньи человека, как водится, предстояло наградить за труды. В других семьях это не вызывало вопросов, все единодушно соглашались. Но в семье Папаши Упрямца было не так. Папаша Упрямец решительно высказался против того, чтобы приглашать специального человека для забоя свиньи, не одобрял он и не мог принять помощь, за которую следовало платить. Когда односельчане помогали заколоть свинью или быка, их потом кормили раз или два, что вполне справедливо и логично, но давать еще и с собой хорошее мясо на кости – это чересчур! Другие члены семьи тоже не хотели этого делать. Вопрос заключался лишь в том, где найти человека, согласного безвозмездно помочь и который при этом хорошо знает свое дело?

Папаша Упрямец сказал: Всего-то навсего убить свинью? Не верю, что это сложнее, чем убить японского черта. Я буду орудовать ножом, а оба моих младших брата и два кузена пусть помогают.

Возникла еще одна проблема: все члены семьи носили траур, постились, и как тут лично убивать живое существо?

Папаша Упрямец произнес: Можно считать, что убиваем черта. За убийство черта на нас же не падет гнев Небес? Это так же, как я убивал японских чертей.

Таким образом, Папаша Упрямец и его родные и двоюродные братья решили: была не была. Они зажали свинью, снесли ограду свинарника, подтащили стапятидесятикилограммовую тушу, подняли ее и уложили на плотницкий верстак. Упрямец встал в так называемую «стойку всадника» – базовою стойку в ушу, – одной рукой зажал свинье рыло, в другую взял нож, прицелился в горло, а потом с силой ударил, повернул рукоятку ножа и выдернул. В то же мгновенье кровь хлынула, как горный водопад, и потекла в таз для умывания диаметром более полуметра.

Свинья была ранена в жизненно важный орган и без особой борьбы вскоре умерла. Прочие мелкие задачи – побрить щетину, вскрыть живот и выпотрошить, разделить на части – поручили работникам кухни.

Папаша Упрямец и его братья с кузенами смыли с себя кровь и грязь и вернулись к гробу дедушки, чтобы выполнить долг сыновней почтительности. На их лицах застыли смятение и растерянность, они никак не могли успокоиться; больше всего они боялись, что душа дедушки не будет избавлена от мучений в загробном мире, что на него падет кара небесная, и пусть Папаша Упрямец и уверяет на словах, что не боится призраков, но на самом-то деле втайне испытывал страх перед ними.

Через год после похорон дедушки, когда один из младших братьев стал рабочим, а один кузен – солдатом, появились счастливые предзнаменования, и только тогда страх полностью исчез и на сердце стало спокойно. Папаша Упрямец поверил, что дедушка одобрил убийство свиньи, послал благословение с Небес и начал приносить семье счастье.

С этого времени, когда в Шанлине нужно было забить свинью или быка, уже не просили кого-то из других деревень, потому что в деревне был свой, готовый забойщик – Папаша Упрямец. Когда он забивал свинью, то ничего не просил взамен, только лишь поесть один раз.

Проблема забоя скота была решена, но для кастрации домашней скотины все равно приходилось звать человека со стороны, как и в случае с крупными государственными проектами того времени, когда основные технологии опирались на специалистов из СССР.

При разведении кур, свиней, овец их нужно не только растить, но и кастрировать. Кастрировать даже важнее, чем забивать, и делать это следует более осторожно. Только кастрированное животное будет расти быстрее и становиться жирнее, это как удобрение для зерновых, от которых урожай богаче. Если при кастрации по неосторожности перестараться, то животное или птица умрет, и тогда ущерб будет велик. И если делать это небрежно, кое-как, – такое тоже не пойдет, так как животные станут не пойми кем – то ли самцом, то ли самкой, и жирка у них не прибавится, и жизнь их станет мучением. Поэтому подобный род деятельности требует особых технических навыков, это же практически как работа врача, и такого специалиста можно даже назвать ветеринаром.

Однажды, когда Папаша Упрямец резал свинью, односельчанин сказал: Ты только и умеешь, что забивать свиней, а кастрировать их не можешь. Вот если бы умел – это было бы настоящее мастерство.

Папаша Упрямец остался недоволен его словами: Что это за «настоящее мастерство» такое – кастрировать свиней? Я и человека могу кастрировать, веришь? Давай-ка на тебе попрактикуюсь!

Но этот земляк вдохнул предпринимательский энтузиазм в Папашу Упрямца, долгое время пребывавшего в тяжелом положении из-за отсутствия земли. Он решил сделать кастрацию свиней, петухов и баранов побочным или даже основным видом своей деятельности. Прежде всего ему требовался наставник, чтобы овладеть мастерством.

Однако он обошел всех специалистов по кастрации в радиусе пятидесяти ли вокруг, и никто не соглашался учить его: с появлением еще одного конкурента у этих мастеров станет меньше средств к существованию.

Так что ему ничего другого не оставалось, кроме как учиться самостоятельно. Он купил и довел до ума комплект инструментов для кастрации птицы и животных. Ланцет, хирургическая игла, нитки для швов, щипцы, вата и йод – все необходимое заготовил, о чем только мог подумать, примерно столько же оборудования, сколько нужно для хирургической операции в больнице.

Когда Папаша Упрямец почувствовал, что готов, домашние свиньи, петухи и бараны стали первыми объектами его практических упражнений. Все домашние животные, которых он кастрировал, погибли. Их тела он использовал для последующих упражнений и практиковался, пока они не начинали дурно попахивать. Когда таким образом перемерла вся птица и домашний скот в его семье, Папаша Упрямец решил использовать для своих тренировок свиней, петухов и баранов дядиных родственников, что вызвало протест с их стороны. Тогда Папаша Упрямец сказал им:

Если животное или птица погибнет, я заплачу компенсацию в соответствии с ценой взрослого животного, предназначенного на убой. А если кастрация пройдет успешно, то денег или каких-то вещей я с вас не возьму. Возможно, вы думаете: а вдруг я случайно в процессе кастрации убью свинью или быка и не смогу выплатить компенсацию. Тогда взгляните на мои зубы, вот на эти четыре.

Папаша Упрямец широко открыл рот, вышел на улицу, чтобы солнечный свет осветил темную полость его рта.

Семья дяди один за другим заглядывали туда, во рту Упрямца четыре зуба сияли золотом.

Папаша Упрямец произнес: Эти четыре зуба сделаны из золота, за любой из них можно купить ваш дом и еще останется, что уж тут говорить о свинье, петухах или быке.

Кто-то из родственников дяди спросил: Твои золотые зубы правда из настоящего золота?

Упрямец ответил: По-вашему, я выдрал хороший зуб и вместо него вставил не золотой, я что, с ума сошел? Я псих, что ли?

А откуда у тебя золото? – снова спросил родственник дяди.

Я больше десяти лет был солдатом, во время войны с японцами захватывал трофеи, а когда сдавал их начальству, то мне потом выделяли часть, так вот и накопил.

А как тебе в голову пришла идея сделать зубы?

Папаша Упрямец ответил: Если не зубы, то мне его что, в задницу надо было засунуть? Оно бы там надежнее хранилось?

Раз у тебя есть такое богатство, зачем ты тогда учишься кастрировать свиней, петухов и баранов?

Как же много вопросов задает ваша семья, да еще и вопросы все такие тупые. Не буду я кастрировать скот для вас! – сказал Папаша Упрямец, он разозлился. И еще вам скажу – не смейте никому рассказывать, что у меня золотые зубы. Если кто проболтается, я на том попрактикуюсь вместо скотины!

Под воздействием угроз и обещаний будущих выгод семья дяди поколебалась-поколебалась да и отдала своих петухов, свинью и барана Папаше Упрямцу для того, чтобы он набил руку.

В подтверждение поговорки «терпение и труд все перетрут» Папаша Упрямец напрактиковался на животных дяди и действительно добился успеха. Ни одно из кастрированных им животных – ни свинья, ни баран, ни петухи – не погибло, они все выжили. В первые несколько дней после процедуры они были слабыми, подавленными, не хотели есть и спать, однако по прошествии времени ситуация изменилась. Пережившие боль кастрации животные стали спокойными, бодрыми, с удовольствием ели и спали, у них вообще не было иных желаний, кроме как жрать и спать, они стали словно евнухи, что попали во дворец и от всего сердца начали служить императорскому дому.

Постепенно односельчане признали мастерство Папаши Упрямца, и через полгода его услугами была охвачена вся деревня, можно сказать, он стал монополистом. Его техника кастрации становилась все более совершенной, процент погибших животных и уровень чистоты выполнения процедуры были совершенно такими же, что и у тех специалистов, которых приглашали раньше. А самое главное – он осуществлял кастрацию и свиней, и баранов, и петухов, то есть был универсалом. Он не походил на других мастеров кастрации, которые специализировались только на каком-то одном виде животных – кто-то кастрировал только свиней, кто-то – только баранов; кто кастрировал баранов – не мог кастрировать петухов, а кто кастрировал петухов, не умел кастрировать баранов, техника выполнения была однообразной, каждый занимался только своим направлением. Раньше для свиней, петухов и баранов нужно было приглашать трех разных специалистов, а сейчас было достаточно одного Папаши Упрямца, да еще и плату он брал небольшую.

Со временем деятельность Папаши Упрямца распространилась за пределы родной деревни. Его непрерывно специально приглашали жители из других мест. У него появился фиксированный доход, который был выше, чем если бы он занимался земледелием. А самое важное – у него больше не было ощущения, что он хуже других из-за того, что у него нет своей земли. Благодаря тому, что он освоил свое ремесло, ему удалось сохранить золотые зубы. И пока его путь в этой профессии все ширится, а в жизни сохраняются какие-то гарантии, то зубы его и впредь останутся на месте.

Холощение свиней, петухов, овец успешно продолжалось много лет, и вот однажды к Папаше Упрямцу пришел человек с просьбой кастрировать быка.

Это был младший брат Хуан Дабао, старосты деревни, по имени Хуан Сяобао.

Хуан Сяобао было тридцать пять лет – столько же, сколько и Папаше Упрямцу. В детстве они дружили, а потом Упрямец ушел в армию, и они не виделись более десяти лет, встретились они вновь уже как чужие люди и больше не были друзьями. Хуан Сяобао воспользовался связями своего старшего брата-старосты и не только получил лучший участок земли, ранее принадлежавший помещику, но и женился на самой младшей из его многочисленных жен. Это была молодая, красивая и образованная девушка по имени Цинь Имянь, которую после развода с помещиком вынудили стать женой неграмотного, да еще и страшного на вид Хуан Сяобао. Проще говоря, Хуан насильно завладел ею. По этой причине Папаша Упрямец презирал его, полагая, что тот ничем не отличается от тирана-помещика до Освобождения. Хуан Сяобао, в свою очередь, тоже презирал Папашу Упрямца, так как тот был солдатом армии Гоминьдана, то есть считался вредным элементом.

И вот сегодня презиравший Папашу Упрямца Хуан Сяобао пришел попросить Папашу, который тоже его презирал, кастрировать быка, да что бы это значило? Он признал свое поражение или сменил отношение к Папаше Упрямцу?

В доме Упрямца Хуан Сяобао положил табак и алкоголь, принесенные в качестве подарка, и обратился к нему с просьбой.

Папаша Упрямец остолбенел, а потом разозлился.

Жители деревни разводили коров, и хотя иногда ели говядину, никогда не убивали быков и не холостили их. Крупный рогатый скот – это сокровище крестьянской семьи, он – как сильные дополнительные рабочие руки. В благодарность за службу, даже когда бык старел и не справлялся со своими обязанностями, его не убивали и не кастрировали. Только если он умирал от несчастного случая, старости или от болезни, тогда люди ели говядину. По крайней мере, жители деревни Шанлин и окрестных сел относились к быкам именно так, и к собакам тоже. Коровы и собаки – два самых преданных человеку животных, поэтому-то в отрасли разведения и кастрации животных были те, кто кастрировал петухов, свиней и баранов, но никто не холостил быков или собак. Так что, услышав просьбу Хуан Сяобао, Папаша Упрямец посчитал ее абсурдной и постыдной, на это еще и наложилась неприязнь к самому Хуану, поэтому гнев его был особенно силен.

Для начала он вышвырнул за дверь подарок Хуан Сяобао, а потом сказал: Тебя я выкидывать не буду, пожалуйста, выметайся сам.

Хуан Сяобао произнес: Мой бык сошел с ума.

А я думаю, это ты сошел с ума.

Он сошел с ума – бодает и пинает людей.

Папаша Упрямец посмотрел на пах Хуана: Он ведь не разбил тебе яйца?

Он боднул и ранил мою жену.

Папаша Упрямец оторопел. То, что бык напал на Цинь Имянь, жену Хуана, привлекло его внимание, он отнесся к этому серьезно. Тут не кастрировать, тут забивать надо, сказал он.

Если его забить, то кто будет мне помогать пахать землю? Я не хочу, чтобы мы с женой страдали.

А если кастрировать, то бык больше не станет вредить людям?

Естественно! Если его кастрировать, он сделается покладистым, как те свиньи, петухи и бараны, да и как человек тоже – я про евнухов.

Я никогда не холостил быков. Думаю, это как кастрировать барана, разве что быки крупнее и сильнее, вот и все. Надо его хорошенько зафиксировать, и тогда пройдет легко.

На словах-то легко…

Если бык умрет, я не стану винить тебя и компенсацию требовать тоже не буду.

Все эти разговоры дали Папаше Упрямцу процентов на семьдесят представление о быке, но согласился он не сразу. Сначала хотел посмотреть, точно ли жена Хуана Цинь Имянь была ранена быком.

На зеленом кукурузном поле грациозная женщина прореживала и окучивала только появившиеся ростки. Трудилась внаклонку, билась над полем, ни дать ни взять рыбка, выброшенная на песчаную отмель. То и дело она хваталась за поясницу, словно испытывала невыносимую боль. Сейчас она стояла спиной к Папаше Упрямцу, да еще и на большом расстоянии, но хотя лица ее и не было видно, ясно было, что это жена Хуан Сяобао – Цинь Имянь.

Папаша Упрямец стоял и смотрел, будто ожидал, что она почувствует на себе взгляд, выпрямится и обернется. Но Цинь Имянь так и выпрямилась, а наоборот, наклонялась все ниже и ниже, пока вдруг не нырнула в ярко-зеленые листья кукурузы и не упала на землю.

Папаша Упрямец метнулся туда стрелой и поднял Цинь Имянь.

Он увидел ее прекрасное лицо совсем близко и был поражен: нос посинел, а глаза опухли, кровоподтеки повсюду. Все ее тело было избито, она даже стоять не могла без поддержки Папаши Упрямца.

Цинь Имянь увидела, что поднял ее Папаша Упрямец, ее глаза сверкнули из-под набухших век. Она быстро осознала, что чужой мужчина видит изуродованную половину ее лица, поэтому отвернулась и прикрылась волосами, как будто спряталась во внутренних покоях, закрыв вход занавеской.

Это то животное сделало? – спросил Папаша Упрямец.

Цинь Имянь кивнула.

Короткий жест подтвердил ситуацию для Папаши Упрямца, справедливый гнев, словно катящиеся с горы камни, наполнил его грудь, Папаша отпустил Цинь Имянь и в страшном возмущении стремительно проскакал вдоль борозды на кукурузном поле – точно повозка, несущаяся вниз по склону.

Виновный в преступлении бык и Хуан Сяобао предстали перед Папашей Упрямцем. По сравнению с уродливым и мелким Хуаном мощный огромный бык выглядел красавцем. У него была блестящая, гладкая рыжая шерсть, мягкая и чистая как шелк – казалось, кто-то каждый день моет и приглаживает ее. Его глаза размером с медную монету излучали добрый, милосердный свет. Как же мог такой добродушный бык совершить столь жестокое злодеяние?

Стоявший в стороне Хуан Сяобао пояснил: Вот он – главный хулиган. Как увидал мою красавицу жену – так и давай постоянно приставать к ней.

Пояснение Хуана помогло принять окончательное решение, в результате Папаша Упрямец твердо решил холостить рогатого приставалу.

Бык и Хуан Сяобао вызывали у Папаши Упрямца одинаковое отвращение, но в этот момент кастрировать предстояло быка, для чего потребна была помощь Хуана. Папаша Упрямец попросил его принести вина.

Бык выпил поднесенные хозяином полведра рисового вина и захмелел. Хуан Сяобао связал его ноги, а Папаша Упрямец прикрыл ему глаза полотенцем.

Папаша развернул и пустил в ход специальные щипцы для кастрации, он в два счета удалил репродуктивный орган быка.

Окровавленный орган забрал Хуан Сяобао со словами, что будет на нем настаивать вино.

Папаша Упрямец остановил кровь быку, продезинфицировал рану, удостоверился, что нет угрозы для жизни, и, пока бык был еще одурманен, собрал свои вещи и ушел.

Выйдя из хлева, он увидел Цинь Имянь, которая возвращалась домой после работы. Она уставилась на Папашу – мастера кастрации, руки которого были в свежей крови, и на своего мужа, несущего что-то окровавленное, улыбка сбежала с ее лица, словно у невольного соучастника преступления.

Папаша Упрямец смотрел на застывшую в изумлении оскорбленную и избитую женщину и продолжал улыбаться, словно пытаясь объяснить, что помог отомстить за ее страдания.

С того самого дня Папашу Упрямца стали преследовать кошмары. Он видел одного и того же незнакомого мужчину, который требовал у него какую-то вещь. Но Папаша не знал, кому он должен и что именно должен. Когда человек этот являлся, он преследовал Папашу Упрямца до края пропасти, и тот весь покрывался потом.

Однако он заметил, что после кастрации быка состояние Цинь Имянь ничуть не изменилось, она по-прежнему получала увечья. Каждый раз, когда он встречал ее, он видел, что кровоподтеки на лице и синяки были свежие, травмы появлялись то тут, то там, и не было момента, чтобы это прекратилось и все зажило.

Самое странное заключалось в том, что Цинь Имянь часто появлялась рядом с кастрированным быком, пасла его. Она прекрасно обращалась с ним, сама собирала для него молодую травку, старательно оберегала его, а бык послушно следовал за ней, не отходя ни на шаг. Да они были просто не разлей вода, жалели друг друга, не похоже, что в прошлом он как-то ей вредил.

Папаша Упрямец ничего не понимал. В тот день он увидел, как Цинь Имянь моет быка у реки, и прямиком направился к ней. Цинь Имянь увидела, что он приближается, выпрямилась резко, как шлагбаум, и закрыла собой быка, словно опасаясь, что ему снова причинят боль. Папаша Упрямец спросил эту странную женщину: Почему ты все еще с этим животным? Он что, недостаточно тебе навредил?

Цинь Имянь ответила: Он не причинял мне боль. Никогда.

Я же тогда спрашивал тебя: то животное сделало с тобой такое? Ты кивнула. Что это все значит?

Цинь произнесла: О каком животном ты говоришь? Мой муж – животное, вы – животные!

Папаша Упрямец все понял. Оказывается, она неверно его поняла, Папаша-то назвал животным быка, а она подумала, что он говорит про ее мужа. Боль причинял ей муж, а вовсе не бык. Хуан Сяобао одурачил его.

После того как Папаша Упрямец отпинал Хуана, а потом приставил нож для кастрации к его корешку, тот живо раскололся и выложил всю правду:

Еще до того, как Цинь Имянь стала женой помещика, у нее был возлюбленный. Когда ее выдали замуж, он все равно продолжал любить ее и ждать. После Освобождения она наконец разорвала связи с помещиком, но замуж-то вышла за Хуан Сяобао, а не за прежнего возлюбленного. Тот очень сильно переживал и в конце концов повесился. А потом переродился в быка. С этого момента судьбы Цинь и ее возлюбленного, перевоплотившегося в быка, были связаны. Она поверяла ему свои сокровенные мысли, обожала его, была к нему внимательна, заботилась о нем. Могла проговорить с ним полдня, постоянно гладила его. А к своему мужу Хуан Сяобао, который только прикидывался человеком, была холодна, и как бы он ее ни воспитывал, как бы ни бил, она не раскаивалась. Поэтому Хуан Сяобао и пришел к Папаше Упрямцу с просьбой кастрировать быка. Когда дело было сделано, Хуан Сяобао успокоился по поводу жены и быка, однако Цинь Имянь была к нему все так же холодна. И он продолжил бить ее: либо чтобы побоями заставить ее полюбить его, Хуан Сяобао, либо чтобы уж забить до смерти.

Показания Хуан Сяобао отражали не столько истину, сколько его фантазии. Это было или наваждение, или безумная одержимость – причинять вред несчастной женщине и невинному быку, калечить их. А Папаша Упрямец, вне всякого сомнения, стал его пособником.

Нож для кастрации царапнул по корешку Хуана, разрезав штаны. Хуан Сяобао решил, что Папаша Упрямец и впрямь сделает это, и так перепугался, что с того часа сошел с ума и начал хиреть.

Однако и Папаша Упрямец больше не занимался кастрацией и всячески противился убийству живых существ. При встрече с домашним скотом или птицей старался держаться подальше. Он раскаялся и хотел загладить былые грехи, всем сердцем стремился к добру и, как и прежде, ненавидел плохих людей и боролся со злом. И уж с той поры и до нынешних времен, когда ему стукнуло сто, люди в деревне звали его не Папаша Упрямец, а Будда.

Глава 4

Судебное разбирательство

1

Судя по всему, тот брачный спор, который случился в семидесятые годы, был решен неверно.

Каждый раз, вспоминая это дело, наблюдая за его последствиями и обдумывая их, солнечным днем или темной ночью Папаша Упрямец всегда испытывал беспокойство, даже страдания, как преступник, преисполненный запоздалого раскаяния. Если бы можно было начать сначала, то он все решил бы не так.

Шел 1973 год. В том году случились два больших события, которые стали сильным потрясением для шанлинцев, это было что-то невообразимое. Первое – предательский побег Линь Бяо[8], разбившегося в Ундерхаане. Жившие в голоде и холоде шанлинцы никак не могли понять одного: как такой человек, как Линь Бяо, с высокой зарплатой и возможностью есть лапшу сколько угодно, мог предать Родину? А второе событие – спор между двумя мужьями за Цинь Гуйе. Большинство женского населения Шанлина не могло взять в толк: ведь обычно у мужа было несколько жен, так почему же у Цинь Гуйе несколько мужей? А большинство мужского населения хотели узнать, который из двух сражающихся за нее мужей – настоящий? Или кто из старший муж, а кто второй?

Гибель Линь Бяо не затрагивала шанлинцев лично, к тому же у государства уже имелось твердое мнение на сей счет. А вот то, что у Цинь Гуйе оказалось два мужа, – это произошло в их деревне, и шанлинцам пришлось вмешаться, и все тут.

Так получилось, что авторитетом для решения гражданских дел деревни Шанлин, вне всякого сомнения, обладал Папаша Упрямец. А уж в таком сложном, запутанном и крайне необычном случае расследование и последующее решение не мог вынести никто, кроме него.

Папаша Упрямец был уважаемым человеком у нас в деревне Шанлин, никто в этом не сомневался. Он участвовал в войне с японцами, в обычном отряде и в заградотряде. В сражениях с японскими дьяволами строго следовал военному закону и не считался с родственными связями, расстреляв множество сбежавших с поля боя офицеров и солдат. Он все это нам рассказывал, и мы ему верили. С тех пор, как я себя помню, так и повелось: если в деревне возникало неразрешимое дело, жители обращались к нему, и он все решал.