Звонок пробился, когда Стас ехал в метро в тоннеле. Долго ничего не мог разобрать, кроме вибрирующего голоса, в котором слышался то ли страх, то ли возмущение. Когда поезд вынырнул на станции, Стас перезвонил.

− Что случилось?

− Этот призрак с ума сошёл после нашего разговора. Не даёт накраситься. Только собралась глаза подвести, а он рукой моей как дёрнет, и я мимо мажу. Я вся перепачкалась в подводке.

Стас улыбнулся. Может ли быть, что Алиса ревнует? Действует, словно соперница.

− А бутерброд дала тебе съесть?

− И даже кофе выпить после того, как я оставила эклер в покое. Но стоило начать приводить себя в порядок, как тут началось. Расчёска в волосах застревает, подводка щёки пачкает, а тюбик с помадой и вовсе в дальний угол закатился.

− Я уже бегу, − Стас выключил телефон и понёсся вверх по эскалатору.

Алла выглядела испуганной и взъерошенной, словно воробей. Как только Стас вошёл, она бросилась ему на шею:

− Спаси меня. Я боюсь.

Стас погладил её по волосам, ощущая их мягкость, и слегка отстранил девушку.

− Погоди, я холодный, а ты болеешь, − Стас подумал: Алисе будет неприятно, если она увидит, что они обнимаются. – Завари чаю, эксперимент провести.

Как только Стас отправил Алису на кухню, он начал ощущать присутствие Алисы. И хотя он не видел её, но, когда поправлял отросшую чёлку, почувствовал, словно кто-то погладил его по волосам, а в зеркале на мгновение вместо его отражения появилась Алиса с заколотыми наверх волосами. Такой, какой он её увидел. Стас даже оглянулся, подумав, не подкралась ли Алла сзади, но девушка гремела посудой на кухне.

«Я знаю, что ты здесь, Мари-Алиса», − тихо сказал Стас и прошёл на кухню. Алла в голубом махровом халате с капюшоном заваривала чай. Кухня была выдержана в бело-фиолетовых тонах и укомплектована современной мебелью. Стулья, расставленные вокруг стола, накрытого клеёнчатой белой скатертью, тоже были в тон фиолетовым панелям кухни. Судя по всему, ремонт делался недавно.

− Присаживайся, − сказала Алла и усмехнулась: − Уже боюсь, как бы он не выдернул из-под меня стул, когда буду садиться.

− К чаю ничего нет, кроме этих проклятых пирожных, − Алла поставила блюдце в центр стола. – Попробуй, вдруг ты ему понравишься.

− Кстати, я люблю эклеры, − признался Стас. И, вообще, обожаю сладкое. Нас в детдоме не баловали. Самое большое лакомство: кусок белого хлеба, намазанного варёной сгущёнкой.

Алла сочувственно кивнула. Стас окинул взглядом пространство, но опять нигде не увидел той чудесной сферы, которую каким-то чудом узрела камера телефона. Он протянул руку к блюдцу и мысленно спросил: можно, милая?

И тут блюдце подъехало к нему ближе, на миг, ослепив его вспышкой сиреневых огоньков.

− Ох, ничего себе, ты ему понравился! – Алла опёрлась на стол, чуть не расплескав чай. – Ты видел? Блюдце само к тебе подъехало. Попробуй-ка съесть.

Стас протянул руку за эклером, опять мысленно поблагодарив Алису, не в силах произнести ни слова. Откусил. Губы растянулись в блаженной улыбке. Не так часто встретишь такой вкусный заварной крем, такой толстый слой шоколада.

Алла, забыв про чай, смотрела на него, не мигая, словно он был фокусником, глотающим огонь.

− Очень вкусный эклер, спасибо, − сказал Стас. – Спроси у мужа, где эта кондитерская, я буду туда заходить.

− Угу! – Алла кивнула. – Ну и что мне теперь делать с этим призраком? Нельзя глаза подвести и губы накрасить?

− Давай я попробую с ней договориться.

− Почему ты говоришь она? – внезапно глаза Аллы расширились. – Я поняла. Это твоя Алиса? Так?

− Правильно мыслишь. Сама посуди, ты вернулась, а твоё тело занято, квартира занята. На машине её ты ездишь. Как она должна относиться? Ты сама бы что сделала на её месте? С твоим то характером.

− Убила бы! – мрачно заметила Алла. – Но по своей воле, я из этого тела не уберусь, сколько бы она не хулиганила.

Стас кивнул.

− Я уже это понял.

Вспомнился разговор с Екатериной Семёновной. Самое время переключить Аллу.

− Мне нужно кое– тебе рассказать. Только не кидайся в меня посудой. Или лучше пойдём в комнату.

− Надеюсь, в спальню? Поддержишь мой постельный режим?

Стас почувствовал, как в воздухе повисло напряжение.

− Не стоит так шутить. К тому же я тебя предупреждал: наши отношения должны быть только дружескими. Особенно, если не хочешь неприятностей.

− Ладно, пошли, девственник. В гостиную, а не в спальню. Ты своими заявлениями меня только раззадориваешь. Не понимаю, что плохого, если мы немного развлечёмся? Тело то твоей любимой Алисы? Ой, − Алла потёрла плечо, с которого сполз халат, − Стас своими глазами увидел красное пятнышко. – Она меня ущипнула.

Стас рассмеялся.

− Ты поосторожнее. Эта душа не побоялась сунуться в пекло сражения.

− Ладно, виновата. Больше не буду. Вот, даже халат поправлю. Пошли уже, я умираю от нетерпения.

Гостиная оказалась уютной, хотя и небольшой. Диван, два кресла. В стеклянном шкафчике Стас обнаружил бокалы и сервизы. Привлекли внимание тёмно-зелёные шторы с рисунком.

− Напоминает картину Моне «Пруд с кувшинками», − заметил Стас. – Расцветка в таких же тонах.

− Странно, я помню все картины Моне, но не помню собственной жизни.

− Это нам и предстоит восполнить. – Они уселись в кресла. Стас подвинул поближе к себе кружку, стоящую на столе.

− Знаешь, вчера я бы в твоём доме… – начал он.

Во время его рассказа, Алла то смеялась, то плакала, то вскакивала, то садилась. А когда дошло до сцены в общежитии, добралась до серванта с бокалами.

− Какая же я дура! Дура! Набитая дура! − кричала Алла и, схватив бокал, швырнула его об стенку.

− Ты обещала! – Стас хотел схватить её, но что-то удержало его в кресле. Ему почудилось, что Алиса была вовсе не против разбитой посуды, только бы он не прикасался к Алле.

Методично перебив первый ряд, Алла упала в кресло. Подняла заплаканное лицо на Стаса.

− Понимаешь, почему я отношусь к мужикам потребительски? Вас нельзя любить. Как только влюбляешься, вы получаете власть, которой пользуетесь.

Стас молчал, не зная, как приступить к финальной сцене. На всякий случай встал из кресла и подошёл к окну. Алла вытащила очередной бумажный платок, высморкалась и швырнула на ковёр.

− Я помню этот день. Приехала домой. Вошла к себе в комнату. Там ещё витала прежняя атмосфера влюблённой дурочки. На кровати валялось платье, которое я не одела. На столе учебник по французскому. Тетрадь с недоделанным домашним заданием. Поняла: больше не смогу прийти в институт. Не смогу учиться. Я вырвала листок и написала записку. Ревела, буквы расплывались. А дальше темнота. Не помню.

Стас, слушая Аллу, второй раз представлял эту сцену, чувствовал её боль. Предательство, разбившее неокрепшую душу восемнадцатилетней хромой девочки.

− Как я это сделала? – глухо спросила Алла, подходя к окну и глядя вниз. Стас схватил её за плечи.

− Не бойся, здесь всего четвёртый этаж, и мне вовсе не хочется опять стать хромоножкой, − Алла высвободилась и прижалась лбом к окну.

− Что произошло на даче? – быстро спросил Стас.

Алла расширила глаза, погружаясь в прошлое.

− Мальчик, который мне нравится, заманил меня на второй этаж. Мы начали целоваться. А потом пришли его друзья. Это было пари. Он похвастался, что я пойду с ним. Они набросились на меня, начали трогать. Их скользкие руки шарили по моему телу. Задрали юбку, − Алла тяжело дышала. − А Борька, которому я посвящала стихи, смотрел, не пытаясь меня защитить. Как-то я сумела их оттолкнуть. Окно было открыто. Пахло сиренью. Я упала на кусты сирени. Ненавижу этот запах.

− Сядь, − Стас подвёл Аллу к креслу.

− Это был первый раз, когда меня предали. Второй раз наложился на первый. Я больше не могла верить мужчинам. Там был высокий этаж.

В её глазах было такое горе, что Стас подумал, лучше бы она ещё что– нибудь разбила. Но Алла уже не плакала. А потом встала, сжала кулаки и повернулась к Стасу.

− Слабачка. Я должна была выдержать. Этот говнюк не стоил моей жизни. Поставь чайник, Стас. В горле пересохло.

Стас нерешительно посмотрел на окно. На Аллу. Снова на окно. На Аллу. Но девушка смотрела на пол. Из-под дивана выкатилось что– то продолговатое и кругленькое. Остановилось у ног Аллы.

− Моя помада! – воскликнула девушка. – Любимая помада, которой она не дала мне накрасить губы перед твоим приходом.

Девушка схватила тюбик и открыла его. − Да, та самая от Кристиан Диор. − Алла нахмурилась.

− Она что, простила меня?

− У неё добрая душа, − сказал Стас, чувствуя, как подступают слёзы. – Алиса хотела тебя утешить.

− Ну спасибо тебе, Лиса.

− Почему Лиса? – удивился Стас. – Алиса.

− Муженёк её так называет. То есть меня, думая, что она это я. Может, хватит морочить ему голову?

− Тебе решать, − пожал плечами Стас. – У тебя в любом случае у тебя есть дом и там тебя ждут. И твой учебник французского лежит на той же самой странице.

− Ну, конечно. Отец. Мой бедный отец. Сколько всего ему пришлось пережить из-за меня. Не знаю, как выпросить прощение, − Алла закашлялась.

− Я всё же поставлю чай, − сказал Стас. – Думаю, тебя можно оставить одну.

− Конечно. У меня есть ещё дело. Доделать то задание по французскому языку.

− Это важно, − Стас развёл руками. – Самое важное, что ты должна сделать.

− А что? – Алла поправила волосы и провела помадой по губам. – Я ещё должна закончить МГИМО. Ох, я покажу всем парням, которые там учатся.

Алла на удивление быстро пришла в себя. Стряхнула прошлое.

Алла так и не стала пить чай. Строила безумные планы. Вероятно с телом Алисы, она заразилась её уверенностью. Стас взял эклер и тут вдруг блюдце, чуть задрожав, подъехало к Алле.

Девушка открыла рот. Посмотрела на потолок.

− Это обалдеть! Значит, теперь можно?

Она нерешительно смотрела на блюдце, где осталось два эклера. Протянула руку. Блюдце стояло на месте. Взяла эклер, поднесла ко рту. Откусила кусочек.

− Странно, почему мне раньше не нравились эклеры? – спросила она у Стаса. – Спасибо, Лиса. Надеюсь, ты не против, если я буду тебя так называть?! Я оставлю тебе последний эклер. И обещаю не приставать к твоему парню, хоть он и красавчик.

Глава 12

Екатерина Семёновна не могла оторвать глаз от Аллы, когда они вошли. Застыла на месте, держась за стенку.

− Здравствуйте, Екатерина Семёновна! – бодро сказал Стас, чтобы разрядить обстановку. – Мы тортик к чаю принесли. Алла выбирала. Специально заехали в кондитерскую на Арбате.

Увидев торт «Наполеон», Екатерина Семёновна побледнела. Опёрлась на стену. Торт к себе прижала. Потом тихо, словно каждая буква давалась ей с трудом сказала:

− Теперь я знаю, что ты Аллочка. Она всегда любила этот торт.

Алла сбросила шубку на руки Стасу и сделала шаг к старушке.

− Тётя Катрин, а я вас сразу узнала. Только волосы у вас были каштановые.

− Екатерина Семёновна! Тётя Катрин! – воскликнули Стас и Алла одновременно, бросаясь к оседавшей по стене старушке.

Стас подхватил лёгкое тело Екатерины Семёновны, Алла побежала на кухню в поисках валидола. Рука сама безошибочно открыла нужный шкафчик и достала лекарство.

Посасывая таблетку валидола, Екатерина Семёновна не отрывала взгляд от Аллы, которая держала её за руку. Стас, пристроившись на стуле, не переставал удивляться, насколько могут сохраниться пристрастия у души. Алла принесла тот же торт «Наполеон». И, судя по реакции старушки, назвала её старым именем. Тётя Катрин звучало забавно, хотя для девочки, любившей французский язык, это не казалось странным. К тому же Екатерину Семёновну при её элегантности, назвать тётя Катя язык не повернётся. Стас вгляделся внимательнее. Сегодня хозяйка оделась особенно тщательно. Вишнёвое платье, янтарные серьги и янтарные бусы очень подходили к её облику, а седые волосы были уложены волосок к волоску.

Парочка смотрелась достаточно органично, словно внучка с бабушкой.

Алла одета скромно. Серое трикотажное платье расходилось до колен складками, на шее блестела золотая цепочка с кулоном сердечком. Волосы в аккуратно забраны в причёску из кос, оставляя по бокам два кокетливых локона. Сегодня она ещё больше напоминала Стасу Алису, с которой он познакомился первый раз и ещё Мари. Стас вздохнул, ощутив в сердце привычную тоску. Как же нам быть с тобой, Мари-Алиса? Он вспомнил, как Алла, пока ехала в машине, рассказывала, как Алиса «одевала» её. Та одежда, которая ей не нравилась, падала из рук, пока Алла, наконец, не сняла, принадлежащее самой Алисе платье, задвинутое в угол шкафа.

Алле пришлось покориться, хотя, платье ей совершенно не нравилось. Оно слишком мало подчёркивало её шикарную фигуру, и казалось невероятно скучным. Потом Алла решила расчесать волосы и распустить их по плечам. Она совершенно не имела ничего против кудрей, но рука сама потянулась к фену и начала укладывать их. Ну а после и вовсе началось удивительное: руки сами уложили волосы в низкий узел, а в шкатулке нашлись элегантные заколки, украсившие причёску. Дальше настал черёд украшений, потом макияжа, и вскоре Алла не узнала себя в зеркале.

«Теперь ты им понравишься», − услышала она голос в голове и уже не удивляясь, сказала в пустоту «спасибо».

− Ты стала красивая, − сказала Екатерина Семёновна, выдёргивая Стаса из его мыслей.

Утверждение звучало так, словно Алла только вернулась из дальнего путешествия. Стас кашлянул.

− Ох, − спохватилась Екатерина Семёновна. – Что же я лежу?! Нужно напоить вас чаем. Вы, наверно, проголодались.

− Тётя Катрин, я всё сделаю, − погладив руку старушки, Алла вышла из гостиной.

Екатерина Семёновна взглянула на Стаса.

− Как думаешь, она разберётся на кухне?

− Не сомневаюсь. Валидол она нашла быстро.

Екатерина Семёновна села и сложила руки на груди.

− Очень странно, она совершенно не похожа внешне – гораздо красивее – но такая же воспитанная и элегантная.

Видели бы вы её пару дней назад, подумал Стас, вспоминая первый день их знакомства.

− Ну вот и чай, − в гостиную вплыла Алла, держа в руках серебряный поднос с фарфоровым чайником и чашками. Сейчас принесу тортик.

Стас смотрел ей вслед. В этой квартире Алла даже двигалась не так порывисто, как обычно.

− Ну надо же! − всплеснула руками Екатерина Семёновна. – Она ведь нашла свой любимый сервиз на самой верхней полке.

Стас бросил взгляд на стол. Белые фигурные чашки с позолотой. На блюдечках позолоченные ложечки.

− Больше не сомневаетесь, что это душа Аллы?

− Нисколько. Только вот думаю, как Владимира подготовить. У него сердце больное.

− Скрыть уже не получится. Алла сама его найдёт. Вы не представляете, какой у неё характер. Хотя, − Стас усмехнулся, − уж вы-то, конечно, представляете.

− Зато в ней столько жизни. Володенька воспрянет. А как вы думаете, она переедет сюда?

− Думаю, да. Ей сейчас достался чужой муж, которого она презирает. Да и к этому дому, она, как на работу ездила каждый день. Только вот, − Стас вздохнул и замолчал, подумав про Алису.

− Что вот? – встрепенулась Екатерина Семёновна, подаваясь вперёд.

− Пока она в той квартире, есть связь с моей Алисой. А если Алла уедет…

− Да уж, история, − старушка вздохнула и улыбнулась, глядя на появившуюся в дверях Аллу с тортом. – Но Вы же понимаете: она нужна здесь.

− Если речь обо мне, то я могу остаться хоть сегодня. Правда, Стасик? Хотя, нет, − Алла уселась на стул. – Я не могу оставить Лису. Да? – Стас кивнул. – Но я могу приезжать каждый день, пока мы не найдём возможность, как всё это решить. Не грустите, тётя Катрин. Давайте тортик кушать. Честное слово, простите меня, но я не могла выдержать и съела кусочек на кухне. Совсем малюсенький.

− Она всегда была такая! – сказала Екатерина Семёновна. – Как только в доме появлялся Наполеон, к столу он целым не попадал.

− Тётя Катрин, вы меня смущаете, − рассмеялась Алла, ловко раскладывая торт по блюдцам. – Стасик, а ты знаешь историю этого прекрасного тортика? Например, что во Франции и Италии его называют «Тысяча слоёв или тысяча листов»?

− Нет, помотал головой Стас. – Могу предположить, что назвали его, наверно, в честь Наполеона? – улыбнулся Стас.

− Ты очень догадлив, − Алла скорчила уморительную мордашку.

− И если торт назвали в честь Наполеона, значит, он был приготовлен во Франции.

− И снова двойка, − захлопала в ладоши Алла. − Торт приготовили в России. В честь ста лет победы над Наполеоном. Торт выпекли в форме треугольника, который напоминал шляпу Бонапарта и посыпан крошкой, символизирующей снег, которого испугались теплолюбивые французы.

На некоторое время девушка умолкла, смакуя каждый кусочек.

Екатерина Семёновна не сделала ни глоточка чая, Стас, напротив, выпил целую чашку, а торт показался ему слишком жирным. Алла потянулась за вторым куском.

− Торт изумительный, − Алла проглотила ещё кусочек. Посмотрела на старушку. – Тётя Катрин, вы рассказали отцу?

Екатерина Семёновна покачала головой.

− Решила сначала сама с тобой познакомиться. Надо его подготовить.

− Зачем?! Это же радостное событие. Можно, я с вами пойду. Вдруг он меня узнает?

− Давай в другой раз, деточка. – Екатерина Семёновна кашлянула и сделала глоточек чаю. – Не всё так просто. Владимир Валентинович физик. Я попробовала вчера завести разговор о душе, он поднял меня на смех. Сказал, что есть только эта жизнь – единственная.

− Тогда зачем он хранил мою комнату, если не думал, что я вернусь?

− Это просто память о том времени, когда у него была дочь, которая не подумала о нём, уходя из жизни. Ты хотя бы представляешь, что пережили твои родители?

Лицо Аллы помрачнело. Девушка бросила ложку на блюдце, и Стасу показалось, что, если старушка продолжит её воспитывать, та бросит в неё вазочкой. Но девушка опустила голову, водя пальцем по розам на скатерти.

Молчание было таким долгим, что Стас боялся пошевелиться. Боялся, что Алла встанет и уйдёт. Алла порывисто отодвинула стул и подошла к окну. Стас рванулся за ней.

− Не подходи! А то прыгну! – она выставила вперёд руку с чёрными коготками и посмотрела на Екатерину Семёновну. – У вас была хорошая жизнь, вы не стали хромоножкой, и муж любил вас. Вы понятия не имеете об том, что чувствовала я, глядя на обычных девчонок. Как мне хотелось танцевать на выпускном, а не сидеть в углу. Как мне хотелось ходить на свидания на каблуках. Да что вы можете понимать?! Здоровые, любимые. Обласканные судьбой. – Алла прижалась лбом к окну, и Стас, улучив момент, оказался рядом, схватив её за руку.

− Прыгнешь ты, прыгну и я! – сказал он. – Давай! Мне нечего терять. Будет легче встретиться с Алисой.

Алла повернула к нему голову. Долгое время они стояли, глаза в глаза и рука в руке. Потом девушка засмеялась и потянула Стаса от окна.

− Ты сумасшедший. Такой же сумасшедший, как и я.

− Прости меня, я не должна была так говорить, − донёсся слабый голос Екатерины Семёновны. По её щекам текли слёзы. – Я действительно не испытала этого в жизни и у меня нет никаких прав осуждать тебя. Кстати, твой отец этого никогда не делал. Он осуждал себя, что не смог тебя поддержать.

− Тётя Катрин! – бросив руку Стаса, Алла одним прыжком оказалась на коленях у стула старушки. – Простите меня. Сама не знаю, что на меня нашло. Я не собиралась прыгать. Хотела вспомнить. А оно как накатило.

Екатерина Семёновна гладила Аллу по голове, говоря какие– то ласковые слова. Алла уткнулась ей в колени, а потом вдруг подняла лицо к ней. Волосы растрепались. По щекам текли слёзы.

− Моё горе было так огромно, что я ни разу не вспомнила об отце. Эта любовь выпила мозг, разъела душу. Нельзя так любить мужчину, − внезапно Алла поднялась с колен. Заправила пряди за уши. – Только сейчас я осознала свою вину перед ним. Я ведь была его любимой доченькой. Стас! Нам лучше уйти. Умерла, так умерла.

Екатерина Семёновна уронила голову на руки.

− Ты не можешь уйти, − сказал Стас Алле, вцепившейся в его руку. – Какая бы ты ни была, ты нужна им. Ты попросишь прощения у отца, и я уверен, что….

− Отец не узнает меня. Он помнит ту девочку, которая где-то похоронена. Пусть так всё и останется.

Екатерина Семёновна решительно встала, придерживаясь за стол.

− Как там сказал, Стас: прыгнешь ты, прыгну и я. Моя жизнь прожита и ещё несколько лет ничего не добавят. Если ты уйдёшь, я не отвечаю за себя. Я слишком привыкла к мысли, что ты вернулась, и наша жизнь обретёт смысл.

− Нет, тётя Катрин. Вы этого не сделаете, − Алла подошла к ней и обняла, но старушка сняла её руки и решительно взглянула на неё. – Я сделаю это раньше, чем вы спуститесь на лифте. Если ты уйдёшь навсегда.

Алла выдохнула.

− Хорошо, я не уйду. Ну, то есть уйду, но вернусь.

− Нет, − покачала головой старушка. − Мы заварим горячий чай, сядем втроём и хорошенько обмозгуем, как нам быть. Нужно найти веские доказательства того, чтобы твой отец понял, что в тебе душа его дочери.

Валерий Никандрович уже несколько дней не мог найти себе места. Такого раньше с ним не случалось. Он уже лет тридцать, как научился видеть души без тела и разговаривать с ними по своему желанию или когда надо было выполнить чью-нибудь просьбу. Например, успокоить родственников умершего или передать жене вместе с добрыми словами о прошлом пожелание жить дальше и на то самое прошлое никак не оглядываться. Жизнь прекрасна и, находясь, без тела, это хорошо понимаешь.

Валерий Никандрович помог внучке решить задачку по математике и его мысли вновь вернулись к Алисе. Он даже кулаком по столу стукнул. Ну какое ему до неё дело? Зависла в квартире и пусть сидит. Он, конечно, полюбовался ей, когда она научилась двигать предметы и вошла в контакт с чужой душой в своём теле. Ну а дальше то что? Сколько этот Стас будет её ждать, если его девки так и одолевают. А он всё помогает и помогает. Валерий Никандрович и за ним следил. Следил и ругался на себя, но больше на него. Не тем занимаешься, парень. Тебе любимую надо спасать. А ты даже ласковых слов для неё не нашёл. Зато с этой чужой возится. Тьфу. А она опять за своё – к окошку прыгнула. Ещё неизвестно, чем бы дело закончилось, если бы он этого парня не подтолкнул к этой сумасшедшей. Уж очень не хотелось ему обезображенное тело Алисы видеть на асфальте. А вот если бы она прыгнула, тут уже он ничего не смог бы поделать.

Валерий Никандрович опять судьбы Алисы и Стаса пересмотрел. Нет у них встречи в современном мире. Значит, отправлять их надо. А куда? Глаза закрыл. Погрузился в прошлое. Искал два тела: мужское и женское без сознания, но ещё живые. Россию смотрел после восстания декабристов. Ничего подходящего. Перемотал десять лет. Опять ничего. Ещё десять. И вдруг увидел их живыми на балу в Петербурге. Он в военной форме, она в бальном платье. Смотрят друг другу в глаза. А потом вдруг пропал Петербург. Выстрелы, снаряды рвутся, тела мёртвые и полуживые. И он там же. Дальше всё пеленой заволокло, даже голова разболелась. Валерий Никандрович не заметил, как задремал в кресле. Олешка, внучка, разбудила.

− Дедушка, дедушка, проснись. Тебя мама к телефону.

Как во сне с дочерью поговорил. Отложил телефон и услышал голос в голове: «Лучшего варианта не будет. Инструкции получишь. Будущее их знать необязательно».

Валерий Никандрович голову склонил на грудь: как скажете, так и будет.

Глава 13

Валерий Никандрович выбрал время, когда Алиса одна была. Муж на работу ушёл, Стас с этой чужой душой уехали. Тьфу на него. Никак не может от неё отвязаться. Валерий Никандрович Олюшку в школу отвёл, вернулся домой и отправился в путь, уложив тело своё на диванчике. Посмотрел на него сверху и крякнул: эх, какой ты старый стал, Валера. Пора тебе морковку и поменять, ходить уже тяжеловато. Ну да ладно, за дело. То время, когда он тело оставлял, Валерий Никандрович очень любил. Такая лёгкость была в этих путешествиях, особенно старику понятная. Пролетел мимо школы, где Олюшка на уроках занималась и отправился дальше по маршруту в квартиру Алисы. Посмотрел на суетную Москву, на стоящие в пробках автомобили, торопящихся людей. Эх, было время, и он так жил.

А теперь вот научился по воздуху перемещаться. Правда, этому предшествовала трагическая история, после которой пришлось долго восстанавливаться. Тогда Валерий и научился свою морковку – тогда ещё не сильно потрёпанную – восстанавливать. Врачи сказали, что он не встанет на ноги. Но душа не согласилась и долгими ночами мысленно сшивала разорванные сосуды, сращивала кости. Ну а главное: восстанавливала мозг.

<1...5 6 7 8 9 >

На страницу:

Перейти

7 из 9