Cовсем немного дождя

– Как хорошо, что ты сегодня пораньше! Я тут одна с детьми, ничего не успеваю! – радостно встретила ее Лариса с не проявляющей к матери интереса Ханной на руках. – Помоги уложить эту неприветливую девочку – что-то она куксится сегодня. Потрогай десенки – возможно, очередной зуб лезет. А что у тебя в руке?

– Ягоды магнолии. Они съедобны? – Стефания разжала кулак, так и не сняв пальто.

– Выброси это сразу в ведро, чтоб никто не проглотил. Что-то съедобно, что-то лечебно, что-то ядовито в этом дереве – я так и не вникла. Спроси потом у Прокопия, если интересно. Он буквально перед твоим приходом ушел к себе в дом, Ян с Лилой за ним увязались. И давай шустрей, раздевайся, вливайся – стоишь как неродная. – Лариса посмотрела на нее внимательно, замолчала, подошла и потрогала лоб тыльной стороной ладони. – Ты себя хорошо чувствуешь?

Стефания кивнула, приняла озабоченный вид и стала такой, какой ей надлежало быть: молодой мамой на подселении у хороших людей. Уложила дочь спать и спустилась к Ларисе на кухню:

– А где Маша с Макаром?

– Ой, всё не слава богу. Машка встала утром вся какая-то помятая. Я на нее смотрю и говорю: волосы подбери. А у нее одна щека чуть не до плеча висит. «Ты что, совсем в зеркало на себя не смотришь?» – спрашиваю. Погнала их с Макаром к зубному. Там сразу – зуб на удаление! А обезболивающих в городе уже месяц нет. Как же по живому-то?! Макар давай Джине звонить. Та метнулась, привезла им новокаин, что ли, не знаю. Сердобольная женщина.

– Ага, сердобольная. Денег сколько взяла? – Стефания забрала у Ларисы разделочный нож и занялась нарезкой овощей.

– Что тут поделаешь? Не дороже денег, как говорится. Макар всё решил. Когда уже только это всё закончится? Когда начнутся поставки с материка? Мы же так в пещерный век скатимся!

– Не знаю, Лар. Пока никаких утешительных новостей.

– Ну и ладно, и ладно. Всё у нас хорошо. – Лариса вытерла тыльной стороной ладони выступившие слезы. – Повезло тебе – я уже лук нарезала.

Опять о сыне вспомнила, подумалось Стефании. Как же медленно идет время ожидания.

– Лар, я хотела финансы обсудить. У меня зарплата небольшая, но и тратить особо не на что…

– Цыц! Тоже мне, объедите вы нас с малышкой! Ребенок ого, сколько денег тянет. Сама тоже ходишь в одном свитерке. Ты же на людях! Закрыли тему. – Лариса сердилась и «луковых» слез больше не лила. Вот и хорошо.

– Вы мне хоть поручения какие-то давайте – я же в центре почти каждый день бываю.

– Договорились. Ты что мне капусту такими лаптями рубишь?! Сама ведь в рот потом не сложишь…

– Прости, Лар. Я к кухне не очень-то приучена. Покажи как…

– Так у вас Марта всем хозяйством занималась. А ты давно тетку видела? Как она? – Лариса ловко, тонкой лапшичкой, перекроила ломти отрезанной капусты. – Вот, смотри на мои руки – поперёк среза листьев, вдоль кочана, аккуратно веди нож.

– Так? – повторила Стефания движения хозяйки.

– Сойдет. Из тебя еще выйдет толк. Так что Марта?

– Не знаю. Больше месяца не виделись. И она занята, и у меня не так чтоб много времени для встреч, да и не очень хочется.

– Не теряй связи со своими. Марта – классная тетка. Приглашай ее в гости. Слышишь, Стеш?

– Хорошо.

Никогда не любила она эти женские разговоры – ни о чем да про всё, и мнений и советов непрошеных вагон. Ханна бы проснулась уже, что ли.

Наотмашь хлопнуло порывом ветра по окнам.

– Ой, мамочки! – вскрикнула Лариса. – Я побегу за Яном!

– Куда бежать? Прокопий соображает же еще – пересидят в доме. Который раз сегодня уже такое, это ненадолго, – пробурчала Стефания.

И не успели они опомниться, как на пороге показался всклокоченный Прокопий с Яном на одной руке и Лилой – на другой.

– Заберите скорее у меня эти драгоценности – с ног валюсь! – вскричал старый грек. – Вы меня жестоко обманули! Это не четырехлетний маленький мальчишка – это гигантский пятилетка!

– Нас с Лилой чуть ветром не удуло, вопще! – восторженно верещал мокрый насквозь Ян.

– Что ж вы вышли в такую непогоду?! – возмущалась Лариса, стаскивая с внука сырую одежду. – Стеша, Лилу лови, в полотенце ее и на диван – пусть сидит сохнет, а то устроит тут…

– Мы же медленные, Лариса, прекрасная женщина в гневе, для нас триста метров между домами – путь. Были пойманы погодным залпом на дороге. – С жестяным грохотом сбросил Прокопий на пол огромный рюкзак. – И мы пошли к людям, к вам. Я всё мокрое здесь оставлю – потом приберу – и к собачке, на диван. Можно?

– Иди. Сейчас горячим чаем с имбирем вас поить буду. Стеш, сбегай в Машкину комнату за сухими вещами.

Когда Прокопий разворошил свой рюкзак и начал вытаскивать из него одну древность за другой, Стефании жгуче захотелось оказаться в холодных стенах института с его беззаботными студентами. Может, зря она отказалась от дополнительных лекций?

– А вот это, смотрите, турка, какая еще у моего деда была. Видишь, какие стенки толстые и ручка длинная – ее можно над огнем держать. Вот газа не будет, света не будет, а мы камин затопим и кофе сварим.

– А кофе будет, по-твоему? Прекращай, Прокопий, ужас наводить – сердце уже заходится от тебя.

Лариса прижала руку к груди. Стефания сразу посмотрела на ее губы – ничего, алеют. От нервозности хозяйки заныла челюсть – только бы у нее ничего с зубами не случилось.

– Я с собой работы много взяла – меня лекции поставили заменять по непрофильному предмету. Поднимусь наверх, почитаю?

Стефа укрылась в своей комнате, возле посапывающей малышки. Сумасшедший дом какой-то. Она ведь нисколько не соврала, лишь назвала состоявшееся событие предстоящим.

Вернулись Маша с Макаром, внизу поднялся галдеж. Спустя непродолжительное время по лестнице прошелестели легкие Машины шаги и затихли в соседней комнате. Стефания размышляла: должна ли она зайти проведать подругу, или той требуется отдых? Я сплю, решила она, ничего не слышу, ничего не знаю – и закрыла глаза.

4

– К вам там пришли. – Молоденькая смотрительница библиотеки в жилете из овчины остановилась возле стола Стефании. Стефания подняла глаза от своих записей, в недоумении уставилась на девушку. – Молодой человек в дверях. – И глаза такие заговорщические, словно у них есть общая тайна.

– Спасибо. Сейчас подойду, – ответила Стефания максимально нейтральным тоном, будто даже ждала этого визита, но только не решается прерваться вот так, на полуслове, на полуфразе…

Молодой человек маячил в дверном просвете, вызывающе семафоря алым букетом. Где можно раздобыть такое великолепие посреди зимы? И, только подойдя совсем близко, она поняла, что это не цветы, а полусобранный красный зонт.

– Что это? – вместо приветствия, тем не менее, спросила она.

– Зонт, – ответил он. – Сегодня Новый год.

– Ну и что?

– Хочу подарить. Он особенный. – Кристиан, а это был конечно же Кристиан, расправил зонт и продемонстрировал купол со всех сторон. Зонт имел неправильную, вытянутую в одну сторону форму. – Суперлегкий, суперпрочный, способен выдержать порывы ветра до полутора тысяч метров в минуту…

– Я не приму.

– У вас зонт сломан, я видел. Оставлю здесь. На нас и так все смотрят – пусть думают, почему это вы не забрали зонт, наверняка где-то просто позабытый по рассеянности, свойственной увлеченным людям…

– Здесь стоп! Самое мерзкое, что может делать мужчина в отношении женщины, – это шантаж. Ты не представляешь, насколько низко пал в моих глазах.

– Приму за урок. – Кристиан не стал множить слова, так легко толкающие его в пропасть разочарования. Сложил зонт, убрал его в чехол. – На самом деле я хотел пригласить вас на море.

– Море? Сейчас? В такой холод, ты шутишь? – Стефания смотрела на него как на безумного.

– Море всегда придает сил. Вы выглядите уставшей. Можно же не выходить из машины. Посидеть рядом с ним, послушать, подышать. Возьмите зонт – правда, ни к чему плодить домыслы, – а когда соберетесь домой, просто вернете мне его. Я буду ждать у выхода, в красном «жуке».

Кристиан протянул зонт, раскланялся так, чтоб скучающий зритель мог прочесть в его жестах и мимике благодарность студента преподавателю за ценные инсайты, неловкость и удовольствие от внимания такого значительного человека…

Когда Стефания вернулась в читальный зал с зонтом в руках, все носы были спрятаны в высокие воротники и глубоко погружены в свое дело. Она посидела несколько минут за столом, сделала отметки в записях. Собрала вещи и, оставив книги на столе администратора, вышла.

Красная маленькая смешная машинка стояла немного в стороне от центрального входа. Водитель спал, уперев лоб в руки на руле, за волосами не было видно лица. Стефания постучала в стекло. Человек в салоне не шевельнулся. Она постучала еще раз, столь же безрезультатно. Послышался шелест протектора по дороге, Стефания испугалась неизвестно чего, дернула ручку дверцы заднего пассажирского сиденья и укрылась в салоне. Мимо проехало маршрутное такси, высадило группу студентов – теперь все сбиваются в стайки в целях экономии. И что же, Кристиан настолько крут – рассекать в личном авто в эти тяжелые времена? Не с первого тычка, но разбудила парня.

– Извините, задремал. Работаю ночами. Поедем?

– Хотела только зонт вернуть, но, кажется, едем. Одно условие – я должна быть здесь через два часа, ровно в пять. Меня будут ждать.

– Мы будем вовремя.

Кристиан повернул ключ в замке зажигания и плавно повел машину в сторону берега. В его манере вождения было столько же ленивой мягкости, как и во всех его движениях.

– Почему такая машина, Кристиан? Зонт принес красный, машина красная. Любимый цвет? – Стефании казалось, что она подчинилась каким-то навязанным ей условиям. Хотелось обозначить моральное превосходство даже такими мелочными придирками.

– Это бабушкина машина. Я не очень люблю водить, да и все находится рядом, лучше пройтись. Сегодня просто такой день.

– Бензина не жалко? Его уже просто так не достать – такси каких-то невероятных денег стоит. Моей предыдущей зарплаты на такси бы как раз и хватало. Я ведь взяла пары профессора Герхардта, а тебя ни разу на занятиях не видела, что нисколько не волнует, как ни странно, деканат. У тебя особое положение в институте?

– Отвечу в обратном порядке. Да, у меня блат. Что вы на замене, знаю. Бензин экономлю, как и все. Вы еще забыли отметить запах в салоне.

– Какой запах? Не чувствую ничего особенного.

Стефания втянула воздух носом, но ничего, кроме аромата своих влажных волос, не почувствовала.

– Сладкий запах – пудра, роза, что-то еще такое пыльное. Запах бабушки. Моей. Выветривается потихоньку.

Кристиан был спокоен и сосредоточен, смотрел на дорогу, к пассажирке излишнего внимания не проявлял. Он настолько не пытался понравиться или произвести какое-то особенное впечатление, что Стефания сама не заметила, как все ее иглы были сложены и укрыты, словно спицы зонта чехлом.

– Вот мы и приехали. Смотрите, мы здесь не одни. Многие островитяне приходят тридцать первого декабря к морю – попрощаться с уходящим годом, отдать воде все свои горести и тревоги, попросить удачи и счастья в году будущем. Бабушка верила, что в воде – большой воде – заключена невероятная магическая сила. Это была наша с ней традиция – провожать год у моря.

– Бабушки нет?

– Да, уже больше года. Я прошлый год пропустил, не поехал без нее, и вот что с миром случилось.

Кристиан так улыбался, что у Стефании слова сочувствия захлестнуло мыслью о том, что ее обществом заместили милую, безусловно, старушку.

– Соболезную. Видимо, вы были близки.

Ей удалось сдержаться и остаться в рамках хороших манер.

– Очень. Она была моим другом. Кажется, сильного ветра нет. Я бы вышел. Пойдете?

Он выбрался из машины, поплотнее запахнул пальто, открыл пассажирскую дверцу и предложил ей руку. И правда, «галантный кавалер» – должно быть, стоит поблагодарить бабушку за воспитание внука, подумала Стефания.

– Надо подумать обо всем, что было, и честно назвать все события. Вот я, например, поругался с отцом, мы не общаемся уже месяцев пять. Я не знаю, кто из нас больше неправ. Но я переживаю, мне плохо, и ему плохо… Никто не идет на перемирие – каждый держится своих принципов. Я понимаю, как это глупо. Я дурак и признаю это. Хочу поумнеть в следующем году и всем здоровья. Как-то так. Помолчим, да?

– Помолчим.

День был хороший, не солнечный, но светлый и относительно сухой – в воздухе висела едва ощутимая кожей водная пыль. Смеркаться начало неожиданно и быстро – море темнело скорее неба. Стефания прикрыла глаза: небольшие, но тяжелые волны ворочали донные камни и ворчали о своем тяжком труде; чайки пролетали с таким пронзительным криком, что казалось, они несутся на невероятной скорости; ветер посвистывал, перебрасывая волосы то в одну, то в другую сторону, не в состоянии выбрать одно направление; пахло водорослями, солью, мокрым песком, холодной водой и тоской… Ей очень хотелось в следующем году встретиться с мамой. Здоровой, обычной, нормальной своей мамой.

– Я замерзла, Кристиан. Ты все успел, мы можем ехать? Наверное, уже пора.

– Едем, я готов.

Совсем не хотелось разговаривать. Всю дорогу провели в согласном молчании. На подъезде к зданию института Стефания попросила высадить ее у бокового входа – тетка наверняка приехала раньше, сидит и терпеливо ждет. Прошла сквозь корпус, встретила парочку своих студентов, обменялась приветствиями, вышла прямо к большому белому внедорожнику. Задняя дверца распахнулась, и из глубины салона Марта поманила пальчиком: иди, иди сюда. И откуда взялись такие замашки? Помолчать не удалось – Марте надо было обсудить новогодние традиции «этих русских», уместность своих подарков, успехи Ханны, рабочие условия Стефании, погоду, экономику, политику… В общем, всё что угодно, кроме самой Марты и ее дел. Марта была верна себе – и безмерно раздражала! В какой-то момент Стефания отключилась, ушла в свои мысли, и Марта перенесла свое внимание на водителя. Их голоса – рокот прибоя и крик чайки. Что она забыла попросить у моря?

Оказалось, что Новый год – это самый главный праздник. Отмечать его следует широко, готовиться желательно неделю. Стефания уклонилась от предварительных мероприятий и теперь с подозрением смотрела на яства на столе, с сомнением оценивала подготовленный ей маскарадный костюм, с интересом угадывала всех остальных.

– Не угадаешь – и не пытайся. Это наш, так сказать, праздничный фольклор. И мы все слегка «недоделанные», – развел руками Макар.

– Какие, какие? – шутливо нахмурилась Лариса и замахнулась полотенцем.

– Это они шутят, – пояснила прибывшим смущенная Маша.

– Нет, это они разминаются! Бху-кха-кхе! – подал голос Прокопий.

– Я пират! – выступил Ян и натянул на глаз черную повязку.

– Уа-а-а-а-а, – заплакала Ханна.

– И вот так на любую декорацию на лице она реагирует, – сказала Лариса, перекрывая собой внука. – Я же сказала, сними, пожалуйста!

– Я могу вручить свои подарки? – пискнула Марта.

– Нет! Нет! Подарки в полночь приносит Дедушка Мороз и прячет их под новогодним деревом! – понизив до густоты голос, возвестил Макар.

– А дерево это вот, – выдала следующее пояснение Маша, указывая на кадку в углу с увешанной игрушками и блестящей мишурой пальмой.

– А я как же? Мне же через пару часов назад ехать! – забеспокоилась Марта.

– Мы всё учли. Подарки подпишем и всё сделаем как надо. Садимся за стол! – скомандовала Лариса.

Все расселись и начали есть. Бедная Марта. Стефания уже немного познакомилась с этой тяжелой праздничной кухней, а тетке всё было в диковинку: и странновато, и страшновато. Сама напросилась – пусть теперь не жалуется. Всё же Марте удалось влиться в коллектив: и едой насладиться, и застольную беседу поддержать. Молодец.

Всё, что происходило, называлось «домашние посиделки». Они не были настоящим соблюдением традиций, ведь по правилам есть и пить надлежало до двенадцати ночи, а потом еще, возможно, до утра. Но средний возраст коллектива не позволял соблюсти все условности, и режим дня практически не был нарушен, только дед полночи шуршал внизу, художественно раскладывая подарки под пальмой.

Часов в шесть утра из гостиной раздались восторженные вопли Яна. «За что?» – подумали все обитатели дома, накрывая головы подушками…

Подарки Марты оказались неуместно и неприлично дорогими, но такими красивыми, такими неожиданно желанными. Всем было неловко. Все ворчали и возмущались, прижимая к себе обновки и кутаясь в чудесные вещички. Естественно, кроме Яна, Ханны и Лилы – они полностью отдались чистому счастью и откровенному восторгу. Ах, Марта, что же ты делаешь с нами, негодница…

5

Он открыл дверь своим ключом и, не разуваясь, занес покупки на кухню. Пахло застоявшимся дымом, неубранным кошачьим лотком. Кошка радостно выбежала ему навстречу; терлась о ноги, оставляя клочки серой шерсти на брюках. Он открыл кошачьи консервы и выложил в вылизанную до блеска миску. Заглянул в холодильник – всё, что он привез в прошлый раз, надорвано, надкусано, отпито и позабыто. Отец так и не приезжал.

– Мама! Мама, я приехал! – Кристиан приоткрыл окно в гостиной и поднялся наверх в кабинет матери.

Там, посреди большого ковра цвета индиго, на подушке из натурального меха, в теплом кашемировом костюме, с акустическими наушниками на неприбранной голове, сидела его мать. Экран ноутбука подсвечивал ее бледное лицо голубым сиянием, усиливая неизбежное при ее возрасте и образе жизни увядание. Как хорошо, что она себя не видит. Руки с тонкими длинными пальцами непрестанно летают над клавиатурой. Во время пауз мать отпивает остывший кофе из большой толстостенной кружки и затягивается вечно тлеющей сигаретой, осторожно пронося столбик пепла к пепельнице. Посуда стоит на одноразовой пеленке – если мать что и любит, так это свой синий ковер. Еще этот вид из окна, свои книги, свои мечты и воспоминания о его детстве… Кристиан подошел к панорамному окну и стал наблюдать за тем, как мятно-серые, покрытые белыми гребешками волны катятся к высокому берегу, ударяются о скалы, забрасывают клочки пены на набережную. Ветер треплет шевелюры высоких пальм, сминая их в однобокие ирокезы, рвет капюшоны с одиноких прохожих, подвешивает чаек неподвижными тире на фоне сереющего горизонта. Он ждет, когда мать оторвет глаза от своего текста и заметит его присутствие.

– Кристиан, мой дорогой! Ты пришел! – Мать снимает наушники, убирает ноутбук с колен, тушит недокуренную сигарету, откидывается назад, выпрямляет сложенные кренделем ноги, шевелит ступнями, восстанавливая трофику. – Подожди секунду, сейчас встану и обниму тебя. Такую сцену пишу! Гениальная идея пришла, просто гениальная… Ты прочитал, что я тебе прислала?

– Да, мам. Здравствуй.

Они наконец обнимаются и идут вниз.

– Что за холодина! Кто открыл окна?! – Мать зябко обнимает себя за плечи и стремительно захлопывает створку.

– Здесь дышать невозможно, мам. Мало того что ты непрестанно куришь, так еще за кошкой не убираешь, – Кристиан выбрасывает просроченные продукты из холодильника и закладывает только что принесенные. – Ты ела что-нибудь сегодня?

– Я? Да! Конечно ела! – мать врет с самым искренним выражением на лице.

– Садись, сейчас что-нибудь приготовлю. Кошку уже накормил, – без капли укора или, не дай бог, критики произносит Кристиан.

– Это не моя кошка, вообще-то. Я не обязана… Отца давно видел?

Мать выдвигает ящики, находит пачку сигарет, прокручивает и прокручивает колесико зажигалки, трясет рукой, злится.

Кристиан накрывает ладонью ее руки и забирает сигареты:

– Хоть при мне не кури. Ты знаешь, я не выношу.

Кристиан ставит в микроволновку разогреваться готовый тыквенный суп с имбирем, бьет яйца в миску на омлет, обжаривает бекон и хлеб. Кухню заволакивают аппетитные ароматы. Он готовит, рассказывает матери забавные истории, отчасти придуманные, отчасти прочитанные, отчасти подсмотренные; она как ребенок увлеченно слушает, не замечая, как поглощает одно блюдо за другим. И только когда он ставит перед ней ароматный, по всем правилам заваренный листовой чай, она откидывается на спинку стула и кладет руку на наполненный доверху живот:

– Больше не могу.

И он сам приступает к еде, торопясь и не чувствуя вкуса, ведь все дальнейшее ему хорошо известно.

– Так ты не ответил про отца, Кристиан.

– Давно не видел, с лета. Ничего не изменилось. На прошлой неделе разговаривали. Всё хорошо у него – работу работает.

– Ага, знаю я его работу… Вы помирились?

– Говорю же, ничего не изменилось, я продолжаю не оправдывать его ожиданий. Просто мы соблюдаем приличия.

– Ладно. Как учеба? Скоро уже защита диплома?

– Всё по плану. Диплом в конце учебного года, я же сто раз уже говорил.

– Ага, да. Послушай, я тут подумала: может, потом рванем куда-нибудь вдвоем в отпуск? Что-нибудь такое экзотическое-экзотическое – мне надо свежих впечатлений! – Мать размахивает руками и алеет пятнами возбуждения на щеках. Хотя, возможно, это имбирь в горячем супе греет ее худенькое тело.

– Мам, ты вообще в курсе, что везде карантин и сообщение с островом закрыто?

Кристиан не стал пить свой остывший чай, начал загружать посудомоечную машину. Время поджимает, а хотелось до «взрыва» успеть вывести мать на улицу.

– Точно, как я могла забыть, ведь твой отец – автор всех этих ограничений! Но это же закончится когда-нибудь! Пообещай мне, что как только это станет возможным, ты поедешь со мной в путешествие! – Мать капризно, словно маленькая девочка, надувает губы.

– Конечно, мама. Ты только хорошенько разработай маршрут и составь план экскурсий. – Кристиан уже отсортировал мусор и увязал мешки. – Поможешь мне донести это всё до мусорных баков? Боюсь, у меня рук не хватит.

– Ты что, уже уходишь?! И не посидишь с матерью?! Не пойду никуда! – Мать опять потянулась за сигаретами.

– Мам, ну ты чего? У меня же учеба, ты знаешь… – Кристиан изображает тон милого умненького мальчика.

– Учеба… Почему ты мне ничего не рассказываешь о своей девушке? Ты же у нее живешь, да? – Это еще одна тема, которую мать поддерживает с живым интересом.

– Естественно, где же мне еще жить? Она такая зубрилка, мама. – Кристиан сочиняет на ходу. Ему кажется, что для матери мысль о предпочтении одиночества в бабушкиной квартире ее обществу будет невыносима. – Тебе бы она не понравилась, я думаю. Но ты же понимаешь, что сейчас, когда надо максимально сосредоточиться на учебе, это самый подходящий вариант…

– Ну, как знаешь. Мог бы уже и познакомить мать… Хотя если это всё так, как ты говоришь… Смотри только, чтоб не вышло никаких неожиданностей, а то потом расхлебывать…

– Ма-ам! – Кристиан передергивает плечами.

– Ладно-ладно, взрослый сын. Но пока ты не получил диплом, ты всё еще наш мальчик, ты же не будешь спорить с мамой? – Игривость матери так же неуместна, как и напускная детскость.

– Я не спорю. Одеваемся, идем?

И без лишних разговоров они выходят на улицу.

Он не дает ей опомниться после борьбы с крышками мусорных баков на ветру и ведет знакомиться со своим новым велосипедом.

– Смотри, мам, какой красавчик! – Кристиан любовно проводит рукой по новенькой блестящей раме.

– Отец подарил? – ревностно спрашивает мать, хмуря аккуратные брови.

– Папа перевел деньги, как обычно. Ну как? Крутой?

– Дашь прокатиться? – Мать уже тянет молнию пухового пальто снизу-вверх.

– Конечно, но он выставлен под мой рост – тебе будет неудобно.

Кристиан придерживает велосипед, пока родительница взбирается на него в своей громоздкой одежде. Усевшись, она проезжает несколько метров вдоль набережной, заваливается набок и оглядывается на него:

– Фу! Зачем ты выбрал такой руль?

– Ма, мне так удобно. Давай купим тебе велосипед? Будешь кататься, в нашем районе шикарные дорожки – чего одна набережная стоит!

Кристиан катит велосипед, они двигаются вдоль берега, обходя лужи.

– А ты будешь ко мне приезжать и кататься вместе со мной?

– Ну, мам…

– Вот и не надо. Мне одной скучно. Так что ты скажешь о моей последней книге? Как тебе завязка, сюжет? Я еще не до конца вижу, чем все закончится, но мне кажется, это уж точно получится бестселлер! – Раскраснелась на ветру, глаза горят фанатичным огнем.

– Бомбически, мам! Прям захватывает и не отпускает! Какой красочный метафоричный язык!

– Ты серьезно? – Мать снимает капюшон, отводит выбившиеся волосы от лица, снимает ослабевшую резинку и стягивает шевелюру в тугой хвост, с подозрением всматриваясь в лицо сына. – Как зовут главного героя?

– Лоренцо.

– Где происходят события?

– В Риме. Что за проверки с пристрастием? – Кристиан пытается превратить всё в шутку и судорожно соображает, на что перевести разговор.

– Скажи-ка, правда, мне невероятно удалась глава в музее? Я так прочувствовала каждого героя! А перед каким экспонатом разворачивается сцена? Это ключевой момент всего произведения, ты не мог не обратить на него внимания…