Конец изоляции

– Ах ты, паскуда, гнида, падла! – Стас никогда раньше не слышал от своей мамы такого.

Фуражиры выставили перед собой руки, не пуская её.

– Я не виноват в том, что сделал твой мужик! – оправдывался стукач.

– Уж ты-то знаешь, кто это сделал!

– Ты не виноват? – подал голос дядя Виталя. Он чуть не смеялся, говоря это. – Да с тобой теперь люди разве что говно жрать сядут – и то, только с лица твоей мамаши! На что ты рассчитывал? Сука… Ну как так… Колян, братишка…

Пока происходила эта безумная сцена, фуражиры о чём-то договаривались. Они почти синхронно опустили руки. Тот, кто говорил самым первым, сказал:

– Не смеем больше вас задерживать. Всего хорошего!

Стас никогда не видел, чтобы люди так быстро бегали. Точно быстрее ящерицы!

Пóсты скрылись, оставив своего сопровождающего беззащитным перед лицом неминуемой мести. Как только их след простыл, дядя Виталя сразу же выстрелил. Плохой человек упал и ещё долго ворочался на земле, жалобно и влажно сипя. Пока дядя Виталя разделывал его на шесть частей при помощи топора, мама плакала над трупом папы. Стас убежал в дом через заднюю дверь амбара, спрятался под одеялом в маленькой комнате и ещё долго лежал там один, запрещая себе плакать.

Совсем как сейчас.

А потом Стас спал и во сне видел, как во главе отряда фуражиров врывается в избу Петровых и без жалости разрывает их всех на куски.

###

Последующие недели состояли в основном из лекций и медицинских процедур. Их купали в какой-то мутной жиже, заставляли пить горсти таблеток; им делали инфузии и инъекции и засовывали различные предметы всюду, куда они только могли проникнуть.

Лена называла эти процедуры моральным надругательством. Но ещё больше ей не нравился процесс перевоспитания. Поначалу она ненавидела обучение и плохо справлялась с тестами, на что постоянно жаловалась Стасу – единственному человеку её возраста из всей группы. Выслушав её, он сказал:

– Вовсе не обязательно отвечать то, что думаешь на самом деле. Просто пойми, что им нужно, и дай им это. Тогда они от тебя отстанут и даже помогут. Им плевать, что ты думаешь, главное то, что ты говоришь.

Лена поджимает губы, резко выдыхает через нос, но всё-таки кивает.

– Может быть, ты прав, – говорит она. – Слушай, а почему ты хочешь быть фуражиром, Стас? Они же чудовища! Ты совсем не похож на убийцу…

– Я должен спасти свою мать из лап Петрова. Только фуражир может противостоять целому клану.

– Вот как! – говорит она. – Пожалуй, это крутой план!

А потом у них был секс. Быстрый, нервный, как будто в отместку всему миру. И больше это не повторялось.

Бывшие предместники теперь питались строго по расписанию и всегда по специально разработанной для каждого из них диете. Стасу повезло быть не привередливым в еде, но многие плевались.

– Не, ну это просто какая-то постная хуйня! – сетовал дядя Виталя. – Пóстная, ха-ха, ты понял? Ни вкуса, ни цвета, ни запаха, ни консистенции, чёрт-те что, а не жратва. Я бы им за это и в голодный год гроша не дал. И как они только здесь все не ухайдокались?

Им объяснили, что в ходе адаптации они получат возможность управлять вкусом этих брикетов при помощи силы мысли, но Стасу с трудом верилось, что такое возможно. Что до дяди Витали, то он отреагировал народной мудростью:

– Конечно мы их полюбим, сынок! Ибо как сделать человеку хорошо? Сделай ему плохо, а потом – как было! Пхаха! Достаточно пару раз покормить нас брикетами со вкусом дерьма, из которого они сделаны, если ты понимаешь, о чём я.

Стас не понимал, почему посты терпят дядю Виталю. Более того, со временем они стали относиться к нему с каким-то особым почтением. Завидев его, они замирали в ожидании, что же такое он теперь отмочит – и он мочил. Всем это нравилось, хотя в Москве Стас ни разу не видел, чтобы пост матерился. Ему даже пришлось спросить Марка, в чём дело, и отчего к его дяде сложилось такое особое отношение. Это было во время сеанса купания в странной медицинской жиже.

– Твой дядя Виталя – звезда! – сказал куратор, прогуливаясь босиком по бортику бассейна. – Таких, как он, здесь просто нет! Он первый человек, который прошёл биологическую адаптацию в таком возрасте! Ему невероятно повезло! После всех процедур он станет, можно сказать, вечным стариком. Людям в сети это интересно, ведь обычно иммигранты – люди до сорока лет, а все остальные выглядят молодо всю жизнь.

– Значит, перевёртыша можно узнать по возрасту, – заключил Стас, идя по дну. Жидкости было по грудь.

Марк смутился и остановился.

– Мы предпочитаем не использовать это слово. Человек, получивший гражданство, в правовом смысле во всём равен урождённому гражданину.

– Да-да, – сказал Стас, подгребая к бортику. – Конечно. Что ты там говорил про сеть? Не пора ли нас подключать?

– В вашем мозгу сейчас происходит работа нано-машин – биологических роботов, которые будут управлять работой нервной системы во время погружения в Квалиа. Этот процесс занимает некоторое время, машины должны размножиться и заразить буквально каждый нейрон ваших тел.

– Когда? – спрашивал Стас. – Когда я смогу сделать хоть что-то?

Марк увидел, как он сжимает кулаки.

– Я могу назначить анализы чаще. Как только концентрация переключателей в организме достигнет нужного значения, мы приступим. Ещё несколько дней.

– А когда я получу гражданство, чтобы потребовать спасти маму?

– У нас здесь не требуют, Стас, – сказал Марк. – У нас просят.

– Когда?

– Минимум месяц после подключения. Ты должен завести и обставить свою прихожую – я потом объясню, что это – а также встать на учёт в правительственных вселенных Квалиа и получить назначение на обучение. А потом нужно будет пройти дополнительный цикл лекций по параметристике, написать сочинение и дать новую присягу.

– Я уже сказал, что хочу стать фуражиром! – не унимался Стас.

– Вероятно так оно и будет, – отвечал Марк. – Но физический запрос возможен только в сети. Извини, так здесь всё устроено. Адаптируйся и возьми то, что твоё по праву. Я не могу сделать это за тебя, но я могу сказать, что нужно делать, чтобы получить то, что ты хочешь. Слушай меня – и преуспеешь. Я обещаю тебе.

Стас помолчал и взвесил его слова.

– Ты ведь понимаешь, что мою маму могут убить в любой момент?

Марк посмотрел на него, как на ребёнка и сказал:

– Всех могут убить в любой момент. Это прозвучит грубо, но если твоя мама уже мертва, то твои переживания неактуальны. Если нет – мы вернём её тебе. Расслабься и делай то, что делается!

Стас не стал отвечать, а вместо этого набрал воздуха в лёгкие и нырнул в жижу с головой. Он сделает всё, что в его силах. Если надо, он выпьет эту дрянь, умрёт и воскреснет. Он пойдёт на всё.

###

Первое его знакомство с симуляцией действительности происходило под чутким руководством всё того же куратора. Марк лично усадил Стаса в ячейку, покрытую прозрачным гелем и сказал:

– Просто расслабься. Этот гель знает тебя лучше тебя самого. Он понимает, как устроен твой нюх, зрение, ощущение тела и его положения в пространстве и бесчисленные другие функции и возможности твоего мозга и органов чувств. Ты насквозь пронизан машинами, которые ведут непрерывный сбор информации. Но кроме того, они способны и модулировать твоё восприятие и поведение.

От этих слов у Стаса побежали мурашки.

– При помощи этого можно сделать из людей зомби, – пошутил он, но Марк почему-то не засмеялся.

– Ты очень быстро осваиваешься, – сказал куратор.

– Это реально возможно?

– Есть теория, как сделать то, что ты говоришь, но для этого нужно использовать джинна…

– Это ещё что?

– На этот счёт нет ясности, – уклончиво отвечал Марк. – Но можешь поверить мне на слово – все функции сети полностью подчинены твоим центрам принятия решений. На данный момент нет известного способа обойти эту защиту. Первый раз мы подключим тебя вручную, но в дальнейшем все запросы сети на изменение твоего восприятия пойдут через твою прихожую, где у тебя будет полный контроль.

– Что такое "прихожая"? – спросил Стас. Он давно гадал над этим словом. В его номере не было никакой прихожей, и он догадывался, что речь о чём-то из фантомного мира.

– Это конструкт, в который ты сейчас отправишься, – сказал Марк. – Ложись. Закрой глаза.

Стас лёг. Вскоре он понял, что обездвижен, как будто очнулся в сонном параличе. Сначала он испугался и начал бороться с этим состоянием, но откуда-то издалека до него донёсся голос Марка: "Не сопротивляйся".

И он отпустил.

Его чувствования преображаются коренным образом. То, что было Стасом, сочится сквозь сеть и ощущает мягкое давление на разные части "тела"; кажется, он слышит все запахи сразу, отчего они превращаются в нераспознаваемый розовый шум. Сам он трансформируется в сплошной сенсор, на время потерявший способность толковать действительность.

Всё ЭТО!

Оно сбивает с толку и завораживает. Какое же мы месиво чувств и чаяний! Обычно это не столь очевидно.

Пока его психея реорганизуется, алгоритмы сети ищут точки соприкосновения с деятельностью мозга. Только синтетически доработанные нервы жителя полиса способны на такое. Стас видит пятна разных оттенков, в ушах стоит приятный звон на средних частотах – каким-то образом он вызывает размазанные вкусовые ощущения.

Дыня?..

К этому моменту Стас понимает, что от него требуется, и вкапывается в сеть как хорошо адаптированный паразит. Он ползёт наименее энергозатратным путём. Постепенно синестезия пропадает: обоняние, вкус и осязание снова становятся отдельными чувствами. Здесь они часть интерфейса. Чувства – это рычаги для управления сетью. Это так естественно. Его мозг привыкает к необычной форме входящих сигналов. Световые пятна обретают форму; становятся отчётливо слышны причудливые нереальные звуки.

Наконец, вся эта кроссмодальная какофония утихает, и Стас обретается посреди ничто. Он чувствует себя голым, но не видит своего тела, поскольку, вокруг царит абсолютная непроглядная тьма.

– Добро пожаловать! – услышал он дружелюбный мужской голос, исходивший сразу отовсюду.

– Здрасьте, – сказал Стас и был удивлён. Он звучал по-другому, как будто это был тот самый голос в его голове, предшествующий обычно словам, сказанным вслух. Он был чище, полнее и одновременно глуше, чем обычно. На слышимости, как таковой, это не сказывалось. Стас чувствовал, что может прошептать сколь угодно громко, и сколь угодно тихо крикнуть.

– Сеть Квалиа приветствует нового кандидата и желает ему преуспеть во всех его начинаниях. Кандидат может обустроить свою прихожую согласно своему собственному ви́дению.

– Что я должен делать, чтобы обустроить прихожую? – спросил Стас всё тем же странным голосом.

– Кандидат может создать место своей мечты, просто произнося слова,  – ответил голос. – Они вызовут образы, доступные для редактирования. Любые образы можно деконструировать, чтобы собирать из их частей новые образы. Всё это достижимо при помощи операций со словами или контекстных мысленных конструкций, закреплённых и выраженных каким-либо жестом. Попробуем?

– Ты говоришь очень сложно, – пожаловался Стас.

– Квалиа пользуется собственным пассивным словарём кандидата для общения с кандидатом, – сказала сеть. – Всё указывает на то, что кандидат способен понять сказанное.

– С кем я разговариваю? – спросил Стас.

– Сеть Квалиа приветствует нового кандидата и желает ему преуспеть во всех его начинаниях. Кандидат может обустроить свою прихожую согласно своему собственному видению.

Ясно. Это не человек.

– С чего мне лучше всего начать?

– Сеть может предложить кандидату назначить управляющие параметры системы, – ответил голос.

Сокращённо – "УПС". Стас слышал этот термин от мамы, когда она рассказывала ему про параметристику.

Всем вокруг, говорила она, движут закономерности, проистекающие из свойств объектов и пространства, в котором они взаимодействуют. Стоит изменить свойство вещи, как изменится и её поведение. Свойства, направляющие систему в ту, а не иную сторону, и назывались её управляющими параметрами. Любая вещь, ситуация, феномен, человек, его мысль или действие несли в себе свои УПС. Главная задача параметристики – искать и точно указывать эти свойства, чтобы компьютер предельной мощности мог безошибочно моделировать поведение систем.

Пока Стас учился понимать сеть, та училась понимать его. Благодаря знаниям, полученным от матери в детстве, обучение работе в Квалиа шло довольно быстро, хотя и вызывало некоторые сложности. Оказалось, создать что-то устойчивое в своём уме не так-то и просто. Но уже через несколько дней прихожая Стаса всё-таки приобрела свои первые характерные черты. Он не любил закрытых пространств, поэтому и создал бескрайнее поле летним погожим днём. На горизонте виднелся смешанный лес всех оттенков зелёного, из которого текла небольшая речка, рассекавшая бесконечную плоскость под ногами ровно пополам.

Марк объяснил Стасу, что отсюда он сможет ходить в иные миры, которые сами по себе были такими же прихожими других пользователей. Некоторые из таких вселенных были настолько глубоко проработаны, что обеспечивали одновременным досугом и развлечениями сотни тысяч пóстов. При желании можно было назначить модераторов с разной степенью допуска, помогающих в создании бесконечных деталей. Самые крупные фантомные вселенные насчитывали тысячи скоординировано трудящихся модеров.

Однако пока Стас не мог приглашать людей в свой мир, поскольку он всё ещё не был гражданином. По указанию Марка он создал выходы в правительственные прихожие. Визуализировать их не составило труда.

Однажды они с мамой набрели на заброшенное бомбоубежище, законсервированное наверное ещё со времён Событий. Это была большая удача, и они прожили там довольно долго, пока их не обнаружили мародёры, и им не пришлось бежать. В одном из помещений был проектор. Мама сказала, что это "домашний кинотеатр". Среди записей на аналоговых носителях нашлись музыкальные видео старой эпохи – когда миром ещё правили национальные государства. Стас смотрел кино и раньше, но в этом случае в центре была именно музыка, а видеоряд изображал, а иногда и менял смысл песен, для которых был снят. Стас навсегда запомнил картину парадоксальной одинокой двери, установленной посреди пляжа. Певец открывал её, а в дверном проёме зиял совершенно иной мир – ночное небо и фантастические пурпурные оттенки манили героя прочь от моря и безмятежности. Точно такие двери соорудил он и у себя в прихожей, снабдив их информационными табличками.

Его регистрация прошла успешно. Стас получил гражданство первым из группы предместников. Он сразу же оформил заявку на воссоединение семьи, а во вторую очередь записался в рекруты корпуса фуражиров. Оба прошения были рассмотрены в кратчайшие сроки. Он почти не интересовался культурной жизнью пóстов, а вместо этого сразу же стал посещать занятия, чтобы спрятаться от тревоги в ожидании результатов заявки.

Физическая подготовка входила в обязательную программу, и Стас с невиданной доселе удалью бегал, прыгал, бил мешки с наполнителем и участвовал в спарингах. Он безудержно крутил педали на велотренажёре, когда его вызвал по внутренней связи Марк.

– Привет, – сказал голос куратора прямо у него в голове.

Такой способ общаться до сих пор казался ему диким. Настоящая телепатия! Что-то в голосе куратора, однако, смутило его.

– Привет, – ответил он беззвучно, бросая педали и вытирая пот с лица полотенцем.

– У меня две новости, – помолчав мгновение, сказал Марк.

– Давай хорошую.

– Твоя мама жива и здорова.

Камень размером с полис рухнул с души Стаса и разбился вдребезги вместе с напряжением, в котором он пребывал последние три месяца. Он спрыгнул с тренажёра и закричал:

– Я знал! Знал!

Другие рекруты мельком посмотрели на него и вернулись к работе над собой. Стас их не замечал. Он был счастлив впервые за всё время с тех пор, как оказался в Москве.

– Есть и вторая новость, – осторожно напомнил ему Марк.

Стас унял дрожь во всём теле и спросил мысленно:

– Плохая?

– Твоя мама предпочла остаться в Борисовке.

– Как?! Не может этого быть! Враньё!

– Используй регулятор и успокойся, – потребовал Марк.

Регулятор – это имплант, который вживили ему прямо в мозг. Этот биомеханический прибор, выращенный на подложке из его собственных стволовых клеток, позволял управлять работой внутренних и внешних желез при помощи сознательного усилия. Пользу этой вещи было трудно переоценить – если бы не она, то перевоспитание предместников занимало бы гораздо больше времени.

Стас подчинился и приказал себе успокоиться. Тут же волна тепла разошлась из живота и распространилась на всё тело. Стало полегче. Он по-прежнему знал, что ему нужно, но больше не страдал от отсутствия желаемого. Ничего! Он всё ещё может стать фуражиром и лично всё проверить!

– Я спокоен.

– Ты молодец, – сказал Марк.

Глава 4

«Природа никогда не скажет нам, что хорошо, а что плохо. Напротив, её отличает особая нравственная слепота, которую иногда по ошибке принимают за высшую справедливость. Все морально-этические концепции делают одну и ту же ошибку – они тщетно ищут в устройстве мира оправдания своим устремлениям в будущее, забывая при этом, что так называемое «устройство мира» – это не более, чем символическая система, порождение того же ума. Природа не может диктовать нам свою волю за исключением естественных ограничений, которые она на нас накладывает».

(директор Косов)

###

Родион сидел рядом с ней за стойкой гаштета и разглядывал полупустой стакан. Рабочий день только кончился, но в забегаловку уже набивались посетители.

– А я ведь сразу понял, кто ты, – сказал он.

– Да? – откликнулась Лена. – И кто же я?

– Ты дочь Петрова.

– Это распространённая фамилия, – отшутилась она.

– Ты знаешь, какого Петрова я имею ввиду.

– Даже если это так, то что с того?

– Наверное, у тебя плохие отношения с отцом, раз ты очутилась здесь.

– Отвратительные, – сказала Лена. – А как поживает твой отец? А жена? Детишки?

– Да пошла ты! – крикнул Родион, вскочив.

Люди озабочено смотрели в их сторону. Никто не хотел проблем. Лена и бровью не повела. У нижнего не было и шанса против пóста, пусть даже и перевёртыша. Родион постоял рядом с ней набычившись и раздувая ноздри, но быстро взял себя в руки. Или это была выученная беспомощность?

– Что тебе от меня нужно? – наконец спросил он.

– Вот это я понимаю, разговор! – похвалила его Лена. – Отведи меня куда-нибудь, где не так много ушей.

– Забыла, где ты? Весь город – одно большое ухо!

– Против такого уха у меня есть средство, – заговорщически прошептала Лена. – Перестань выкобениваться и найди нам тихое место. Для тебя, между прочим, стараюсь.

Родион посмотрел на неё, нахмурившись. Он схватил стакан с пивом, допил его залпом и кивком пригласил её на выход из гаштета.

Нижний город был выстроен внутри древней транспортной системы, которую почему-то называли странным несклоняемым словечком "метро". Лена до сих пор не могла поверить, что эти гигантские помещения были предназначены исключительно для того, чтобы люди могли ездить из одного конца города в другой. Пространство в современной Москве используется гораздо рациональнее. Подвесные конструкции с жилыми номерами занимали значительную часть вестибюлей бывших станций. За порядком тут следили набедокурившие снаружи фуражиры и местная милиция, которую учредили после восстания нижнего города сто лет назад. Оказалось, что люди ведут себя спокойнее, когда думают, что контролируют ситуацию своими силами.

Вопреки ожиданиям Лены, нижний город был хорошо освещён, правда, в отличие от соседей сверху, местным приходилось довольствоваться светодиодами.

– Это для красоты или просто запущено? – спросила Лена, указывая на серо-коричневый плющ, вьющийся по стенам тоннеля.

– А хуй его знает, – пожав плечами, ответил Родион.

– Ну а, в целом, как дела?

Нижние – по меньшей мере сто тысяч человек – в основном занимались формированием и обработкой грузов, а также обслуживанием машин, функции которых для многих из них оставались загадкой. Здесь же, уровнем ниже, роботизированные системы культивировали насекомых, производящих белок, фарму и любые другие необходимые городу вещества. Ну конечно, подумала Лена. Посты не захотят видеть, как выглядит основа их потенциального бессмертия. Тараканы…

Как правило жители верхнего города сюда не совались, хотя и имели полное право. Нижним тоже было позволено бывать наверху, но существовала квота. В каждый момент времени в верхней Москве не должно было находиться более двух тысяч исходников, а время пребывания в сияющем граде на холмах было ограничено двумя неделями раз в полгода. Те, кто был не слишком расторопен в бюрократической возне, ждали своей очереди по несколько лет.

Родион был как раз одним из таких людей.

– Я так и не поговорил с Яриком и Пашей с тех пор, как попал сюда, – сетовал он. – Пойди туда, сдай это, подтверди то, распишись там, заручись сям… Пиздец. У меня уже просто крыша едет!

Лена слушала его и кивала. Именно этого она и ждала. Если помочь Родиону, или хотя бы посулить ему помощь, возможно, получится вовлечь его в авантюру. Когда Лена узнала, что тот трудится в отделе поставок, она поблагодарила судьбу. Свой человек в этой структуре позволит ей обнаружить течь в броне полиса. Вода везде найдёт лазейку. Недавно она соблазнила одного глупенького полевого инспектора, который как миленький выложил ей наименования продукции, поставляемой постами в день грузов; всё указывало на дыру в системе снабжения, и она заключила, что в этом должны быть замешаны люди, координирующие разгрузку. Не может быть, что не существует какого-либо подполья, чёрного рынка и способа, которым люди из ОКП обмениваются посылками с предместниками. Слишком много раз она видела в доме отца вещи, которые по всей логике никак не могли там оказаться (одна из таких штук сейчас лежит в её сумке).

Посты ни в чём себе не отказывали. А вот бывшие предместники как раз имели резоны нет-нет, а что-нибудь, да скрысить, чтоб потом продать или обменять. Что нужно предместнику, попавшему в западню нижнего города? Тут наверняка всё, как обычно – вкусная еда и иные удовольствия. Лена была убеждена, что при желании сможет приобрести здесь самую различную запрещёнку. В идеале – незарегистрированное оружие, невидимое для сети. А если этого дерьма ещё не изобрели, она, чёрт побери, сделает это сама!

Родион увёл её подальше от станции в технический тоннель. Зайдя достаточно далеко для того, чтобы не встретить праздно шатающегося работягу, они встали возле допотопной трансформаторной будки.

– Чего тебе? – насупившись, спросил Родион.

– Погоди, – сказала Лена.

Она села прямо на пол, откинувшись на дверь трансформатора, достала из рюкзака тонкую чёрную вуаль и приподняла один её конец.

– Помоги развернуть.

– Чё это?

– Мантия-невидимка, – хихикнув, ответила Лена. – Не всем нравится быть под постоянным наблюдением.

Родион посмотрел на неё так, будто она предлагала ему разорить барсучью нору, но всё же помог ей и присел рядом. Лена накрыла себя и своего спутника, и они целиком оказались под мантией, испускавшей теперь с внутренней стороны лёгкое синее свечение.

– Чего тебе? – повторил Родион.

– Я могу помочь тебе с пропуском наверх.

– И за это ты хочешь…

– Ничего особенного, – сказала Лена. – Я хочу знать, как в предместья попадает контрабанда. То же самое касается и обратных поставок. А ещё, я купила бы что-то особенное. Например, какое-нибудь хитрожопое оружие.

– Пфф, – фыркнул Родион. – Ты не по адресу. Ни хрена я не знаю.

– Так уж ни хрена и не знаешь?

– А почему я должен знать?

– Потому что, насколько я помню, ты ушлый хитрый засранец, вот почему, – ответила Лена.

Родион молчал, но не подавал признаков того, что хочет уйти. Девушка расценила это как сомнение в качестве их маскировки.

– Послушай, я ненавижу этот город, – сказала она, понимая, что если Родион не тот, кем ей кажется, то, скорее всего, придётся убить его прямо здесь. – Я ненавижу его всей душой и хочу, чтобы он рухнул, был взорван, уничтожен до самого своего сраного основания, разобран до последнего винтика. Я ненавижу пóстов и их стерильный фашистский мирок! Я ненавижу то, чем стала! Я просто, сука, ненавижу их высокомерие и всезнайство. Они убили мою мать и оправдались случайностью! Никчёмные ебанутые твари, по праву рождения получающие все грёбаные блага этого мира! Сколько можно это терпеть? Мы должны открыть врата полисов для всех и каждого! Чтобы таким как ты не приходилось по два года ждать своей очереди, дабы просто встретиться со своей семьёй. Чтобы предместники перестали питаться чем попало. Чтобы технологии были доступны каждому разумному человеку. Ещё ребёнком я решила, что изучу этих мразей и уничтожу этот сраный город изнутри!