Чёрные цветы

Было ещё не так поздно, как мне показалось, – едва миновала полночь. В спальне стояла ужасная духота, не помогал даже вентилятор, и кожа стала такой липкой, что я решила встать под душ в надежде, что вода избавит меня от неприятных ощущений. В темноте призрачно светились лепестки лилий, а их сладкий запах был невыносимым. Снаружи океан шептал, шептал что-то своё. Выпутавшись из влажных простыней, я отперла дверь.

Звёзды перемигивались между собой от одного края неба до другого. Всё пропахло солью, цветами и влагой. Я сама не поняла, как оказалась на лестнице, спускающейся к морю: вокруг царила такая сказочная красота, что это казалось сном. Когда-то в детстве я ходила во сне: просыпалась в самых странных и неожиданных местах. Однако этого не случалось со мной уже много лет. И пока я плавно спускалась по ступенькам, фонари возле бунгало скрылись из вида и им на смену пришло сияние луны и звёзд.

«Иди к нам», – шептали волны.

И я скользила вниз, пока мои ноги не зарылись в песок, и я не останавливалась, пока тёплая вода не заплескалась у пояса. Может быть, я всё ещё сплю? Если это сон, я могу не останавливаться. Я погружусь в самое сердце океана, и ничего не случится.

Волны ласкали меня, и шептали, и звали в глубину, и я шла вперёд, погружаясь в песок. Вода поднималась всё выше, вымывая боль из груди, делая тело таким лёгким! Я снова была дома. Я легла на спину, и волосы расплылись широким ореолом. Галактика над головой манила своей бесконечностью и казалась скорее белой, чем чёрной.

Меня подхватило лёгкое боковое течение, и я не сопротивлялась. Медленно проплывал мимо песчаный берег, окаймлённый тёмной полосой пальмовых зарослей. Липкий аромат цветов был и тут, но справляться с ним помогал вкус соли на губах.

Я сплю, я сплю и вижу это во сне, и нет никакой боли.

Даже время замедлилось и растянулось, пока я качалась на волнах, но вот среди тёмных силуэтов пальм на берегу возникла новая тень. Это был человек: юноша сидел на песке, подтянув к лицу колени. Я опустила ноги на дно и остановилась.

– Билли? – окликнула я.

Он словно и не слышал меня.

Я подплыла ближе, держась по шею в воде. Он казался больше Билли, мускулистее, и был одет лишь в чёрные шорты. У него были пепельные волосы, а плечи тряслись совершенно диким образом. Наверное, мне следовало испугаться незнакомого подростка ночью на чужом острове, но он плакал. Я подплыла ещё ближе.

– Шон?

Он вскинул голову. Лет девятнадцать-двадцать, глаза расставлены так же широко, как у Билли, но лицо уже потеряло детскую округлость. Слёзы на щеках сверкали серебром в лунном свете, и его красота поразила меня с первого взгляда.

– Привет? – неуверенно окликнул он.

Это было так странно: выбираться из океана среди ночи, словно сказочное создание, – но в том случае, если я всё ещё сплю, ничего странного в этом нет.

– Ты – Шон? – спросила я, выходя к краю прибоя.

– Ну да. – Он дико уставился на меня, на мою промокшую пижаму. – А ты, что ли… настоящая?

«Конечно, настоящая!» – следовало ответить именно так, но вместо этого я сказала:

– Иногда я бы хотела, чтобы было наоборот.

Я не имела в виду, что не хочу существовать вообще. Но я бы точно не хотела существовать в этом уродливом параллельном мире, в котором я не могу погружаться в океан. А теперь, посмотрев, как я умерла, я к тому же стала сомневаться в важности своего существования.

Шон долго молчал с непроницаемым лицом и наконец ответил:

– Я тоже.

Шёпот океана по-прежнему был полон обещаний и тайн, но я не хотела снова плыть по течению – пока не хотела. Я прошла по песку и села рядом.

– Я Адди, – представилась я, хотя он не спрашивал.

– Ты показалась мне похожей на тюленя, Адди, – сказал он.

– Вот как? – рассмеялась я.

– Ты так двигалась, пока плыла, – кивнул он. – Как будто для тебя это более естественно, чем ходить по земле.

– Так и есть. – И я вцепилась руками в песок.

– Я не ожидал встретить кого-то вроде тебя, – признался он, и моё сердце разбилось на тысячу острых осколков. – Разве сюда не собиралась пара стариков на медовый месяц?

– Собиралась, – сказала я. – Это у моей мамы медовый месяц. А со мной произошёл… несчастный случай, и хотя врачи считают, что мне больше ничего не грозит и нужно просто отдохнуть, прийти в себя, мама побоялась оставлять меня на целых две недели. Она вообще хотела отменить поездку, но это было так важно, что я уговорила её поехать. Но она заявила, что поедет только в том случае, если возьмёт меня с собой, и так… – Мне пришлось проглотить комок в горле, чтобы не раскашляться. – И вот я здесь. Полный провал.

– Ну, может, не совсем полный. – Он едва заметно улыбнулся, и у меня внутри будто лёд начал таять.

– Адди! – мужской голос прозвучал так неожиданно, что мы чуть не подскочили. Дэвид. Мой новый папа. Мне тут же захотелось вернуться в сон, я захотела убежать в океан.

– Милая! Ты здесь? – мамин голос дрожал от испуга: кажется, мне всё же удалось испортить её медовый месяц. На другом конце пляжа по воде шарил луч от фонаря. Я встала и отряхнула песок, налипший на ноги.

– Лучше я пойду. Мне не полагается вот так гулять.

– Мне тоже. – Шон тоже встал. Он оказался выше, чем я считала, плечи широкие и прямые, и я тут же подумала, хорошо ли он плавает. Он так всматривался в моё лицо, словно старался удостовериться, что я настоящая, несмотря на все слова. – Ты не могла бы не рассказывать о том, что видела меня здесь? – спросил он.

– Конечно. Конечно, я могу. – То, что он так внимательно меня разглядывает, совсем не раздражало, но слова почему-то давались с трудом.

– Аделина Эвери Спенсер! – мама перешла на самые верхние ноты.

– Иду! – Я оглянулась на Шона и спросила, покраснев: – Мы ведь… ещё увидимся, правда?

– Надеюсь. – Он снова едва заметно улыбнулся и пошёл к воде.

– И ещё мне жаль, – добавила я.

– Чего? – Он уже стоял, обернувшись, по колено в воде.

– Что что-то заставило тебя плакать.

– А, это ерунда, – мягко рассмеялся он.

– Адди! – мама уже буквально завывала. – Аделина!

– Да здесь я! – Луч фонарика метнулся ко мне. Я обернулась, чтобы попрощаться с братом Билли, но он уже успел уплыть – лишь голова мелькала над волнами.

Глава 5

Когда я проснулась, в вазе стоял букет бледно-розовых лилий. Сначала я подумала, что Мелинда тайком пробралась в мою спальню и поменяла цветы, но лепестки, так и лежавшие на полу, тоже порозовели. А заодно с ними и букетик, в котором пряталась сколопендра. Я погладила образок святого Брендана. Это место и поражало, и одновременно пугало меня.

Было очень легко поверить, будто приключение на пляже мне приснилось, что это лишь плод моего воображения, но на коже всё ещё оставалась соль, а влажная пижама висела в ванной. Наскоро приняв душ, я вытащила из стопки открытку и нашла ручку.

Привет, Иви и Миа!

Остров Евлалии прекрасен. Я боялась, что поездка превратится в пытку, но в итоге всё оказалось не так плохо. Передавайте привет Гранту. Скучаю!

Адди

Я вышла на террасу. Никто пока не проснулся. Облака на горизонте светились по краям рыжим и золотым, и воздух был полон несравненной утренней свежести. В лесу за бунгало белые цветы тоже стали розовыми. Интересно, к вечеру они снова побелеют? Трудно поверить, что это тот самый лес, который вчера показался мне таким мрачным. Сегодня остров стал райским островом на все сто, как сказала бы Мелинда.

Вот интересно: изменит ли Шон своим привычкам и выйдет из комнаты, зная, что я здесь? Его присутствие сделало поездку немного интереснее, хотя мне по-прежнему гораздо сильнее хотелось в Дахаб. И вообще это не лучшая идея – замутить с совершенно незнакомым парнем, я не собиралась делать ничего такого. Мне просто… было любопытно.

У меня есть проблемы гораздо серьёзней. Я раскатала коврик для йоги, расстегнула цепочку и положила образок на пол. Для того чтобы восстановиться, надо набраться сил. На угол коврика уселась стрекоза. Её тонкое брюшко отливало перламутром, а прожилки на крылышках были того же розового оттенка, что подвядшие лепестки цветов.

Несколько раз набрав полную грудь воздуха, пропитанного ароматом цветов, я начала серию упражнений для начальной ступени Аштанга-йоги. Мои руки взлетали, как крылья, чтобы охватить всю синеву небосвода, а потом я наклонялась вперёд, словно ныряя в море. Сосредоточившись на растяжках и сокращениях мышц, я отрешилась и от оглушительных птичьих трелей, и от бесконечных мысленных диалогов. И хотя успешнее всего помогало прочистить мозги погружение под воду, эти упражнения производили похожий умиротворяющий эффект. Где-то на задворках разума по-прежнему царапались мысли о смерти, но постепенно я избавилась и от них.

Ещё одна стрекоза, уже с розовым брюшком и белыми прожилками на крыльях, заняла место на противоположном краю коврика.

– Доброе утро, милая!

Я потеряла равновесие и покачнулась. Стрекозы упорхнули.

– Как ты себя чувствуешь? – Мама уже устроилась в шезлонге с чашкой кофе, скрестив длинные загорелые ноги.

– Хорошо. – Я упёрлась ладонью в коврик и попыталась восстановить нарушенную позу.

– Ты заметила, эти цветы изменили оттенок? – спросила она. – Глазам своим не верю!

Когда тело сложено в двух разных плоскостях, говорить не очень удобно, так что я ограничилась согласным бурчаньем.

– Мелинда только и твердит, какой особенный этот остров, но я даже не представляла, насколько! – Мама рассмеялась, и всё лицо её засияло от радости. Я не сумела припомнить, когда в последний раз такое видела. Наверное, она могла бы быть так же счастлива в день свадьбы, если бы не переживала из-за меня. А я была слишком занята, стараясь кашлять кровью в платок так, чтобы никто не заметил.

Я выпрямилась и стала делать длинные выпады и наклоны вбок. Стоило взмахнуть рукой, и в груди возникала острая боль. Но если я продолжу дыхательные упражнения, гимнастику и растяжки, если я буду укреплять своё тело, оно обязательно выздоровеет. Я ни за что не сдамся.

Мама передвинулась на край шезлонга и сказала:

– Я просто хотела тебя поблагодарить.

– За что? – Наклон в другую сторону – и в груди снова закололо, точно в том же месте. Пожалуй, стоит больше заниматься дыхательными упражнениями.

– За то, что развлекаешься с нами и согласилась сюда поехать.

В данном случае развлекаться с кем-то означало позволить им выбирать те рестораны, которые тебе не нравятся, а также отказаться от поездки в Египет, на которую копила деньги целый год, и главное – от мечты всей моей жизни. Но это не вина моей мамы.

– Я серьёзно. – Мама подошла к зеркалу, отражавшему мою позу, так что мы видели в нём друг друга, хотя смотрели в разные стороны. – Это было нелегко для тебя во многих смыслах, но ты ни разу не пожаловалась. И скажи, ты уверена, что чувствуешь себя хорошо?

– Да. – Я широко расставила ноги и наклонилась вперёд так, что коснулась лбом коврика. Она обошла меня и повторила мою позу так, чтобы видеть меня между своих ног. Ожерелье из кусочков дерева упало ей на лоб, и мы обе рассмеялись.

– Ты ведь сразу скажешь мне, если почувствуешь что-то не то, правда? – Она откинула ожерелье и усилила наклон. Моя мама занималась йогой с девяностых годов. И это было исключительно её увлечением – пока я не обнаружила, что навыки йоги помогают при погружениях в воду. Она была в восторге, когда я тоже стала ходить на занятия, хотя в последнее время предпочитала более щадящие упражнения, чем я.

– Правда, – ответила я. Так открыто врать во время занятий йогой казалось очень неправильным, ведь эти практики должны выявлять в человеке самое лучшее. Но в моём случае самым лучшим было дать маме получить удовольствие от медового месяца после всего, через что мы прошли. Я резко выпрямилась, и мир вокруг закружился и покачнулся из-за оттока крови от головы.

– Доброе утро, йоги! Или вам положено говорить «намасте»? – Дэвид прошлёпал на террасу, облачённый в любимые шорты цвета хаки и футболку с принтом какой-то замшелой группы. Она могла бы показаться крутой, если бы не была так накрахмалена и отглажена.

– Здравствуй, милый, – пропела моя мама, и я вдруг подумала: она и с папой говорила так же? Может быть, ещё до моего рождения, до того, как они стали постоянно ссориться?

Диафрагму свело от усилий, когда я снова сделала наклон вперёд, держа руки за спиной.

Не кашляй! Трудись, выздоравливай!

– Ты не забыл свои таблетки от сердца? – спросила мама.

– Ни в коем случае, – заверил Дэвид. – А ты не видела мой бинокль?

– Я точно знаю, что мы брали его с собой. – Мама сунула ноги в шлёпанцы, и они удалились с террасы. Я попыталась снова сосредоточиться на йоге, но у меня ничего не вышло, а от липкого аромата тропических цветов защипало в носу. И тут же разразился сильнейший неудержимый приступ кашля. На бетонном полу заалели капли крови. Возле них присели белые и розовые стрекозы: они как будто трогали мою кровь передними лапками. Пробовали её. Пробовали… Я зажала рот одной рукой, а другой смахнула их с пола.

– Хм. Ты в порядке?

Я обернулась: это Билли неловко переминался с ноги на ногу возле куста, усыпанного младенчески розовыми соцветиями. Я тут же пожелала никогда в жизни больше не слышать этот вопрос.

– Это в порядке вещей после спадения лёгких, – буркнула я, стараясь не смотреть на те частицы своих внутренностей, которые сейчас оказались снаружи. – Видел бы ты, что из меня вылетало, когда я кашляла недели две назад.

Он приподнял козырёк оранжевой бейсболки и всмотрелся в меня:

– Ну и жесть!

Но тут распахнулась дверь на террасу, и Билли поспешил опустить козырёк на лицо.

– Доброе утро, мистер Донован!

– Пожалуйста, зови меня Дэвид. – Дэвид повесил на шею бинокль устрашающих размеров и придержал дверь для мамы, надевшей свою шляпу с широкими полями. – Что, пора на экскурсию?

– Внизу у лестницы ждёт папа с гольф-каром, – ответил Билли. – Если вы готовы.

– Адди, тебе нужно что-нибудь взять с собой? – спросила мама.

«Ааа-ди-ди, – вдруг завела птица где-то в лесу, и другая тут же подхватила: – Ааа-ди-ди!»

У меня по коже пошли мурашки. Вчера я не слышала ничего похожего на эти трели, да и во время занятий йогой тоже. Они же как будто…

Нет. Совершенно очевидно, они не могут звать меня по имени. Это всё из-за жары, и духоты, и колотья в груди: у меня путаются мысли.

– Детка? – От прикосновения маминой прохладной ладони к потной коже я чуть не подскочила. – Ты готова?

Я заставила себя вернуться в реальный мир и подобрала с пола образок.

– Да, только пойду обуюсь.

Глава 6

– Приветствую вас, господа Донованы! – Кен сидел за рулём шестиместного гольф-кара, а вокруг цвели розовые кусты.

– Я не Донован, – буркнула я, плетясь следом за всеми вниз по лестнице. Шон так и не появился – и это, наверное, не должно было меня удивлять, с учётом того, как Мелинда отзывалась о нём и его видеоиграх. Да, он сказал, что мы ещё увидимся, но я могла оказаться недостаточно интересной, чтобы менять ради меня свои привычки.

«Ааа-ди-ди, – упрямо заливалась невидимая пичужка. – Ди-ди! Ди-ди!»

Никто больше не замечал, что птицы зовут меня по имени. Я заслонила глаза от солнца и всмотрелась в чащу. Ничего не было видно, но я не могла избавиться от чувства, что они там, в ветвях: следят за мной. Какая чушь! Иногда кажется, мой мозг так и не восстановился после того, как я побывала мёртвой.

Дэвид устроился рядом с Кеном на переднем сиденье, мы с мамой – на средних, а Билли взгромоздился на обращенную назад скамейку.

– Неужели все цветы на острове дружно меняют цвет за одну ночь? – спросила мама.

Кен снял гольф-кар с тормоза, и мы двинулись вперёд.

– Похоже на то, верно?

– Это нормально? – удивилась я.

За моей спиной расхохотался Билли:

– На острове Евлалии нет ничего нормального!

От его тона стало очень не по себе.

Резко вывернув руль вправо, Кен повёл гольф-кар по тропе в направлении, противоположном вчерашнему.

– Билли хотел сказать, что это место уникальное. Вы ведь нигде больше не увидите, чтобы цветы вот так разом становились розовыми. – Он жестом подчеркнул свои слова и поспешил снова схватиться за руль, чтобы удержать машину на тропе. – Но иногда случается ещё что-нибудь эдакое. Это всё только прибавляет очарования нашему острову.

– Он и правда очарователен. – Мама провела рукой по веткам куста, мимо которого мы проезжали, сорвала самое роскошное соцветие амариллиса и воткнула под ленту на своей шляпе. Я лишь понадеялась, что в этих цветах не прячется сколопендра. Или стрекоза.

– Но есть же другие… – начала было я, но меня перебил Дэвид:

– А как этот остров получил своё название?

Кен прибавил скорость, и мы вписались в поворот. В воздухе повис насыщенный запах озона: жара наверняка перевалила за сорок. А влажность очень большая. Я едва ворочала головой, как будто в сиропе.

– Мы с Мелиндой провели небольшое исследование, когда только начали здесь работать, – ответил Кен. – И оказалось, что остров назван в честь загадочной юной особы, жившей в восемнадцатом веке.

– Как увлекательно. – Мама подалась вперёд. Из цветов на её шляпу капал то ли сок, то ли нектар. Меня так и подмывало сорвать их и выкинуть подальше в кусты.

– Примерно в 1760 году торговый корабль под названием «Фортуна» пропал на обратном пути из порта Тортола, – принялся рассказывать Кен. – Никто не знал, как это случилось. У них были и карты, и навигационные инструменты, однако корабль сбился с курса.

– И в итоге оказался здесь, – вмешался Билли.

– И в итоге оказался здесь, – повторил Кен. – На то время это был неизведанный, не нанесённый на карты необитаемый остров.

– Не то чтобы совсем необитаемый… – поправил Билли.

Кен снова принялся крутить руль, вписываясь в новый поворот.

– Может, ты сам закончишь историю, Билл-стер?

– Нет.

Кен показал в сторону от тропинки: игуана размером со здорового пса жевала розовые цветы гардении. И, несмотря на неземную красоту этих цветов, я пожелала, чтобы на острове было как можно больше поедающих их игуан: тогда я наконец смогу нормально дышать и избавлюсь от тумана в голове.

– К тому моменту моряки уже были на грани голода, – продолжил Кен. – И они отправились на берег в поисках провианта.

– И они нашли её, – сказал Билли.

Тропинка внезапно стала такой узкой, что ветви деревьев задевали тех, кто сидел в машине. Они были липкие и влажные: казалось, будто меня облизывают.

– Держитесь, скоро выедем, – сказал Кен, отталкивая от себя огромный лист банана.

– Так кого они нашли? – спросила мама, когда мы наконец выбрались из липучих зарослей.

– Евлалию, – это было настолько очевидно, что и я не удержалась. Билли с ухмылкой пихнул меня локтем. Эта история явно достала его уже давно.

– Судя по записям в бортовом журнале, они обнаружили девушку шестнадцати-семнадцати лет, жившую в одиночестве на острове, – сказал Кен. – Сначала она не отзывалась ни на один из известных морякам языков, однако оказалась на редкость смышлёной. И уже через пару дней начала изъясняться на примитивном английском, дополняя его языком жестов. Она рассказала, что оказалась на острове совсем крошкой, после кораблекрушения, и не помнит ни откуда шёл их корабль, ни даже как её зовут.

– Ах, бедняжка! – воскликнула мама, и Дэвид согласно кивнул ей в ответ.

Наверное, ей было ужасно одиноко жить в этих зеленых джунглях. Мне почему-то стало интересно: цветы были белыми или розовыми, когда она сюда попала?

– Один из членов экипажа назвал её Евлалией в честь своей младшей сестры, – продолжил Кен. – Проведя на острове несколько недель и набрав запас пресной воды и провизии, корабль отплыл с этой девицей на борту, и на этот раз плавание прошло благополучно. У историков нет единого мнения о том, что было потом. Одни говорят, что Евлалия осталась в монастыре во Франции, другие – что она вышла замуж за английского аристократа. Однако ни в той, ни в другой стране нет записей о её смерти.

В отличие от меня, имевшей живую и достоверную запись о своей смерти. По крайней мере, о первой.

– С того времени остров Евлалии приобрёл известность, поскольку моряки из Европы и Америки безуспешно пытались найти к нему путь снова и снова, – сказал Кен. – Правительство США объявило его частью Вирджинского архипелага, хотя он слишком далеко в стороне от этих островов. Ну а потом стали расползаться всякие слухи, вроде целебных свойств здешних лагун, и волшебных растений в джунглях, и даже кладов, зарытых в пещерах. Но остров пропал с карт, и почти никому из моряков не удавалось найти сюда путь.

– Как будто сам остров не желал никого сюда пускать, – сказал Билли.

Лиана каким-то образом попала к нам в гольф-кар и так обвилась вокруг моей ноги, что я содрогнулась.

– Мы добрались сюда без проблем, – сказал Кен. – И за все эти годы не было ни одного случая, чтобы кто-то не смог попасть на остров.

Билли неохотно кивнул в знак согласия, и его отец продолжал:

– В начале двадцатого века итальянка по имени Лилия Морганди купила этот остров. Однако она никогда здесь не была – я лишь могу предположить, что её планам помешали две мировые войны, – и остров переходил от одного её наследника к другому, но никто из них так сюда и не добрался. Но около пяти лет назад одна из её внучек прислала рабочих, которые построили маяк, гавань и пристань, всю инфраструктуру и ваши бунгало. А когда всё было готово, она наняла меня управляющим. – Он отечески улыбнулся Билли. – Ну, вообще-то она наняла всю семью, и теперь мы принимаем у себя гостей, приехавших на отдых.

– Интересно, во сколько ей обошлась эта стройка. – Дэвид оценивающим взглядом окинул деревья, и я подумала: а он что, тоже может купить себе остров?

– Ой! – Мама схватилась за шею, блестевшую от сока цветов. Она сорвала с себя шляпу и уставилась на испорченную ленту. – Как жжётся!

– Это цветы, – сказала я и невольно вздрогнула, отбрасывая цветы в сторону. – С них капает.

– Очень жаль. – Кен невозмутимо предложил нам салфетки из бардачка. – Наверное, у вас аллергия на это растение. На маяке у нас есть бенадрил. Хотите, заедем за ним?

Мама протёрла шею, скомкала салфетку и улыбнулась – неукротимая, как всегда.

– Нет, не стоит. Со мной всё хорошо. – Избавившись от цветов, она кинула шляпу на пол между нами. Я брезгливо отодвинулась.

– У Мелинды есть книга об истории острова, если хотите узнать все подробности, – предложил Кен. Мама с Дэвидом согласно закивали.

По мере того как машина поднималась в гору, листва становилась реже, а влажность сгущалась. Клочки неба, проглядывавшие сквозь полог листвы, из синих превращались в пепельно-серые. На вершине холма мы сделали остановку. По другую сторону перевала лежала долина – сплошь зелень и каменные утёсы. Тоненький ручей падал со скалы, и на его берегу торчали развалины старого дома. Крыши давно не было, а каменные стены покрывал мох.

«Ааа-ди-ди-ди!» – звала меня птица сквозь густую листву.

Я украдкой глянула на маму. У неё на шее всё ещё оставалось розовое пятно.

– Это что, дом Евлалии? – спросила она, выбираясь из гольф-кара. Небо медленно, но верно наливалось угольной чернотой, а воздух был полон влаги. Вот-вот должен был пойти дождь, и в ожидании этого у меня тревожно покалывало кожу.

– Нет, когда моряки нашли Евлалию, она жила в чём-то вроде домика на дереве, – сказал Кен. – Он давно развалился. А это дом Уэллсов. – Он жестом позвал нас за собой по извилистой тропинке вниз к ручью. – В 1843 году Абрахам Уэллс, богатый житель Бостона, увлекавшийся ботаникой, потратил целое состояние на поиски острова Евлалии. Адди, здесь иди осторожно! Он нанял два корабля и целую бригаду строителей. После одиннадцати месяцев плавания они нашли остров. Они оставили здесь Абрахама, его жену и двоих дочерей в только что отстроенном доме, чтобы через год подвезти новую партию продуктов.

– Потому что жизнь в Массачусетсе девятнадцатого века им явно наскучила, – встрял неугомонный Билли. Мне пришлось заслониться рукой, чтобы скрыть ухмылку.

Кен встал у развалин и показал маме и Дэвиду, что они могут пройти сквозь дыру на месте двери.

– Когда корабль пришёл сюда через полтора года…

– Потому что они снова сбились с курса, – добавил Билли.

– …они обнаружили тела Абрахама и его жены в супружеской постели. Они умерли несколько месяцев назад. Скорее всего, заболели ботулизмом из-за некачественно законсервированной пищи.

Влажный ветер принёс запах тлена, и я замялась в дверях.

– А что стало с их дочерьми?

– За домом нашли две пустые могилы с их именами. Леонора и Вайолет. – Кен махнул рукой туда, где должен был находиться задний двор, захваченный сейчас ежевикой и плющом. Могильных памятников я не разглядела, но они вполне могли быть где-то там.