Волк за волка

После того, как Гитлер уверился в поражении Советов, он снова обратил свой взор на итальянских союзников (чьи недавно приобретенные территории случайно оказались в Европе и Африке). Использовав своих шпионов для убийства итальянского лидера Муссолини и обвинив в этом итальянских партизан, Гитлер ввел свои войска в Италию и на ее территории для «стабилизации региона».

Они так и не ушли.

Красные земли Европы и Африки были объявлены «Лебенсраумом»[1] – жизненным пространством для арийцев. Их собственное население стало «гражданами второго сорта». Любой сопротивляющийся отправлялся в трудовые лагеря. Евреи, цыгане, славяне и все остальные, кого фюрер считал Untermenschen[2], были арестованы. И отправлялись в лагеря другого рода.

В оперативной карте Хенрики багряный был не единственным цветом. Две непохожие империи составляли Ось: Третий рейх и Япония, которая управляла Великой Восточно-Азиатской сферой взаимного процветания. Фюрер и император Хирохито разделили пополам азиатский континент, как рождественский пирог, прямо по семидесятому меридиану. Хенрика выбрала зловещий серый цвет, чтобы закрасить императорскую территорию.

У верхней части карты, обозначавшей крайний север, вообще не было никакого цвета. Просто огромный белый участок зимних земель, где находились остатки сталинской армии. Слишком раздробленные, со слишком ограниченными ресурсами и слишком замерзшие, чтобы силы Оси с ними возились.

Более десяти лет эти цвета оставались неизменными. Становились лишь гуще и сильнее окрашенными. (Хотя, по данным разведки Сопротивления, амбиции Гитлера в отношении национал-социалистов и арийской расы были глобального масштаба. Не важно, что он подписал пакты о ненападении с Америкой, или был верным союзником императора Хирохито. Интриги и политические предательства были специализацией Гитлера. Кроме того, выполнением военных заказов были заняты сотни трудовых лагерей рейха.)

Глядя на карту, Яэль не смотрела на цвета или их отсутствие. Она не считала зашифрованные оперативные значки, отмечавшие крупные города Рейха, – Германия, Лондон, Каир, Рим, Багдад, Париж.

Яэль смотрела на предстоящую дорогу впереди.

Гонка Оси.

Гонка на длинную дистанцию началась как одно из направлений деятельности Гитлерюгенда – тренировка для юношей, которые хотели вступить в мотоциклетный батальон «Краудшутцен»[3]. Она была настолько популярна, что превратилась в гонку. Когда война была выиграна, Йозеф Геббельс, министр пропаганды рейха, решил транслировать соревнование по телевизору, чтобы похвастаться завоеванными территориями империй Оси, отпраздновать их победу и содействовать их союзу. Подростки из Гитлерюгенда и большой Ассоциации искренности Великой Японии соревновались каждый год, гоняя на своих мотоциклах из столицы в столицу. Путешествие, которое привлекало внимание всего населения Оси на добрую часть месяца.

Хенрика отметила путь гонки черным пунктиром, который охватил три континента в форме кривой буквы U. Яэль проследила путь указательным пальцем. Начало в Германии, вниз по сапогу, некогда бывшем Италией, по морю, вдоль песков Сахары, через скалистые горы на Ближнем Востоке, в джунгли Индокитая, до порта Шанхай, еще по морю, вплоть до Токио. Это были 20 780 километров, разделенных на девять этапов, которые пройдут двадцать гонщиков, сражающихся за победу.

Она должна была предпринять это путешествие. Она должна была выиграть эту гонку.

Подвальная дверь распахнулась и появилась Хенрика, с широко раскрытыми глазами сжимающая в руках охапки документов.

– Яэль? – женщина всегда приветствовала девушку с вопросительной интонацией, когда та носила рукава. Хенрика иногда жаловалась, что в репертуаре Яэль было так много лиц, что она не могла запомнить все. (Справедливости ради, лица были очень похожи: овальная форма, светлые волосы, яркие глаза, длинный нос, ровные белые зубы. Яэль частенько не могла отличить свои образы от себя самой. Они были почти дьявольски взаимозаменяемы.)

Яэль убрала палец с Токио, позволив мягким чертам фройляйн Ягер раствориться в лице Мины. В ее воображении возникло новое лицо: арийское, но более резкое. Яэль создала его за считанные секунды. Процесс растяжения кожи, смещения костей и деформации хрящей всегда был болезненным, но быстрым: щелк, щелк, щелк. Новые детали, новая девушка.

Хенрика наблюдала за трансформацией Яэль через пряди ломких, осветленных дома кудряшек, мрачнея все больше и больше: «Где ты была?»

Ну началось. Яэль смогла почувствовать гневную тираду, зревшую в крошечном теле женщины. Это почти заставило ее улыбнуться – Хенрика все еще возилась с ней, как с каким-то гадким утенком, даже после многих лет бедной жизни (или выживания) одинокой девушки и интенсивной оперативной подготовки Влада.

– Ты должна была быть здесь более четверти часа назад! Каспер ждал в грузовике, а я чуть не сошла с ума от беспокойства! Я была в шаге от того, чтобы рассказать Райнигеру и отправить поисковую группу за тобой! Он мог бы вообще отменить миссию! От тебя так много зависит!

В отповеди было так много правды, что Яэль не улыбнулась.

– Прости, Хенрика. – Она замолчала, пытаясь придумать, что еще сказать, и не добавить еще одну беспокойную морщинку стареющей коже женщины. – Правда.

Гнев Хенрики увял в глубине груди. Казалось, что энергии у нее хватало только на десять секунд крика. Яэль задавалась вопросом, как же долго она не спит. Вереница бессонных дней была не редкой для пожилой женщины, проводившей большинство из них в этом тайном кабинетике, – согласовывая места высадки боевиков и расшифровывая сообщения от ячеек из всех территорий Оси. Это место и эта неукротимая полька были мозговым центром Сопротивления, собирающим информацию, распространяющим ее через многочисленные нервные окончания, вызывающим движение.

В последнее время рабочая нагрузка Хенрики была особенно интенсивной в связи с предстоящей Гонкой Оси. Ей нужно было убедиться, что мир готов к тому, что произойдет, если Яэль выполнит свою миссию: полномасштабное восстание. Возрождение операции «Валькирия».

Хенрика подошла к своему столу и положила новые документы в лавину папок из манильской бумаги. В дальнем углу, позади кучи файлов и изношенной пишущей машинки, на высоких, зернистых частотах поскуливал телевизор. Его черно-белые кадры мелькали странным светом на облупившейся краске потолка. Хенрика остановилась, чтобы посмотреть на экран. Показывали старые кадры – монтаж прошлогодней Гонки Оси. Краткие моменты с проезжающими мимо мотоциклами, снятые с обочины, перемежались снимками официального времени гонщиков, записанного мелом на досках промежуточных городов. Но главной изюминкой репортажа были интервью, проводимые на каждом промежуточном этапе. Беседы с гонщиками, которые когтями продирали себе путь на вершину списка. Множество немецких юношей, цитирующих «Майн Кампф», гордых и напыщенных. Японские юноши с глянцевыми волосами, серьезные и жутко важные.

А еще там была Адель Вольф. Девушка, которая использовала документы своего брата-близнеца и смогла попасть в гонку, где участвовали только мужчины. Которая обрезала волосы и перевязала грудь и принимала участие в Гонке наравне с другими. Единственная девушка, которая когда-либо принимала в ней участие. Победительница девятой Гонки Оси.

Победоносная Адель Вольф обладала классической для Рейха красотой: бледная, бледная, бледная, с тонкими светлыми волосами и нордическими глазами. Это лицо транслировали по всему «Рейхссендеру»[4] (единственный одобренный телевизионный канал) через несколько дней после ее победы и удивительного признания, что она была не Феликсом Вольфом, а его сестрой. (Руководство гонки чуть было не лишило ее Железного креста. Но фюреру понравилась стройная блондинка. Он сказал, что она являет собой прекрасный пример арийских великолепия и силы. Никому и в голову не пришло оспаривать его решение). Камеры следовали за ней повсюду, документируя десятки интервью для прессы, церемонию награждения на фоне горы Фудзи, традиционный Бал Победителя в Императорском дворце в Токио.

Без своего гоночного снаряжения, завернутая в шелковое кимоно, Адель Вольф выглядела почти утонченно. Трудно было вообразить, как именно девушка, выглядевшая как лесная фея из сказок братьев Гримм, побила девятнадцать здоровенных юношей в столь суровых условиях. Даже после десяти месяцев изучения кадров гонки, отработки маневров и скорости на своем собственном мотоцикле «Цюндапп КС 601» на автобанах сельской местности, Яэль все еще не понимала, как Адель удался ее подвиг.

Но она была близка к разгадке.

Хенрика отвернулась от экрана и взглянула на недавно измененное лицо Яэль: «Ты выглядишь так же, как она».

Точные перевоплощения обычно занимали несколько дней изучения. И даже тогда они были не всегда аккуратными. Всегда нужно было что-то подкорректировать, исправить мельчайшие детали. Правильный цвет глаз и волос. Пропущенные веснушки. Точный угол кривизны носа. Шрамы, глубокие и широкие и беспокоящие кожу.

Яэль усовершенствовала внешность Адель Вольф за одну неделю. Она была высокой (175 сантиметров), с белокурыми волосами и тремя весьма примечательными веснушками на левой щеке. Нереально голубые глаза – как многочисленные голубые пластинки ледникового льда, или тропические отмели. Воспроизведение внешности Адель Вольф было самой легкой частью. Вызовом стали все другие аспекты жизни девятой победительницы гонки.

Яэль изучала Адель Вольф почти год. Дышала, спала, ела, жила – все как Адель. Наблюдала за девушкой вблизи и на расстоянии. Совершенствовала походку (как будто ее растянули на шелковых веревках). Отмечала, как та накручивала кончики волос, когда нервничала. Запоминала каждый странный, казалось бы, бесполезный факт из прошлого Адель.

Яэль было известно следующее: Адель Вольф родилась 2 мая 1938 года в семье механика и домохозяйки на окраине Франкфурта, Германия. Двое ее братьев – Мартин (старший) и Феликс (близнец) – обучили ее боксу и борьбе. Мать научила ее вязанию (не так уж и успешно – носки всегда выходили кривыми и расходились по петлям), а отец пристрастил ее к гонке (довольно успешно, хотя девочкам не разрешалось участвовать в официальных состязаниях). Она яростно и страстно ненавидела свеклу и рыбу. Ее любимым цветом был желтый, но она всегда говорила людям, что красный, потому что он казался более яростным.

Больше всего на свете, Адель Вольф хотела быть кем-то.

Она начала участвовать в гонке под именем своего брата-близнеца в возрасте десяти лет. Сначала это были одна или две гонки. Но затем она начала выигрывать. Феликс Вольф достиг вершины в своей возрастной группе, а его имя и фотографию даже напечатали в газете «Рейх». Адель участвовала в гонках и побеждала, участвовала и побеждала, и казалось, ничто не может ее остановить.

До дня, когда Мартин попал в аварию на гоночной трассе. Дня, который сломал жизнь семьи Вольф так, что уже никогда и не поправишь. Родители Адель вместе открестились от состязаний, запрещая оставшимся своим детям даже смотреть Нюрбургрингские гонки.

Но страх Адель перед дорогой не шел ни в какое сравнение со страхом потеряться. Быть поглощенной системой разведения матерей нации блондинов. Обреченной на годы опухших щиколоток, истощенного тела и иссушенной груди.

Это не будет ее судьбой. Спустя пять лет после смерти старшего брата, она взяла документы Феликса Вольфа. Девушка приняла участие в крупнейшей гонке Рейха. И она выиграла.

Как будто по команде, на оживленном экране промелькнул кадр самого популярного фильма о гоночной карьере Адель Вольф. С Бала Победителя 1955 года – вечеринки, проводимой в честь победителя Гонки Оси, которую посещали высшее общество Токио и высшие должностные лица Рейха. Адель потрясла весь мир на финише, раскрыв свою истинную личность девушки, но то, что произошло во время бала, ошеломило некоторых зрителей «Рейхссендера» даже больше.

Адольф Гитлер – человек, вечно скучающий на вечеринках – пригласил Адель Вольф на танец. Фюрер, который выходил за большие с железными засовами двери Канцелярии только два раза в год (и когда это происходило, его окружала плотным кольцом блестящая черная форма СС), позволил Адель соприкоснуться с ним кожа к коже для пятиминутного, записанного для телевидения вальса.

Эта была одна из многих причин, по которым Райнигер, генерал национал-социалистов и тайный лидер Сопротивления, передал Яэль дело Адель Вольф. Гитлер был с девушкой достаточно близко, чтобы она могла всадить лезвие ножа ему между ребер. Если он сделал это один раз, значит, сделает и снова.

И в этот раз оружие будет подготовлено.

Но чтобы присутствовать на Балу Победителя в Токио, Яэль должна выиграть гонку. А чтобы выиграть Гонку Оси, ей нужно принять участие в ней как Адель Вольф. Чтобы принять участие в качестве Адель Вольф, она должна занять место реальной девушки. Чтобы занять место настоящей Адель, ей придется похитить человека и вернуться, прежде чем наступит комендантский час. Скоро.

Яэль оглядела кабинет. Он казался слишком маленьким, слишком тихим для всего, что должно было случиться: «Где же Райнигер?»

– Эрвин хотел быть здесь, чтобы увидеть тебя, но у него возникли… другие дела. – Это был шифр Хенрики для обязанностей национал-социалиста. Яэль знала, что даже находясь среди национал-социалистов, Райнигер работает на Сопротивление – проникает в секреты партии, вербует офицеров, чье чувство ужаса и нравственности каким-то образом уцелели после всех лет Нового порядка, готовит крупные армейские части к предстоящим путчам – но мысль о том, что он встречается с людьми, которые танцевали на костях и крови ее народа, всегда скручивала ей живот.

– Он хотел, чтобы я отдала тебе это. – Хенрика вытащила сложенный листок из новых документов и передала его Яэль. Это был зашифрованный список адресов и протокол контактов. По одному на каждый из девяти городов на черной пунктирной линии.

Прага. Рим. Каир. Багдад. Нью-Дели. Дакка. Ханой. Шанхай. Токио.

– Если тебе понадобится что-нибудь в дороге, эти ячейки смогут тебе помочь. Просто убедись, что за тобой нет хвоста, прежде чем нанести им визит.

Яэль сложила бумагу в восемь раз и убрала его: «Что-то еще?»

Губы пожилой женщины задрожали. У нее тряслись даже пальцы, когда она заправляла свои обесцвеченные волосы за ухо. Когда же она покачала головой, непокорные пряди вернулись на свое место.

– Я буду смотреть на тебя. – Хенрика кивнула на экран. Глаза у нее были мокрыми, а в шепоте слышалась напряженность. Печаль, наполненная годами, что они провели вместе: выпечка, чтение книг, шпионаж за клиентами пивной через дыру в доске в старой штаб-квартире. Годами, когда Яэль ощущала себя почти нормальным подростком.

– Сделай, что необходимо, а потом возвращайся. – То, как пожилая женщина сказала это, заставило Яэль подумать о всех оперативниках, которые не вернулись. Булавки, которые сняли с карты, оставившие следы крошечных дырочек в мире на багровой бумаге.

Яэль обняла Хенрику, зарывшись лицом в блузку женщины. Тонкая ткань содержала странную смесь запахов: сливочного масла и муки, старых документов и чернил для пишущей машинки. Руки Хенрики были намного сильнее, чем можно было предположить из-за их худосочности, сжимали ребра Яэль до тех пор, пока перед глазами у нее не поплыл туман. Несколько секунд Яэль отдыхала в этих слезах и объятиях. Затем она в последний раз глубоко вдохнула – библиотека, пекарня, дом – и вырвалась.

Ни одна из них не попрощалась. Это было слишком трудно сказать вслух. Слишком окончательно и убийственно сейчас.

Яэль подошла к двери и в последний раз взглянула на дальнюю стену. Где испещренные дырами континенты сочились красным, дымчато-серым.

В последний раз она видела подобную карту.

Потому что завтра начнется конец. Она собиралась участвовать в гонке от Германии до Токио. Она собиралась выиграть Гонку Оси и получить приглашение на Бал Победителя. Она собиралась убить фюрера и вызвать смерть Третьего рейха.

Она пересечет мир и изменит его.

Или умрет.

Глава 4

Сейчас. 9 марта 1956 года. Германия, третий рейх

Адель Вольф жила одна на окраине города. У нее была квартира на последнем этаже здания, с блестящим видом подмигивающих столичных огней. Она купила ее и оплатила в полном объеме еще год назад, потратив большую часть призовых денег от победы в Гонке Оси.

Только один из сотни фактов из папки Адель. Хотя Яэль знала каждый метр жилища победительницы благодаря информаторам и изучению старых чертежей здания, сама она никогда не была внутри квартиры.

Это должно было вот-вот измениться.

Яэль согнулась в кузове блестящего грузовика (Сопротивление фактически никогда не использовало прачечную на колесах для стирки, а только для слежки и курьерских поручений), наблюдая за входом в здание. Было тихо, почти так, как во время комендантского часа. За последние пять минут вышел только один пожилой мужчина, тащивший упирающегося бульдога, настоятельно призывающий его облегчиться, пока он топтался и ворчал под оранжевым светом фонаря. Теперь он ушел, и путь был чист: пустые улицы и ни одного автомобиля Гестапо. Высоко-высоко вверху ярко светились окна квартиры Адель Вольф.

– Готова? – Каспер, водитель и друг-оперативник, посмотрел на нее, повернув голову от подголовника с потрескавшейся кожей.

Смех пузырился у Яэль в груди. Готова? Её готовность ковалась годами. То, что началось в лагере смерти как упрямство ради выживания, расцвело в нечто гораздо более смертоносное. Подготовка Влада сделала ее жестокой в рукопашном бою. Смертельно точной с любым оружием, из которого стреляла. Книги Хенрики предоставили в ее распоряжение языки и информацию. В лагере она выучила русский, добавив его к родному немецкому. Японский, итальянский и английский появились позже, вместе с поверхностным знанием арабского языка. Она узнала все, что могла, о мотоциклах «Цюндапп КС 601». Она изучила остальных отобранных гонщиков, запоминая биографии и любимые обманные тактики. Втиснуть все это в слово, короткое и простое как «готово» казалось… забавным.

Отсюда и смех.

– Более чем, – сказала она Касперу. – Я просигналю из окна, когда схвачу цель. Будь готов помочь мне погрузить ее.

Каспер кивнул: «Не слишком затягивай. Через шестьдесят минут настанет комендантский час. Я хочу вернуть Победоносную Вольф Хенрике задолго до него».

Яэль убедилась, что ее лицо снова выглядело как у Мины Ягер. После одного, последнего осмотра улицы (все еще пустой, без лишних глаз) она выскользнула из грузовика и через холодную ночь проникла в мраморное фойе здания. В глубине находились двери лифта из блестящей латуни, зарешеченные яркими буквами «Х». Это был самый простой путь вверх, но он слишком походил на клетку. Слишком много «Х» пересекались у нее на лице. Перечеркивали ее.

Больше никогда.

Вместо этого она пошла по лестнице.

Яэль не теряла зря времени, достигнув двери квартиры Адель. Ее сердце стучало одновременно со стуком: стук, стук, стук, стук…

…

Ответа не было. Просто тяжелое молчание квартиры изливалось в холл. Привлекая внимание к резкости ее собственного сердцебиения.

Адель Вольф не было дома.

Пальцы Яэль взлетели к волосам Мины, вытянули две невидимки и распрямили их. На то, чтобы вскрыть замок, распахнуть дверь и войти ушло несколько секунд.

Внутри был такой беспорядок, который дал бы фору даже кабинет Хенрики. Признаться честно, Яэль не была чистюлей (Владу потребовалось три месяца, что заставить ее отказаться от привычки оставлять грязные стаканы в раковине, когда она жила на его ферме), но состояние квартиры Адель Вольф заставило ее отшатнуться. Одежда была повсюду. Наброшена на кресла. Скомкана у плинтусов. Стены были загромождены утвержденными рейхом картинами и фотографиями Адель на Балу Победителя, одетую в сложное кимоно и торжественно зажатую между фюрером и императором. Гиганты Востока и Запада, улыбающиеся в камеру.

Кожа Яэль поползла, плотно натягиваясь на кости. Она не могла долго смотреть на их лица, поэтому ее глаза скользнули к другим фотографиям: в рамках, разбросанных между давно стоящими, недопитыми кружками кофе без сливок.

Самая большая картина находилась у проигрывателя. На ней была изображена более молодая Адель: угрюмое лицо и скрещенные руки. Ее волосы, заплетенные в высокие косы, были самой яркой деталью в картине. Ее братья держали каждый по одной, выражения их лиц были полны веселья. Феликс и Мартин были красавчиками (Яэль отметила этот факт задолго до того, как впервые открыла дело Адель), хотя по этому фото трудно было сказать такое.

Мурашки. На этот раз не по коже, но в самом сердце. Яэль смотрел на лица братьев Адель – ее семьи – и подумала о волках на своей руке, об одинокой, потерянной стае.

Яэль повернулась ко всему спиной и закрыла дверь. Судя по вещам, Адель все еще упаковывалась. Быстрый взгляд на кухню показал, что чайник с водой стоял на зажженной конфорке. (Она вышла, чтобы с кем-то встретиться? Тогда она должна была воспользоваться лифтом.) Она скоро вернется – или квартира сгорит.

Конечно же, чайник свистел, выпуская пар, когда входная дверь с грохотом открылась. Яэль попятилась в тень шкафа с пальто из колючих тканей.

«Дерьмо!» – первое слово из уст Адель Вольф. Яэль наблюдала через щель в двери шкафа, как ее фигура метнулась через всю квартиру. Легким толчком она погасила пламя, бормоча все больше проклятий и громко завизжав, когда попыталась резко снять горячий чайник с конфорки.

Девушка обезумела и впала в истерику. Размахивала обожженными пальцами в воздухе. Ее проклятия распадались на «дерьмо», «черт» и на другие красочные фразы.

Пришло время нанести удар.

Мурашки, поползшие по коже Яэль, соединились с дрожанием сердца. Пальцами она сжала свой пистолет и начала выходить из шкафа.

– Вижу, что кое-что не изменилось, – голос, глубокий и мужской, зазвучавший всего в метре от нее, заморозил Яэль на полушаге. Свободные пальцы зависли над деревянной дверью шкафа: девушка была слишком потрясена, чтобы закрыть ее.

Это неправильно. Яэль месяцами следила за квартирой победительницы. Наблюдала, как та заходит и выходит. Иногда Адель тащила кучу коричневых мешков с продуктами, в другое время она была одета в гоночную экипировку, готовая поехать. Всегда она была одна.

Но не сегодня вечером.

Яэль стиснула зубы и скользнула обратно в лес зимних пальто. Полоса света из-за двери потемнела, когда посетитель шагнул ближе. Он стоял к шкафу спиной, но Яэль смогла разглядеть, что он был высоким, худым, сильным, а его мышцы были видны даже под объемной курткой. Он стоял как борец – ногами врозь. Даже поймай она его врасплох, она сомневалась, что сможет одолеть его и Адель.

Не тихо. Не без следов крови.

Кроме того, если этот неизвестный юноша пропадет (последний раз его видели в компании Адель Вольф), власти насторожатся. Такое было непозволительно для этой миссии.

– Черт, это больно! – Адель зашипела, дуя на обожженные пальцы.

– Из чего я делаю вывод, – юноша подошел к холодильнику и вытащил горсть льда, – Германия сотворила чудеса с твоим словарным запасом.

Проклятия Адель утихли. Она осторожно приняла лед, как будто ожидала, что юноша нанесет ей удар в любой момент.

– Мы оба знаем, что ты проделал весь этот путь сюда вовсе не за тем, чтобы критиковать мои манеры.

Юноша ничего не ответил. Его плечи странно напряглись, как будто это он ожидал от нее удара.

– Выкладывай, – вздохнула Адель.

– Ты не можешь участвовать в гонке завтра, – ответил юноша.

Взгляд Адель мог резать сталь. Она скрестила руки и стиснула зубы. Травмированный кулак плотно сжал кубики льда. – Почему?

– Я могу придумать около тысячи причин: умышленное выведение из строя мотоцикла, обезвоживание, слишком быстрая езда, переход через полноводную реку… Лука Лёве.

Челюсти девушки, как и кулак, сжались еще сильнее. Растаявший лед просочился сквозь пальцы, как слезы.

– А ради чего? – голос юноши звучал также жарко, как чайник. Шипели слоги. Кипели согласные. – Еще одного Железного креста? Большей известности на «Рейхссендере»? Больших денег?

– Я отправила большую часть своего выигрыша во Франкфурт. Тебе это известно.

– Нам не нужны твои деньги, Ада. Нам нужна ты. Пожалуйста. Настало время вернуться домой.

Домой. Яэль поняла, что это был не просто какой-то юноша. Это был брат Адель. Ее брат-близнец. Ну конечно. У него были такие же шелковистые, блондинистые волосы, как и у девушки, которая сжимала в кулаке лед. Были и другие общие черты: поза, одинаково сжатые кулаки.

Адель покачала головой и плотно скрестила руки.

– Нам почти восемнадцать, Феликс. Худшее, что может случиться с тобой, это призыв в армию механиком в одно из поселений Лебенсраума. Но меня выдадут замуж или отправят в Лебенсборн[5]. – Кулак Адель сжался еще сильнее, когда она говорила о программах селекции. Кубик льда, который она держала, выскользнул из рук и закрутился на плитках и досках пола. Успокоился он у двери шкафа. – Эта гонка – мой последний шанс избежать такой участи. Чтобы доказать, что я могу служить Рейху, также хорошо, как и любой мужчина.