Без времени, без желаний, без истерики

– Не переживайте. Рассказывайте в своём ритме, я вас слушаю. Если необходимо вас подтолкнуть к вопросу, или захочется пить, обращайтесь, – сказал я.

Ничего не ответив, Игнат продолжил:

– В одну ночь, когда мы лежали и смотрели фильм в темноте перед сном, на экране началась сцена соития. Кровь прильнула к моему тазу и к конечностям моей супруги. Её рука робко стала сползать с живота к моим гениталиям, начав ласкать меня через одежду. Глаза самопроизвольно закатились, шея ощутила её тёплое сладкое дыхание, пока мои вздохи становились постепенно неравномерными. Её дыхание испустило из себя ползущий язык в моё левое ухо. Мгновенно я перестал вдыхать, как будто застывший, воздух. В голове образовался вакуум, мысли ни о чём покрылись латексным орелом и вытаращили волосы на руках и ногах. Мурашки выходили колонной одна за другой. Кровь начала бить ключом в корень между ног. Голова пыталась прижаться к плечу, но её язык не прекращал елозить в ухе. Наконец я повернулся и столкнулся языком о её язык. Мягкие сладкие губы соединились с моими в любовном вальсе. Теплота её рук, осторожно касающихся моего лица; её ноги, постепенно связывающиеся за моей спиной в узел содома; тонкие и длинные ресницы, закрывающие необъятно объёмные голубые глаза, глядя в которые видишь рождение Вселенной. Те самые остатки осколков глаз девы Марии, оставившие семя, и родившиеся в глазах объекта моего вожделения. Растекающиеся по плечам мягкие, будто младенца, русые волосы, щекочущие моё оголённое тело. Я переходил от губ к шее, от шеи к груди, и возвращался к мокрым от слюней, приоткрытым, едва улыбающимся, прикушенным губам и полным сладострастия глазам, зазывающим меня вновь к поцелую. Рукой я шевелился в копне мягких волос, а другой залазил под пастельно розовые шёлковые пижамные шорты, напрямую к кружевным чёрным трусикам. Её рука поглаживала мою голову, переменно переходя на щетинистую щёку, а другая, насколько может нежно женщина, гладила спину и рёбра, иногда спускаясь к эрегированному органу, лаская его через нижнее бельё.

Когда я достиг пика прелюдий, она сказала, сквозь неравномерное, желающее соприкосновения половых органов в предэякуляте, дыхание: «Я хочу от тебя детей» Именно в эту ночь мы не использовали контрацептивы. Сказав голосовому помощнику: «Включи плейлист «Want warm sex with u», я стал вновь целовать её, параллельно стягивая с неё нижнее бельё вместе с шортиками, пока она снимала моё бельё с меня. Мы продолжали тереться друг о друга, ожидая тот самый момент. Вся её шея была в моих засосах, все мои губы были наполнены кровью и стали опухшими. Расчехлённое тело и нагая душа… Наконец, мужской орган самопроизвольно вошёл в неё. Половой акт был медленен, чувственен. Я слышал каждый вдох с нотами стонов её нежного голоса. Локоны волос стучали о мои плечи. Два человека, окрылённые тайным, трансцендентным и эфемерным для понимания чувством, соединённые интимными частями тела, не завораживает ли это? Насколько же это табуированная тема в обществе прошлого века – двадцать первого – что сцена любви, расписанная в столь подробной манере, считается мерзкой. И насколько же чуждо так подробно описывать искренние чувства в наше время. Эпоха новой искренности исчезла, и постмодернизм вновь вернулся к нам. Я стою против этого.

– Вы очень красиво описали ваши чувства. Продолжайте, – сказал восхищённо я.

– В ту ночь мы зачали ребёнка. Девять месяцев выхаживания прошли чудесно, да и первые два года. Но, с постепенным взрослением ребёнка, настигла нашу семью учесть всех людей на планете. Вы же понимаете, о чём я?

– Конечно.

– Пока мы были озабочены ухаживанием за ребёнком – нас не волновало ничего. Но время идёт, и начинает понемногу шагать ребёнок. Становится более самостоятельный. Лелеющая пелена с глаз родителей исчезает – нас начинает поглощать безыдейная, безвкусная, серая реальность. Хочется чего-то нового обоим. Но я изучал стоицизм, отчасти могу назвать себя способным противостоять этой действительности, жена же моя – нет. Она изучала эзотерику, таро и прочие рудименты псевдонаучной эклектики построения разносторонней личности двадцать первого века. Перестала понимать меня, идти на компромиссы. Её совершенно самодурское желание начать свободные отношения, я пресёк на корню и сказал, что следующий разговор об этом превратится в конец отношений, понимая заранее, что она, уже подумав об этом, непригодна для построения семейной жизни, поэтому можно было заканчивать историю с ней уже тогда. Консерватизм в межличностных отношениях – вот те самые сваи моей внутренней догматики, что не устраивает её. Тянусь к будущему, она отвергает настоящее. А настоящее, это не только то самое, что идёт в данный момент. Настоящее – это ещё и то, что подлинно, искренне, что отвергает концепции потакания своим слабостям.

Она сделала вид, что поняла меня, но через неделю изменила мне, выставив меня тираном, не дающим права выбора. Она изменила, я – тиран, боже, какой бред. После этого я оставил ей и дочери квартиру, а сам живу сейчас в съёмной. Первую неделю было невыносимо. Ощущения были, будто этот человек совершил несколько ножевых ранений в области кровокачающего органа. Лезвием начертил границы его местоположения и остриём пробил грудную клетку в нескольких местах, чтобы красными маркими руками сунуть пальцы внутрь и, еле нащупывая среди поломанных рёбер и парализованных, постоянно сокращающихся от шока, мышц, найти моё сраное сердце и попытаться конфисковать его из тела любящего её человека, чтобы на циферблате срока годности любви к ней изменить дату на предыдущий день до разрыва отношений, дабы вина осталась за мной. Пульсирующее сердце истончается с каждым ударом о стенки запястья своей когда-то второй половинки. Кровопускание происходит всё активнее и насыщеннее. Кажется, что уже и качать будет нечего, ведь оно уже не в теле, но торчащие, не вырванные лоскутки вен и нервов из сердца, тянущиеся сильным натяжением в обглоданную, с дроблёнными костями, рыхлыми открытыми мышцами плоть – связывают мою жизнь на границе со смертью. Лишь будучи живым, человек ещё может что-то ощущать. Даже неизвестно, отчего было больнее – от острой кипящей горечи предательства человека, к которому испытывал чувства, которое именуют любовью; или от торчащего наружу сердца, впитывающее своей нежной кожей кислород, не переваренный предварительно лёгкими. Напоследок я сказал: «Любовь – безусловное чувство, и мне не обязательна твоя взаимность, чтобы тебя любить. Но после твоих поступков я не хочу с тобой больше быть» и ушёл, надеюсь, навсегда. Раз в месяц буду присылать деньги для ребёнка, но никогда не увижу её мать.

– Да… – Я сделал паузу, выдохнув воздух. – Позвольте мне сейчас переварить эту информацию. Не желаете выпить кофий?

– Давайте, – устремив взгляд вниз, сказал Игнат, – латте, если можно.

Я подошёл к кофемашине и начал делать кофе, параллельно обдумывая сказанное. Кофемашина зашумела, вылила напиток из своего чрева, и вновь замолчала. Взяв две чашки, я подошёл к креслу, поставил их на блюдца, и сел, начав свою речь.

– Итак, Игнат. Ваши терзания до сих пор вас тревожат?

– Разумеется. Это было неделю назад. Доселе я не могу спать. Нигде не могу найти спасения. Мне бы хоть разобраться в проблематике моей патологии, дальше справлюсь. Выпущу сборники своих любовных приторных стихотворений, так сказать, сублимирую тяжбы души, предварительно распутав клубки мыслей в голове. Тогда-то мне станет легче.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.