Мир внутри нас. Серый город

Мистер Толбот и не догадывался, что прямо напротив него на расстоянии нескольких километров, стоит человек и зеркально смотрит на городскую ратушу сквозь огромное грязное, покрытое сажей окно собственного кабинета. И не будь все так прозаично, если бы этим человеком не был владелец завода «Раунд» или для простоты – Босс, имевший на город собственные планы.

Его реального имени и возраста не знал никто. Казалось, что он правит заводом вечно. Когда возник сам завод, тоже было проблематично вспомнить. Старожилы говорили, что лет сорок назад, а то и пятьдесят. Удивительно, но с годами Босс совершенно не менялся: высокий и толстый с круглым и плоским, как блин лицом, в одном и том же костюме, покрытом копотью, пылью и резиновыми стружками, который он, казалось, носил всю жизнь. Примечательную деталь составляли маленькие круглые очки, которые постоянно запотевали в разогретом до сорока градусов заводском цеху, но, несмотря на это, Босс видел все, что происходит на заводе: кто отлынивает от работы, кто делает ее в пол силы, а кто вообще не пришел на смену. А его громогласный голос появлялся задолго до самого владельца. Вот и сейчас он опередил вошедшего в кабинет Стервятника – своего верного шпиона, внешне похожего на грифа-падальщика, сгорбленного человека с ярко-блестящими плутоватыми глазами.

– Рик и Кил, да?

– Не только они, там еще были Эндрю, Билл, Маг и этот страненький. Адам – вот его имя.

– Но все же главные действующие лица – это Кил и Рик. Я думал, что Кил перестал гоняться за Риком после того случая с его братом, но видно я ошибался.

– Вы собираетесь его наказать?

– Кого Кила? Нет, конечно! Разборка произошла не на территории завода, кроме того, Кил один из лучших моих работников. Что касается Бучера, то ему нужно встать на ноги, и как можно скорее. Где он сейчас?

– В первом клиническом центре, пока диагноз не ясен.

– Меня это и не волнует. Если он не вернется в строй через три дня, то мы найдем ему на барабан замену. Сегодня было совещание в правительстве. Что услышал?

– Мистер шалтай-болтай как всегда на взводе, костерит ваш завод на чем свет стоит. Сегодня снова предложил лишить «Раунд» автономии, но старичье ни в какую – на них можно положиться. Мэр предложил организовать конкурс на создание нового бизнеса, победитель получит пять тысяч зеленых и кучу привилегий.

– Хрень. Никто не пойдет на это. Бизнес в этом городе могу делать только я. Я имею в виду нормальный бизнес, а не забегаловку по продаже паленых сосисок.

– Есть еще кое-что, – и привратник понизил голос до шепота.

– Говори.

– К ним зашел коп и долго беседовал с мэром о происшествии в баре.

– Ну и мне-то что с этого?

– Мэр хочет каким-то образом использовать Рика в своих целях, против вас.

– Следи за Риком, не спускай с него глаз. Если мэр вступит с ним в контакт, то дай знать.

– Слушаюсь, – промолвил Стервятник и медленно удалился. Он ступал бесшумно, но Босс слышал все. Никто не мог застать его врасплох, а тем более этот недотепа – мэр. Да кем он себя возомнил?! Глупый мальчишка с раздутыми амбициями. Он не имеет никакого понимания о правильном управлении! С этими мыслями Босс удалился вглубь кабинета, где находилась его спальня.

Глава 3. Опухоль

В палату вошла довольно молодая и привлекательная женщина, Рик сразу же заметил в ней сходство с малышкой, которая выбежала минуту назад: такие же большие глубокие черные глаза, короткие аккуратно подстриженные темные волосы и невысокий рост.

– Это ведь ваша дочка? – спросил он.

Медсестра поначалу удивленно подняла глаза, сначала не поняв: откуда исходит этот странный тонкий голос, но потом, увидев, что в палате только Рик, улыбнулась и ответила:

– Да, моя. Меня зовут Линда, кстати. Как вы себя чувствуете?

– Хреново. В животе скрутило так, что хочется скорее просраться или выблевать все, что сожрал вчера.

Медсестра, казалось, пропустила грубые выражения мимо ушей. Она присела на краешек его койки и с легкой грустью посмотрела на Рика.

– У меня есть для вас неприятные новости, но вы должны их узнать, лучше рано, чем поздно.

– Валяйте, обожаю плохие новости на завтрак! – с нескрываемым сарказмом заметил Рик.

– У вас диагностирована третья стадия рака желудка, вам предстоит длительное лечение с применением химиотерапии, отчего вы возможно будете чувствовать себя еще хуже. Вам противопоказана физическая активность на протяжении полугода.

Казалось, эта новость нисколько не расстроила Рика. Он протяжно зевнул, а затем произнес таким тоном, словно разговаривал не со взрослой женщиной, а с наивным ребенком.

– У меня уже была опухоль в печени. Я ее спокойно пережил. А сейчас мне надо идти на гребанную работу, пока мой босс, сраный жирдяй, не пошлет меня на три буквы. Так что, милочка, я тебе благодарен за заботу и все такое, но здесь я уже належался.

Рик попытался подняться с койки резким рывком, но внезапная боль разорвала живот, он вскрикнул и упал на кровать, боясь пошевелиться.

Линда понимающе посмотрела на Рика, она тонко чувствовала своих пациентов. Этот лысый невзрачный мужичок с тонким голосом силен, но в еще большей степени несчастен. Он скрывает свое горе за кружкой пива в баре, жирным бургером на обед и грубыми непристойными словами. Линда не знала, выживет ли Рик или рак заберет его в могилу, но она точно знала, что обязана сделать все возможное, чтобы спасти этого человека.

Ободряюще улыбнувшись, Линда произнесла, обращаясь к Рику, который все так же неподвижно лежал на кровати:

– Мы поможем вам, мистер Бучер. А сейчас вас ожидает сеанс химиотерапии.

– А что это за хрень?

– Вы все увидите сами, – улыбнулась медсестра, однако на душе у нее было неспокойно. Каждое страдание пациента она переживала, как свое собственное.

Двери вновь распахнулись, и в помещение вошли двое санитаров с длинной каталкой. Рик судорожно сглотнул, происходящее становилось похожим на кошмарный сон, и он был вынужден признать, что играет в нем центральную роль.

Белоснежный пароход, весело попыхивая колечками дыма, медленно причалил к пристани, всю поверхность которой заполняли уродливо сшитые друг с другом резиновые маты. Из глубин корабля показался деревянный трап, а следом за ним – пузатый коротышка с лихо закрученными черными усами, которым позавидовал бы сам Эркюль Пуаро. Коротышка был одет в черный фрак, из грудного выреза которого проглядывала белоснежная рубашка. На толстой покрасневшей шее красовался яркий малиновый галстук, который привлекал внимание издалека. Его круглую лысину скрывал высоченный черный цилиндр. В таком «птичьем» наряде наш герой походил на веселого циркача-фокусника из заезжего цирка-шапито.

Коротышку звали Инсулин и сейчас, когда на часах пробило десять ноль ноль, началась его непосредственная работа. Он с неудовольствием осмотрел пустующую пристань и, заметив ближайшее покосившееся здание, быстрым шагом своих толстых ножек-боровичков направился к нему. Резкий порыв холодного ветра поднял в воздух черный цилиндр, закружив его в бешеном танце. Подпрыгнув как можно выше, Инсулин попытался поймать свой головной убор, но тот, словно насмехаясь над ним, резко отскочил влево по направлению к одинокой постройке. Лишь у самых дверей Инсулину удалось догнать свой злополучный цилиндр.

Здесь, в Кишечнике, ветер не прекращался ни на секунду. Его мощные порывы напоминали о себе сразу же, едва незадачливый путник сходил на пристань. Местные жители – энтероциты, уже давно привыкли к подобной погоде, но Инсулин, несмотря на то, что он ежедневно посещал Кишечник, так и не приспособился к здешнему климату.

Постучав в полуоткрытую дверь, наспех сколоченную из заплесневевших деревянных досок, и так и не дождавшись ответа, он вошел внутрь. В тесной темной каморке, казалось, было холоднее, чем снаружи. Эта неказистая маленькая постройка являлась пакгаузом, где хранились суточные запасы еды для всех жителей империи Организма. Однако сама каморка была лишь возвышением айсберга, а остальная часть пакгауза находилась глубоко под землей.

В каморке Инсулина встретило два смотрителя, одетые, как и все энтероциты, в плотные комбинезоны желтого цвета, предохраняющие от разъедающего воздействия ферментов. Оба смотрителя безмятежно спали. Инсулин, постояв минутку, предупреждающе кашлянул – никакой реакции, он кашлянул сильнее – энтероциты удивленно открыли заспанные глаза и, осознав, кто стоит перед ними, натянули угрюмые маски на заспанные лица.

– Доброе утрос! – приветствовал их Инсулин. – Очереднаяс загрузкас. Сегодня – пятьдесят восемь тонн макарон по-флотски, тридцать девять тонн огуречного супас с фрикадельками и семь тоннс воды с повышеннымс содержаниемс кальция, а также двадцатьс тонн фруктовогос мороженого на десертс в Головной Мозгс. Итого пять миллионовс семьсотс тысяч порцийс. Вот подробнаяс декларацияс из Головного Мозгас на сегодняс.

И Инсулин вручил одному из смотрителей туго свернутый сверток. Энтероцит без всякого энтузиазма пробежался глазами по обширному списку и осведомился у Инсулина:

– А почему нашим парням так мало?

– Таковс указ, – пискнул Инсулин. – Я всегос лишь невинныйс исполнитель. Надеюсь, выс уже отобралис порциис для своих жителейс?

– Да, можешь проверять, и звать своих громил на загрузку, – отозвался смотритель. Его напарник лишь просверлил Инсулина уничижительным взглядом.

Громилы, про которых говорил смотритель, и в самом деле были такими: массивные высокие грузчики, одетые лишь в набедренные повязки. Их беспристрастные каменные лица не выражали ни единой эмоции, ни единой мысли, а из плотно сомкнутых челюстей не доносилось ни единого звука. Молчаливые гиганты были созданы исключительно для тяжелого физического труда, которым, в частности, являлась загрузка-разгрузка тяжелых контейнеров с едой и питьем.

Инсулин решил осмотреться, пока шла загрузка. Кишечник представлял собой узкое сильно вытянутое в длину поселение, по форме напоминающее змею, окруженное с двух сторон двумя крупными каналами. Назвать его городом у Инсулина язык не поворачивался: ряды однотипных деревянных одноэтажных лачуг, равномерно разбросанных по всей территории – деревня, типичная деревня. Неровная резиновая поверхность кое-где потрескалась, образовав широкие разломы, в которые заливалась вода. В Кишечнике большая часть материалов была сделана из резины, в результате чего он получил прозвище «резиновый город». Ветра с обоих каналов, словно в порыве борьбы, сталкивались друг с другом в центре Кишечника, образуя сильные завихрения, которые в непогожий день, могли вырасти в настоящие смерчи. Шаловливое дуновение ветра, унесшее цилиндр Инсулина, было лишь невинной шуткой по сравнению с ураганами, которые обрушивали свою мощь на резиновый город.

Инсулин окинул взглядом противоположный берег, где работала большая часть энтероцитов. Рабочие по пояс в воде длинной вереницей держали массивные шланги, в диаметре достигавшие человеческого роста, работа которых производилась за счет мощи одного единственного гигантского насоса. Шланги крепились железными ободами к противоположному берегу канала. Через интервалы, длившиеся в среднем одну минуту, шланги со стороны крепления резко утолщались: что-то большое медленно проскальзывало внутрь, а затем сбрасывалось в большие чаны на береге. Инсулин знал, что это еда, поступившая из Желудка. Здесь, в Кишечнике, еда проходила завершающие стадии переработки и упаковки и становилась готова для употребления. А доставить пищу всем остальным жителям империи и правильно распределить было уже его задачей.

Внезапно один из шлангов начал медленно набухать: кусок, попавший в него, оказался слишком большим, и он остановил поступательное движение – куски пищи, следовавшие за ним, также застряли. Рабочие, стоящие по колено в воде, бросились в рассыпную. Мотор насоса резко загудел, а затем шланг с протяжным свистом взорвался, выбросив в воздух липкое содержимое желтого цвета.

– Остановите работу! Немедленно! – услышал Инсулин отчетливый голос бригадира. Люди в желтых комбинезонах резко засуетились, они напоминали потревоженных муравьев. Бледные куски пищи еще выплевывались из поврежденного шланга, но мотор затих и шланги остановились.

– А ты что уставился! – воскликнул бригадир, заметив Инсулина, пристально наблюдающего за происходящим. – Езжай! Корми чертовых богатеев! – он бросил в сторону коротышки презрительный взгляд и сплюнул на землю, его подчиненные с не меньшим презрением разглядывали Инсулина: его аккуратный, без единого пятнышка черный костюм, малиновый галстук и белоснежную рубашку.

Инсулин ненавидел простой люд: что здесь в Кишечнике, что в Печени, Почках или Желудке. Он боялся, что они отнимут у него все, что у него есть: великолепную пятикомнатную студию с собственным плавательным бассейном в Поджелудочной железе, обильное пятиразовое питание и три полных шкафа с одеждой всех цветов и фасонов. Инсулин любил роскошь и при одном взгляде на грязные заскорузлые руки рабочих видел руки воров и мошенников.

Инсулин обернулся, собираясь вернуться в пакгауз, но тотчас наткнулся на второго смотрителя, который совершенно бесшумно подкрался к нему и сейчас также хмуро сверлил его взглядом.

– Выясни, что за хрень происходит в Желудке, – прохрипел он. – Уже второй шланг за сегодня выходит из строя. Такого быть не должно.

– Хорошос, хорошос, я все сделаюс! – пискнул Инсулин и опрометью бросился к своему пароходу. Грузчики уже закончили погрузку: ряды массивных деревянных коробок неровными штабелями заполняли большую часть палубы и внутреннего помещения корабля.

– Отчаливаемс! Скореес, скроеес! Мы опаздываемс в следующий пунктс! – прокричал коротышка, обращаясь к рулевому – массивному детине, в мускулистых руках которого штурвал казался детской игрушкой.

Пароход, издав напоследок печальный гудок, тронулся с места.

Через два с половиной часа Инсулин прибыл на следующую станцию своего маршрута – Желудок. Путь наверх требовал больше энергии, поэтому пароход поглощал удвоенные порции топлива. С неудовольствием Инсулин отметил, что от прежней горы дров, осталось лишь несколько сиротливых обрубков, остальное сгорело в прожорливом пламени печи.

Если Кишечник был городом резины, то Желудок – городом камня. Все здесь, включая дома, набережную, стены, потолки, приборы и даже некоторые элементы костюма местных жителей, которых звали гландулоциты, было высечено из темной гранитной породы.

Обилие народа не смутило Инсулина: рабочие всегда толпились в ожидании долгожданной дневной порции, но его удивило другое – клетки. Сделанные из камня, как и все вокруг, они стояли сплошными рядами по правой стороне прибрежной площади. Освещение, и без того тусклое, почти не проникало между прутьями решеток, но коротышка готов был поклясться, что видел ярко-горящие глаза, пристально смотрящие в его сторону. Когда пароход подошел вплотную, то Инсулин услышал крики, наполненные болью и яростью, а также громкие команды солдат, которых он вначале не приметил на фоне серого камня.

– Ваши документы! – требовательно произнес мускулистый вояка, едва только Инсулин ступил с трапа корабля на твердую каменную землю.

– Но я всего лишь принес едус, – пролепетал мужичок.

Происходящее ему совсем не нравилось.

– По распоряжению из Мозга город находится в карантине. Поэтому каждый, кто прибывает в Желудок, должен быть учтен в реестре, – объяснил солдат. Это был макрофаг, как догадался по его внешнему виду Инсулин: огромный с широченными плечами, которые едва втискивались в его футболку цвета хаки.

– А можно узнатьс, почему объявилис карантинс? – осведомился Инсулин.

– Документы! Живо! – заорал солдат, наклонив массивную, как у носорога шею, почти к самому лицу коротышки.

– Дас, да конечнос.. Сейчас найдус.., – промямлил Инсулин, шаря толстыми пальцами в карманах пиджака. Из кучи бумаг он нашел нужные и протянул их солдату. Тот, быстро пробежавшись по ним глазами, всучил их обратно Инсулину и рявкнул:

– Идите за мной! Вам разрешено находиться здесь не более получаса!

– Но за полчасас я ничегос не успеюс, – попробовал пикнуть Инсулин.

– Молчать! – рявкнул солдат.

Инсулин удивился, когда солдат остановился примерно на том же самом месте, где Инсулин обычно зачитывал нормативы приема пищи на сегодняшний день. Зачем этот громила провожал его? Но задать вопрос Инсулин не решился. Мимо них прошествовала группа нейтрофилов – более юрких, но менее массивных солдат. От отряда отделился офицер в белой военной форме с позолоченными пуговицами и неспешной походкой подошел к Инсулину и его громадному проводнику. Это был Т-лимфоцит из подразделения Приобретенного иммунитета. «Раз командование тоже здесь, то в Желудке случилось нечто ужасное», – промелькнуло в голове у Инсулина.

– Что это за птицу ты привел, Раф? – насмешливо разглядывая Инсулина, спросил офицер.

– Разносчик еды, сэр, – голосом, начисто лишенным эмоций, ответил солдат. «Разносчик еды?! Да как он посмел заявить такое?!» – Инсулин чуть не поперхнулся от негодования.

– Позвольтес спроситьс, что здесь происходитс? – все еще кипя от обиды, спросил Инсулин.

– Обернись и ты все увидишь, – ответил офицер.

Мысли в голове коротышки заглушили внешние страшные звуки, которые доносились с правой стороны площади. Сейчас, несмотря на царящий там полумрак, Инсулин смог разглядеть, что находилось в клетках – люди, полуголые, в жалких лохмотьях, их согнали большими группами вместе, запихнув в тесные квадратные камеры.

Инсулин уже хотел было выразить свое негодование по поводу такого жестокого обращения, но, присмотревшись внимательнее, он осознал, что несчастные пленники гораздо меньше походили на людей, чем ему показалось раннее. Они вели себя как дикие взбесившиеся звери, пойманные охотником. Со страшными животными криками страха и ярости некоторые из них в остервенении бросались на каменную ограду и принимались неистово грызть гранит, пока боль не давала о себе знать, и тогда они, вереща, отпрыгивали назад. Их одежда была изорвана, ногти отросли и заострились, напоминая когти хищных птиц, волосы немытыми патлами спадали на плечи. В их глазах не осталось ничего человеческого, они горели бешенством и каким-то странным звериным азартом. Клетки были оцеплены плотным кольцом солдат. Когда кто-нибудь из пленников подходил слишком близко к решетке, пытаясь просунуть когтистую руку, то тут же получал болезненный разряд электрошокера и, завывая, бросался вглубь темницы.

– Божес с мой неужелис этос.., – Инсулин покрылся крупными мурашками и задрожал. На его памяти такое случалось только однажды: в Печени, когда Инсулин еще был маленьким Инсуленышем и слабо понимал, что к чему.

– Да, да, это раковые зомби. Со вчерашнего вечера в Головной мозг поступил сигнал тревоги по коду ноль ноль три, и вот уже сутки здесь карантин. Мы успели остановить опухолевую заразу как раз вовремя, зомби грозили метастазировать в другие населенные пункты, – ответил офицер.

Инсулин снова вздрогнул, представив, что эти разъяренные кровожадные существа, в которых не осталось ничего людского врываются в Поджелудочную железу, а ведь она совсем рядом, что следует из названия! Убивают его коллегу – Глюкагона, а затем, сметая все на своем пути, прорываются в его покои. Коротышка сжался от страха: в ближайшей от него клетке одичавшее полуголое существо, улыбаясь, манило Инсулина к себе грязным отросшим ногтем.

– У тебя тридцать минут на раздачу провизии, я же сказал! – вернул его к действительности приказной голос офицера. – Шевели булками!

Инсулин встал на большой валун с плоской вершиной, достал один из своих многочисленных листков бумаги, сложенных в кармане пиджака, и, прокашлявшись, произнес:

– Прошус минуточкус внимания! Я понимаюс, как сложнос вамс сейчас, но давайтес получимс своюс еду и радостнос ее съедимс! – его лицо озарилось широкой липовой улыбкой, которую он всегда берег для подобных случаев.

Здоровые рабочие, собравшиеся небольшими группами несколько минут назад, молчаливо ждали, с неприязнью и страхом поглядывая в правую сторону, где на них скалились их земляки, полностью утратившие свой облик.

– Итакс, сегодня на обедс у вас: макароныс по флотскис – стос пятьдесятс граммс, огуречный супс с фрикаделькамис – сто граммс и минеральнаяс водас с повышеннымс содержаниемс кальцияс – семьдесятс граммс, —с этими словами Инсулин достал новый листок, еще более мятый чем прежний. – А сейчас я с вашегос позволенияс будус зачитыватьс фамилиис, а вы подходитес ко мне по одномус и забирайтес своюс порциюс.

Из корабля показались здоровяки, они несли крупные тяжелые ящики, груженные едой. После нескольких заходов у валуна высилась небольшая гора ящиков, а грузчики, казалось, даже не вспотели. Инсулин достал третий листок бумаги, куда отмечал рабочих, получивших еду и питье. Повадки всех рабочих были похожи: они резко выхватывали ручку из пальцев Инсулина, ставили неразборчивую закорючку напротив своего пропечатанного имени и, схватив свои контейнеры, быстро уходили, не сказав ни единого слова. Очередь уже подходила к концу, когда Инсулин ощутил, что кто-то схватил его за руку. Коротышка поднял глаза и увидел перед собой пару зеленых глаз, недружелюбно выглядывающих из-под кустистых бровей и взлохмаченную коричневую бороду, словно вышитую из шкуры бурого медведя.

– Пойдем со мной, – прохрипел рабочий. Заметив, что грузчики-исполины сделали шаг вперед, он более миролюбиво произнес:

– Я всего лишь покажу кое-что и отпущу вашего босса.

– Но кудас, – пискнул Инсулин, уносимый рабочим, словно груженый мешок картошки.

Его черные лакированные туфли запылились, также как и сюртук, а малиновый галстук стал грязно-розовым. Инсулин мечтал, наконец, очутиться дома, отправить в чистку грязную одежду и обувь и надеть все чистое и свежее.

Рабочий с Инсулином свернули в одну из ближайших пещер, примыкавших к порту со стороны противоположной от клеток. Они шли почти в полной темноте, если не считать тусклого тления лучины, которую держал рабочий перед собой. Внезапно резко посветлело, и они оказались в громадной нише размером с кафедральный собор, но в отличие от него не имевшей полноценной крыши: крыша сужалась в центре в трубу, которая уходила наверх. «Пищеводс», – догадался Инсулин. В нише собралось несколько десятков рабочих, которые явно не слышали звонка на обед или им было не до этого. Сверху с громким «БУМ» грохнулась гигантская плита шоколада, едва не придавив ногу одному из них. Двое других синхронно подскочили с разных сторон с тяжелыми ведрами и с шумом вылили на плиту разъедающий желудочный сок. Раздался свист от исходящего пара и плита стала таять, она раскололась на несколько крупных кусков, которые рабочие скидывали на конвейерную ленту. По ленте куски шоколада подошли к другому рабочему, который кромсал их тяжелым тесаком на еще более мелкие части, а затем к следующему, пока плитка не превратилась в мелко порубленную кашицу. Эта смесь по конвейеру скидывалась в желоба, откуда, как догадался Инсулин, еда уходила в Кишечник.

– Сюда из Пищевода поступает вся еда, которую ты развозишь по Империи Организма, – сказал бородач. – Все было нормально, пока не началась эта чертова эпидемия.

Сверху раздался шелест трущихся друг о друга канатов, Инсулин задрал голову и успел отскочить как раз вовремя: секундой после на его прежнем месте с громким «ШМЯК» приземлилась закрученная макаронина, по размерам не уступающая пожарному шлангу. Операция повторилась: макаронину залили желудочным соком, затем скинули на конвейер, а дальше пошло-поехало: задний конец макаронины зацепился за ногу рабочему и тот грохнулся на каменный пол, выронив тесак, да так, что опасный предмет едва не убил одного из двух его коллег, заливающих поступающую еду желудочным соком. В итоге макаронина почти без повреждений добралась до желоба и юркнула внутрь, а из пищевода уже сыпались фрикадельки-булыжники, рабочие не успевали за ними: мясные шары, словно нарочно, падали на конвейерную ленту и убегали в желоба в своем первозданном виде.

– Мы ни черта не успеваем, раньше в нашем цеху работало в три раза больше людей, а сейчас – одна треть превратилась в вонючих зомби, а другая – убита этими тварями. Что нам остается делать? Передай в Мозг, чтоб они разобрались с этой хренью. Мы не справляемся с работой, – подвел итог бородач. – Вчера двух рабочих придавило сосиской, будь рядом страхующий – такого бы не случилось.

– А в чем они вымазаны? – спросил Инсулин, заметив лоснящийся блеск на спинах и руках рабочих.

– Это жир, он поступает вместе с нормальной едой из Внешнего мира. И его просто дохрена, как и сахара. Вопрос: «зачем нам столько этого дерьма?» остается открытым. В Кишечнике едва используется сотая часть при упаковке порций.

– Ты забыл упомянуть пиво! – заметил рабочий, одновременно кромсая массивный кусок банана.