bannerbanner
Леди Горничная
Леди Горничная

Полная версия

Леди Горничная

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 10

– Во-от как! – предвкушающе протянул Торвальдсон. – Позвольте любопытствовать – сами живете или сдавать изволите в сезон?

– Живу! – воинственно провозгласила старуха. – А половину – сдаю, и не только в сезон! У нас, между прочим, и зимой недурно: тихо, спокойно, людей нет, море шуршит… Для нервных дам из столицы очень даже хорошо. И недорого.

– Ну это уж вы, сударыня, хватили – недорого! Чтоб у нас на юге – да вдруг недорого? На новых курортах Султаната, там да, и впрямь цены низкими держат, чтоб приезжих завлечь, а у нас…

– А качество? Качество у них какое? – возмущенно перебила старуха. – Я вам скажу: такое же, как и цена! Еда несвежая, вино разбавляют, в гостиницах грязь, горничные – и те вороватые! А уж про пансионы тамошние и вовсе не говорю – там попросту селиться опасно, местные хорошо если только обманут. А то ведь ограбят… или вовсе убьют!

– Во-о-от! – снова завопил Торвальдсон. – Тут я с вами полностью согласен, безопасность – это же главное, за нее и доплатить не жалко! Извольте видеть, это у нас артефакт на дом, последняя разработка компании «Хран»… – он вытащил из саквояжа тусклую блямбу дешевого охранного артефакта и с торжественным видом вручил старухе. – Который сразу покажет приезжим преимущество наших южных курортов перед Султанатскими! Ни один вор сквозь него не пройдет!

Это точно. Зачем сквозь, если отключить такой артефакт можно щелчком ногтя. В особняке Трентонов такой на заднем дворе, на дворницком сарае стоит, чтоб дворовой пес внутрь не совался.

Но старуха радостно закраснелась, принимая подарок, и торопливо, будто боясь, что коммивояжер передумает, сунула его в ридикюль.

– Ну а вы, сударыня… – коммивояжер снова переключился на меня. – В Мадронге у братца остановитесь?

– У братца. Но не в Мадронге, а под Приморском.

Мне скрывать нечего: еду в дом родной, по приглашению… Если, конечно, брат и впрямь хочет меня видеть, и все это не хитрая афера О’Тула.

– Вот это вам повезло! – всплеснул руками коммивояжер. – Хотел бы и я иметь родичей у моря! Частенько, небось, у братца бываете?

– Совсем не бываю, – покачала головой я.

– В Приморском станции нет, – пробурчала старуха.

– А вот и есть, сударыня! – оживился коммивояжер. – Просто не все о ней знают, потому как она грузовая! Иначе как бы лордам и господам на отдыхе свеженький северный лосось в ресторациях подавали? А пассажирской и впрямь нет, это вам дилижансом добираться придется. Только как же вы одна-то путешествовать будете? – господин Торвальдсон от озабоченности моей судьбой даже усами зашевелил. – Одинокую даму ведь и обидеть могут. Ежели желаете, так я с вами поеду! – он приосанился и выпятил грудь. Дальше пузика она все равно не пошла, но господин Торвальдсон старался. – А вы меня братцу представите, наверняка ему в поместье охранные артефакты пригодятся. «Охранка» на внутренние двери также имеется, и на сад… Есть у братца вашего сад?

– У меня есть сад! – влезла старуха, но коммивояжер ее проигнорировал – дарить еще один артефакт он не собирался.

– Вот, извольте взглянуть…

Коммивояжер принялся раскладывать товар прямо на сидении. Артефакты были откровенно плохонькими. Сквозь жидкое серебрение проглядывал свинец, а брызжущие из окна цветные огни высвечивали грубо процарапанные символы. Алые, кобальтово-синие, золотые, изумрудно-зеленые, еще какие-то цвета, столь неуловимые, что человеческий глаз просто не успевал их подметить, а человеческий разум – дать название. Откликаясь на эту вакханалию символы на артефактах начали постреливать искрами, а по стенам и потолку, то возникая, то пропадая, завели хоровод антрацитово-черные тени.

– Какая красота! – выдохнула я.

– Ну, красотой-то особой компания «Хран» не славится, – слегка смутился коммивояжер, – у нас главное – надежность! А, вы про это… – разочарованно протянул он, заметив мой устремленный за окно взгляд.

Посеребренную раму словно обсели пылающие бабочки. Разноцветные огоньки цепочкой двигались по прямоугольнику окна, кружились в танце, сцеплялись вместе, вспыхивая новым светом, и тут же рассыпались искристым фейерверком. По стеклу раз за разом прокатывались радужные волны.

– А я вот слыхал, что эдакая иллюминация случается, ежели маг едет – очень Междумирские твари до их сил лакомы! – провозгласил коммивояжер, разглядывая заоконное свето-представление. – Не вы ли, госпожа? – он покосился на старуху.

– Была б я магичкой, разве б я во втором классе ездила? – фыркнула та в ответ.

– Армейцы же едут.

– Так-то армейцы! Мы не для того подати платим, чтоб они первым классом раскатывали.

Их голоса таяли, растворяясь едва слышным шепотом – я неотрывно глядела в полыхающее, как небо в день тезоименитства Его Императорского Величества, окно. Окно глядело на меня.

Глава 4

Попутчики на тот свет

Сквозь то вспыхивающую, то растворяющуюся радужную пелену на меня пялился… глаз. Глаз торчал точно посредине оконного стекла, был он совершенно круглый и такой же совершенно черный, с белым штрихом зрачка. Глаз сверкнул… и в окне появился второй – в правом верхнем углу. Потом третий – в правом нижнем, потом четвертый… И скоро уже все окно пялилось на меня сплошными рядами глаз, посверкивающих и помаргивающих не в такт, так что блики от них заметались по стенам в совершенно уже безумной пляске. А потом сквозь это моргание и мельтешение к стеклу придвинулось лицо – безгубый, безносый, безглазый овал, окруженный мерно колышущимся пятном беспредельной черноты. На стекло легла такая же черная, жутко искореженная рука. В наше окно глядел безликий демон Междумирья.

Завороженно пялящуюся на демона меня схватили сзади за волосы и с размаху ударили об стекло. На миг в нем отразилось мое бледное, почти бескровное лицо, широко распахнутые глаза со зрачком во всю радужку. Демон поймал мой взгляд своей пустотой и вдруг… отпрянул!

– Пыхх! – прижатая к стеклу я с тихим хлопком… лопнула, а пряди моих волос просто-напросто истаяли в руках у схватившей меня старухи.

Другая я прыгнула на старуху со спины.

А она взяла и увернулась – кувыркнулась через столик с ловкостью цирковой акробатки. А все самоуверенность проклятая – я-то думала, это будет коммивояжер, вот и встала к нему поближе!

– Иллюзорка поганая! – выдохнула старуха.

Не такая уж поганая! Слабая, конечно, но зато очень-очень умелая и опытная! Мои иллюзии быстро исчезают, но пару мгновений она ведь даже волосы мои под руками чувствовала! Главное, время рассчитать, когда оставить свой фантом и прикрывшись мороком, скользнуть в сторону.

Старуха прыгнула с места, в длинном выпаде пытаясь достать меня ножом. Мой второй фантом беззвучно лопнул, и теперь уже я-настоящая с размаху ударила ее каблуком в живот. Старуху швырнуло на столик, она хряпнулась об стекло, из груди вырвался хриплый стон…

За окном вспыхнуло неистовым мельтешением огней, окутав жилистую фигуру в черном безумным многоцветным ореолом. Вокруг встрепанных седых волос полыхнуло алое-зеленое-синее-желтое-бирюзовое марево…

Фантом! Фантом! Три меня ринулись к бабке сквозь безумствующие тени…

Настоящая я с размаху напоролась на сдвоенный удар каблуками.

Будто бык лягнул! Меня отшвырнуло к двери, в груди вспыхнула лютая боль.

– Да… д-дамы! – проблеял коммивояжер, торопливо сгребая артефакты в саквояж.

Старуха перекатилась со столика прямиком на него, вдавливая беднягу в кресло, оттолкнулась и прыгнула…

Я поднырнула под нее, с разгона боднув Торвальдсона головой. Саквояж грюкнул, коммивояжер взвизгнул, старуха впечаталась каблуками в пол.

Плохо-плохо-плохо… В вихре черных юбок старуха поворачивалась ко мне. Из расстегнувшегося ворота платья, разбрызгивая серебряные искры, вывалился защитный артефакт.

Ой, как плохо-то!

– Эй, вы там что, вагон разбираете? – в стенку нашего отделения постучали.

– Они… – попытался пискнуть Торвальдсон.

Старуха метнула нож. Я только и успела, что отмахнуться – отбитый в сторону клинок с лязгом упал на столик… мы со старухой ринулись к нему вдвоем.

Она успела первой, схватилась за рукоять… Я навалилась ей на спину, всей грудью ощутив прочные ребра корсета под пропотевшим сукном. За шею, пальцами под ворот, схватиться за цепочку и откинуться назад, упираясь каблуками в пол и натягивая цепочку весом всего тела.

Я почувствовала, как звенья врезались в ее худое жилистое горло. Под кожей словно перекатилось что-то, старуха успела до предела напрячь мускулы шеи, но я тянула. На миг мы словно зависли: я, подавшись назад, и она, грудью навалившись на край столика и судорожно нашаривая нож… И вдруг она сама рванулась вперед, разрезая об цепь кожу на шее. Ее пальцы сомкнулись на рукояти, перекинули нож в обратный хват… и она ударила назад. Не выпуская цепочки, я качнулась в сторону… заточенное острие вспороло плотный рукав. Плечо словно облизало холодом, а потом коротко и резко вспыхнула боль.

– А! – цепочка в моих руках с тугим – банг! – лопнула.

Старуха рухнула грудью на столик и… с размаху мазнула выпачканным в моей крови лезвием по стеклу. И тут же прижала к нему руку с простеньким неприметным колечком.

Плохо-плохо-плохо!

Равномерный гул Междумирья превратился в пронзительный вой!

– Не беспокоиться… Пристегнуться… Обычная турбулентность… – сквозь завывания пробилось хриплое карканье громкоговорителя.

Чтоб ты еще понимал! Там, где печатка на старухином кольце соприкоснулась с моей кровью, вспыхнуло разноцветие огней. За их прозрачными переливами мерно колыхались сгустки тьмы, и плыли в сплошном круговороте гладкие овалы лиц. Непроницаемое для демонов Междумирья стекло начало рассыпаться прозрачными крошками, вспыхивающими многоцветьем огней, как драгоценные камни. Дохнуло лютым холодом, по стенам стремительно побежали серебряные узоры, и в щель в стекле тонкой клубящейся струйкой начала сочиться тьма.

В отражении еще видно было как расширились глаза старухи, она схватилась рукой за шею и отчаянно завизжала, даже перекрывая на миг вой Междумирья.

Я подхватила ее за щиколотки – и толкнула вперед. Не переставая верещать, она скользнула грудью по столику и врезалась лицом в стекло.

– Дзанг! – его прочертила паутина трещин, они вспыхнули разноцветными огнями, и стекло разлетелось осколками. Старуха вывалилась во тьму Междумирья.

На краткий миг она зависла на фоне всепоглощающей черноты: седые космы дыбом, юбки колоколом, руки-ноги отчаянно молотят пустоту…

Сгустки тьмы, похожие на раскачивающиеся на ветру черные простыни, вскипели водоворотами и пустые лица ринулись к ней со всех сторон, закручивая старуху в кокон черноты. Если крик и был, его сожрало Междумирье.

– Бегом, бегом! – я выхватила у оцепеневшего Торвальдсона саквояж с артефактами, ухватила его самого за шиворот… заартачится – брошу сразу!

Но он только взвизгнул истошно и ринулся к двери, округлым пузиком выбив меня в коридор как ядро из пушки. Меня швырнуло на отделанную полированным деревом стену, я едва успела развернуться и… с грохотом захлопнула раздвижную дверь перед ринувшейся сквозь окно тварью. Защелкнула замок и принялась лепить на стекло и косяк артефакты из саквояжа.

Глава 5

Прорыв!!!

Активировать! Активировать! Активировать! Саквояж был набит плотно, артефакты с тугим чвяканьем липли к косякам, символы тускло вспыхивали… слишком тускло! Сил у меня и без того капля, а после драки и тех почти не осталось. Последний артефакт едва заметно пыхнул, и я налепила его на стекло двери – прямиком на приникшую с той стороны безглазую морду. Сверлящий уши визг перешел в глубокий, протяжный, даже мелодичный звон. Точно колокол мерно тянул:

– Бооооооооооооооо…

Поезд принялся вилять, как змея, вагон тряхнуло, меня швырнуло от стенки к стенке.

– Стюардам проверить ваго… Сохраня… Споко… Ничего опасн… – продолжал захлебываться громко-говоритель.

Коммивояжера не было – сбежал. Надеюсь, навстречу стюардам. Приведет подмогу? Ненадежно. Вагон снова тряхнуло, я ухватилась за ручку, дверь купе откатилась в сторону. На меня недоуменно воззрилась пожилая пара.

– Прорыв! Быстро идите в другой конец вагона!

– Прорыв? Какой еще прорыв? – ахнула полненькая старушка, всплеснув руками.

Э, нет, господа, уговаривать я не буду. Я последние несколько минут вообще сильно недолюбливаю старушек! Я метнулась к следующей двери.

– Дорогая, что хотела та девушка? – донесся из купе громкий, как обычно у глухих, голос старика.

– Говорит, какой-то прорыв! – проорала в ответ его супруга.

Я рванула следующую дверь. Даже сдвоенное купе было тесновато для южного семейства. На одном диванчике, плотно обжав пышные юбки по ногам, втиснулись четверо дочерей, на другом чуть вольготнее расположились отец семейства с женой и старшей барышней с малышом на руках.

– Что вам угодно? – высокомерно воззрился на меня отец семейства.

Мой взгляд заметался между ними. Дети. Расчет шансов. Старшая, восемнадцатилетняя: сама бежать может, ребенка донести тоже может. Но это не максимальный шанс.

Как морковку из грядки я выдернула с диванчика вторую сестру, лет пятнадцати. Ее юбка раскрылась, как зонт, заняв половину купе. Такие юбки надо запретить законом!

Сунула ошеломленной девчонке за корсаж сорванный с убийцы амулет, а в руки – младшего брата.

– Обнимай сестру за шею, крепко!

Оба достаточно мелкие, поля амулета хватит. Восемнадцатилетняя добежит сама, еще две сестры – как повезет.

– Прорыв. Бегом в тот конец вагона! – и вытолкнула обоих в коридор.

– Малыш! Куда вы… – заверещала старшая барышня.

– Что… Амарилла, стой! – заорал папаша, но я уже выскочила наружу.

Да где эти треклятые вояки! Я подбодрила замешкавшуюся девчонку пинком и дернула дверь в следующее купе… Раскрасневшиеся, веселые, с бокалами вина на меня воззрились парочка северян в офицерских мундирах, степняк – кавалерийский ротмистр, и целительница.

– Прорыв, пьянь драная! – рявкнула я. – Или думали, у вас в ушах звенит?

Командор-северянин, как раз поднесший бокал ко рту, подавился. Радостная, от уха до уха, улыбка будто отвалилась с лица степняка. Все четверо вскочили. Целительница с размаху шарахнула кулаком в стену.

– Прорыыыыв! – пронзительный, как крик птицы кумсун[2], вопль степняка перекрыл даже гул Междумирья.

У меня за спиной по коридору проскочила толстушка-южанка с младшей дочерью на руках, за юбку ее держалась девочка постарше.

– Анита, вернись немедленно, что за глупости! – вопил из купе папаша. Южные мужчины – во всей красе.

Я успела только шарахнуться к противоположной стене – двери купе принялись распахиваться, и оттуда, как горошины из стручка, сыпанули военные. Иногда я их обожаю – когда они быстро соображают. Северянину хватило одного взгляда на затянутую непроницаемой тьмой дверь моего бывшего купе.

– Пшшш! Пшшш! – налепленные артефакты сгорали один за другим.

Из оставшихся у меня за спиной купе синхронно высунулись по две головы. Из одного темноволосые и курчавые – южный папаша удерживал старшую девицу за талию, из другого седые – пожилая пара.

– Ка Хонг! Сигурд! – рявкнул командор, мимо меня метнулись двое.

Степняк-ротмистр дернул девицу к себе, перекинул через плечо и рванул в другой конец вагона. Южанка только взвизгнуть успела. Я хмыкнула – да-а, опыт поколений, он в крови!

– Что вы себе позволя…

– Что происхо…

Два возгласа слились в один: орал выскочивший следом за похищенной девицей южанин и… ввалившийся в вагон стюард! Где ж ты был раньше?

Южанина ухватили в шесть рук разом, и забросили военным за спину. Степняк сунул девицу стюарду:

– Прорыв! Связь с дорожниками есть-нет? – и не дожидаясь ответа, приказал. – Скажи, пусть выводят поезд в ближайший портал!

– Проры… – приседая под тяжестью девицы, промямлил стюард.

– Бегом! – рявкнул ротмистр, за стюардом только дверь вагонная хлопнула – так и выскочил с девицей на руках.

Я не спускала глаз с другой двери: с клубящейся тьмой и прижавшейся к стеклу безликой мордой в обрамлении полированного дерева и медных завитушек.

Вояки метались вдоль стен: вжик… вжик… вжик… Стекла и деревянные панели покрывались стремительной вязью символов. Клубящаяся за ближайшим окном тьма на миг отпрянула… и тут же приникла к стеклу снова, растекаясь черным половодьем. Безликие морды кружились сплошным водоворотом – мелькание, мелькание, проблески, тьма…

– Пшшш! – три артефакта осталось на запечатанной двери, через стекло и дерево поползла первая трещина.

– Пшш… – два осталось…

– Молодой человек, куда вы нас тащите! Что происходит – дайте же посмотреть! И вещи, вещи заберите!

Молоденький лейтенант-северянин не справлялся. Он волок старушенцию под руку, а она упиралась и все норовила пуститься в пререкания. Ковыляющий следом дед был красный от злости, и кажется, уже нацелился огреть лейтенанта тростью.

Я метнулась вперед, схватила вякнувшую бабку за высокую кокетливую прическу и под неумолчный визг втащила в мгновенно разомкнувшийся строй военных. Дед заорал и все-таки вскинул палку…

– Пшшш! – сгорел последний артефакт.

– Падай, Сигурд! – рявкнул командор. Лейтенант рухнул на пол. Пронырнувшая меж ногами вояк целительница схватила его за руку. Я плюхнулась на живот – проклятый кринолин, как же мешает! – и вцепилась во вторую руку.

Глава 6

Битва против безликих

Дверь взорвалась. Гул Междумирья вдруг смолк, сменившись глухой, непроницаемой тишиной. Осколки стекла и металла, черные от пропитавшей их тьмы, шрапнелью хлестнули по узкому коридорчику вагона… и начисто сгорели в поднятом навстречу силовом щите. Только старик с палкой так и торчал посреди вагонного коридора. Ринувшаяся в проход безликая морда приникла к его затылку. Глаза старика широко распахнулись – а потом их залила тьма. Щупальца черноты оплели его со всех сторон, и он канул в накатывающую тьму – только палка торчала еще пару мгновений, а потом исчезла и она, будто утонула.

Щупальце обвернулось вокруг сапога лейтенанта.

– Дзанг! – щит раскрылся, вылетевший из-под него сгусток живого пламени прокатился парню по ноге, он заорал, мы с целительницей рванули, щит сомкнулся, едва не отхватив лейтенанту пятку.

Тьма сожрала сапог и грянулась об щит. Растеклась липкой пленкой по переливающемуся багрянцем и песчаным золотом пузырю, вспыхнула и растаяла. Волна мрака на миг застыла, как цунами над прибрежным городом. Безликие морды мельтешили, будто клубящаяся пена.

– Я… я виноват, я… – выдохнул лейтенант.

– Нашел время! – обрабатывавшая его ногу целительница влепила ему подзатыльник. – В строй!

Мальчишка вспыхнул и похромал во второй ряд.

В первом плечом к плечу застыли командор-северянин и степняк. Растопыренные пальцы командора оплетала цепочка армейского артефакта – не маг, плохо. От артефакта разлетались огненные искры, сплетаясь с золотистыми, будто песчаными, струйками над ладонями степняка. Шаман, хорошо. Слабый шаман, плохо.

Темная волна по-змеиному качнулась – и взвилась к потолку вагона, норовя обрушиться сверху. Второй ряд вскинул руки – щит, достроенный серебряной изморозью и вихрем зеленых листьев, завернулся, накрывая нас куполом.

– А-ссшшшш! – темная волна отхлынула назад и снова ринулась на приступ.

– Стюард хоть добрался до дорожников? – кряжистый дядька-ротмистр во втором ряду заковыристо ругнулся с характерным прононсом обитателя столичных трущоб.

– Капрал с ним пошел, он доберется… – пробормотала целительница. И тут же исправилась. – Добрался!

Поезд по-змеиному изогнулся, потом сложился пополам. За окном промелькнул похожий на сверкающую призму вагон первого класса – видны были даже перекошенные ужасом лица приникших к стеклу пассажиров!

– А-а-а! – нас швырнуло об стенку, прозрачный полог щита затрепетал, стреляя разрядами сырой силы безликим в морды, мигнул и пропал. Пучок щупалец, извиваясь, ринулся на нас – и сгорел в сгустке белого пламени из рук целительницы. Смертельно побледнев, та рухнула на пол.

– Вертел им в зад и об стенку! – наскоро латая щит, орал командор.

– А-а-а! – нас снова шарахнуло об стенку – поезд опять сложился, нас швырнуло в другую сторону. Вояки, раскорячившись крабами, кое как удержались. Дорожники разворачивали поезд… только вот если демоны сметут нас раньше, всем вагонам позади нас – конец!

– Не пойдет! – я выпихала тело целительницы из-под ног, и на четвереньках полезла в узкое пространство между вторым и первым рядом.

– Какого? – рыкнул ротмистр, когда я оттолкнула его ногу.

– Цыть! – рявкать в ответ, когда копошишься у мужика под ногами, не очень удобно, но у меня опыт большой, разнообразный. – Ты и ты… – я ткнула в ротмистра, и в лейтенанта. – Руки сюда! – и выдернула из прически две длинные толстые шпильки с черными, зловеще поблескивающими остриями.

Кажется, именно эти вот острия и убедили их послушаться. Я уже говорила, что люблю наших военных? И от большой этой любви я вогнала им булавки прямиком в вены. Ротмистр зашипел, мальчишка-лейтенант застонал…

– Раз… два… – считала я, глядя как полые желобки в булавках заполняются кровью.

Темнота снова ринулась в атаку. Накатила тугой волной, ударила в искрящий щит, заставляя его прогнуться, и растеклась, покрывая сплошной пленкой. В вагоне мгновенно стало темно – и без того тусклые лампы под потолком гасли, будто что-то выкачивало из них свет, навалился холод, по стенам зазмеились то ли плесень, то ли изморозь… Только щит продолжал сиять, но это свечение тоже меркло.

– Три! – я выдернула наполненные кровью шпильки и принялась чертить на полу. – Раз… два… три…

Щит мигнул – изо рта у меня вырвался клуб пара, а леденящий холод сковал пальцы.

Командор снова выругался – щит восстановился.

– Четыре…

Щит опять мигнул. Безликая морда взмыла над головами командора и степняка и, кажется, с любопытством глядела: что я там делаю? Мое тело застыло, руки оледенели…

Командор выругался совсем грязно – щит восстановился.

– Пять! – я вычертила в середине сдвоенный символ. Рекорд скорости на экзамене в Академии только что был побит!

Мрак ударил в щит, гладкие морды надвинулись, заколыхали щупальцами, щит начал прогибаться…

– Силу! Сюда! – рявкнула я, и ротмистр с лейтенантом послушно ударили: обычный для севера лед и неожиданная для выходца со столичного дна зеленая сила природника потекли по линиям пентаграммы, собрались в центре, слились и вспыхнули, двойным столбом ударив в потолок.

Щит лопнул. Щит возник – зелено-голубой, словно спрессованный из листьев, перевитых прожилками льда. И вдруг стало тихо. И холод пропал. И лампы загорелись.

– Фух! – я плюхнулась на пол посреди вагонного коридора, безжалостно сминая кринолин и неприлично растопырив ноги. А, плевать!

– Сколько продержится? – прохрипел командор, окидывая взглядом новый щит. В прозрачных ледяных «окошках» то и дело сгущалась тьма – безликие демоны искали проход.

– Понятия не имею, – пожала плечами я. – Если б я знала их силовые характеристики… – я совершила очередную неприличность, ткнув пальцем сперва в ротмистра, потом в лейтенанта. – Высчитала бы до минуты, а так… Или дорожники выведут поезд, или нас сожрут. Так или иначе, скоро узнаем.

– Веселая… дамочка… – прохрипел ротмистр, приваливаясь к стене. Из пробитой шпилькой вены текла не кровь, а тонкая струйка зелени. Вливалась в пентаграмму, прокатывалась от зубца к середине, сталкивалась с льдисто-голубым потоком силы из вены лейтенанта, и откатывалась обратно к зубцу. И снова, и снова…

– Самовосстанавливающаяся пентаграмма? – приподнимая веки, прохрипела целительница. Я кивнула. – У нас есть шанс! – выдохнула она и снова обмякла у стены.

Я промолчала. В моей пентаграмме одна сила подпитывает другую – если есть что подпитывать – и держится она намного дольше обычной, односиловой… Но вахмистр с лейтенантиком, увы, на архимагов не тянут: вон, один побледнел, а второй и вовсе к стене привалился… Хотя сил у них все равно больше, чем у меня!

За уцелевшими окнами вертелся хоровод пустых лиц – безликие демоны заглядывали в окна, щупальца тьмы оплетали вагон, скребли по крыше, неслышно, но ощутимо, будто прямо по душе ледяными когтями. Один безликий завис в окне и пялился на меня, точно запомнить хотел.

Командор посмотрел на него, хмыкнул и отвернулся.

– Гарнизон-командор города Приморска Улаф, из алтарного рода лордов Рагнарсонов, третий пехотный полк генерала Барнса, – хриплым голосом разбивая нависшее молчание представился он. – Лейтенант Сигурд, рода Барнкулданс, ротмистр Ка Хонг, ротмистр Мамочка… э-э, Мамовски… лейтенант службы целителей Гюрза…

– Это фамилия, – не открывая глаз, пробормотала целительница.

– За отличную службу награждены поездкой на техно-магическую выставку. Возвращаемся к месту дислокации.

На страницу:
3 из 10