Наблюдатель

Она уже говорила об этом с Томом. Два года прошло с тех пор, как они вдвоем пытались выяснить, в чем Джиллиан оплошала как мать и таковы ли и другие дети. У Тома не было ответов на эти вопросы.

– Если б ты только чуть больше общалась с другими матерями, – сказал он, – тогда бы лучше понимала, что делаешь не так. Возможно, ты даже знаешь, как нужно, но по каким-то непонятным причинам отказываешься налаживать контакт.

– Я не отказываюсь. У меня действительно не получается общаться с другими матерями.

– Это обыкновенные женщины, и они не сделали тебе ничего плохого.

Конечно, Том прав. Но дело было не в этом.

– Они ведь тоже меня не принимают. И каждый раз почему-то получается… будто мы говорим на разных языках. Любая моя мысль истолковывается превратно. И совершенно не вяжется с тем, что говорят они.

Джиллиан прекрасно понимала, как это прозвучало для Тома, конченого рационалиста, – бред, полная ерунда.

– Чушь! – воскликнул он. – Это все твое воображение. Ты же умная женщина. Привлекательная, успешная. И у тебя довольно симпатичный муж, тоже не совсем неудачник. Наконец, здоровый, яркий, красивый ребенок. Откуда эти комплексы?

Разве у нее есть комплексы?

В задумчивости Джиллиан стряхнула пепел с сигареты в окно машины.

В самом деле, какие у нее были причины комплексовать? Пятнадцать лет тому назад они с Томом основали в Лондоне фирму – налоговое и финансовое консультирование. Оба выкладывались по полной, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, и это принесло плоды. Сейчас у них работали шестнадцать человек. И Том не упускал случая лишний раз напомнить, что ничего не добился бы, если б не Джиллиан.

С тех пор как родилась Бекки, Джиллиан перестала появляться в офисе каждый день, но всегда вела своих клиентов. Ради них ездила на электричке в Лондон три-четыре раза в неделю. Пользовалась возможностью самой планировать свой день. Когда была нужна Бекки, просто оставалась дома и наверстывала упущенное по работе в выходные. Все шло хорошо. Джиллиан не на что было жаловаться.

В зеркальце заднего вида мелькнули темно-синие глаза под рыжей челкой. С длинными, вечно растрепанными волосами, Джиллиан плохо вписывалась в стандартный образ деловой женщины и слишком хорошо помнила, сколько неприятностей принесла ей в детстве рыжая грива, плюс неизменное приложение к ней – веснушки. Потом Джиллиан поступила в университет, где познакомилась с Томасом Уордом, который стал не только ее первым парнем, но и единственной любовью, главным мужчиной жизни. Он восхищался ее волосами, а после того как пересчитал все до одной веснушки, Джиллиан и сама начала ценить особенности своей внешности и перестала стесняться. «Об этом ты тоже должна помнить, – говорила она себе. – Обо всем хорошем, что Том привнес в твою жизнь. Ты замужем за прекрасным человеком».

Джиллиан докурила сигарету, и тут ей пришла мысль съездить в лондонский офис. Работы накопилось, а она – лучшее средство против навязчивых мыслей, это Джиллиан знала из собственного опыта. Она решила заглянуть домой и выпить последнюю чашку кофе, прежде чем отправиться на вокзал.

Джиллиан завела машину. Может, стоит еще разок встретиться с Тарой Кейн… Подруга работала в Лондоне прокурором и была, по словам Тома, которому не особенно нравилась, радикальной феминисткой. Последний раз Тара так прямо и сказала Джиллиан, что та на пороге глубокой депрессии. Возможно, она была права.

2

Самсон долго прислушивался, и лишь убедившись, что внизу никого нет, прошмыгнул по лестнице в одних носках. Он хотел быстро обуть ботинки и куртку и незаметно выскользнуть за дверь, но не успел завязать шнурки, как кухонная дверь приоткрылась, и появилась его невестка Милли. То, как она к нему приближалась, напомнило Самсону выслеживающую добычу хищную птицу.

Он выпрямился.

– Здравствуй, Милли.

Милли Сигал была из тех женщин, кто, еще не перешагнув сорокалетний рубеж, навлекает на себя сомнительные комплименты вроде: «А ведь когда-то наверняка была хорошенькой…» Блондинка с безупречной фигурой, она была злостной курильщицей и слишком любила загорать, из-за чего ее лицо с правильными чертами испещряли бесчисленные морщинки и трещинки, которые не только старили Милли, но и придавали ей изможденный, озлобленный вид.

Последнее, впрочем, объяснялось не только нездоровым образом жизни. Милли действительно была вечно всем недовольна. Самсон говорил об этом с братом, и тот объяснил ему, что Милли живет в неколебимом убеждении, что она обижена судьбой. И дело не в том, что с ней когда-то приключилось что-то трагическое, но в совокупности ежедневных мелких несправедливостей и разочарований. Всякий раз, когда Гэвин, муж Милли, спрашивал, что именно делает ее жизнь такой невыносимой, она отвечала: «Всё. Всё вместе».

Часть этого «всего вместе» составлял Самсон, и сам это прекрасно понимал.

– Мне послышалось, ты куда-то собираешься…

Она не была одета. Когда Милли не особенно спешила на работу, надевала спортивный костюм и готовила мужу завтрак. Гэвин работал водителем автобуса. Иногда ему приходилось вставать в пять утра. Милли варила ему кофе, жарила яичницу с беконом и подсушивала в тостере хлеб для сэндвичей, которые Гэвин брал с собой. Она вела себя как заботливая супруга, но Самсон очень сомневался, что за этим стояли искренние чувства.

Гэвин, которому приходилось выслушивать ее бесконечные жалобы и упреки, платил за эти завтраки слишком высокую цену. Во всяком случае, он немного потерял бы, если б в эти ранние часы оставался на кухне один – с чашкой кофе, тостами, домашним джемом и утренней газетой.

– Мне нужно идти, – ответил Самсон, застегивая куртку.

– Что-то насчет работы?

– Пока нет.

– Ты хоть пытаешься?

– Конечно. Но времена сейчас тяжелые.

– На этой неделе ты ничего не дал на хозяйство, а я как раз собиралась в магазин…

Самсон вытащил из кармана бумажник и протянул ей купюру.

– Этого хватит?

Милли замялась, но деньги взяла.

– Все лучше, чем ничего.

«Что ей нужно? – спросил себя Самсон. – Она ведь остановила меня не только из-за денег».

Он вопросительно посмотрел на невестку.

– Гэвин вернется в полдень. Обедаем в два. Я сегодня работаю в вечернюю смену.

– Я не приду к обеду.

Она пожала плечами:

– Просто чтобы ты знал.

Поскольку больше Милли сказать было нечего, Самсон коротко кивнул, открыл входную дверь и вышел в холодный день.

Каждое столкновение с Милли вселяло в него нервозность, неуверенность и робость. В ее присутствии становилось трудно дышать. За дверью у Самсона словно гора с плеч свалилась.

Как-то раз ему довелось подслушать разговор брата и Милли, из которого он узнал самое сокровенное желание невестки – чтобы Самсон как можно скорее съехал куда-нибудь, оставив дом в их с Гэвином полном распоряжении. После этого Самсон стал воспринимать ее иначе. Ведь в его присутствии Милли никогда не строила никаких намеков, ничем не давала Самсону понять, что он здесь лишний. Кроме того, до того он не подозревал, какое давление оказывает она на брата.

– Я хотела нормальную семью, – прошипела Милли, – а что получилось? Какое-то общежитие.

– Не говори так, – отвечал Гэвин тоном человека, слишком много раз имевшего дело с набившей оскомину темой. – Он мой брат, а не квартирант.

– Если бы! Тогда, по крайней мере, мы бы имели с него деньги. А так…

– Это ведь и его дом, Милли. Мы оба унаследовали его от родителей. У Самсона здесь не меньше прав, чем у меня.

– При чем здесь права, я о другом…

– О чем же?

– О воспитанности. Чувстве такта, наконец. Мы с тобой – супружеская пара, когда-нибудь у нас будут дети. Самая настоящая семья. Он – пятое колесо в телеге. Любому на его месте было бы ясно, что он мешает и должен подыскать себе другое жилье.

– Но мы не можем этого от него требовать. Я должен буду выплатить Самсону стоимость его доли, чего сделать не могу, либо компенсировать арендную плату, хотя бы на первое время… Боже мой, Милли, ты ведь знаешь, сколько я зарабатываю. Этот вариант точно не для нас.

– Как брат, он не должен брать с тебя денег.

– Но ему ведь придется платить за съемное жилье. Он безработный. Как ты вообще себе это представляешь?

– Тогда давай съедем мы.

– Ты действительно этого хочешь? А как же дом с садом? Ничего не имею против квартиры, но ты уверена?

Самсон вспотел, подслушивая этот разговор за дверью. Конечно, Милли не нужна никакая квартира. Престиж для нее превыше всего. Ради этого она смирится и с нелюбимым деверем.

Родители Милли – люди скромного достатка. Брак с владельцем особняка – самое большое достижение в ее жизни, даже если речь идет об узком типовом доме на оживленной улице. Ей так нравится приглашать в гости подруг, хвалиться садом, за которым она действительно тщательно ухаживает… Нет, Милли не съедет. Это должен сделать он, Самсон.

На последний вопрос мужа Милли не ответила, но ее молчание было достаточно красноречивым.

Самсон стряхнул с себя воспоминания о неприятном разговоре и пошел по улице. Обычно он выстраивал маршруты прогулок по определенной системе, привязанной к строгому расписанию, от которого уже отклонился на пять минут, потому что слишком долго не решался спуститься в прихожую, а потом был остановлен Милли.

Работу водителя по доставке на дом замороженных продуктов Самсон потерял еще в июне. Замороженные продукты стали дороги, и клиенты сбавили обороты. В результате фирма пошла на сокращение штатов. Самсон, которого взяли на работу последним, оказался в числе первых жертв, что было ожидаемо.

Он шагал бодро. Дом, который они с Гэвином унаследовали от родителей, стоял в самом конце улицы, впадавшей в этом месте в еще более шумный и менее шикарный переулок с узкогрудыми домами и вытянутыми, как полотенце, садиками. Та же улица на другом конце, упиравшемся в гольф-клуб, являла совсем иную картину – просторные особняки с башенками и эркерами, большие участки земли с высокими деревьями за подстриженными живыми изгородями, коваными чугунными оградами или приземистыми каменными заборами. Импозантные автомобили на подъездных дорожках и разлитое в воздухе сонное, нерушимое спокойствие.

Саутенд-он-Си располагался в сорока милях к востоку от Лондона и простирался вдоль левого берега Темзы до того места, где она впадала в Северное море. Здесь было все необходимое для нормальной жизни – магазины и школы, детские сады и кинотеатры, обязательный парк аттракционов, протянувшийся вдоль побережья, песчаные пляжи, клубы парусного спорта и серфинга, пабы и дорогие рестораны.

Многие семьи, для которых Лондон оказался слишком дорог или пожелавшие воспитывать детей в более здоровой среде, нежели та, которую может предложить современный мегаполис, переехали сюда. Саутенд состоял из нескольких округов, в числе которых был и Торп-Бэй, где жил Самсон. Торп-Бэй, в свою очередь, состоял по большей части из широких, слегка волнистых лужаек и теннисных кортов, располагавшихся сразу за городом и отделенных от него только дорогой. Это была настоящая приморская идиллия – зеленые улицы, любовно ухоженные сады и уютные дома. Ветер с реки нес запах соли и водорослей. Самсон вырос здесь и не представлял, как мог бы жить где-то в другом месте.

Незадолго до Торп-Холл-авеню он повстречал молодую женщину с большой беспородной собакой. Они гуляли здесь каждое утро, но на этот раз уже возвращались домой. Самсон часто следовал за этой женщиной до самого ее дома и достаточно уверенно представлял себе обстоятельства ее жизни. Ни мужа, ни детей. Была ли она разведена или никогда не имела своей семьи, этого Самсон сказать не мог. Но жила она в маленьком двухквартирном доме с большим садом. Работала, очевидно, из дома, потому что никуда не выходила, кроме как в магазин или гулять с собакой. Часто получала пакеты через различные курьерские службы. Возможно, ее деятельность была связана с литературой. Женщина писала рецензии или редактировала рукописи для издательства.

Время от времени она уезжала на несколько дней, и тогда собаку выгуливала ее подруга. Как видно, иногда и фрилансерам приходится наведываться к работодателю.

Чуть дальше пожилая дама подметала тротуар перед домом. Ее часто можно было видеть на улице, и сегодня она убирала последние листочки, нападавшие с дерева за забором в ее дворе. Похоже, уборка давно стала для нее ритуалом, который дама соблюдала, даже когда мести, с точки зрения постороннего человека, было нечего.

Самсон знал, что она не замужем. Даже менее внимательному наблюдателю было понятно, что не ради листьев женщина старается как можно дольше задержаться на улице. К ней никто не ходил – ни друзей, ни знакомых. Если и были дети, они о ней не заботились.

– Доброе утро, – беззвучно прошептала старушка.

– Доброе утро, – пробормотал в ответ Самсон.

Он взял за правило не вступать в контакт с людьми, за которыми наблюдал, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. Но мимо этой женщины не мог пройти, не поздоровавшись. Кроме того, подозрительный молчун имел бы еще больше шансов остаться у нее в памяти. Так она по крайней мере не будет думать о нем плохо.

Наконец Самсон добрался до домов, выходящих окнами на парк, особенно красивый и тенистый летом. Один из домов принадлежал семье Уорд. Самсон знал об Уордах больше, чем о ком-либо из их соседей. Когда после смерти родителей возникли проблемы с налогом на имущество, Гэвин заручился поддержкой Томаса Уорда. Уорд с женой занимались юридическим и финансовым консультированием, держали офис в Лондоне и помогли вконец отчаявшемуся Гэвину на таких щадящих условиях, что он до сих пор не позволял себе ни одного недружелюбного слова в их адрес. Хотя в целом Томас Уорд являл собой тот тип, который одинаково не нравился обоим братьям – слишком большая машина, костюмы из тонкого твида, неброские, но явно очень дорогие галстуки.

– Никогда не суди о людях по внешнему виду, – так говорил Гэвин, когда речь заходила об Уордах. – С ними всё в порядке.

Самсон знал, что Джиллиан Уорд не каждый день ездит в лондонский офис, причем так и не смог обнаружить в ее графике какой-либо регулярности. Похоже, ее не было. Зато была двенадцатилетняя дочь Бекки, о которой нужно заботиться и которая часто казалась Самсону замкнутой и дерзкой. Похоже, матери приходилось с ней нелегко.

Самсон был поражен, увидев, как машина Джиллиан повернула к гаражу. Это и в самом деле было странно. Самсон заметил, что Джиллиан и другая женщина – очевидно, мама одноклассницы Бекки – по очереди отвозят обеих девочек в школу. И на этой неделе была точно очередь не Джиллиан. Может, она ездила не в школу, а в другое место, но куда? Что за дела могут быть у нее в столь ранний час?

Самсон остановился. Уж не собирается ли она в офис? На машине до железнодорожного вокзала, «Торп-Бэй» или «Саутенд Сентрал», далее на поезде до лондонского вокзала «Фенчерч-стрит». Самсон прекрасно представлял себе все ее маршруты.

Он проследил, как она исчезла в доме. В прихожей зажегся свет. Поскольку в красивой, покрытой красным лаком двери Уордов имелось ромбовидное окошко, с улицы можно было заглянуть в прихожую и на кухню напротив. Как-то раз Самсон наблюдал, как Джиллиан, после того как семья позавтракала, вернулась за кухонный стол, налила себе чашку кофе и выпила ее медленными глотками. Забытая газета лежала рядом. Джиллиан смотрела в противоположную стену.

Тогда Самсон впервые подумал о том, что она несчастна. Эта мысль причинила ему боль, потому что Самсон очень симпатизировал Уордам. Джиллиан совершенно не соответствовала тому типу женщин, которых принято жалеть, и Самсона самого удивила и обеспокоила его участливость.

Уорды – идеальная семья. К такому выводу он пришел, когда однажды вечером застал их всех за барбекю на внутреннем дворе. Их совершенство притягивало почти магической силой. Респектабельный отец. Очаровательная, интеллигентная мать. Симпатичный, живой ребенок. Милый черный кот. Красивый дом с ухоженным садом. Два автомобиля. Ни богатства, ни излишней роскоши, уверенный в себе средний класс – мир, который всегда прав. О такой жизни Самсон всегда мечтал и находил утешение в том, чтобы наблюдать ее со стороны, раз уж ему не суждено быть ее частью.

Он подошел к садовой калитке и попытался заглянуть на кухню. Джиллиан стояла, прислонившись к столу. Держала в руках толстую керамическую кружку и пила, как всегда, в задумчивости, маленькими глотками. О чем она думала на этот раз? Джиллиан казалась погруженной в свои мысли.

Самсон не мог позволить себе подолгу задерживаться на одном месте, тем более посреди улицы. Но ему очень хотелось знать, чем так взволнована Джиллиан Уорд, хотя бы ради того, чтобы успокоиться самому. Вряд ли это связано с мужем или ребенком. Может, мать или отец Джиллиан больны? Скорее всего, что-то в этом роде.

Самсон быстро зашагал по Торп-Холл-авеню, мимо парков, теннисных кортов и Торп-Бэй-Гарден, пересек Торп-Эспланаду, где уже успокаивалось лихорадочное утреннее движение, и оказался на побережье, по-зимнему холодном и пустынном. Куда ни глянь – ни души.

Самсон глубоко вздохнул. Он чувствовал себя измотанным, как после долгого рабочего дня, и знал почему. Он видел Джиллиан Уорд, чуть не столкнулся с ней нос к носу, и это обстоятельство, к которому он оказался не готов, вызвало столь сильное эмоциональное напряжение, что Самсон опрометью бросился к морю – в вечную тишину, где только и мог восстановить душевное равновесие.

Самсон наблюдал за столькими людьми… Запоминал их распорядок дня, привычки, вникал в условия жизни. Он и сам не смог бы объяснить, чем так увлекало его это занятие. Но оно затягивало, будто трясина, из которой уже невозможно было выбраться самостоятельно.

Он читал о компьютерных фанатах, создающих параллельный мир в «Секонд лайф»[1]. Похоже, Самсон занимался примерно тем же, что и эти люди. Жизнь, отдельная от его фактического существования. Чужие судьбы, о которых можно грезить. Роли, которые можно примерять на себя.

Ничто не мешало Самсону вообразить себя респектабельным Томасом Уордом, с красивым, просторным домом и дорогой машиной. Перевоплотиться в крутого парня, который не станет краснеть и заикаться перед симпатичной женщиной с собакой, уверенно пригласит ее на свидание и, конечно, получит согласие.

Мечты хоть как-то скрашивали серую повседневность. Возможно, они были не так безобидны. Самсон нисколько не сомневался, что психолог подобрал бы множество заумных названий для его увлечения, без которого жизнь Самсона вылилась бы в сплошную тоску.

И все-таки в последнее время кое-что изменилось, и это внушало беспокойство.

Он пошел вдоль берега. Здесь было ветренее, чем в городе, и Самсон быстро продрог. Перчатки он забыл дома, поэтому приходилось дуть на руки, чтобы хоть чуть согреть окоченевшие пальцы. Разумеется, Самсон и не думал уклоняться от намеченного маршрута. Каждый вечер в его компьютере появлялась запись об увиденном и пережитом во время очередной прогулки. Этот дневник всегда много для него значил. Лишь в последнее время Самсон стал замечать, что ведет его не с такой увлеченностью, как раньше. И виноваты в этом были Уорды, прежде всего Джиллиан.

Самсон почти сроднился с этим семейством. Уорды были главными героями его фантазий, и не было ничего, чего бы он не знал о них и не захотел бы пережить вместе с ними. Наверное, такой исход был закономерен. Интерес к жизни других людей, одно время достигший стадии одержимости, шел на убыль. Но это почему-то пугало Самсона. Только теперь он понял, почему с самого начала старался как можно более расширить круг объектов наблюдения: чтобы ни один из них не выделялся из общей массы. Чтобы Самсон мог участвовать в чужой жизни, не теряясь в ней. И в этом отношении Джиллиан Уорд представляла угрозу.

Ветер с северо-востока и вправду был очень холодным. Сейчас не то время, чтобы коротать дни на побережье. Летом Самсон мог с утра до вечера бродить по улицам и находил в этом спасение от гнетущей домашней атмосферы. Но зима есть зима. Одно хорошо: рано темнеет, и уже с пяти вечера можно заглядывать в ярко освещенные окна домов.

Однако сейчас Самсон, похоже, отморозил себе все, что только можно. Он принюхался к ветру, как животное, и ему показалось, что воздух пахнет снегом. Снег на юго-востоке Англии не частное явление, но в этом году их, похоже, ожидает настоящее белое Рождество. Самсон готов спорить на что угодно. Хотя к тому времени, конечно, многое может измениться…

Оставаться здесь и дальше было невозможно. Самсон покинул холодный пляж и, проходя мимо киоска на набережной, остановился. Похоже, сегодня утром он вручил жадной Молли всю свою наличность. В карманах с трудом набралось два пенса на кофе.

Горячая чашка приятно покалывала ладони. Самсон укрылся от ветра за дощатой будкой киоска, оказавшись лицом к лицу с ежедневными газетами. Пробежал глазами заголовки. Взгляд уцепился за передовицу «Дейли мейл»: «Чудовищное убийство в Лондоне».

Самсон напряг зрение, пытаясь ухватить суть. Пожилая женщина убита с изощренной жестокостью в высотном доме в Хакни. Тело около десяти дней пролежало в квартире, прежде чем его обнаружила дочь убитой. Никаких указаний на мотив преступления на сегодняшний день не имеется.

– Плохи дела, – подал голос продавец из киоска. – Я имею в виду, если человек десять дней как мертв и никто ничего не заметил. Что с нами стало, а?

Самсон пробормотал что-то, соглашаясь.

– Куда катится этот мир… – подхватил продавец.

– Вы правы.

Самсон вздохнул и допил кофе. Сдачи хватило на «Дейли мейл». Он взял газету и побрел дальше.

3

По крайней мере, ее перестало трясти.

Питер Филдер, инспектор штаб-квартиры английского полицейского ведомства, более известной как Скотланд-Ярд, совсем не был уверен в том, что свидетельница вообще вменяема. Но время было дорого. Судя по всему, мертвая Карла Робертс пролежала в своей квартире больше недели, прежде чем дочь ее обнаружила, что уже дало убийце хорошую фору. Нужно действовать, даже если до сих пор молодая женщина только дрожала как осиновый лист, прижимая к себе ребенка, и заплакала, как только сотрудница полиции попыталась взять его на руки.

Вчера вечером патрульная машина отвезла Киру Джонс в больницу, где она приняла лекарства и осталась на ночь. Утром ее вернули домой, в Брэкнелл. Сопровождавшие свидетельницу полицейские сообщили по мобильному, что Кире Джонс полегчало. И вот сейчас инспектор пьет минеральную воду в уютно обставленной, теплой гостиной, а напротив сидит Кира Джонс, белая как мел и все-таки более спокойная, чем вчера.

Ее муж Грег Джонс тоже здесь. Накануне появления Филдера он покормил и уложил спать ребенка и теперь стоял у окна, скрестив на груди руки, выражая тем самым скорее желание защититься от инспектора, нежели принять его защиту. Очевидно, Грег Джонс был потрясен случившимся, но из последних сил старался оставаться спокойным и сосредоточенным.

– Миссис Джонс, – осторожно начал Филдер. – Понимаю, что это для вас нелегко, и мне очень неловко беспокоить вас в такой час, но, к сожалению, у нас мало времени. По предварительной оценке судмедэксперта, ваша мать пролежала мертвой около десяти дней, то есть была обнаружена довольно поздно…

Кира прикрыла глаза и кивнула.

– У нас маленький сын, инспектор, и сейчас он тоже переживает тяжелый период, – ответил за нее Грег Джонс. – Последние месяцы моя жена выбивается из сил. Я целый день на работе и мало чем могу ей помочь. Теща жаловалась на недостаток внимания со стороны Киры, и я…

– Грег, – вымученно прошептала Кира, – она не просто так жаловалась. Я действительно бросила ее.

– Бога ради, Кира. Я много работаю. У нас маленький сын. Ты не могла постоянно ездить в Хакни и утешать ее.

– Я могла бы звонить ей почаще…

– Когда вы звонили ей последний раз? – перебил Киру Филдер. – Или так: когда вы в последний раз общались с матерью в какой бы то ни было форме?

На какой-то момент Кира задумалась.

– Это было… ах, ну да, в позапрошлое воскресенье! То есть больше недели тому назад. Она позвонила мне поздно вечером, что-то около десяти.

– И после этого вы с ней не разговаривали?

– Нет.

Филдер быстро подсчитал:

– В воскресенье, стало быть, двадцать второго ноября. Сегодня второе декабря. То есть, по всей видимости, ваша мать позвонила вам незадолго до того, как подверглась нападению.

– Незадолго до того, как была убита, – шепотом поправила Кира.

Филдер кивнул:

– Совершенно верно.

– Это ужасно, – сказал Грег Джонс, – действительно ужасно. Но кто мог знать…

Филдер посмотрел в окно. Чистый, ухоженный дворик с качелями, песочницей и детской горкой. И все такое красивое, веселое, с любовью сооруженное отцом для подрастающего сына… С Джонсами, похоже, всё в порядке. Ни Кира, ни Грег не оставляют впечатления бессердечных эгоистов. Просто так сошлось. У него работа, она с ребенком, а путь до Хакни неблизкий и трудный, особенно с малышом. Карла Робертс, похоже, умела нажать на больное место, взывала к совести дочери, но Кира так и не придумала способа интегрировать престарелую мать в свою жизнь. Что ж, так оно во многих семьях.