Волк за волка

Яэль быстрыми шагами последовала за ним. Прочь от того-что-когда-то-было-бабушкой, от голодного черного дыма.

Но кое-что нельзя было оставить позади. Волшебные, чудесные слова ее подруги постоянно звучали у нее в ушах. Свернувшиеся в узел у нее в груди. Горящие в ее венах.

Ты особенная.

Ты изменишь всё.

Когда она вернулась, с дурной смесью доктора Гайера, бушевавшей под кожей, тело бабушки исчезло. Но кукла все еще была там, благополучно расположенная в соломе ее матраса. Когда все остальные уснули, Яэль вытащила ее и прижала к груди. На всю ночь.

И каждой темной ночью в будущем.

Глава 6

Сейчас. 10 марта, 1956. Олимпийский стадион. Германия, третий рейх. 0-ой километр

Стадион был заполнен и ревел. Крики ста тысяч сливались, чтобы заглушить сначала утренний мокрый снег, а теперь полуденный дождь. Яэль стояла в центре всего, ее сердце энергично плясало в темпе волнения толпы. Капли скатывались по ее костюму из переработанной кожи, собирались в нарукавнике. Алая ткань разбухла, как тяжелая от крови повязка. Она начала долгое, медленное скольжение вниз по рукаву Яэль.

Она не потрудилась его поправить.

Толпа тоже вымокла, но ее горячие аплодисменты изливались на Яэль и других гонщиков. Они стояли в прямой линии. Двадцать лиц – немецких и японских, в возрасте от тринадцати до семнадцати, главным образом мужских – поднялись наверх в шторм, к ложе фюрера.

Человек, создавший этот мир, был едва виден. Силуэт, прорезавшийся за покрытым бурей стеклом. Яэль в упор уставилась на фигуру. Пальцы на ногах щелкали, чернота поднималась, ненависть пожирала вены, как аккумуляторная кислота.

Половина поля травы, трека, и сидений. Сантиметр стекла. Это было единственным, что отделяло фюрера от Яэль (и клинка, скрытого у нее в сапоге – оружие было запрещено на Гонке Оси, но каждый проносил его из-за остальных). Но добраться до верха было невозможно. Если бы способ был, то Райнигер его бы нашел. Он часами сидел, сгорбившись над списками дежурств и чертежами, пытаясь найти трещины в броне спецгруппы СС для охраны фюрера. Она провела почти столько же времени, помогая ему: клала локти на заворачивающиеся края тонкой бумаги, ее шея потела, когда она наклонялась к горячей лампе.

– Почему я не могу просто одеться горничной и проникнуть в Канцелярию? – спросила она однажды после особенно обескураживающей тренировки на «Цюндаппе»[6]. Ее нога ныла от долгой дороги, а сердце дрожало при мысли о еще 20 780 километрах на этой штуковине. – Разве так не было бы проще?

Райнигер на нее даже не взглянул. Он перевернул следующий чертеж: «Это должно случиться на публике. Перед камерами. С большим количеством свидетелей».

– Почему?

– Это не убийство. – Короткая борода Райнигера блестела серебром в резком, режущем свете лампы. – Это казнь. Если Гитлер умрет за стенами Канцелярии, это скроют. Представят внезапной болезнью или неудачным падением с лестницы. Кто-то другой просто займет его место. Ничего не изменится. Национал-социалисты продолжат перемалывать кости невинных людей в трудовых лагерях, чтобы прокормить свою будущую военную машину. Люди должны наблюдать, когда фюрер будет умирать. Они должны знать, что Сопротивление существует. Они должны знать, что не одиноки.

Не одиноки. Жестокая ирония, что ее избрали для доставки этого сообщения. Ее, самую одинокую из всех. Девушку без народа. Без лица. Девушку, которая была никем. Которая могла быть любой.

Но она знала, что Райнигер прав. Не будет переодеваний в горничную. Ни цианида, подмешанного в хрустальный стакан с минеральной водой. Смерть фюрера должна быть громкой, кричащей. Кровавой трансляцией на «Рейхссендере».

– А как насчет «Разговора с Канцелярией»? – не отступала она. (Нога начинала действительно сильно болеть). – Там есть камеры.

– Это предварительная запись. Они никогда не выходят в эфир. – Он махнул рукой. – Нужно, чтобы это была прямая трансляция. Его смерть – сигнал, которого будут ждать все ячейки Сопротивления. В момент, когда ты нанесешь удар, мы мобилизуемся.

Это – победа в Гонке Оси, посещение Бала Победителя в Токио – был единственный способ.

От дождя зрение Яэль размылось, когда она смотрела на ложу. Очертания фюрера растаяли, стали неотличимы от стекла. Все, что она могла видеть, – цвета флагов Оси, перевешенных через балкон. Восходящее солнце императора Хирохито, красное и белое. Свастика Гитлера напряженно таращилась на шторм немигающим глазом.

– Добро пожаловать! – Мужской голос разнесся над стадионом. Приветствия толпы стихли до гомона, а затем и тишины. Воздух, шипящий от включенных микрофонов. Умиротворение дождя.

– Наши высокоуважаемый фюрер и император Хирохито приветствуют вас на десятой Гонке Оси. Десять лучших молодых людей Отечества были отобраны из наших самых строгих программ профессиональной подготовки. Они будут соревноваться в гонке вместе с десяткой сильнейших из Японии. Эти гонщики выдержат испытание песками пустынь Африки, зубчатыми вершинами полуострова Индостан, запутанными джунглями Азии, волнами Тихого океана. Выживут только самые стойкие и самые чистые. Только сильнейший победит.

Больше аплодисментов. Больше дождя. Медаль прошлой победы Адель тяжело висела на шее Яэль. Она стояла прямо, не отрывая взгляда от свастики на флаге Рейха.

– Принимать участие в гонке в честь Отечества будет Победоносная Адель Вольф.

Яэль шагнула вперед. Она скуласто улыбнулась, как всегда делала Адель в кинохрониках, ее правая рука вскинулась вверх в автоматическом «Хайль Гитлер!». Кончики ее пальцев указывали на ложу.

Голос продолжил, потрескивая над ревом толпы: «Победоносный Лука Лёве».

Высокая, мощная фигура присоединилась к Яэль с левой стороны, его рука рванулась в прямом как доска «Хайль Гитлер!» Он стоял отдельно от других гонщиков еще до того, как вышел. Его куртка была коричневой, тогда как у всех остальных были черные, и потрепанной, хотя у всех были новые. Это была та самая куртка, которую он носил в двух последних Гонках Оси. Его отличительный наряд.

Лука Лёве. Юноша в коричневой куртке. Ее самая большая угроза в состязании. Яэль провела больше нескольких недель, раздумывая над его делом. Копии школьных записей, его свидетельство о рождении, его тетрадь достижений в Гитлерюгенде, полная история времен гонок, генеалогия, стенограммы его многочисленных интервью «Рейхссендеру». Жизнь Луки Лёве нанесенная чернилами на бумагу и в ее память.

Имя: Лука Вотан Лёве

Возраст: 17 лет

Рост: 185 см

Вес: 92 кг

Биография: Родился в Гамбурге, Германия, в семье Курта и Нины Лёве. Его отец служил в элитных мотоциклетных войсках Рейха, Краудшутцен. Лука вступил в Гитлерюгенд в возрасте десяти лет и направил всю свою страсть на изучение всего возможного о мотоциклах. Он принимал участие в Гонке Оси последние четыре года, которую выиграл один раз в возрасте четырнадцати лет. Он является самым молодым победителем в истории гонки.

Плечо юноши было всего в нескольких сантиметрах. Хотя они не касались друг друга, Яэль смогла почувствовать напряженные мышцы Луки. Его дыхание создавало такое же впечатление: натянутое, готовое к схватке.

– Победоносный Лёве, – пробормотала она краешком губ.

Лука не повернулся, но она почувствовала, как его взгляд все же упал на нее: «Фройляйн».

Фройляйн. Это слово – его значимость – обострило собственное острое как лезвие дыхание Яэль. Ее нарукавная повязка продолжала сползать с предплечья, скользя по скрытым чернильным волкам. Остановившись у запястья. Наручники из ткани.

Были названы еще менее победные немецкие имена. Когда они шагнули вперед, их дела пронеслись в памяти Яэль. Страницы и страницы идеального детства. Юноши, рожденные в отечестве. Все были арийцами, у большинства не было отцов (цена победы всегда высока). Лояльные члены Гитлерюгенда.

Даже их имена сочетались: Курт и Карл. Ларс и Ганс. Рольф и Ральф и Дольф. Только один выделялся: Ханс Мюллер, 15 лет. Занял пятое место в прошлогодней Гонке Оси. Его время резко улучшилось в отборочных гонках. Возможно опасный аутсайдер. Когда называли последнее имя от Рейха, Яэль слушала лишь наполовину.

– Феликс…

Яэль вздрогнула. Этого имени не было в делах гонщиков. Если только…

– …Вольф, который недавно присоединился к нашему списку из-за несчастного случая с Дирком Херманном.

На этот раз она действительно повернула голову и посмотрела на ряды украшенных дождем носов и подбородков. Феликс смотрел на нее. Он был тем самым человеком с фотографий: квадратная челюсть, бледные пряди волос, горбинка на переносице. Но на тех фото – которые Адель поставила в блестящие рамки и выставляла в своей квартире – Феликс всегда был счастлив. Всегда улыбался.

Теперь его рот был сжат, совсем как у его сестры во время их противостояния накануне вечером. Его глаза – та же смертельно-холодная синь Вольфов – прорубались сквозь дождь. В Яэль.

Только с тобой.

Так вот почему он так легко ушел накануне ночью…

Яэль отвела свой взгляд назад к мокрым влажным флагам.

Ведущий продолжал: «Принимать участие в гонке во славу имперской Японии будет Победоносный Цуда Кацуо».

Имя: Цуда Кацуо

Возраст: 17 лет

Рост: 173 см

Вес: 66 кг

Биография: Отправлен родителями в учебный лагерь за пределами Токио, когда они осознали его талант к гонкам на мотоциклах. Его способности привлекли внимание, как сверстников, так и преподавателей. Его редко видели без группы сторонников. Выиграл свою первую Гонку Оси в возрасте 15 лет. В настоящее время столкнулся с огромным давлением на родине – он должен завоевать двойной крест.

Кацуо шагнул вперед и отвесил чопорный поклон; капли дождя быстро падали на его черные как смоль волосы. Его собственный Железный крест качнулся и со слышным стуком вернулся на грудь, когда он снова выпрямился.

Кацуо. Третий и последний победитель в этой двадцатке. В свой последний год гонки, борющийся за Двойной крест и все блага, какими император Хирохито помахал перед ним, как морковкой на палочке. Он был еще одним гонщиком, за которым Яэль придется внимательно смотреть.

Еще больше имен. Еще больше интересных фактов из досье Хенрики.

Оно Рёко: 16 лет. Еще одна девушка в гонке. Стала известной на автодроме Японии после победы Адель.

Ватабе Такео: 16 лет. Занял третье место на прошлогодней Гонке Оси. Тренировался в одном лагере с Кацуо и, кажется, уступает победителю. Прячет нож хигоноками[7] на себе и имеет репутацию протыкающего шины соперников.

Огури Ивао: 16 лет. Второй год в Гонке Оси. Имеет склонность подмешивать наркотики в еду и питье. Внимательно охраняй свои припасы. Также тренировался с Кацуо в одном лагере и, кажется, предан ему.

Ямато. Таро. Хираку. Исаму. Масару. Норио.

Большинство из них были моложе. Первогодки. Никакой угрозы.

– Гонщики, отправляйтесь к своим транспортным средствам.

«Цюндаппы» стояли в половине поля от них. Заказные байки прямиком с завода (для обеспечения качества и предотвращения любых незаконных изменений): блестящий хром, синевато-серая краска покрышек, кофры, набитые принадлежностями для ночных привалов между контрольными пунктами. Мотоцикл Яэль был припаркован впереди остальных, близко к нему стояли байки Луки и Кацуо. Преимущество для победителей. (Не более чем формальность. Несколько метров вряд ли что-то изменят, когда тебе предстоит преодолеть тысячи километров).

Луке понадобилось лишь полшага, чтобы догнать Яэль, когда она пересекала травяное поле. Она слышала, как его Железный крест колотится по груди, когда он приближался. Стук, стук, стук, стук. Непрерывный, как биение сердца. Глубокий, как барабаны войны.

– Превращаете это в семейное дело, фройляйн?

Яэль, неуверенная, как лучше ответить, сжала губы и продолжила движение. Ее сапоги оставляли шрамы из грязи в мокром поле.

– Не думай, что я забыл, – продолжал Лука, – что ты сделала.

Яэль понятия не имела, о чем говорил Лука. А должна была бы. Она так много прочла по лицу юноши.

У Адель Вольф и Луки Лёве была общая история. Та, что кинохронике так никогда и не удалось поймать. Та, которая так и не попала в разреженный шрифт записей Хенрики. И судя по голосу Луки – пронзительному взгляду – она была не из приятных.

Яэль крепче сжала губы, пошла быстрее. Как будто могла избежать его. Как будто не собиралась проехать с ним плечом к плечу через целые континенты.

Хлюп, хлюп, хлюп, хлюп. Еще один гонщик оказался рядом с ней, ковыляющий по грязи. Не Лука. Он отстал, приняв ее молчание за то, чем оно было.

– Ада… – Ломкий, как его дважды сломанный нос, голос Феликса, когда он поймал ее за локоть. – Пожалуйста, ради всего святого, забудь об этом, поезжай домой.

– Почему ты здесь? – еле слышно прошипела Яэль. Лука, Кацуо, остальные – она была готова бороться с ними. Но Феликс – Феликс был новой информацией. Несколько отчужденных абзацев в романе о прошлом Адель. Она не планировала, что он снова появится.

– Ты знаешь, почему. – Его пальцы сжались, прямо под ее повязкой. Ее волки на коже кричали под сжатой кожей куртки.

– Тогда как ты здесь оказался? – спросила она. – Ты даже не принимал участия в отборочных гонках.

– Тебе больше нечего доказывать. Ты лишь все потеряешь, – сказал Феликс, «новая информация». Феликс, который знал прошлое Адель лучше, чем могли восполнить сотни страниц. Феликс на данный момент – самое опасное лицо в этой гонке.

Яэль вырвала свой локоть. Сейчас она шла по асфальту, оставляя следы грязи в форме подошвы ее сапог. Она схватила свой шлем с сиденья, затянула ремень под подбородком, приладила очки и села на свой байк. Этот «Цюндапп» вызывал почти такие же ощущения, как КС 601, который она использовала для тренировок. Только острее, свежее, сильнее.

Двигатель мотоцикла замурлыкал, когда она оживила его ударом ноги. Во время обучения она всегда сосредотачивалась на этом звуке: он подчеркивал важность ее миссии – предстоящую дорогу. Но сегодня даже гул передач ее байка не успокаивал Яэль. Каждый взгляд на стадионе был направлен на нее. Девушка: сверкающая дождем и черной кожей ездовой одежды. Ее сапоги тяжело стояли на приводе. Нетерпеливая. Готовая.

Каждый взгляд был направлен на нее, но она чувствовала только два из них. Те, что впивались, впивались, впивались ей в спину. Раскапывая прошлое, о котором у нее не хранилось воспоминаний. Создавая дыры, которые она не могла заполнить.

Не думай, что я забыл, что ты сделала.

Тебе больше нечего доказывать. Ты лишь все потеряешь.

Она быть может и выглядела как Адель. Но она никогда не сможет быть ею. Яэль была «паутинкой-обманкой», состоящей из прорех и ниток и хрупкого ничто.

Сейчас из микрофонов лился другой голос – его голос. Тот, что поднимал армии, свергал королевства. Тот, что погрузил целый стадион в молчание. Даже капли дождя зависли в небе; воздух очистился до плеска несильного дождя.

Был только он. Голос, который она должна была заставить умолкнуть.

Она не просто родилась, чтобы это сделать. Она была создана для этого. Его иглами. Его людьми.

– Возьмите свои знаки.

Фюрер еще не знал, но он был готов подписать себе смертный приговор. (И веселился, делая это). Яэль сжала руль так крепко, что ее перчатки, казалось, разоврутся.

– Садитесь.

Девятнадцать мотоциклов за ней включили зажигание и взревели.

– Вперед!

Яэль стартовала.

Ледяной ветер царапал ее по щекам. Ее лицо было настолько онемевшим, настолько холодным, но волки горели у нее под кожей. Выли секреты. То, сокрытое, что мог узнать любой, если бы прислушался.

Феликс и Лука… у них был острый слух.

Яэль не позволит им услышать.

Глава 7

Сейчас. 10 марта, 1956. На окраине Германии. 19-й километр

Дождь продолжал идти тяжелой плотной пеленой, преследуя гонщиков на всем пути через Германию, мимо рядов промокших зрителей и вялых флагов Оси, вниз по автобану. Кулак Яэль охватил правую ручку мотоцикла. Сильнее. Быстрее, чем она вероятно должна была двигаться на такой скользкой дороге.

Но остальные за ней ехали так же быстро. Взгляд через плечо показал, что они надвигались. Лука и Кацуо рассредоточились как крылья за спиной. Их кожа и хром продирались через брызги от ее задней покрышки. И за ними – семнадцать голодных лиц.

Все из них явились за кровью, как сказал Феликс, а ее горло было первым в очереди.

Причинение преднамеренного вреда гонщикам было запрещено правилами Гонки Оси (чтобы уберечь ее от превращения в кровавую баню), но строгие указания никогда в действительности не предотвращали вредительства.

Каждый год гонщики выбывали из борьбы из-за ножевых ранений, загадочных случаев пищевого отравления, падений в результате умышленного повреждения байка. Официальные лица обычно закрывали глаза, записывая «авария» в отчетах о происшествии. В конце концов это была гонка зубов и когтей. Только сильнейшие выживали. Выиграть мог только жестокий.

Но произошла одна история. Пять лет назад юноша был дисквалифицирован из гонки, потому что был достаточно глуп, и умудрился ударить другого гонщика перед камерой «Рехссендера». (Доказательство на кинопленке оказалось не тем, что чиновники могли замести). Любые нападения, засвидетельствованные должностными лицами или камерами «Рейхссендера», требовали возмездия. В крайних случаях – например, за ножевое ранение – злоумышленника дисквалифицировали. Однако, чаще всего гонщиков-нарушителей наказывали дополнительным часом. Такие меры никогда не останавливали злословие, просто заталкивали его вглубь, где оно таилось, скрытое до подходящего момента.

Яэль не могла позволить своей осмотрительности утихнуть.

Справа от нее – тень. Она ползла вперед до тех пор, пока Яэль не нужно было даже поворачивать голову, чтобы увидеть Луку. Он был близко. Слишком близко. Присел на своем байке, как лев, готовящийся к прыжку. Его шины пытались поравняться с ее, сдирая туман.

– Давай… по… веселимся, фройляйн! – Яэль слышала только обрывки слов Луки сквозь стремительное движение и шторм, но смысл был ясен. Его руки дернулись и его «Цюндапп» понесся к ней. Шины сжевывали ограниченное пространство между ними.

Сердце Яэль подскочило к горлу. Она почти подумала, что может почувствовать кровь на вкус, она капала железом и солью между зубов. Краем глаза она увидела, что Лука улыбается: кривая ухмылка. Он играл с ней. Просто играл.

Она не даст ему насладиться ее страхом. Она продолжила смотреть на дорогу.

Он оторвался в самый последний момент. Это был глупый трюк, сочащийся гордостью. Подпитываемый Железным крестом, все еще висевшим у него на шее. Если бы Яэль захотела, она могла бы стащить его с сиденья за рукав пиджака, бросить на асфальт автобана.

И слева от нее – еще одна тень. Приближающийся Кацуо. Этот юноша не улыбался. Уголки его губ были плотно сжаты, а вираж его байка – агрессивным.

Он, казалось, не слишком беспокоился о правилах.

Лука снова направился в ее сторону, как раз к спуску Кацуо. Движение зажимания клещами, захватившее ее между кончиками их металлических когтей. Они держали ее в плотном кольце своих мотоциклов, пахнущих жженой резиной.

Опасные, глупые, безрассудные. Не хватало слов в любом из языков Яэль, чтобы описать этот маневр. Любой поворот, любой рывок выльется в клубок из двигателей и плоти на дороге. Их гонка закончится, не успев начаться.

Яэль продолжала смотреть на белые пунктирные линии на дороге. Если она продолжит двигаться прямо, они потеряют интерес. Отстранятся.

Но затем рука Кацуо в перчатке вползла в поле зрения Яэль. Направляясь к ее запястью, рулю. Он собирался завалить ее, заставив ее байк врезаться в Луку, и вытолкнуть своих главнейших конкурентов, прежде чем они пересекут границы Германии.

Она не могла отогнать его руку. Не изменяя направления, не запутавшись сама. И Лука все еще болтался вблизи, добившись успеха в своей рисковой игре. Не обращая внимания на то, что до крушения осталось несколько секунд.

Яэль сделал единственное, что могла.

Оба тормоза влажно завизжали, когда она ударила по ним. Колеса под ней задрожали и пальцы Кацуо рвались вперед – всего в нескольких сантиметрах от хромированного блеска ее руля – вместо нее направившись к Луке.

Сапоги Яэль дернулись, когда она понизила передачу, ослабила тормоза. Ее байк снизил ход, поэтому капли дождя по щекам скорее спокойно стекали, чем жалили. Она дрожала, ее мотоцикл был забрызган грязью, но Лука и Кацуо уехали. Два затухающих шлейфа от грязи задних колес. Другие уже наступали Яэль на пятки, прорываясь по двое и по одному, предоставляя ее байку широкое пространство. Молния прорезала небо – яростно-белая – освещая всех гонщиков. Большинство были сейчас впереди нее, уходя в отрыв, как тени мелких рыбешек.

Яэль стиснула зубы. Ей придется взять себя в руки, затолкнуть поглубже шок, страх, дрожь от своей почти аварии. Нырнуть обратно в бой.

Еще один «Цюндапп» замедлил ход. Волокся рядом с ней.

Феликс даже не пытался участвовать в гонке. Его глаза смотрели на нее, обеспокоенные даже в его испещренных дождем очках: «Ты в порядке?»

– Отлично. – Она была в порядке. Она должна быть. Это был просто страх. Кисть со смертью. В свои молодые годы она уже через столь многое прошла. Это не должно беспокоить ее, она как и прежде должна держать язык за зубами. Потому что на этот раз она была хищником. А не добычей.

Больше никогда.

Пальцы Яэль еще не перестали дрожать, когда она включила зажигание и бросилась вперед. Прочь от брата Адель, обратно в гонку.

Контрольный пункт Прага. 347-й километр

Вечером небо очистилось, слои шторма растворились под умирающим солнцем. Цвет захватил западный горизонт облаками, похожими на когти. Пылающий красный, надевающий настоящую ночь на зазубренные шпили Праги.

Яэль наблюдала за концом дня через застекленные окна контрольно-пропускного пункта. Она совсем немного времени провела на байке (два часа и сорок минут согласно официальным табло). Германия – Прага был несомненно кратчайшим этапом гонки, но дорога вымотала ее.

Холодок так глубоко поселился под кожей Яэль, что его не мог победить даже ревущий огонь очага. Перед глазами повисли полупрозрачные волосы Адель, столь же безжизненные, каким ощущал себя весь организм, после трудного прокладывания 347 километров в шторме середины марта, сражения за секунды, которых ей стоили трюки Луки и Кацуо.

Гонка была жесткой. Она всегда была такой в первые несколько дней – сжигание топлива на гладких автобанах Европы, через причудливые деревни с выстроившимися рядами Гитлерюгенд с сияющими глазами, мимо проносящихся пастбищ с коровами, довольно жующих свою жвачку.

Кацуо добрался до контрольного пункта в Праге первым. Всего в метрах и секундах раньше, чем колеса Луки заскользили по белой линии. Их имена и время теснились в верхней части табло, написанные официальным, похожим на руны почерком. Яэль вела борьбу за возвращение в середине своры. Адель Вольф была на девятом месте в списке, написанном мелом, секунды между восьмым Ямато и десятым Хансом. Феликс висел ниже нее, заняв двенадцатое место. Следующий этап Гонки (Прага – Рим) будет столь же напряженным. Исключая какие-либо неприятности с машинами, турнирная таблица не сильно изменится.

– Ты еще не дала имя своему байку?

Вялые мышцы Яэль затвердели. Ее глаза оторвались от скольжения по небу, чтобы увидеть Феликса, стоящего у очага. Свет искр блестел на его бледных волосах. В руках он держал тарелку супа.

Дать имя своему байку? О чем он говорил?

Мысленно Яэль быстро листала страницы дела с фактами. Но этого лакомого куска информации не было в романе Адель. Или Феликсе, «новой информации». Это было живое, дышащее воспоминание, которое знали только близнецы.

Дыра в «паутинке-обманке».

– Помнишь, тот твой BMW R35, который всегда шел юзом? Шок? – Уголки губ Феликса дернулись в приступе ностальгии. – Хотя моим любимым был Безжалостный. У него была лучшая скорость вращения, самый плавный переключатель передач. И не тихий, как этот.

Шок? Безжалостный? Что, черт возьми, она должна была сказать?

Но казалось, что Феликсу и не был нужен ее ответ. Он все еще говорил: «Эти «Цюндаппы» надежные. Большая мощность двигателя. Я думал назвать свой как-то вроде Тора. Или Локи?»

– Как хочешь. – Слова Яэль повисли на паучьей нити, напряженные, сердитые. Неотличимые от тона, использованного Адель накануне ночью в ее квартире.