Мой друг Анубис. Книга первая: Limen

– Что Вы так кричите, милая? – Бутурлина одарила мою мать укоризненным взглядом. – Вам следует обратить внимание на девочку, ей нужно научиться сдерживать свои порывы.

Я с мольбой поглядела на мать, но та, предательница, только ободряюще похлопала меня по руке:

– Сходи, Полли, не ломайся. И, в самом деле, где твои манеры?

Манеры! Чувствуя, что краснею, я отодвинула стул. На отца тоже никакой надежды: он, как и остальные, предвкушал развлечение. Ещё бы. Побеседовать с одним из древних богов, это весьма экстравагантно и занимательно. Будет, о чём рассказать в клубе или летом на даче, где собирается всё петербургское общество. Даже отец Алексий не возражал, хотя вот уж кому бы стоило!

Мне пришло в голову, что споров о вере теперь точно не избежать, и сразу же захотелось спрятаться под одним из столиков. В детстве такой манёвр срабатывал, но сейчас, боюсь, придётся позориться до конца.

Сгорая от стыда, я направилась к углу, в котором сидел ещё ничего не подозревающий Анубис. Казалось, буквально все в зале смотрят на меня, и, даже если это было не так, ближайшие соседи точно не оставили без внимания.

Заметив меня, Анубис поднялся навстречу и вежливо наклонил голову, приветствуя столь изысканно, что мне стало ещё более неловко, хотя, казалось, дальше просто некуда. Если бы он не держался с такой изящной простотой, мне было бы гораздо легче.

– Добрый вечер, синьорина, очень рад видеть Вас снова.

Конечно, не рад, но никто никогда не скажет подобного в лицо в приличном обществе, если только не хочет намеренно нанести оскорбление. Может, люди стали бы лучше, говоря друг другу правду. Так считал Николай. Но в этот момент мне подумалось, что нормы поведения пусть и превращают нас, порой, в лицемеров, во всяком случае заставляют придерживаться рамок, которые – вот уж не ожидала, что признаю такое! – нужны нам, чтобы не скатиться в дикость.

Кстати, о правилах. Молодые девушки не должны представляться сами. Мужчин представляют им, никак иначе.

– Моя семья… знаете… – я почувствовала, что начинают заикаться и с ужасом поняла, что вот сейчас промычу что-то бессвязное, а потом замолчу, как последняя идиотка.

Анубис продолжал стоять, взирая на меня с предупредительностью и вниманием, а я думала только о своих родителях и о графине Бутурлиной, этой мерзкой старухе, которая, конечно же, не стала вынуждать к подобным выходкам Валентину.

– Мои родители приглашают Вас присоединиться к нам, – совершив титаническое усилие и совладав с собственным языком, наконец выдохнула я. – Если только Вам не помешает компания, – прибавила я.

Взгляд Анубиса скользнул к нашему столику. Несколько мгновений бог оценивал сидящих там людей. Я видела это, и, хотя ничего не могла понять по бесстрастной мине собакоголового божества, была уверена, что суждение он вынес не в нашу пользу. Затем его глаза обратились снова ко мне и он улыбнулся, как умеют улыбаться собаки: почти одними глазами.

– Буду польщён.

Он предложил мне локоть и мы вместе вернулись к столу. Откажись он, моя наглость обернулась бы полным позором, но теперь можно было всё представить так, словно мы пригласили за стол давнего друга. Если только кто-то купится. Впрочем… По дороге обратно мне стало ясно, что люди гораздо больше заинтересованы фигурой Анубиса и моё поведение навряд ли отложится у кого-то в памяти: древнее божество на круизном пароходе куда более благодатная почва для пересудов.

У нашего столика он раскланялся с моим отцом и протоиереем, учтиво поприветствовал дам, помог мне сесть и сам опустился на стул, который ему подал официант. Я уставилась в тарелку с твёрдым намерением выждать, сколько получится, а потом сослаться на головную боль и сбежать в каюту. Но любопытство уложило благие намерения на обе лопатки, прокричало над ним победный клич и навострило ушки.

– Так Вы, значит, египетский бог смерти? – откашлявшись и погладив бороду, начал мой отец, когда все представились и познакомились.

Провалилась бы сквозь землю, не плыви мы в океане!

– Вы меня раскрыли, – невозмутимо кивнул Анубис.

– Как Вам путешествие? – поспешно вклинилась я в разговор, попытавшись перевести его в русло ничего не значащей болтовни.

Погода, еда, музыка – вот три самые отличные темы для дискуссии, на этой почве сложно произрасти конфликту, а я боялась, что его не избежать.

– Приятное. – Анубис отвлёкся, чтобы сказать несколько слов материализовавшемуся у столика официанту, сделал заказ и отпустил кивком головы. – Здесь отличная еда, прекрасная музыка, погода стоит замечательная – я доволен.

– Вы много путешествуете? – спросил отец Алексий.

Анубис на секунду задумался, устремив взгляд на танцующие пары.

– Пожалуй, – согласился он.

– Вы направляетесь в Неаполь?

– Да. Замечательный город. В это время года там хорошо: ещё не жарко, вода в море прохладная и очень освежает утром, дни стоят солнечные, почти всё время небо ясное, васильково-синее. Нет дождей. А ночью звёзды разгораются так ярко, что светят ярче луны.

– Я немного беспокоилась из-за вулкана, – негромким голосом высказалась Валентина, – но, раз Вы едете, значит, извержения можно не бояться?

Анубис приподнял одну бровь и Валентина смешавшись, пояснила:

– То есть, ведь Вы, вероятно, знали бы?

– Моя сфера деятельности несколько иная, – покачал головой Анубис.

– Полагаю, Вам в любом случае можно не бояться вулкана, – заметил доктор Жынев, – ведь Вы бессмертны?

– В некотором роде, – согласился Анубис.

– Постойте, Вы хотите сказать, что в Неаполе будет извержение вулкана?

Валентина спросила это так громко и взволнованно, что некоторые гости за соседними столиками с беспокойством оглянулись, а один господин даже подозвал официанта, чтобы вызнать подробности. Бедняга официант не сразу понял, что от него хотят, но, уяснив, отделался от пассажира ловко и вежливо.

– Вам не о чем волноваться, – заверил Анубис. – Скажите, Вы впервые едете в Неаполь?

– Да, – зарделась Валентина, – но я много читала о нём в путеводителях и сгораю от нетерпения! Ах, – прибавила она, всплеснув руками, – Италия – поразительной красоты страна! Такое небо и такая зелень кругом! Положительно, после Москвы, с её кривыми и пыльными улочками, Италия просто как глоток свежего воздуха!

– Где в Италии Вам нравится больше всего?

– Я ещё нигде не была, – с бесхитростной простотой призналась Валентина, – но очень-очень хочу!

– Город Вас не разочарует, – заверил Анубис.

Мой папа и протоиерей больше не вмешивались в разговор, оба изучали гостя, но разными взглядами. Отец Алексий откинулся на стуле, сложив руки на животе, что было непросто, учитывая его почти болезненную худобу. Он чуть прищурил свои глаза и на губах его застыла искусственная улыбка. Трудно было понять, о чём он думает, и всё-таки сомневаюсь, что священник питал хоть каплю приязни к египетскому божеству. Я думала, он ввяжется в спор, едва Анубис успеет поздороваться, но ошиблась, как видно.

Папа изучал собакоголового бога в своей обычной манере, он всегда оставался купцом, и его интересовали сугубо практические вещи. Пока что он не представлял, о чём говорить с повелителем Мёртвого царства, и молчал, выжидая и предоставив дамам вести беседу.

– Простите мою нескромность, но чем Вы занимаетесь? – поинтересовалась графиня.

Подошёл официант, принёсший за столик новую бутылку шампанского и закуски, смахнул несуществующие крошки, открыл бутылку, наполнил бокалы. Я тут же схватила свой и сделала большой глоток. Ничто не мешало мне уйти сейчас, только моё любопытство. Я украдкой рассматривала египтянина и пыталась придумать какой-нибудь умный вопрос, но в голове крутились одни глупости.

– Сейчас отдыхаю, – ответил Анубис. – В Италию моя дорога не забегала очень давно, я успел соскучиться.

– Посоветуйте, куда нам сходить? – чуточку жеманничая, попросила Валентина. – Есть какие-нибудь старые церкви с фресками или музеи? До Вас мы говорили о Берлине, – Валентина оглянулась на остальных, – отец Алексий рассказывал о чудесной церкви, настоящей сокровищнице. Неаполь ведь старый город, наверняка там есть что-нибудь этакое?

– Бесспорно. Неаполь похож на сокровищницу, вы можете войти в любую церковь и увидеть работы известных или забытых мастеров, не уступающих, впрочем, ни современникам, ни будущим последователям. В Неаполе находятся гробницы венгерских королей с прекрасными скульптурами, в музеях хранятся ценности, вывезенные из погибшего Геркуланума, на которые действительно стоит взглянуть. Словом, вы найдёте, чем усладить разум.

– Но Вы, вероятно, смотрите на них не так, как другие посетители музея? – спросила я неожиданно даже для самой себя.

Анубис повернул ко мне свою эбеновую голову.

– Почему же?

– Для Вас все эти вещи тоже, что для нас – такие вот чашки и бокалы. – Я приподняла свой бокал, в котором всё ещё золотилось молодое вино и со дна вверх тянулись ниточки пузырьков, словно нити крошечных, золотистых жемчужин. – Вы держали их в руках, пользовались. Может быть, хранящиеся в музеях вазы и чаши нам представляются бесценными реликвиями, а Вам – старыми горшками?

Анубис задумчиво тронул свой бокал и качнул головой.

– Думаю, во мне меньше благоговения, но я могу оценить красоту предмета, пусть даже меня не трогает возможность прикоснуться к прошлым векам. На самом деле, я менее предвзят и мне не застилает глаза очарование времени.

Тряхнув головой, Анубис обвёл затуманившимся взглядом зал и улыбнулся.

– Но, знаете, я бы посоветовал Вам просто погулять. Не гонитесь за впечатлениями искусства: чтобы оценить город, нужно окунуться в него, пройти его улицами, ощутить его вкус. – Собакоголовый тонко улыбнулся. – Только берегитесь карманников и мошенников: в Неаполе обман возведён в своего рода искусство, здесь воруют не столько ради наживы, сколько ради удовольствия.

В его представлении Неаполь выглядел совсем не так, как думала я. Вместо коридоров с дорогими, истёртыми коврами, музеев и ресторанов, я вдруг увидела залитые светом извилистые улочки, маленькие площади, мощёные крупными, неровным камнем, солнечных зайчиков на крестах церквей и лёгкие столики перед кафе, за которыми сидят весёлые люди, не обременённые мрачной поступью, с которой шли по жизни все мы, в облаках тяжёлого парфюма, под грузом тяжёлых мыслей и обязательств.

Я тряхнула головой, сбрасывая очарование фантазии как блёстки после новогоднего вечера. Нет, безнадёжно, меня не отпустят. При родителях я могу сколько угодно улыбаться, делать глупости и шалить – всё в пределах разумного, разумеется, но ни шага в сторону мне не сделать.

Теперь мне стало ещё тоскливее. Всё, лучше просто пойду к себе, пока не разревелась при всех.

– Благодарю Вас за приятную компанию, – произнёс Анубис, – но, с вашего позволения, я откланяюсь.

– Куда же Вы? – воскликнула графиня. – Ещё так рано!

– Сегодня был трудный день, мне лучше лечь пораньше, – ответил Анубис, вставая.

Вежливо отклонив ещё несколько попыток удержать его за столом, бог мёртвых раскланялся и оставил нас. После его ухода все ещё полминуты сидели в молчании, словно он забрал с собой наши языки. Первой, верная себе, заговорила графиня Бутурлина. Она с треском раскрыла старомодный веер и спросила, не обращаясь ни к кому конкретно:

– Не правда ли, странно, что от него совсем не пахло псиной?

Я вырвалась из зала точно фурия, взбежала по гладким ступеням наверх, почти промчавшись по коридору из дерева, стекла и меди и, наконец, вздохнула холодный ночной воздух, захлебнувшись солёным ветром.

Снаружи бушевал шторм. Наш пароход шёл сквозь волны как ледокол через белый плен ледяных скал, небо помрачнело. Бог грозы разметал от края до края свою чёрную бороду и швырял вниз огненные стрелы, а затем с треском и грохотом бил мечом о щит, и океан ревел ему в ответ, и вскидывал вверх косматые волны. Казалось, что небо и вода сошлись в схватке, а наш «Орион» как светлячок метался между ними, выбирая момент, чтобы потонуть в пучине.

Хватаясь за отполированные поручни витых перил, я поднялась на палубу.

Шезлонги и лёгкие столики убрали ещё днём, когда по рации экипаж был предупреждён о надвигающемся ненастье, и палуба была всецело отдана на радость стихии. Волны вспенивались за бортиком будто лапы чудовища, разбивались и разливались как чёрное шампанское. Фонари раскачивались, их тусклый свет не мог противостоять мраку, и я, прижавшись спиной к перилам и вцепившись в них закоченевшими в миг пальцами, глядела на океан и чувствовала, как внутри нарастает паника. Передо мной раскрылось чрево воды, во всей своей громаде, глубина, рождавшая чудовищ. Это была бесконечность, которую невозможно объять разумом.

От холода я почти не отдавала себе отчёт в охватившем меня ужасе, но зато ощутила транс, или какое-то его подобие. Глубина звала меня и я подалась вперёд. Пальцы соскользнули по гладкому дереву и тут волна атаковала борт парохода. Он загудел, палуба встала на дыбы и я побежала к фальшборту, точно балерина по сцене.

Меня бросило на него, я едва успел выставить вперёд руки. Если бы борт был ниже, меня сразу вышвырнуло бы в воду, но я лишь наклонилась над тьмой, на миг качнувшись как маятник, заглянула бездну, пенившуюся внизу, и тут же отлетела назад. Над бортом взметнулась стена воды, она обрушилась на доски палубы, окатив меня и сбив с ног, и снова швырнув на обшивку. Мокрая, оглушённая, я поднялась, хватаясь дрожащими руками за планширь и беззвучно открывая рот как немая. И в этот момент поняла, что умру.

Океан вскипел, небо распорол ветвистый корень молнии. Оттолкнувшись руками, я попыталась бежать к лестнице, но словно чья-то рука протянулась и сцапала случайную жертву: меня потащило к накренившемуся борту, на короткий миг я почувствовала невесомость, когда ноги оторвались от досок и головокружительная пустота развернулась подо мной. Я закричала, захлебнувшись солёной водой, и в тот миг что-то рвануло меня обратно.

Волна откатилась, я упала на четвереньки, хватая воздух и пытаясь открыть глаза. Кто-то держал меня за плечо стальными пальцами.

– Вставай.

Он дёрнул меня вверх и подхватил как мешок с мукой, в два прыжка оказавшись у лестницы. Здесь отпустил, распахнул дверцу и подтолкнул вниз, не выпуская мою руку. Я спотыкалась и раза три чуть не загремела вниз. Надо мной хлопнул люк, отрезая от беснующегося чудовища, так и не получившего свою жертву.

Вокруг снова был тёплый свет ламп, откуда-то издалека доносилась едва слышная музыка и голоса людей, а я сидела у подножья лестницы словно мокрая мышь и мелко стучала зубами.

Анубис снял фрак и накинул на меня, а сам уселся рядом, прислонившись к стене и вытянув длинные ноги. На его шерсти блестели брызги воды, сам он выглядел взъерошенным и уже не казался таким строгим, как в бальном зале.

Меня колотило от холода и пережитого страха, но кроме того внутри поселилось странное чувство, ощущение распрямившейся пружины; хотелось побежать или крикнуть, или сделать что-то ещё. Ничего похожего прежде я не испытывала.

– П-пасибо.

– Парадоксально получилось, тебе не кажется?

– Что?

– Я же бог смерти, – сказал он, но, поскольку я всё равно таращилась с непонимающим видом, пояснил: – Бог смерти спас кому-то жизнь.

– А, да, занятно.

Анубис побарабанил пальцами по коленкам, спросил:

– Закурю, ты не против?

Я помотала головой.

– Сигареты во внутреннем кармане. – Он указал на фрак.

Передав ему портсигар и спички, я ссутулилась, обхватив себя руками, даже не удивившись, что у фрака есть потайной внутренний карман.

Нужно попытаться проскользнуть в каюту, пока меня не увидели родители.

Анубис затянулся и выпустил в потолок облачко дыма.

– Это глупо, да? – спросила я и всхлипнула. – Я глупая?

– Конечно же нет.

– Не думай, что я собиралась… вовсе не собиралась. Он того не стоит!

Я всхлипнула и украдкой утёрла нос ладонью.

– Просто я… я такая ду-ура-а!

Анубис молча извлёк из кармана платок и протянул рыдающей мне. Несколько минут он флегматично курил, пока я подвывала рядом.

– Родители были правы, – икая, выговорила я, когда поток слёз немного иссяк. – Как они могут быть правы? Они же такие… приземлённые.

– Немного снисходительности, – попросил Анубис. – Не будь так строга к людям. Да и к себе тоже: от требовательности до самовозвеличивания всего шаг.

– Называешь меня надменной? – тихо спросила я.

– Разве что слегка, – ответил Анубис.

– Чувствую себя идиоткой.

– Это нормально.

Я обидчиво покосилась на бога смерти и снова на миг почувствовала жар раскалённого песка и увидела тусклый блеск погребального золота. Он древнее существо, старше страны, в которой я родилась. И отглаженный воротничок с начищенными туфлями не отменят этого факта.

– Это всё, что ты можешь сказать? – спросила я. – Тебе несколько тысяч лет! Неужели не можешь дать дельный совет?

– Не выходи на палубу во время шторма.

– Крайне остроумно.

Я скрестила руки на коленях и опустила на них голову. Анубис вздохнул.

– Девочка, ты просишь совета в любви у бога смерти! – с мягкой укоризной заметил он. – Адресат не тот, не находишь?

Конечно, он был прав, но в моём состоянии мне не нужна была правда. Впрочем, я и сама не знала, что именно хочу услышать. Что угодно, что выжжет эту боль внутри, эту безысходность, ощущение кольца. Словно ты балерина в хрустальном шаре: можно сделать несколько шагов, можно кружиться и танцевать, но любой прыжок в сторону – и ты врезаешься в стекло.

Только сегодня я всё-таки прыгнула.

Анубис вытянул руку и прямо из воздуха перед моим лицом достал карту.

– Ты знаешь, что Таро появилось в Египте? – спросил он, показав мне карту.

На ней была изображена ступенчатая башня, расколотая молнией, вниз летели фигурки человечков, смешно растопырив тонкие ручки-ножки, над башней клубились тучи.

– Потомки жрецов зашифровали в них знания о символах и знаках, и разнесли по миру, не понимая и половины смысла.

– Это правда?

– Да кто ж знает? – бесстрастно ответил Анубис.

Он подтянул ноги и подвинулся ближе.

– Гляди: рухнувшая башня – символ крушения надежд, она означает потерянную веру. Планы всегда нарушаются, беды происходят каждый день со всеми, но мир опрокидывается только внутри. Пока башня стоит, человек борется. Если он почувствовал в руках обломки, значит, сломался он сам, а не что-то вовне.

Анубис снова отодвинулся и затянулся почти догоревшей сигаретой.

– Если хочешь совета, не пытайся строить башню снаружи. Такая цитадель всё равно не устоит и её крах ударит по тебе тем сильнее, чем крепче были стены. Строй башню внутри. Ты – последнее своё прибежище и опора.

Немного подумав, я вернула карту и покачала головой.

– Где-то я это уже слышала.

– А ты ждала, что я открою тебе тайну Бытия? – спросил Анубис. – Люди всё давно знают сами, и куда лучше богов.

Я поднялась на ноги.

– Спасибо за компанию. И за то, что спас. Пойду, пока меня не увидел кто-нибудь.

Кивнув на прощанье, я отправилась искать свою каюту. Вечер в большом зале всё ещё продолжался и в той части парохода, где находились каюты, было пусто. Раз или два мне повезло ускользнуть в последний момент от встречи с прислугой, так что до своей комнаты я добралась без приключений. Оказавшись внутри, зажгла свет и с облегчением упала на кровать.

Что-то твёрдое упёрлось в спину. Я сунула руку под одеяло и вытащила наружу колоду гадальных карт. Подарок от бога смерти?

Карты лежали в простом деревянном футляре со сдвигающейся крышкой, украшенной золотыми линиями. Линии складывались в пересекающиеся треугольники, с анхом в центре.

Положив колоду на тумбочку, я устало прикрыла глаза. В дверь постучали и почти сразу она заскрипела, открываясь.

– Дорогая, ты спишь?

– Нет. – Я соскользнула с постели и скрылась за ширмой.

Мама вошла, отбрасывая разноцветные блики бриллиантами, украшавшими её уши и шею. Её причёска немного растрепалась.

– Ты уже ложишься?

– Да, что-то устала, – отозвалась я, спешно пытаясь стянуть мокрое платье.

– Послушай, завтра мы собирались позавтракать с одной милой семьёй…

– У них есть сын? – догадалась я.

– Очень милый мальчик, – с готовностью подхватила матушка.

– Конечно, я присоединюсь.

– Правда? – не ожидавшая от меня такой покладистости, она не сумела скрыть ликование в голосе. – Значит, твоя хандра совсем прошла? – прибавила она шутливым тоном.

– Смерть – прекрасное лекарство от меланхолии, – ответила я.

– Что? А, ты об этом боге, Анубисе, – заключила мама и я не стала её разуверять. – Знаешь, он оказался совсем не таким, как я воображала. Очень воспитанный, прекрасные манеры. Кажется, ему понравилась Валентина.

– Я бы не радовалась.

– Хм? О. Да, да, ты права. – Мама хихикнула, но сразу же вернула своему лицу серьёзное выражение. – Так, значит, завтра…

– Да, конечно. Если вы с папой этого хотите.

– Мы заботимся о твоём благе, – начала мама, уже готовая к тому, что я, как обычно, начну препираться.

– Я знаю, всё хорошо, – мягко перебила я.

Лучше быть покладистой, успокоить их до тех пор, пока мы не прибудем в порт. Потому что у меня возник план и в Неаполе я намеревалась его осуществить.

Март 1906 год

02. La Napoli Sotterranea

Неаполь будто по волшебству вырастал на линии горизонта. Пока пароход приближался к нему, он рос и проявлялся, вычерчивая всё новые детали. Корабль вошёл в гавань как король, вступающий в зал приёмов, и, наконец, путешествие «Ориона» завершилось в грохоте сходен и оглушительном гвалте торговцев, портье, носильщиков и прочего люда, слетавшегося словно чайки к туше выброшенного на берег кита.

Мы смело ринулись через толпу: впереди пробирался папа, за ним поспевала мама, одной рукой хватаясь за свою шляпку, а второй (наслушавшись рассказов о неаполитанских воришках) прижимая к груди сумочку, последней семенила я, вертя головой как заведённая. Всё вокруг было для меня новым, интересным и захватывающим, но мы бежали, торопясь выбраться из вавилонского столпотворения, и родителей моих совершенно не интересовали ни греки, продающие ракушки, окаменелости и морские звёзды, ни смуглые до черноты торговцы фруктами, ни открытки с видами дымящегося Везувия. В порту нас ждал автомобиль отеля, в котором отец забронировал номера. Наш багаж должен был отправиться следом за нами.

Я высматривала в толпе высокую фигуру египетского бога, но он не показывался, может быть, решив переждать основной поток и сойти на берег позже, или уже успев опередить нас. Как бы там ни было, я не сильно огорчилась, просто было любопытно взглянуть на него в последний раз. И ещё: я немного боялась, что Анубис может предъявить счёт. Остаться должницей бога мёртвых – не лучшая стратегия выживания. Отплатив ему, я чувствовала бы себя спокойнее.

Мы ехали по узким улицам, похожим на длинные коридоры, запруженным людьми и транспортом. Дома были высокими, со множеством окон, с каменными лестницами и рядами балконов. Поражало, с какой беззастенчивой простотой жили горожане, совершенно не делая различий между домом и улицей. Автомобиль двигался медленно, почти крался по грязи, покрывавшей большие плиты, предоставляя нам любопытствовать сколько душе угодно. Кругом стояли лавки, в которых торговали едой, сластями и сувенирами вроде кусочков лавы или черепков древних ваз, а ещё вотивными предметами, что было особенно распространено в Италии. И я жадно смотрела на разносчиков и бродяг, музыкантов и пастухов. Люди ели прямо на улице, отдыхали и развлекались тут же, словно на собственном заднем дворе. И толпа была такой пёстрой и такой живой, что рябило в глазах.

– Какая грязь! – вполголоса посетовала матушка, выглядывая в окно автомобиля. – Неужели правительство не может привести здесь всё в порядок?

– Бардак на улице, бардак в голове, – сказал папа. – Италия – как Везувий, в ней кипят и бродят настроения революционного толка, а амбиции верхушки превосходят их возможности.

– У нас тоже самое, – заметила я.

Отец снисходительно улыбнулся.

– Нет, котёночек, и близко не похоже. Наши крестьяне просто бесятся с жиру, если бы они знали, как живётся на «сапожке», то помалкивали бы и не мутили воду. Джолитти и его министры либеральничают, заигрывают с рабочими, только ничего хорошего не получат. Рабочий прост, ограничен и дик, он не ценит хорошего отношения, с ним нельзя церемониться. Наши волнения вдохновляют местных бездельников. Но, – папа задумчиво погладил усы, – Италия переживает подъём промышленности, что может дать рабочие места бегущему из деревень крестьянству и успокоить их хоть немного.

От таких разговоров мне стало неуютно. Я мало что знала о происходящем в мире, черпая информацию по большей части из разговоров отца, когда дома у нас собирались гости из числа его партнёров (обычных друзей у папы не водилось, только те, с кем он вёл дела), но всё-равно понимала – надвигается беда. Если беспорядки принимают мировой масштаб, рано или поздно они завершатся взрывом, люди не успокоятся просто так, хотя бы потому, что, как и сказал отец, их поддерживает и вдохновляет пример соседей.