Асмикраниль

– Мои верные воины, сегодня мы получили шанс выжить. Победа врага не была окончательной, и мы не остановимся, пока не вырежем весь их род. Наш враг позабыл, что мы семена войны, и скоро из этих семян вырастит целая армия! – раздались боевые возгласы, головорезы, подняли над головой клинки и топоры, рычали, словно истинные звери. Затем они вновь затихли.

– Эпоха Далагула была славной и великой. Память о нем вечно будет чтиться в героических сагах. Но грядёт новая эра, и я, Кломнут, поведу вас к новому величию. Мы должны… – и дальше бла, бла, бла… И тому подобная чепуха. Не буду мучить вас пафосными речами о светлом будущем. Пока тучный оратор промывает мозги своей черни, я попытаюсь познакомить вас с этим далеко не приятным, однако, харизматичным типом. Как вы уже догадались, зовут его Кломнут, Кломнут Душегуб. Он был сводным братом сгинувшего под Заребом Далагула. Однако не спешите думать, что скоропостижная смерть брата слишком омрачило его. Наоборот, живший под постоянной тенью брата-воина, он не имел никаких шансов выбиться в лидеры. Тем не менее, всё сработало в его пользу, и он был этому исключительно рад, несмотря на то, что из целой армии осталась лишь незначительная горстка: жаждущим господства все равно, над кем и где властвовать. Была бы власть… А Душегубом его прозвали не за налеты и войны, а за чрезмерную жестокость с пленниками. Дабы не отставать от воинственного брата и хоть как-то компенсировать свою трусость, он жестоко расправлялся с военным трофеем, придумывая изощренные методы казни, с замиранием сердца всматривался в изуродованные судьбы невинных людей. Думаю, я достаточно рассказал вам об этом жалком выродке. Тем более, что он, наконец-то, заканчивает свою затянутую речь. Так вот, после своего лепета он громко произнес о пире в честь добытой провизии, сам испытывая нетерпение испробовать вяленой оленины с элем. Воины тут же с ликованием принялись к приготовлению пиршества. Впервые после сокрушительного разгрома под Заребом они смогут поужинать вдоволь. Как и предполагалось, бочки, забитые сельдереем, цветной капустой и прочими овощами, отправились прямиком в амбар, не удосужившись внимания головорезов. А мясо и эль выгрузились прямо у стола, наспех сооруженного из мечей и щитов. Долго еще вертелся Кломнут вокруг Руана, яро доказывая седому коротышке про его здравие. Руан уже ощущал нечто неладное в своем сознании. Голова помалу начинала кружиться, а взор – мутнеть. Но наш герой держался и, наконец, в награду ему, терпение вожака иссякло, и он, не смотря на все предостережения старика, жадно испил пенистого эля. Вслед за ним испили и другие мародеры. Открою вам маленький секрет, который я смог подслушать во время беседы Кломнута со стариком. Когда седой недомерок отговаривал вожака от излишнего расточительства, пытаясь растянуть провизию на всю зиму, тот отмахнулся, шепнув, что в деревни манов достаточно мяса, имея ввиду их жителей. Итак, не смотря на уговор, мародеры не отпустили Руана, бросив его в небольшую темницу. По настоянию старика один из мародеров, хоть и против воли, но остался следить за его состоянием. Руан понимал, что стоит ему сдаться и упасть от невыносимой боли, вся затея потеряет смысл: заподозрившие неладное, головорезы сожгут всю провизию вместе с тридцатью храбрыми паладинами. Еле удерживаемая дрожь в руках плавно переходила к ногам. Адская боль в костях и словно разъедающие желудок колики требовали героической выносливости и воли. Даже крепкий здоровяк, имеющий недюжинную силу, вряд ли устоял бы и пять минут. Но Руан продолжал стоять. И, мало того, из последних сил он выдавливал из себя широченную улыбку, подчас посвистывая деревенские напевы. Одна лишь мысль о нимфе не позволяла ему сдаться. Он знал, что испустит дух гораздо раньше, чем это сделают мародеры. Но он стоял, улыбаясь изо всех сил. Ради любви, ради Семриаль, которую более не увидит никогда. Надсмотрщик, приставленный к нему, то и дело удалялся из хибары, дабы наполнить свою кружку элем. Именно в эти редкие мгновения Руан мог позволить себе свалиться наземь и корчиться от нестерпимой боли, лихорадочно повторяя ее имя.

Тем временем в амбаре…

– Ты видишь что-нибудь? – осторожно вымолвил один из рыцарей.

– Да! Их больше чем предполагалось.

– Главное, что они пьют, – тихо прохрипел Гаранбар. – Кто-то видел куда повели Руана?

– Кажется, на ту сторону арены, – шепнул свекольный паладин.

– Мы не можем потерять его. Я обещал королю! – из бочки прозвучал отчаянный голос командира. – Планы меняются, господа! Зелье теряет свою силу – более нельзя высиживаться здесь. Предлагаю устроить засаду. Как только заполучим оружие, с боем ворвемся в темницу. К тому времени яд уже сделает свое дело.

– Вы уверены?

– Надеюсь… – робко бросил командир.

Долго и утомительно ждали паладины. Однако среди мародеров не нашлось ни единого любителя овощей. Ситуация требовала скорейшего вмешательства. Ведь напасть на опытных воинов без оружия и брони было безумием. И вдруг судьба им улыбнулась. Хотя сложно было назвать это улыбкой. Скорее язвительная ухмылка, которую паладины, увы, не заметили. Внезапно прозвучал горн мародеров. Огромная яма, укрытая деревянными досками, посреди пиршества вдруг обнажилась. Несколько воинов выложили небольшой ящик, переполненный тупыми и ржавыми клинками прямо перед взором рыцарей.

– Это шанс! – радостно промолвил один из воинов.

Вслед за оружием на арену под бешеный визг и плач вышла откуда не возьмись дюжина детей, подгоняемая толстой плетью из конского хвоста. Гаранбар был наслышан о пристрастиях Кломнута, поэтому тотчас представил скорый ужас.

– Гиены готовы? – торжественным голосом изрек полурослый старик.

Тот, кому предназначался вопрос, с безумной улыбкой кивнул головой.

– Выводите! – приказал Кломнут Душегуб.

Ждать было нельзя. Еще немного— и этих испуганных до смерти ребятишек скормили бы голодным монстрам, на потеху извращенной публики. Да и Руан, вероятней всего, нуждался в помощи. Собравшись с духом, заранее прощаясь друг с другом, тридцать храбрых паладинов с голыми руками и под боевой клич Кесгора кинулись на вражью свору. Вооруженные ржавыми клинками, предназначенными для арены, они уничтожали мерзких головорезов один за другим. Более четырехсот кровожадных убийц накинулись на них. Несколько десятков пали, не успев достать оружие из ножен. Завязался неистовый бой. Кесгорские паладины пытались прорваться к темнице, однако все было тщетно: их слишком мало, а ржавые клинки просто-напросто рассыпались под натиском зазубренной северной стали. Несколько раненых паладинов повалились на землю. Собрав своих собратьев в плотное кольцо, Гаранбар и его небольшой отряд яростно защищались, готовые погибнуть на поле брани. Вдруг громкий возглас Душегуба— «В плен, только в плен!» —отменил их час смерти. Туго связанные грубой веревкой они были брошены к ногам вождя. Как сильно загорелись его глаза привычным хищным взглядом! Его совершенно не волновали вразброс валяющиеся трупы соплеменников, отдавших свою и так бесчестную жизнь ради поимки незваных гостей. Он предвкушал иное: новая забава! Кломнут мигом приказал убрать этих «тощих недоносков» (так он обычно отзывался о пленниках, исхудавших от недоедания) обратно в клетку. Подняв с земли истекающего кровью паладина, он застыл от изумления. На плече у пойманного рыцаря гордо красовался боевой герб Кесгора— трехглавый феникс с изогнутым драконьим хвостом. Не раз носители этого благородного знамени чуть было не лишали головы неуклюжего толстяка. Не раз оставляли шрамы на лице Далагула. Но ни разу в своей жизни он не имел чести лично расправиться с Кесгорским паладином. Неужели в сети попали его заклятые враги? Это был лучший подарок в его жизни. По крайней мере, так считал сам Душегуб. Он хохотал от счастья, как злорадное дитя, заставшее в чаще муравьиный рой. Мерзкий лай изголодавшихся гиен и звон зазубренных мечей об щиты нетерпеливых мародеров торопили разум Душегуба. Он игривыми глазами выбирал первую жертву. Большинство паладинов были ранены и обессилены после жестокой бойни, и Гаранбар, как истинный командир, добровольно вызвался вступить в этот небольшой ад, в виде плоской ямы.

– Я!

– Что, что, что? Я не расслышал. Кто это сказал? – притворно обернулся Кломнут в сторону отважного паладина.

– Я готов выйти! – вновь повторил Гаранбар. – Ты хочешь зрелища? Я один тебе его дам!

– Говорят, моего брата прикончил некий кесгорский храбрец… – его взгляд пробежался по телу паладина, словно два изрядно мерзких тарантула. – А еще говорят, он не совсем человек, раз уж сумел прикончить самого Далагула.

– Он был обыкновенным мерзавцем. Но ты на порядок ниже своего брата. Клинок разрезал его голову вдоль! Он не успел даже издать вопль. – бесстрастно бросил Гаранбар.

– Неужели мне повезло дважды? – завизжал от радости Кломнут и, устремив взор к небесам, громогласно обратился к брату, будто душа этого убийцы смогла достучаться до звезд – Ты видишь кого я поймал, Далагул? Ты видишь? Я не убью его быстро. Нет…

Гаранбар добился своего. Связанный, в окружении своры врагов, паладин сумел задергать за нужные ниточки вожака и теперь, предводитель мародеров играл по его правилам. Он знал, что убийцу Далагула ждет медленная, мучительная смерть. И именно на это и потратят головорезы свои последние часы. До остальных паладинов они вряд ли доберутся

– Ну что ты готов, вонючая псина? – плюнул Душегуб в лицо рыцаря – В отличии от Далагула ты будешь вопить. Долго вопить – язвительно улыбнулся вожак.

Кломнут искрился от предвкушения крови и, похлопывая в ладони, приказал развязать руки пленнику и бросить его на арену. А сам торопливо, мелкими шагами, устремился на свой трон, представляя себя царем. Гаранбар печальной улыбкой попрощался с товарищами, еле сдерживающими горечь предстоящей потери. Но он не собирался умирать. Он был готов биться до рассвета. Держа в руках изживший себя клинок, он спустился вниз по веревке, которую тут же свернули обратно. Замкнутому в смертоносном кольце, ему оставалось лишь одно – бороться! Прозвучал боевой горн, и Гаранбар с ужасом узрел сквозь прутья клетки, как приближается звериная морда, обнажившая слюнявый оскал. Паладин приготовился. Ему никогда не доводилось биться с гиенами. Он сражался против головорезов, против боевых собак, слонов, защищался от медведя. Даже когда-то усмирял льва. Но гиена вызывала ужас. Зарыв кожаные ботинки поглубже в песок, крепко зажав рукоять клинка, воин затаил дыхание. И клетка распахнулась. Обезумевшая гиена мчалась на паладина, поднимая за собой клубы пыли. Скоро соперники столкнулись, скрывшись в пыльном тумане. В вихре были слышны лишь рев зверя и глухой шум. Пленники с нетерпением глядели в безликую серость поднявшегося песка. Кломнут, очарованный зрелищем, высунулся всем телом, стараясь разглядеть хотя бы что-нибудь. Но тщетно. Еще несколько мгновений— и клубы серого тумана прорезала алая струя долгожданной крови, подобно лучам солнца, прорезающим темень. Головорезы ликовали. Кломнут и его свита злорадно захохотали, узрев на песке кровь Кескорского воина. Чаши наполнились элем, а клинки непрестанно бились о деревянные щиты, создавая невыносимый для слуха гул. Но стоило рассеяться дыму, как исчез и пыл разбойников. Чрез пыльную муть показался силуэт человека. Чудовище, что несколько секунд назад мчалось в сторону воина, бездыханно лежало под его ногами, сраженное клинком в горло. Кесгорские пленники, не сдерживая радость, одушевленные победой, хором произнесли боевой клич, раздражая слух мародеров ненавистным пением. Кломнут был в бешенстве. Убить разом Кесгорских воинов – означало сдаться, сломить колено перед их железной волей. Даже сейчас, взяв их в плен, имея над ними полное превосходство, Душегуб ощущал горький привкус поражения. Он еще не успел сломить их волю, не заставил тонуть в собственном отчаянии. Но игра не окончена, и вожак, на радость убийцам, громко объявил:

– Битва продолжается! Выпускайте двух гиен!

Гаранбар невольно устремил взор на небосвод в надежде увидеть утреннюю звезду. Однако до наступления рассвета было далеко и ему предстояло продержаться еще не одно сражение. На этот раз его ожидали две свирепые пасти. Но как бы мы не переживали за храброго воина, бросившего вызов сотням бандитов, нам придется покинуть его на время. Ведь где-то неподалёку, в ветхой темнице, без сознания лежал юноша, который был под стать Гаранбару и тоже бросил вызов самой смерти. Бросил вызов и, вероятно, проиграл… Его глаза неподвижно устремлялись в потолок, сердце замирало, а прерывистое дыхание и вовсе остановилось. Смерть неторопливо овладевало его телом, проскальзывая в каждый угол еще молодого, не закаленного жизнью тела. Неожиданно дверь в узницу распахнулась. Скудный лунный свет еле-еле вырисовывал очертания комнаты. Было видно, как хрупкие ступни, покрытые огрубевшей дубовой корой, изящно проскочили внутрь неосвещенного помещения. Оглянувшись вокруг и заметив помертвевшее тело, она, не издавая ни единого звука, кинулась к нему. Да, это была Семриаль. Конечно, больше похожая на дубовый обрубок. Достав из-под коры склянку с противоядием, она всё до остатка влила содержимое Руану. Через несколько минут он должен был очнуться: зелье обладало способностью мгновенно обезвреживать смертоносный яд. По крайней мере, на это надеялась нимфа. А что, если нет? Если она опоздала? Если смерть уже давно унесла его светлую душу под сонную колыбельную? Прошло несколько минут, а тело Руана не выдавала никаких признаков жизни. Это был конец… Конец ее истории. Но крошечная капелька надежды почему-то не отпускала ее, не давала признать потерю. Нимфа трясла своего возлюбленного, рыдала, молила вернуться к ней. Душераздирающий стон, сродни тому, что вырвался у Руана тогда, при виде павшей нимфы за решетками Заребской темнице, невольно вырвалось из ее уст. Она оплакивала потерю, сравнимую лишь с заточением Сакранильских нимф в Асмикраниле. Очередной не разглаженный рубец глубоко пронзил ее душу, заставлял трястись от неимоверной боли. Она прижалась к бездыханному телу Руана и, словно безумная, рыдала, целуя холодные немые губы возлюбленного. Дева была столь поглощена горем, что даже не внимала тому, как некто в кожаных ботинках медленно подкрадывался сзади, распахнув широченные рук. Это был один из мародеров, присланный полурослым стариком проверить здравие Руана. Неожиданно, услышав плач и не предупредив собратьев, мародер, решил не делиться трофеем в виде прелестной девы. Ручища, испустившие немало крови, клешней сжали Семриаль. Попытки вырваться от бешеного убийцы были напрасными. Выкинув хранительницу в иной угол темницы, он с резвостью волка хотел было накинуться на нее, как вдруг тяжелый посох всей силою насмерть вышиб голову неугомонному головорезу. Посох сей был хорошо знаком нимфе. Однако, она все еще удивлялась его присутствию. Перед ней стоял знахарь манов. Да, тот самый высокомерный лжец, вынудивший паладинов отправиться в логово ужасов. Не теряя ни минуты и не объясняя ничего, он подал руку забившейся в угол деве и произнес лишь одну фразу:

– Я заварил эту кашу – мне и расхлебывать.

– Он умер! – гневным голосом произнесла Семриаль, глотая накатившиеся слезы. – Как ты собираешься расхлебывать это? Ты уже не вернешь его! – тихо сказав это, она вновь рухнула наземь, где лежал Руан.

Знахарь, немного пораскинув мозгами, замер, будто старался что-то вспомнить. Что-то давно забытое.

– Хранительница, отойдите от него.

– Нет! – кротко ответила нимфа взглядом тигрицы, которая вот-вот потеряет свое потомство.

– Молю вас, хранительница, отойдите.

Она молчала, не сдвинувшись с места, крепко прижилась к телу Руана.

– Да отойдите! – не стерпев, прокричал знахарь, рукой отстранив убитую горем деву. – Помнится, чему-то успели научить меня шаманы.

Сказав это, он поднял над головой свой тяжелый посох и, произнося неведомый наговор, с силой ударил в грудь усопшего. Над Руаном засверкала искра, и он, судорожно подпрыгнув, начал жадно глотать воздух. Магический удар посоха достучался до сердца юноши и впустил туда живительный эликсир. Конечно, гигантский синий след на груди Руана посох всё же оставил, но разве сравнится это с бесценным даром жизни? Семриаль, будто зачарованная статуя, застыла, не имея сил сказать что-либо. Она безумным взглядом наблюдала, как любимый, уже почти покинувший ее, вновь возвращается к ней, наблюдала, как безжизненное тело с удивительным величием вновь бьет ключом. Не стерпев ни минуты более, она кинулась к нему, целуя еще слегка холодные губы, вновь наполняющиеся прежней теплотой, касалась щеками его порозовевших щек, крепко сжимая грубые, мозолистые руки своего возлюбленного.

– Семриаль… —повторял он, словно канувший в какой-то сверхъестественный сон. Чувствуя в ладонях нежные руки своей единственной, Руан неспешно сделал глубокий вдох— и знакомый аромат ее волос вновь наполнил заблудшую душу страстной любовью, вернув ему дражайший дар, с потерей которого он недавно смирился. Нежные и дрожащие от волнения пальцы нимфы плавно скользили по ожившим чертам его лица; подобно легкому бризу касались самых недр его подсознания, а теплота ее дыхания согревала каждую клетку измученного тела, пробуждая вулкан неистовый чувственности.

– Семриаль… – вновь вырвалось из уст юноши. Однако на этот раз он не был поглощён видениями. Широко раскрыв глаза, он созерцал перед собой возлюбленную, в которой видел единственный смысл своей жизни. Крепко прижав его к себе, дева утопала в слезах радости. Пронизывающий трепет душевной мелодии взбудораживал их сознание, с еще большим стремлением заматывая полыхающую страсть в толстый клубок любви. Время будто приостановилось вокруг четы, раскрыв им тайное откровение бесконечности. Но— увы— остальных время не щадило; и хрупкое, воздушное уединение прервали гулы боевых горнов, исходящие снаружи. Гаранбар на радость Кесгорским рыцарям устоял перед очередным натиском гиен. Даже издалека было видно, что победа досталась паладину ценой неимоверных усилий. Гиены сильно ранили его, покусав и исцарапав оголенное тело. Стоя из последних сил в центре арены, он не переставал бросать вызов убийцам, вонзая в песок истрепанный клинок. Воин поднял глаза на звездное небо: основная часть ночи была позади, однако он чувствовал, что еще одной подобной битвы ему не выдержать. Враги, к счастью, не умели читать его мысли. Между делом, раскрою вам маленький секрет. Яд, что уже находился в крови каждого мародера, медленно давал о себе знать легким головокружением и помутнением зрения. Однако головорезы были народом, не признающим слабость, и, приняв наступающие последствия отравления за опьянение, постыдились признаться в этом своим собратьям. Но давайте вернемся к событиям на арене. Не выдержав продолжительных побед какой-то Кесгорской выскочки, зрачки Душегуба налились кровью от бешенства. – Мне это надоело! – разочарованно вырвалось у него. Разъярённая толпа, стуча мечами, требовала от Кломнута иного исхода событий. Провалившись в мечты, он вдруг ощутил мускулистую руку, притянувшую его к себе. То был старый полурослик. Он что-то нашептывал Душегубу, а глаза вожака вновь начинали блестеть дьявольской искрой, губы расширились до язвительной улыбки. Он предстал перед головорезами и громко объявил:

– А теперь немного изменим правила. На этот раз, – сказал он, обращая внимание на Гаранбара, – в твоих руках будет не только твоя жизнь! Приготовьте ребенка! – приказным голосом буркнул он мародерам.

Ораторский голос Душегуба был настолько отчетлив и громок, что даже проскользнул сквозь щели темницы, где сейчас находились трое непрошенных гостей.

– Гаранбар! – вдруг вздрогнула нимфа.

– Мы не сможем ничем им помочь. Нам нужно спасаться, пока кому-нибудь еще не взбрело в голову навестить темницу, – обратился знахарь к хранительнице. – Вы взяли с собой зелье?

– Возьмите Руана и бегите, – торопливо вымолвила нимфа, – а я попытаюсь испортить им праздник!

– Я вас прошу, Семриаль, им уже не помочь. Единственная надежда – это ваше зелье.

– Я их не брошу! – строго изъявила нимфа.

– Вы опять за свое? Вы упрямей… —знахарь никак не мог решиться сопоставить характер принцессы Сакранильских нимф с упорством сами знаете кого.

– Нет! – вдруг, закашлявшись, проговорил Руан, доселе хранивший молчание. – Я знаю, как им помочь, – сказав это, он привстал, весь испачканный сеном и засохшим лошадиным навозом. – Дай мне зелье… —протянул он руку к своей возлюбленной.

– Нельзя такое делать! – тревожно, однако строго и с шепотом побранила его Семриаль, увидев, как тот, выпив магический отвар, протянул руку к мародеру, тихо лежащего с проломленной башкой. – Перевоплощение может произойти только с бездушной сущностью.

– Полагаю, вот это, —пнул он тело мародера ногой, – и есть уже бездушная сущность. Собственно, как он тут оказался?

– Не спрашивай, – кротко ответил знахарь. —Хранительница права: неизвестно, что может произойти, тронь ты эту гадость.

– Но вы же перевоплотились в дерево. А дерево живое! – возразил Руан, указывая на еле заметные остатки маскировки.

– Это не дерево, а кора дуба, болван! Понимаешь? Кора! – заворчал знахарь, достав из меховых карманов кусочек отломленной коры.

Руан на некоторое время впал в раздумье, но в итоге, собравшись с духом, коснулся ладонью трупа. Перевоплощение не заставило себя долго ждать. Руан исчез на глазах, а вместо коренастого юноши с добрыми глазами появился мародер. И пахло от него тоже как от мародера. Словом, немного бледный, но вылитый головорез, что ныне покоился у него под ногами.

– Не могу поверить, сработало! – изумленно воскликнула Семриаль, пощупывая своего возлюбленного в новом образе.

– А ты говорила, что нельзя. Это первое время так неудобно?

– Но в текстах было написано другое, – задумалась вдруг нимфа, не внимая вопросу Руана. – Это расширяет сферу зелья в разы. Мы могли избежать возни с повозками. – Она с сожалением обернулась назад, где под лязги лезвий и восторженные крики головорезов подходил конец Кесгорским паладинам.

– У меня есть план. Я проберусь к пленным, а вы постарайтесь чем-то отвлечь этих убийц.

Головорезы Кломнута с неистовым азартом глядели, как на арену выносят маленькое дитя, которое вовсе не понимало, какая именно судьба ожидает его в ближайшие минуты. Увидев малыша, рыцарь сдался. Он, как ни кто другой, уже предвидел исход его последний битвы. Испуганный мальчишка тотчас прибежал к паладину и ухватился за него столь сильно, как может ухватиться сын за своего отца. Изнеможённый и обессиленный, паладин присел, на несколько секунд его взгляд остановился на мальчике. Глаза шестилетнего ребенка излучали глубокое страдание, и Гаранбару показалось, будто он смотрит в глаза старому отшельнику. Сердце паладина вздрогнуло. Рыцарь погладил мальчика по растрепанной шевелюре и заботливо поцеловал его в лоб, напомнив ребенку о поцелуе давно ушедшей матери. Несмотря на глубокое отчаяние, он решился на последний подвиг – спасти во чтобы то не стало невинное дитя. Сапоги воина глубоко зарылись в песок, а рукоять клинка крепко зажата в ладони: он был готов к последнему бою. Рев голодных гиен будоражил кровь. Вот послышался не менее ужасающий звук: дрессировщики отперли вольер с жаждущими человеческой плоти хищниками. Внезапно один из них вырвался из кожаного намордника и вонзился в шею мародеру. Столь безжалостная расправа на потеху радостной толпе стала спасительной для обреченных на арене. Не успела кучка убийц вырвать безжизненное тело из пасти голодной гиены, как их поджидал очередной сюрприз. Пожар, вспыхнувший в амбаре с провизией, омрачил настроение разбойников окончательно, на этот раз на радость пленным паладинам. Начался истинный переполох, Кломнут, позабыв о забаве, судорожно орал и метался на своем месте, в страхе остаться голодным на всю зиму, а головорезы, сбросив щиты и прочее обмундирование, бросились гасить неистовое пламя. Недолго думая, Семриаль решила поджечь именно амбар, зная, что мародеры стремглав умчаться спасать бочки и, тем самым, избавят связанных паладинов от лишнего надзора. По просьбе нимфы огонь лишь пугал убийц своими размерами, не притрагиваясь, однако, к провизии. Пока язычки пламени неторопливо облизывали сухие балки амбара, некий мародер, бледный, как лист непорочной бумаги, неуклюжими шагами приближался к пленникам. Подобравший поближе, он незаметно сунул в руки пленному рыцарю небольшой нож. Тот, смутившись от неожиданности, стал наспех перерезать веревку, выпученными глазами пялясь на «странного» мародера.

– Это я, Руан. И не вздумайте перепутать меня, когда будете кромсать этих убийц! Мы будем у ворот! – сказав, столь же неуклюжей походкой, он исчез из виду.

Иногда долгожданное происходит в столь неожиданный час, что целиком противоречит ожиданиям. Именно такое и произошло в разгар тушения пожара. Вдруг несколько более щуплых мародеров упали наземь от острой боли в желудке, а некоторые из них стали харкать кровью.