Чёрные цветы

– Чёрт, ну и жуть, – сказал Дэвид. – А вы как считаете, что могло с ними случиться?

– Я думаю, они утонули, – сказал Кен. – С восточной стороны острова проходит очень сильное течение. Они могли попасть в него, и их унесло в море.

– Да, с океаном шутки плохи. – И Дэвид многозначительно посмотрел на меня, а я сделала вид, что не замечаю этого взгляда. Я думала о том, оставались ли эти девочки в сознании, когда в последний раз вдохнули воду, или сперва всё исчезло, как это было у меня. И стала ли для них вечной эта пустота, или они миновали её и оказались где-то… ещё.

Стоило мне перешагнуть порог развалин, и температура упала так резко, что я покрылась гусиной кожей. Мы все сгрудились там, где должна была находиться кухня, судя по закопчённому очагу в углу с остатками дымохода. Там лежала кучка пальмовых листьев с небольшой вмятиной посередине.

– Похоже на чье-то гнездо. – Дэвид ткнул ногой в листья.

– Пришлю сюда Шона с граблями и ловушками, – заметил Кен. – Пока он не превратился в приставку для компа.

– Поздно спохватился, – буркнул Билли.

Ночью Шон совсем не показался мне похожим на приставку, и я даже разозлилась. Может, у него просто депрессия. И потом, имея такое тело, он наверняка чем-то занимается. Например, плавает по ночам. Не то чтобы я запала на его тело или что-то ещё.

Через открытый проём виднелся альков с остатками железной кровати – наверное, там когда-то нашли тела супругов. Я подумала, долго ли так лежали, разлагаясь, Абрахам Уэллс и его жена? Если бы «Скорая помощь» не успела вовремя, я бы сейчас тоже разлагалась. Или, возможно, меня бы кремировали, и я бы превратилась в золу, упрятанную в урну где-нибудь на полке в доме Дэвида. У меня защипало в глазах.

– Мы думаем, здесь была спальня девочек, – сказал Кен, проводя нас в следующий закуток. На полу лежала старинная арфа, и через неё проросло дерево. Почти всю раму покрывали мох и плющ, и украшавшие арфу резные розы забились грязью. В самом верхнем регистре каким-то чудом ещё сохранилась последняя струна.

– Это был инструмент старшей дочери, Леоноры. – Билли просунул свою физиономию через дыру в стене на месте окна. – Иногда по ночам, когда светит луна, а ветер дует в нужном направлении, вы можете услышать звуки арфы на всём пути до маяка.

У меня по спине побежали мурашки.

– Ну хватит, Билл-стер, – отрезал Кен. – Оставь эти глупости на Хеллоуин. Никакая арфа тут по ночам не играет. – И он добавил вполголоса, обращаясь к маме: – У детей такое богатое воображение. Он даже не решается входить в этот дом.

Они с весёлым смехом пошли обратно на кухню, но мне было совершенно ясно, отчего Билли так не по себе в этом месте. Часть меня рвалась кинуться наутёк из руин и никогда не возвращаться, тогда как другая хотела бы побыть тут подольше. Например, чтобы поднять с пола арфу и попробовать представить себе этих сестёр… Я чувствовала некую странную связь между нами. Мы все утонули. И мы все могли в итоге оказаться одном месте, вот только мне помогли вырваться из лап смерти, а им нет. И я не могла не думать о том, где сейчас бродят их души, если они вообще где-то есть.

Пока старшие выходили следом за Кеном наружу, я наклонилась над арфой. Что-то привлекло моё внимание, какой-то невнятный звук. Но стоило прикоснуться к уцелевшей струне, как она рассыпалась под моими пальцами.

Снаружи моментально стихло жужжание насекомых. Улёгся ветер, пронизанный душным ароматом цветов. Деревья и кусты замерли неподвижно, как на фотографии. Словно весь остров затаил дыхание.

Выжидая.

Наблюдая.

– Простите, – прошептала я, отшатнувшись от инструмента и прикоснувшись к затылку: было такое ощущение, будто туда кто-то дышит.

На арфу упала одна жирная капля влаги, за ней другая. Это было простое совпадение: небо уже давно грозило ливнем. И тут разверзлись хляби небесные. Дождь прорвался сквозь листву и обрушился на дом. Пыльные тропинки превратились в топкие от грязи ручьи, нежное журчание водопада переросло в утробный рык.

– Все в машину! – воскликнул Кен.

Я отскочила от арфы давно умершей девочки и помчалась вон из руин её дома.

Глава 7

Пока мы возвращались в бунгало, солнце снова успело пробиться сквозь прорехи в серых тучах, а ливень ослабел до лёгкого дождя. И воздух моментально стал влажным, как в оранжерее.

– Как насчёт освежиться в бассейне перед обедом? – Дэвид стянул футболку, обнажая некогда мускулистый, а сейчас заметно оплывший торс. На груди у него росло больше волос, чем на голове, и я снова удивилась, что могла найти в нём мама. Это должно быть нечто большее, чем деньги, из-за которых она никогда особенно не переживала. Но по крайней мере он не затевает постоянных ссор, как это делал мой папа.

Мама положила сушиться на кресле свою промокшую шляпу, и я понадеялась, что она вымоет её как следует, прежде чем снова надеть.

– Искупаешься, Адди?

У меня всё ещё было такое чувство, словно лёгкие склеились в грудной клетке, и меньше всего мне улыбалось кашлять кровью в кристально чистую воду бассейна. Не говоря уже о том, что в нём едва будет полтора метра глубины – лягушатник какой-то.

– Может, потом. Как твоя шея?

– Гораздо лучше, – она наклонила голову, чтобы показать, что краснота прошла.

И пока эта парочка бултыхалась в мелком лягушатнике, хихикая и брызгаясь, я взяла свою книгу по садоводству и устроилась в гамаке на лесной опушке. Из-за вездесущей липкой влаги и духоты казалось, будто я очутилась в пасти у какого-то огромного чудовища. Машинально я пыталась листать страницы, но текст был слишком плотным и насыщенным информацией, а меня, честно говоря, мало занимали показатели качества почвы.

В голове привычно роились мысли о смерти. Рассуждения о земле вернули меня к двум пустым могилам на заднем дворе в развалинах старого дома, и я не могла удержаться и попыталась представить, что стало бы с моим телом, если бы я оставалась мёртвой. Лежала бы я сейчас под шестью футами земли? Или от меня осталась бы лишь зола? К горлу подступил приступ тошноты. Хотелось бы мне лежать сейчас на морском дне, где вода такая холодная, что приходится надевать гидрокостюм. На такой глубине, где не остаётся места для страхов и тревог – вообще ни для каких чувств.

У меня за спиной зашелестели кусты. Из них высунулась детская рука и коснулась указательным пальцем моей щиколотки. Я в шоке села прямо, раскачав гамак. Там, где меня коснулся палец, кожа заледенела.

– Кто там? – окликнула я, чувствуя, как бешено колотится сердце.

Рука повернулась, и палец принялся меня манить.

«Ааа-ди-ди-ди!» – звали птицы.

Громко сглотнув комок в горле, я оглянулась на маму с Дэвидом, взахлёб целовавшихся в «глубоком» конце бассейна, и содрогнулась. Рука скрылась, и из трясущегося куста послышался визгливый смех, как из музыкальной шкатулки. Точно такой же смех я слышала в лесу вчера. Значит, здесь есть ребёнок. Но это какой-то ненормальный ребёнок – иначе зачем ему жить в лесу одному?

Я спустила ноги на землю и встала.

– Привет?

И снова этот смех. Снова из куста высунулась рука и хлопнула меня по коленке. Я с визгом отскочила.

– Играем в прятки! – пискнул голос маленькой девочки. – Тебе водить!

И кусты зашуршали с новой силой.

– Где твои родители? – Я понятия не имела, откуда тут взялась эта девочка, но, судя по всему, ей ужасно нравилось носиться по джунглям со сколопендрами и ящерицами среди жутких развалин старых домов.

Кусты замерли неподвижно.

– Не знаю. – От того, каким глухим и грустным стал её голос, у меня сжалось сердце.

Я оглянулась на опустевший бассейн. За минуту с небольшим мама с Дэвидом успели уйти в дом. При мысли, что они улизнули, чтобы по-быстрому переспать, меня снова затошнило, и я попыталась – безуспешно – подавить приступ кашля.

– Будь здорова, – вымолвил задрожавший куст.

– Ты не могла бы выйти оттуда? – Я присела, пытаясь что-то рассмотреть среди ветвей. Две босые ноги с серыми от грязи ногтями нетерпеливо приплясывали на месте.

– Нет, ты же водишь, значит, ищи меня! – Ноги повернулись и исчезли.

Я сунулась было в кусты следом за девочкой, но они оказались такими густыми и колючими, что без мачете не прорубиться.

– Эй! – крикнула я. – Вернись!

Но шорох потревоженной листвы неумолимо удалялся, и затихал её странный смех. Я повернулась и пошла в дом, но услышала, как мама приглушённо смеётся внутри и как вторит ей Дэвид. Чертыхаясь, я направилась к лестнице, ведущей вниз, в лес. Не хватало ещё, чтобы по моей вине там заблудилась какая-то мелкая девчонка. Торопливо шлёпая по ступенькам, я чуть не врезалась в Билли в самом низу.

– Куда это ты так бежишь? – Он показался мне каким-то бледным, и глаза на мокром месте.

– На острове есть ещё какие-то люди? – Мне пришлось прижать к лицу локоть, чтобы заглушить кашель. – Ну, какие-нибудь туристы одного дня с соседнего острова?

– Кхм, нет. – Билли сел на нижнюю ступеньку, достал ингалятор и торопливо вдохнул.

– Ты в порядке? – спросила я.

Он кивнул, а я не могла отвести глаза от тропинки. Она же наверняка заблудится здесь и собьёт ноги в кровь, бегая босиком.

– Не хочу с тобой спорить, – сказала я, – но в лесу бегает маленькая девочка. Я не знаю, как она попала на остров, но, скорее всего, она заблудилась. Я должна ей помочь.

– А как она выглядит? – Билли крутил в пальцах свой ингалятор.

– Я видела только её руки и ноги, и они были маленькие. И грязные. И она захотела поиграть в прятки.

– Вот это жесть! – Билли хрипло расхохотался. – Ну ты даёшь!

Я разозлилась. С каждой секундой потерянного времени маленькая девочка всё дальше убегает в джунгли. Я не потащу на поиски Билли с его астмой, но ведь надо же что-то делать?

– Что тут смешного? – спросила я. – Кто она?

– То есть ты действительно её видела, да? – спросил он. – Ну, типа прямо видела своими глазами?

– Билли, ещё три секунды – и я тебе врежу. Я же сказала, что видела её! Она хлопнула меня по ноге и сказала, что я вожу.

Билли так зашёлся от хохота, что ему пришлось снова пустить в ход ингалятор.

– Ушам своим не верю! – наконец произнёс он. – Просто с ума сойти! Ведь это я научил её в прятки играть.

– Знаешь, вместо того, чтобы выпендриваться тут с умным видом, лучше бы ты помог мне найти эту девочку, – сказала я. – Что, если она спрячется так, что её уже никто не обнаружит? И вообще, откуда она тут взялась? Она ведь не живёт здесь, правда? – И я махнула рукой на окружавшие нас капающие влагой, переливающиеся розовым джунгли. Может, если Дэвиду станет известно, что это вовсе не такой уж изолированный остров, он настолько взбесится, что захочет отсюда уехать. И уж во всяком случае будет вести себя не так развязно, как сейчас.

– Она вообще не живёт где бы то ни было, – заявил Билли. – И никто, кроме меня – и тебя, что, кстати, вообще странно, – не может видеть Вайолет.

– Постой, – я замигала, подавляя кашель. Я же только что слышала это имя. – Вайолет? То есть Вайолет Уэллс?!

Судя по тому, как легко Билли вскочил на ноги и изобразил какие-то танцевальные па, приступ астмы благополучно миновал.

– Ох, старушка, да ведь тут меня все за психа считают! Посадили на таблетки!

– По-твоему, та маленькая девочка, которую я видела, – это Вайолет Уэллс, которая живёт здесь с прошлого века?

– Ну да. Мы же только что это выяснили. – Билли закатил глаза. – Вот только она не сказать чтобы… живёт.

Я уже догадалась, к чему он ведёт, но это было откровенной чушью.

– Она – призрак, – заявил Билли с таким видом, как будто это было само собой разумеющимся.

– Билли, хватит заливать, – фыркнула я. – Кто она на самом деле?

– Да не заливаю я! Это призрак Вайолет Уэллс.

– Даже если бы призраки существовали, всё равно не складывается, – возразила я. – Как призрак мог хлопнуть меня по ноге? Они же вроде как прозрачные, бестелесные и всё такое?

Билли сорвал цветок с ближайшей ветки и ответил:

– Не знаю, заметила ты или нет, но здесь вообще всё происходит не по правилам. – Он раскрошил цветок в пальцах, и пока лепестки падали на землю, они успевали из розовых превратиться в белые.

Он по-своему был прав, но одно дело – экзотические цветы, так запросто меняющие цвет, и другое – настоящие призраки. Я была уверена, что биолог сумеет объяснить феномен с цветами, но для души, задержавшейся в этом мире после смерти, объяснения быть не могло. Хотя одно объяснение всё же было: Билли сочиняет небылицы. Он решил меня разыграть. Ну что ж, я прикинусь, что купилась.

– Стало быть, по острову разгуливает парочка мёртвых сестёр? – я упёрлась руками в бока.

– Я ни разу не видел Леонору, – сказал Билли. – И я раз сто спрашивал об этом Вайолет, но она сама, похоже, ничего не знает. И я, кстати, спрашивал и о том, знает ли она вообще, что умерла, и как это случилось, и что стало с её предками, но чёрта с два от Вайолет добьёшься прямого ответа. Наверное, она в тот момент потеряла сознание. Иногда я думаю, что она тайком пробирается на маяк, потому что барахло у нас пропадает.

– А та арфа, что играет по ночам, – напомнила я, теребя образок на цепочке и гадая, как далеко он готов зайти в своём розыгрыше. – Это ведь может быть Леонора?

– Может. – Билли отвёл глаза. – Я правда слышал арфу, но по ночам из маяка мне наружу хода нет.

– Почему? – Я подозрительно прищурилась.

– Предки тоже не высовываются, разве что уж совсем прижмёт. – Билли пожал плечами. – Папа говорит, что нам не следует смущать гостей, сталкиваясь с ними среди ночи, но иногда я думаю, что дело здесь в другом.

У меня в животе возникло очень неприятное чувство. И я уже не была так уверена, что всё это выдумка и игра. Но ведь Шон, судя по всему, нисколько не был встревожен или напуган, а он гулял ночью – и ничего.

– А твой брат…

Тут зачирикала рация, и Билли со стоном включил передачу.

– Я уже у них, папа.

– Хорошо, – проскрипел голос Кена. – Давай скорее.

– Прости, что прерываю, – Билли сунул уоки-токи в карман, – но я должен отнести ему заказ на фрукты от твоих предков.

Я лишь поморщилась от упоминания о Дэвиде как о моём отце, но Билли ничего не заметил.

– Он собрался отправиться на катере на Тортолу за фруктами, зеленью и прочей едой. А я должен успеть ещё сделать пару вещей. Папа хочет, чтобы я расставил ловушки по острову на тех тварей, что свили гнездо в доме Уэллсов. Хотя вообще-то это собирались поручить Шону. – Билли сердито сжал челюсти. – Но если хочешь, я могу устроить тебе неофициальную экскурсию, когда закончу.

– Конечно, – кивнула я. Отчасти я всё ещё злилась на него за всю эту чушь с призраками, но экскурсия – это в любом случае лучше, чем торчать дома с мамой и Дэвидом.

– Отлично, да, круто! – Щёки у Билли стали чуть ли не ярче самых розовых цветов. – И расскажу тебе много чего про Вайолет. Хочешь, встретимся здесь через полчаса? Вот только идти придётся пешком, папа больше не доверяет мне гольф-кар.

Я подумала, что это неудивительно. Этот мальчишка настоящая заноза в заднице. Но ведь он здесь совсем один, и развлечений тут маловато. К тому же он забавный, а другой компании у меня нет.

– Договорились, – сказала я. – Только когда будешь заходить в дом, то лучше… постучись сперва.

Он явно понял намёк:

– Ладно, я наведу шороху, когда приду.

– Отлично, – кивнула я.

– Ага, ладно. Ладно, я… в общем, увидимся. – И он козликом поскакал вверх по ступенькам, но споткнулся на самом верху, и я подумала, что тоже не стала бы доверять ему рулить гольф-каром. Наконец он исчез, и сколько я ни оглядывалась, мне не удалось высмотреть никаких следов маленькой девочки.

«Ааа-ди-ди-ди!» – звали меня птицы.

Глава 8

После того, как Билли удалился со списком заказов, я крикнула в распахнутое окно маме и Дэвиду, что собираюсь на прогулку, а сама отправилась в лес в надежде отыскать странную девочку. Даже если это розыгрыш, я не могла отделаться от грызущей тревоги. Моей младшей кузине Грейс было четыре года, и тётя в жизни не позволила бы ей вот так носиться по лесу. Слишком много здесь таких мест, где ребёнок может заблудиться или пораниться, и никто не найдёт его, пока не станет слишком поздно.

Ярко-розовый гибискус задел мою руку, и у меня возникла идея. Грейс обожала плести венки из цветов – как и все девочки, к которым меня приглашали в няньки. А уж здесь-то цветов было навалом, и если я буду внимательна и не сорву те ядовитые цветы, которые мама прицепила на шляпу, венок запросто выманит малявку из укрытия. Останется только вытянуть из неё, кто она такая и где её родители.

Какие-то цветы были мягкими, как бархат, другие – гладкими, как кожа младенца, и когда я срывала их с ветвей, они испускали целые облачка пыльцы, оседавшей на коже и слипавшейся в противную корку. Держа в руках целую охапку плюмерии и жасмина и борясь с головокружением, я села на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей к нашему дому, и принялась плести венок.

Оттого, что стебли были непривычно тёплые, буквально температуры тела, я не могла отделаться от ощущения, будто держу в руках чьи-то пульсирующие вены. Пока я укладывала их в венок, сок капал мне прямо на ноги, невольно напоминая о всей той крови, которую потеряли мои лёгкие за последний месяц. Вообще-то её количество ужасало, хотя врачи уверяли меня, что я не должна паниковать и зацикливаться на этом, если хочу выздороветь.

Но ведь может случиться и так, что, сколько бы я ни тренировалась, никакие растяжки и практики не излечат моё тело. Может, мне навсегда придётся отказаться от фридайвинга. Или же Дэвид убедит маму просто запретить мне нырять, и тогда придётся ждать совершеннолетия и переезжать от них, чтобы начать всё заново. А к тому времени Миа или Иви, а то и сразу обе – побьют национальный женский рекорд и оставят меня далеко позади. Почти всю жизнь я посвятила тому, чтобы быть лучшей в этом единственном деле, но что толку тратить столько времени ради одной цели, которой я лишилась за каких-то восемь с половиной минут?

– У тебя такой вид, будто ты кого-нибудь сейчас прирежешь. – Билли с синим рюкзаком на плечах поднимался по грязной тропинке, отважно шагая босиком. Он кивнул на болтавшийся на поясе длинный мачете: – Хочешь, одолжу?

– Нет, – я посмотрела на остатки цветка у себя в руках, – это что-то вроде экзистенциального кризиса.

– Отстой, – серьезно заметил Билли.

– Ага. – Я выбросила испорченный цветок и аккуратно сплела концы венка, а затем критически осмотрела своё произведение, отложив его в сторону. Получилось даже лучше, чем я ожидала.

– Это мне, что ли? – Билли уставился на венок.

– И как ты догадался? – Я напялила венок поверх его бейсболки. – На самом деле это для «Вайолет», – я нарочно показала пальцами кавычки, произнося её имя, – так что не вздумай его помять.

– Ей понравится, – заверил он. – Вот только вряд ли мы сегодня снова её увидим. Не знаю, какой у неё распорядок, но обычно я натыкаюсь на неё не чаще чем раз в пару дней.

– Раз в пару дней? – это казалось совершенно невозможным: чтобы маленький ребёнок в этих условиях выдержал в одиночестве хотя бы один день. Моя кузина закатила бы истерику уже минут через двадцать.

– Адди, у неё всё хорошо. – Билли выразительно посмотрел на меня. – С ней ничего не случится. Обещаю.

Стало быть, это стопроцентный розыгрыш. Я понятия не имела, как он сумел это устроить, но родители девочки, очевидно, могут иногда навещать остров на своей лодке, а Кен с Мелиндой просто забыли нас предупредить. Или вообще о них не знают.

«Ааа-ди-ди-ди!» – звала меня птица.

– А мачете зачем? – поинтересовалась я.

– Папа любит, когда я расчищаю тропинки. Здесь всё правда растёт как на дрожжах. – И Билли жестом пригласил меня следовать за ним под истекающей влагой купой банановых листьев.

– Здесь ещё есть развалины, вроде того дома? – спросила я.

– Не-а. После Евлалии Уэллсы были единственными, кто жил на острове, – пока не приехали мы. Да и с тех пор приезжало совсем мало гостей.

Мы дошли до развилки. Направо шла дорожка, по которой нас утром катали на гольф-каре, а налево – тропа, заросшая плющом, обвитым серебряной от росы паутиной. Неистово размахивая мачете, Билли врубился в зелень, а мне пришлось переждать, пока развеется рой вспугнутых им насекомых – хотя я их не разглядела, но они наверняка были ужасные, – прежде чем шагнуть следом.

– Как могло получиться, что до вас сюда никто не приезжал? – продолжала расспрашивать я.

– Не знаю, – сказал Билли. – Семья Моранди владела островом больше ста лет, – он снёс макушку растению с какими-то висячими листьями, похожими на щупальца осьминога, и поморщился, – но я никогда с ними не встречался.

От порыва ветра растения закачались, хлопая мокрыми листьями по рукам и лицу, так что я вся сжалась, чтобы поместиться в узкой проход, прорубленный Билли.

– А почему?

– Без понятия. Думали, что они захотят пожить в том роскошном доме, где сейчас остановились вы, – Билли безжалостно воевал с кустами, так что остатки цветов разлетались по сторонам, – но они сюда так и не явились. Кто-то из них каждый месяц присылает папе чек, ну и если какие проблемы, типа генератор перегорел или ещё что, папа им сообщает, и присылают ещё денег.

Каким-то образом лес становился гуще и гуще по мере того, как мы углублялись в него: деревья делались всё выше, а их кроны – шире и мокрее. С веток свисали гигантские орхидеи с раззявленными ртами. Стоило снова подняться ветру, и в воздух поднялись целые облака пыльцы, облепившей мне щёки и губы. Она была сладковатой на вкус. Под глухой стук сердца, отдававшийся в ушах, роскошная зелень словно кружилась над нами в танце. Здесь было очень красиво. Так тепло и уютно. Я боролась с искушением улечься прямо на землю и позволить растениям убаюкать и укрыть меня.

– Берегись! – Сучок с острыми шипами упал Билли на плечо и отлетел прямо на меня. Я едва успела увернуться: сердце стучало как бешеное. Как будто я только что проснулась. Я что, всерьёз собиралась заснуть вот тут, прямо посреди леса?

– Извини. – Билли отвёл в сторону ветку и вытер пот со лба. – Мы почти пришли.

– Куда пришли? – У меня опять возникло ощущение слипающихся лёгких, и колени грозили вот-вот подогнуться.

– Увидишь. – Он направился в обход валуна размером с автомобиль, пестревшего от пятен лишайника и мелких розовых цветочков. Впереди с веток свисали бороды испанского мха, создавая настоящий занавес. Билли продрался через него и раздвинул для меня.

У меня захватило дух. Пространство за занавесью из мха широко распахнулось, пронизанное серебристо-голубым сиянием и заполненное шумом плещущейся воды. Это не могло быть настоящим. Может, я на самом деле разлеглась в той чаще и заснула? Тайком ущипнув себя за запястье, я шагнула вперёд, в эту невероятную красоту, и стала не спеша любоваться ею.

Округлый пруд, примерно в сотню футов диаметром, лежал у наших ног. Берега обрамляли грубые и серые валуны, а позади возвышался каменный утёс. Вода, кристально прозрачная у берегов, постепенно темнела на глубине, и в самом центре её сиял ровный круг цвета сапфира. Голубой круг глубокой, бездонной воды – в точности как та, в которую я погружалась когда-то в Белизе или на Багамах. Такая, в которую я погрузилась бы в Дахабе. Это было слишком жестоко.

Билли уселся на берегу и опустил ноги в воду. Я скорчилась рядом. Мне было страшно и казалось, что стоит хотя бы пальцем прикоснуться к этой ослепительной воде, она поглотит меня целиком – хочу я того или нет.

– Тёплая? – поинтересовалась я, скрипя зубами от подавляемого желания.

– Она превосходная, – заявил Билли.

– А там что? – Я кивнула в сторону невероятной голубой дыры.

– Это же сенот[3]. Там источник пресной воды. – Он достал из рюкзака зерновой батончик, развернул и откусил сразу половину. – Хочешь?

– Нет, спасибо. – Я скинула сандалию и потрогала пальцем зеркальную холодную поверхность. Появились мелкие круги, постепенно расходившиеся по пруду. – Здесь кто-нибудь пробовал нырять?

– Папа пытался пару раз. – Билли запихал в рот остатки батончика и продолжал, не потрудившись сначала прожевать: – Но там дно уходит в такие туннели, что он сказал, что это опасно. Эти туннели пронизывают весь остров и могут открываться на поверхность в самых неожиданных местах. Так что смотри не провались в воду, если пойдёшь в лес.

Волоски у меня на руках встали дыбом.

– Поскольку мачете у меня нет, вряд ли я зайду так далеко.

– Тогда держись меня. – Билли ухмыльнулся. – В общем, здесь можно плавать и снорклить[4], но только не нырять с аквалангом.

– Да кому нужен акваланг! – буркнула я, машинально окунув в воду обе ноги. По всему телу, от пяток до макушки, прошла сладостная дрожь предвкушения. Я почувствовала в воде едва заметное биение, как будто где-то на дне бухал огромный барабан. Или это просто билось моё сердце, всё ещё в восторге перед здешней красотой.