Чему улыбаются дети

Чему улыбаются дети

Мирослава Садовина

© Мирослава Садовина, 2023

ISBN 978-5-0060-8614-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Чему улыбаются

ДЕТИ

Часть 1

Дни заключения

Глава 1

Увольнение

Гаша сидел, отодвинувшись от стола в большом кабинете. Ноги ему так и хотелось закинуть на стол, да и вообще расположиться максимально комфортно и вальяжно. Вот только всегда ему казалось, что закинув ноги на стол и руки сложив за голову, будешь только выглядеть вальяжно, но без всякого комфорта. Возможно, ему просто всегда попадались плохие столы и кресла. Только вот в этот раз, в этом кабинете, язык не мог повернуться сказать, что шикарный длинный стол и мягкие дорогущие кресла здесь плохие. Солнце сейчас было расположено в том часу (кстати, было время обеда), в котором свет ровно попадал в большие чистые белые окна, расположенные вдоль всей стены.

Гаша сидел в этом кабинете один, как раз напротив окон. Всё здесь сейчас принадлежало только ему одному. Весь кабинет был в его власти, и он неуёмно думал об этом. Он мог бы сейчас тут всё разломать, мог бы включить компьютер и посидеть в нём, мог бы сжечь всё или вскрыть сейф. Такие мысли иногда приходят. Вдруг осознаёшь, что ты прямо сейчас или ночью можешь встать, пойти и попытаться ограбить магазин или поджечь его. Ведь, чисто физически, всё так возможно и просто. Да, ты будешь сокрушаться, жалеть. Да, тебя арестуют и посадят в тюрьму. Ты загубишь одним действием себе жизнь или, по крайней мере, несколько лет, на которые тебя посадят. И, конечно же, ты не станешь делать этого. Это кажется просто безумием и сразу самому может стать плохо, если только допустить представление о том, чтобы действительно взять и…. Как было у Раскольникова. Но ты никогда этого не сделаешь. Такие же мысли появляются и по поводу разных вещей. Чего-то такого доступного и возможного и в твоих физических силах, но не в силах моральных.

И вот как раз Гаша представлял, как он может прямо сейчас разрушить кабинет директора, разорвать документы, разбить шикарные чистые белые окна. Или он мог бы ответить на звонок, который всё же проигнорировал. Звонок, однако, был скучной мыслью, по сравнению с каким-либо преступлением, разрушением, которое он мог сотворить прямо сейчас, за считанные секунды. Зачем? Не важно, ведь он не собирается делать это. Это просто мысли. Не хочет же он, чтобы его уволили с единственной хорошей для него работы. Не в том смысле, что это единственная работа, на которую могли его принять: он мог и устраивался на другие, но на этой он хорошо поднялся, закрепился и надеялся на дальнейшее повышение.

Почему Гаша вообще сидит в пустом кабинете своего начальника? Дело в том, что ему было сказано явиться до обеда, но так как Гаша в принципе опоздал сегодня на работу, он хотел прежде быстренько доделать вчерашнюю незаконченную работу, чтобы как раз, если спросят, он мог сразу показать все папки Алексею Владимировичу. Но к обеду не успел. И на обед не пошёл. Решил пойти прямо в кабинет, надеясь ещё застать там кого. Не застал. Тогда решил остаться. Он нервничал, что поступает не очень хорошо, так как в самом кабинете этом он прежде оказывался только в присутствии Алексея Владимировича. Сейчас же Гаша неожиданно понял, что не слышал нигде таких правил, чтобы без директора в кабинет директора входить было нельзя – это просто казалось нормальным и строго наказуемым. Вот только откуда такие порядки взялись в голове? Уйти было бы правильным решением, на взгляд Гаши, но обед должен был закончиться с минуту на минуту, а потому уходить смысла не было. Тревожил так же ещё один вопрос: «Зачем он меня позвал?». На самом деле Гаша догадывался. Начальник позвал его для того, чтоб объявить о повышении, и это было неоспоримо верной догадкой, ведь за последние недели Гаша пахал как несколько неугомонных лошадей. Делал свои задачи, брал задания у других, дополнительные брал, домой брал – от этого собственно и просыпал иногда работу.

Но выглядел бодро. По крайней мере, сейчас, когда ему удалось разобрать некоторые свои проблемы. Незнающие его люди спокойно могли дать ему лет тридцать, в чём несколько бы ошиблись, потому что Гаша моложе. Волосы у него тёмные, каштановые, торчащие во все стороны, если их не причесать. Он причёсывал, иногда даже прилизывал с лаком, когда шёл на работу, это, может, и давало ему лишних годов, чтобы выглядеть на тридцать, но взъерошенные больше шли к его лицу, а оно, между прочим, было красивым. Он был симпатичен, но ничем не выделялся. Сам об этом прекрасно знал и пытался отыскать в своём лице какие-нибудь особенности. На левой щеке, ближе к уху, располагались сразу несколько родинок, скопление – пожалуй, единственный знак отличия, но почти незаметный просто и, тем более, часто спрятанный под волосами.

Дверь открылась, начальник вошёл. С улыбкой Гаша встал, приветствуя вошедшего. Алексей Владимирович был мужчиной низким, почти лысым и толстым. Одет он был в белую рубашку, сверху её повязывал галстук, который, как представлялось внешне, душил его, но также казалось, что директор привык не обращать на это внимание за много лет. Как будто это «рогатка» – орудие наказания, ошейник, не позволяющий удобно прилечь отдохнуть.

Теперь о лице и позе. Только увидав Гашу, начальник остановился и поднял руки вверх. Рот в улыбке был приоткрыт так, словно хотел что-то сказать, но не находил слов. А глаза были выпучены. Они всегда были выпучены, что придавало несколько злой вид, даже когда Алексей Владимирович улыбался. Сейчас в этом взгляде Гаша видел радость и гордость сотрудником, а потому и сам улыбнулся.

– Какие мы..! Ах ты ж, Аганорёв..! – начальник точно не мог найти слов.

– Слов не можете найти, Алексей Владимирович? – чуть ли не смеясь, отвечал Гаша.

– Ни то слово, Аганорёв, ни то слово..!

Алексей Владимирович прошёл вперёд и встал напротив Гаши. Упёрся кулаками в стол и опустил голову:

– Ты прям.. ты прям как чувствовал, для чего я тебя позову! – нервно он начинал смеяться.

– Думаю, я действительно догадываюсь, для чего вы меня позвали, – Гаша последний месяц приучал себя отвечать на подобные вещи честно и прямо, не лукавить в подобном, не смущаться. Он увидел это в одном персонаже из книги и ему это понравилось. Эта черта располагала к себе (но только персонажа той книги. Сам Гаша никак не мог привить это свойство себе).

Алексей Владимирович запрокинул голову и захохотал:

– Ты… Да ты… Убирайся вон, – тон голоса резко сменился, смех в комнате затих. – Я вызвал его до обеда ещё, чтобы скорее он исчез с офиса, а он ещё и ко мне пришёл сидеть. В мой кабинет! Да кто тебе право такое дал, незнакомец!?

Начальник направился к Гаше, обходя стол и забрызгивая всё слюной. Гаша в шоке пятился назад, стараясь ответить:

– Подож.. п.. почему незнакомец-то? Владимир Алексеич, вы же меня знаете. Не узнали наверно?

– Узнал! Я вот тебя как раз узнал! А ты и имя моё запомнить не можешь! Не говоря уже про обязанности! Да ты понимаешь, сколько ты натворил за последний месяц!? Ладно месяц. Последнюю неделю помнишь!? Помнишь, чем ты занимался или у тебя болезнь какая!?

– Не переходите на это! Я помню, чётко помню! Я всю неделю работал. Я сортировал всё, я всё отправлял, писал. Я ведь даже работу других на себя брал..

– Ты не туда сортировал!!! Ты высылал не туда! Вообще не туда! Объяснить бы тебе популярно к чему это привело, да всё равно ведь не поймёшь! Так ты же ещё и у других работу брал! Ты подставил их всех, понимаешь! Ты.. Я не понимаю. Ты специально это делаешь или реально болеешь чем-то?..

– Нет! Владимир Алексеич, не специально! Я всё верно делал.

– Значит болен! На всю голову точно болен! Сотрудников таких мне не надо. Убирайся вон. Не могу.. не могу смотреть на тебя!

Гаша постоял ещё пару секунд, не моргая, силясь понять, словно ему ещё не всё объяснили. Двинулся на выход, обходя начальника, вновь прилипшего кулаками к столу.

– Стой! Карманы покажи!

– Что?

– Карманы выверни, говорю.

– Зачем? – упёрся Гаша, совсем не понимая, на что переходит его начальник.

– Ты в кабинете моём один сидел. Долго сидел. А учесть то, как активно ты старался прийти к увольнению…

– Да.. да что вы, в самом деле? – Гаша чувствовал, как трясутся его руки, поэтому постарался спрятать их за спину. – Я не специально и красть я бы точно не стал ничего.

– Сам выворачивай, а то охрану заставлю!

– Да вы с ума сошли! – вдруг Гаша осознал, что раз он уже уволен, то волен выражаться как угодно. И раз на него сейчас кричат, то имеет он такое же право ответить. И всегда, впрочем, имел.. – Ничего я не крал! А вам спокойной ночи, пусть вас совесть зажрёт во сне!

– Охрана!

Двое охранников сразу показались в дверях и остановились, ожидая указа и рассматривая Гашу.

– Взять, что стоим-то? Вывернуть ему карманы, – голос Алексея Владимировича сменялся на писклявый напополам с откашливанием.

– Ничего я не взял!

Гаша вывернулся из-под охраны и побежал в лифт. Скорей нажал кнопку и поехал на свой рабочий этаж. В голове что-то пульсировало. Гаша облокотился на оранжевую стену с перилами. Посмотрел на свои руки – дрожат.

– Что же вы всё дрожите-то? – тихо шептал Гаша. – Почему?

Он поднял голову и увидел в узком зеркале своё лицо.

«Как же плохо я выгляжу… От шока. Ничего не понимаю.. – думал он про себя. – Ничего… Всё закончено. Сейчас спокойно иду к своему месту, беру вещи, прощаюсь с коллегами и домой. Можно успокоиться…»

Тихая музыка в колонке прервалась, а через секунду оттуда раздался поскрипывающий голос:

«Внимание всем сотрудникам! С верхнего этажа бежит Аганорёв Алексей Павлович, ещё утром ваш коллега… (в этот момент лифт остановился на нужном этаже, и двери раскрылись. В коридоре стояли коллеги Аганорёва и слушали обращение) теперь же наглый вор! Просим задержать, если видите его, охрана подойдёт. Ещё раз: Аганорёв Алексей Павлович, просим задержать».

Сотрудники смотрели в лифт, Аганорёв смотрел на сотрудников. Нервная улыбка, ведь ситуация по истине смешная, и Гаша бросился через сотрудников к своему рабочему месту. Никто ничего толком понять не мог, поэтому его никто не останавливал.

– Аганорёв, тебя задержать просят. Что такого ты натворил? Правда украл? – с повседневным спокойствием, но любопытным взглядом и усмешечкой спросил Михаил, глотнув свой кофе и повернувшись на кресле к столику Гаши. Тот в этот момент очень быстро раскидывал всё на столе и собирал нужное в сумку.

– Нет. Приятного аппетита, Михаил.

– М-м, спасибо, – коллега улыбнулся и откусил пирожное. Поворачиваясь на кресле, проводил Гашу взглядом. За ним уже бежала охрана. – Да, ребят! Не брал Алёшка ничего!.. Наверное, – добавил он потише и спрятался в чашку с кофе.

Охрана немного притормозила от его слов, но затем опять побежала. Остальные люди на этаже с недопониманием смотрели на Михаила.

– Не брал он ничего. Ложная тревога эта, ребят. Работаем дальше, ра-бо-та-ем!

***

«Вот и всё… теперь точно всё. Убежал. Да какого это вообще было? Так нелепо… даже смешно», -Гаша действительно мог бы сейчас засмеяться. Он выбежал из офиса прямо в ближайший, сразу через дорогу, парк, больше похожий на сквер.

«Ничего… они ведь посмотрят камеры и увидят, что ничего я не трогал. Сами посмеются. Никаких проблем не будет. Не может быть. Только… почему уволили-то?..»

Гаша восстановил немного дыхание стоя, а потом прошёл к скамье и плюхнулся на неё. Опрокинулся назад и вдохнул поглубже. Этот новый, живой воздух растворился в теле, успокоил, поделился своей жизнью. Гаша всегда возвращался с работы через этот парк, и даже в самые тяжёлые дни его жизни, именно в момент прохождения парка, среди живых деревьев, травы, кустов, цветов он начинал чувствовать, что справляется с ситуацией. Что всё не так плохо и исправить это легче, чем казалось. Правда, чувство это частенько оставалось в самом же парке и не собиралось следовать дальше, домой.

Гаша лежал, раскинув ноги и руки, заняв всю скамейку, и ничего не видел. Внимание его было сосредоточено на бегающем по его векам луче солнца, старательно пробивающимся сквозь листву. Этот луч очень часто прыгал из-за ветра, но глазам Гаши было от этого только приятнее. И в левый глаз прилетел мяч.

– Ой… – воскликнул и затих один ребёнок.

– Ты чего сделал? – раздавались голоса подростков спереди, один из них сдерживал смех.

– Дядь, простите. Вам очень больно?

Гаша не мог на них посмотреть. Боль была лишь в одном глазу, но открыть не получалось оба. Оба слезились. Гаша скрючился, держался рукой за глаз, но не издавал ни звука. Он опять поймал себя на странной мысли. Такое бывает, когда в подобной ситуации ты вроде должен беспокоиться о здоровье, отвечать на вопросы, но думаешь о каких-то странных вещах:

«Почему я держусь за глаз? Это что, его лечит? Или я его защищаю от чего-то на инстинктах? Так ведь не от чего защищать. Но и отпустить не хочу».

– Дядь, верните мяч, пожалуйста?

Дяде не хотелось выглядеть ребёнком или заставить детей думать, что они ему навредили (а может, их его здоровье вовсе не волновало, судя по последней просьбе). Гаша приоткрыл здоровый глаз, чтобы взглянуть на них. Тут же вытекла слеза, чего Гаша не заметил, в отличие от детей. И только теперь Гаша понял, что держит во второй руке тот самый мяч. «Вот от чего они ещё не ушли. Не здоровье им моё важно, а мяч…». Откуда у Гаши являлись сегодня такие мысли, он не мог понять и сам. Кинул детям мяч. Те ушли, а он, уже освободив от руки больной глаз, крепко зажмурился.

Этот мяч словно переключил его несколько забавные мысли о своём побеге на осознание того, что у него больше нет работы. Захотелось не тихо выругаться. Выругался тихо, но достаточно прилично:

– Чёрт…

Вдруг справа раздался мужской слегка возмущённый кашель, как бы намекающий – «Эй, парень, здесь помимо вас ещё люди, уважайте их». Гаша не подозревал, что он на скамейке не один, поэтому вздрогнул. Даже чуть ли не подпрыгнул. Испугался, зато быстро прозрел.

– Извините, я…

Гаша был на скамейке один. Да, тот человек мог уже уйти. Возможно это он один из тех мужчин, кто сейчас отдаляются отсюда. Но не мог же он так быстро и бесшумно уйти. Даже больше! Гаша расползся по скамейке так, что места для ещё одного просто не могло быть (если только.. для совсем худого взрослого или ребёнка). Гаша подобрал ноги и сел прямо. Глаз опять заболел, пришлось прикрыть его.

«Жжёт… можно, вернее давно нужно холодного было приложить. Зачем это кстати делают? Ладно, плевать, делают и делают. Не без повода же?»

Гаша встал и направился домой. От парка не далеко, что удобно. А по пути продают холодный квас. Пить его не было аппетита, зато боль с синяка снимал. Немного, конечно, странно выглядело, как взрослый мужчина в костюме уверенно идёт по улице и всматривается в бутылку, как в подзорную трубу. Его это не смущало. Вернее смутило немного в начале, а потом он посчитал это забавным, как свой недавний побег. На перекрёстке Гаша даже специально посмешил одного мальчика, заодно и его маму, небольшой пародией на пирата или капитана корабля.

Мама потом, правда, возразила, стала объяснять сыну, что так на дороге делать нельзя. «Да, она на самом деле права», – признался Гаша.

Быстро Гаша добрался до подъезда во дворе. Дверь там была очень часто на кирпиче, поэтому Гаша легко вошёл внутрь, никого не побеспокоив, и стал подниматься наверх.

А дома, кроме бойкой старушки-хозяйки, никто Гашу не мог ждать. Квартира была четырёхкомнатной, каждая комната сдавалась (кроме комнаты хозяйки), но заселено было только две, считая Гашину. Соседями его была молоденькая пара, собирающаяся скоро жениться. Люди весёлые, активные, и что всегда радует – культурные и не шумные. Утром они оба уходили в один вуз, а вечером, а иногда и ночью или на другой день возвращались. Иногда случалось, готовили завтраки и оставляли порции для хозяйки и Гаши. Это был милый жест с их стороны, учитывая то, что с Гашей они почти не общались, даже почти не были знакомы. Обоих звали Лерами. Хозяйке они нравились, хотя сначала, она думала, что не сможет их полюбить так же, как Гашу. Конечно, она всегда ждала оплаты жилья (платил Гаша всегда вовремя, с уважением), но по своему любила Гашу и иногда убирала у него в комнате, также готовила поесть. Но была эта любовь, в случае чего, быстро прерывающейся. Такое бывает, это нормально, и Гаша знал, что чуть что – старушка откажется кормить, а может и дверь в дом запереть. Но пока этого ни разу не было.

Деньги съехать в отдельную квартиру были. Вот только не хотелось. Был здесь своеобразный дружелюбный уют, который полностью нравился Гаше.

– Меня уволили, Алёна Павловна, – сказал Гаша, как только ему открыли дверь, и улыбнулся.

– Ох ты ж… А платить кто будет? Как будешь?

– Заплачу, не переживайте. У меня есть некий план.

– Ну, раз план так… супчик будешь?

– Буду.

– А с глазом чего это?

– А с глазом это так… мячом дети попали. А супчик с пшёнкой?

– С пшёнкой. Проходи давай. Я пол помыла! Обувь снимай!

– Да снимаю я, снимаю! Всё нормально!

Алёна Павловна пошла на кухню, а Гаша стал стягивать с себя туфли. Вдруг услышал с кухни голоса и смех. Это были те самые молодые соседи. Лера что-то активно рассказывала:

– Он научил его не извиняться за свой приход, ну, вернее опоздание, а говорить место этого «спасибо, что подождали». Так ведь зря! Это, конечно, хорошо, но не вписывается в ситуацию, когда не ждал его никто и даже забыли, как он выглядит, так как не появлялся у нас… ну месяца четыре! Тут явился, словно мы ждали его это время всё. А он ведь ещё так влетает, и, честно говоря, когда он сказал «благодарю, что подождали», его никто не узнал сначала, а потом все заржали, когда преподаватель в списках нашёл его, как «Степаненко».

– Да, смеялись мы там все! А пуще всех преподаватель как раз. Антон такой цирк устроил! Так а преподаватель смеялся потому, что сам ведь и в шутку научил его этому. Василий Палыч стоял и лицо руками закрывал, а видно было всё равно, что лицо у него краснющее, а первые ряды потом ещё говорили, что даже слёзы у него текли от смеха.

Лера расхохоталась сильнее. Алёна Павловна наливала суп и тоже улыбалась. Она не совсем понимала, над чем смеётся сейчас молодёжь, однако ей доставляло удовольствие то, что они делятся с ней этим своим позитивом, этой забавной ситуацией, анекдотом, которой останется для неё загадкой.

– О, Алексей, здравствуй! – воскликнула Лера Гаше, как только он вошёл на кухню.

– Руки помыл? – спросила хозяйка.

– Нет ещё, не помыл, – Гаша продвинулся к раковине.

– Куда-а!? Иди вон… в ванной мой, – совсем без злобы проворчала Алёна Павловна.

Гаша ушёл, с чистыми руками вернулся на кухню. Суп его уже стоял на столе. Молодёжь поела, но продолжали сидеть за столом – пили чай.

– А чего вы сегодня дома? – спросил Гаша.

– А сегодня праздник, – отвечала Лера. – Хотя впрочем, неважно.

– Сегодня даже два праздника. – Сказал её жених, тоже Лера.

– Не-а, три, – добавил Гаша, не догадываясь пока, о каких своих праздниках они говорят. – Меня уволили.

– Ой… ну а нас преподаватель всех пригласил на свой день рожденья. Так что, Алёна Павловна, не ждите нас вечером! Мы, может, под утро только придём, – говорила девушка.

– Ага, – Валера обнял её и поцеловал в щёку.

– А меня сегодня тоже вечером не будет, – сказала Алёна Павловна.

– А вы куда? – спросила девушка.

– Подруга в гости зовёт на дачу, Рая. Поэтому уеду я. Ключи брать не забудьте и смотрите мне, внимательнее тут!

– Так мы же уезжаем.

– Лёша остаётся.

– Да я дома буду, – успокоил Гаша, – всё время буду. Устал жутко, лягу спать. А так, за домом пригляжу. А что у вас там такое интересное устраивает преподаватель? – спросил Гаша обращаясь к Лерам.

– Ха-ха, да разное будет, – посмялся Лера. – Но на самом деле мы фонтаны поедем смотреть. Это те, что…

– В соседнем городе?

– Не, не.. Это дальше, – парень отпил свой чай.

– Да-да! – подтвердила девушка. – Так вот туда поедем, а они ведь ночью светятся. Поэтому пока туда-сюда, там ещё погулять надо, в кафешке посидеть, поплясать… Так что только под утро вернёмся.

– Или через день, – добавил Лера.

– Ну здорово вам тогда погулять. Интересный у вас преподаватель.

– Да, он у нас такой, – протянула девушка. – Спасибо за пожелание! Тебе тоже удачи с работой. Ну, в смысле… в поиске новой.. а?

– Да, спасибо..

Молодые допили чай с хлебом и ушли к себе в комнату, им пора было собираться. В их компании Гаша всегда чувствовал себя гораздо взрослее. Ему нравилось это, но специально он этого не добивался. Он просто сам начинал себя вести капельку иначе.

Гаша доедал суп в тишине (Алёна Павловна тоже ушла в свою комнату). Встал мыть посуду за собой и заодно взял чашки соседей. Они не просили мыть за ними, вероятно, потом вернулись бы пить снова. Но из чистого им было бы приятнее пить, «ведь так?» – рассудил Гаша. Тихо включил себе радио фоном, играла музыка.

Включил воду, начал тереть. Помыл свою тарелку, ложку.. Принялся мыть чашку Валеры. Что-то вдруг дёрнуло его руку, и в раковину капнула слегка красного оттенка пена. Защипало на пальце.

– Да что ж такое-то сегодня?!..

Гаша смыл быстро пену с руки – палец был неглубоко прорезан. Он смыл пену с чашки – был надломлен краюшек, а он смылся вместе с пеной.

– С какой ноги я сегодня встал? Алёна Павловна! Где ваша аптечка!?

Хозяйка прибежала из своей комнаты.

– А что случилось-то!?

– Да палец слегка порезал, ничего серьёзного.

– Ничего серьёзного?! Ты мне чашку сломал! Ничего серьёзного…

– Алёна Павловна…

– Да шучу я. Сейчас принесу, – и старушка убежала обратно в комнату и вернулась уже с аптечкой. Посадила Гашу и сама стала обрабатывать ему рану.

– А чашка-то чья? – спросила она.

– Леры.

– Какой Леры?

– Валерия.

– Лера!!!

– Какой-ая!? – донеслось два голоса из комнаты.

– Валерий! А Алёша твою чашку разбил!

– Она же ваша!

– Теперь твоя! Ты сегодня мусор выносишь!

– Хорошо, Алёна Павловна! – из комнаты засмеялись.

Палец был засыпан стрептоцидом и замотан бинтом.

Глава 2

Суд

Этой ночью Гаше снились странные сны. То снилась тишина, и речь не про пустоту – сон точно был, и снилась тишина и приятное спокойствие. Потом беспокойствие. Снился паук с длинной шеей, снилась ручная большая ярко-зелёная лягушка, которая в конце убежала, и Гаша искал её. Пока он искал её под кроватью, к нему пришли какие-то люди. Стояли возле него и что-то про него говорили. Осуждали его словно. А рядом с ними, но как бы отдельно стоял ещё один человек, только светлее остальных. Он пришёл не с ними, а вроде был в комнате изначально, хотя его не было до прихода этих людей. Он одобрял происходящее, кивал головой троим пришедшим. Те потянулись руками к Гаше, стали что-то делать. Тело Гаши почти не могло сопротивляться, как когда во сне пытаешься шевелись настоящим телом. Гости схватили его руки и больно заломили за спину. В момент, когда Гаша открыл глаза, щёлкнули наручниками.

Гаша не мог подняться с постели или хоть как-то сопротивляться. На него хорошенько давили две пары сильных рук. Давили так, что в один момент Гаша стал чувствовать, что задыхается, хотел вывернуть голову из подушки, но и на голову опустили руку. Он не мог ничего сказать, сделать, не мог дышать. Он только три раза услышал: «Вы арестованы»…

***

– Я не понимаю только за что? Что я сделал такого, чтобы ко мне вот так ночью приходили? Они ничего не объяснили, – разговаривал Гаша со следователем.

– Объясняю. Вы задержаны за кражу, совершённую в особо крупном размере. Семьсот двадцать тысяч рублей, между прочим, Алексей Павлович. За это вам полагается семь лет тюрьмы.

Гаша сначала от абсурда заулыбался, затем глаза словно загорелись и начали слезиться, Гаша тут же сменился в лице и сделался вдруг очень серьёзным и внимательным. Говорил тихо и спокойно, всматриваясь в глаза следователя.

– Не было такого. Я не крал. Я дома был, меня уволили..

– Я знаю. И мы предполагаем, что это стало одним из триггеров, побудивших вас к ограблению.

– Ничего не понимаю. Объясните, кого я ограбил?

– Начальника своего, Алексея Владимировича Солженицына. Знаете такого? Не будете же отрицать, что знаете?

– Да нет, его я знаю. А-а! Всё, я понял. Смотрите, он вчера только подумал, что я его ограбил. Он утром вызвал меня к себе, я пришёл, в кабинете его не было, но я ждал там, поэтому меня одного он там и застал. Это во время обеда было. Я думал, что Владимир Алексеич меня повысить хочет, ведь я так упорно работал всю неделю, хотя оказалось, казус какой-то вышел, и я всю неделю не то, что надо делал. Он уволил, и мы немного поругались, после чего он захотел обыскать меня, так как думал, что я мог что-то взять из его кабинета. Охрану вызвал, а я… сейчас понимаю, что не надо было убегать… Я в шутку убегал, честное слово. Я ведь не брал ничего и, вдобавок, был оскорблён, не хотелось, чтобы у меня ко всему карманы выворачивали. И я думал, что они потом посмотрят камеры и увидят, что я ничего не делал, просто сидел на стуле. Спасибо, что слушаете меня, а не как в фильмах показывают..