Уничтожу тебя, принцесса

Моё лицо обдаёт светом от экрана телефона, когда Арс набирает пароль передо мной, чтобы прочитать сообщение. Оно от его мамы, сообщающей ему, что уже находится на дежурстве. Он печатает ей быстро ответ и уже собирается убрать телефон, когда я с улыбкой произношу:

– А на последнюю единичку ты за что-то обижен, что решил её заменить на ноль?

Запрокидываю голову, чтобы посмотреть на его улыбку, когда слышу его слабый смех. Я с ума по ней схожу, никак не понимая, как этот парень смог отхватить всё самое лучшее себе. В нём будто всё идеально, что иногда мне даже страшно становится, что он сможет разглядеть то, что слишком неидеально во мне.

Арс сам опускает на меня взгляд, в темноте его почти не разглядеть, но я могу даже просто чувствовать, как он на меня всегда смотрит.

– Не совсем, – отвечает он, а потом берёт короткую паузу, словно раздумывает, говорить дальше или нет, но по итогу Арс признаётся: – Вообще-то, это просто как напоминание, что не всегда нужно быть первым, иногда лучше уступить, чтобы выиграть. Как-то так…

Его последние слова звучат почти тихо, точно он до сих пор не уверен, стоило ли говорить, но мне определённо нравится. Нравится, что у него есть много вещей, которым он придаёт какой-то смысл. По крайней мере, до него я не делала ничего подобного, а сейчас мои пальцы сами по себе тянутся к ремешку браслета. Провожу кончиком ногтя по металлической части туда-сюда, едва задумываясь о том, что делаю, но оно точно, как какое-то подтверждение того, что Арс отдал мне часть себя.

– Я хочу быть всегда первой, – признаюсь сама ему.

Но это не первая пришедшая мысль, это желание со мной столько, сколько себя помню, хотя ему и имеется веская причина.

– Ужасное желание, принцесса, – говорит он, коротко усмехаясь, словно слышит мои мысли, хотя он и не осуждает, произносит так, будто просто отговаривает от него. – Слишком много ответственности и разочарования, когда не получается воплотить в жизнь.

Я слышу его, больше даже, чем он представляет, потому что мне очень хорошо знакомо это чувство разочарования, но я все равно не могу от этого отказаться. Пожимаю плечами, будто отвечая, ничего страшного, а потом сама достаю свой телефон, когда мне приходит кое-что в голову.

Подношу свой телефон к его и прямо при нём сменяю пароль на «000001».

– Я всё равно хочу быть всегда первой, – говорю ему, хотя на самом деле мне просто хочется заполнить его ноль своей единичкой.

А ещё я никогда ему не признаюсь, что считаю, что в нём хорошего все «его пять единичек», когда во мне она всего лишь одна.

Но Арс смотрит на меня так, точно ему на это без разницы, он и в этой единственной единички может разглядеть что-то совершенное.

– Единственное, в чем я хочу быть первым всегда, это во всём, что касается тебя, принцесса…

– Кристина? Ты что-то хотела? – в очередной раз раздаётся голос Антоновой, а я от телефона своего не могу оторвать взгляд.

Я в таком ужасе, что впервые не знаю, что делать.

Он его не забыл.

В какой-то прострации оглядываюсь по сторонам, на меня смотрит почти что вся группа, в том числе и Дана, глаза щурит, слишком цепко смотрит, словно изо всех сил пытается проникнуть ко мне в голову. Точно я ей даю какой-то шанс, ради которого она готова отдать всё.

Я наконец качаю головой и сажусь обратно. Дыхание перевожу, прикладывая все возможные силы, чтобы успокоить сердцебиение. Мои кулаки сжимаются, стискиваю зубы и снова пробую посмотреть, что делает Арс, заставая ровно тот момент, когда его палец щёлкает по блокировке, а сам он поднимает голову, переводя взгляд на Антонову. Выражение его лица нечитаемо, но я откуда-то знаю, что мысли его далеко от того, что говорит она.

Мне тоже нужно переключиться на пару, но я точно превращаюсь в камень, пытающийся изо всех сил не рассыпаться. Могу думать только о том, что мой телефон у него.

Всё слышится словно через толщу воды, Антонова вызывает Дану и Андрея к доске, а я отворачиваюсь, не способная наблюдать, как стерва счастливая подскакивает с места, не хочу видеть, как Арс ей улыбается и желает удачи.

Ненавижу сейчас всё. Ненавижу…

Они начинают полемику, когда мой взгляд всё же скользит к Арсу. Мой телефон всё ещё под партой, вижу, как он прокручивает его, в такт постукивающей ступне.

Он думает?

Стискиваю сильнее зубы. Не знаю, чувствует он или поворачивается сам, но наши взгляды снова встречаются. Несколько секунд мы просто смотрит друг другу в глаза, а потом я буквально вижу, как он принимает решение не использовать то, что он знает пароль.

Арс отворачивается, сосредоточиваясь на том, что говорит Дана, а я всё равно никак не могу расслабиться.

Само понимание, какое в его руках имеется оружие против меня…

– Зачем ты это делаешь, Крис? – слышится голос Василисы, отвлекающий меня.

Он, как всегда, звучит так, будто она разговаривает с умирающим. Ей словно всех до единого жалко.

– Что? – перевожу на неё взгляд.

Она даже смотрит сейчас на меня так, будто за что-то жалеет. Мне это не нравится, обычно я на это даже внимание не обращаю, но сейчас ощущение, что всем вокруг видно, насколько я жалкая, потому что до сих пор храню какие-то мелочи, значащие для меня слишком много, даже если они были всего лишь иллюзией.

Но… разве это неправда? Вся моя жизнь одна сплошная иллюзия, в которую верят все вокруг и я сама.

Василиса выдерживает паузу, её распущенные длинные цвета пшеницы волосы соскальзывают с плеча, когда она им пожимает.

– Зачем ты привлекаешь внимания этого парня? – она говорит так, будто ей страшно озвучивать свои мысли. – Ты поэтому унижала его девушку в пятницу? Потому что он тебе понравился, как и Кар?

Что…

Несколько секунд я в упор смотрю на неё, не зная, как ответить. Мне есть что, но впервые я действительно не хочу ни оправдываться, ни отнекиваться, ни острить. Вдруг раздражает сам факт, что мне вообще это нужно делать.

– Какая вообще разница, зачем я это делаю? Может быть просто по тому, что хочу?

Глаза Василисы становятся огромными, целое мгновение она растеряна.

– Как и с Егором? – выдаёт она по итогу. – Тоже по тому, что хотела?

– А что с Егором? – становлюсь ещё более резкой. – Мне кажется, что ты, что Кар забываете, откуда вы вообще изначально его знаете, чтобы я оправдывалась перед вами.

И я ведь отчётливо понимаю, что делаю. Знаю, что Василису может ранить даже просто мой тон, а то, что я вдруг становлюсь с ними такой, какой обычно бываю только с теми, кто переходит мне дорогу, и вовсе делает её глаза максимально разочарованными.

– Ты же… – Василиса качает головой и утыкается в свою тетрадь, тихо добавляя: – Ты не такая.

Я глухо усмехаюсь, качая головой. Никто не знает, какая я.

Единственный ответ сейчас в руках Арса. Там всё.

Обо всех.

Моя страховка. Моё оружие. Моя ненависть. Моя боль. Там вся моя сущность.

С трудом сглатываю.

– Перестань искать во всех что-то хорошее. В некоторых его совсем нет.

А вот плохое есть во всех. Даже в невинной Василисе, и я это знаю. Я знаю всё о Кар, о Яне, даже про Антонову я знаю слишком много, и это всё записано в моём телефоне.

Пара во всю продолжается, Василиса больше не пробует со мной заговорить, полемика в самом разгаре, в ней принимает участие уже треть группы, и я уверена, если бы я сейчас слушала, снова бы всем доказала, какая я ужасная, когда обрушила бы на Дану всю свою ненависть к ней. Но я даже это сейчас не могу сделать. Пустота какая-то в голове, ещё немного и я начну отсчитывать время до момента, когда уже смогу выйти. Во мне будто что-то нарастает, всё больше и больше, что хочет прорваться. Разгромить всё… Непонятное чувство душит буквально.

А затем меня отвлекает какая-то вспышка, несколько секунд требуется, чтобы только зародилась догадка, что это может быть мой телефон. Как…

Мир.

Я медленно перевожу взгляд на Арса. Мой телефон мигает второй раз, экран светится, на нем два уведомления, а Арс заглядывает под парту, чтобы очевидно просто посмотреть, что там, но когда его глаза видят экран…

Его челюсти стискиваются, я вижу, как на скуле выступает желвака, а моё сердце защемляет с хлопком. Мир ответил на моё сообщение, и оно о Дане. Тот взгляд, который бросает на меня Арс, говорит о том, что меня уже ничего не спасёт.

Глава 12. Крис

Я не помню, как начала делать записи практически каждый день. Не помню, что когда и про кого записывала дословно. Но я отчётливо помню момент, когда поняла, как это действует на людей. Момент, когда та самая Саша Терентьева, решившая, что имеет право называть меня шлюхой, затаскивать к подвалу толпой и диктовать, что мне надевать, только по тому, что её парень положил на меня глаз, стояла передо мной с невероятно сокрушённым выражением лица и читала в заметке телефона всё, что мне о ней известно.

Я записывала всё, обо всех, даже просто свои мысли, наблюдения, иногда просто писала, насколько ужасный день, как бы поступила с тем или иным человеком, а в самые сложные времена, писала, как ненавижу жизнь. Это стало пристрастием, освобождением, хобби – это стало частью меня.

А сейчас я вижу, как часть меня отображается в выехавшем меню последних приложений и просто прикрываю глаза.

Арсу даже пары секунд не потребовалось, чтобы это найти. Он собирался открыть сообщение про Дану, мгновение и его палец замер, когда он очевидно вчитался в название папок.

Я отворачиваюсь и гляжу только перед собой. Знаю, что он оборачивается и смотрит. Чувствую, как он смотрит. Но мне без разницы, он может сейчас хоть станцевать на моих костях, всё равно не подам вида, что внутри меня всё трясётся.

Кровь стучит в висках, меня тошнит, но я всё равно упорно смотрю в одну точку. Кто-то смеётся, слышу, как Воронец что-то выкрикивает, после чего уже разражается аудитория смехом, Антонова что-то довольно щебечет.

Двадцать минут. Гул голосов становится почти невыносимым, голова пульсирует от напряжения, но мне кажется я даже не моргаю, как удерживаю себя, чтобы не посмотреть, читает Арс или нет. Если увижу, что да, уверена, меня вывернет наизнанку на глазах у всей группы.

Семнадцать минут, всё сливается в одну неразборчивую массу чего-то серого вокруг, меня мутит всё сильнее, когда неожиданно понимаю, что больше не могу находиться здесь и секунды.

Встаю и иду, не обращая внимания, что выкрикивает Антонова, даже не видя прошла мимо Даны или она уже сидит, просто вылетаю прямиком в коридор, ещё пару мгновений, и я набираю полные лёгкие воздуха, распахнув настежь окно.

Не знаю, сколько я так стою, уперевшись руками в подоконник, и пытаюсь надышаться, пока мысли наконец не проясняются. Лбом прижимаюсь к холодному стеклу и прикрываю глаза. Я даже думать ни о чём не могу, в голове абсолютная пустота.

Разворачиваюсь и забираюсь на подоконник, приникая виском к откосу, когда слышу, как открывается дверь, а я даже не выглядывая знаю, кто окажется через несколько секунд передо мной.

Арс встаёт прямо напротив, но на меня не смотрит. В пол, в окно в десяти сантиметрах от меня, в стену, в другой конец коридора, будто никак не может собраться или подобрать слов, а потом…

Я никогда ещё не видела, чтобы люди с таким разочарованием смотрели мне в глаза.

– Знаешь, в чём твоя проблема, Рогозина? – заговаривает он, всё ещё глядя так, будто один мой вид может причинить ему мучения. – Ты не останавливаешься даже под угрозой того, что твои игры могут обернуться против тебя, – а затем вдруг подходит ко мне, упирая руки в подоконник. – Не наигралась? – спрашивает Арс, склоняя голову и заглядывая мне в глаза.

Я понимаю, что он спрашивает про Дану и что уже знает, как я попросила Мира организовать на неё спор, но проблема в том, что он ждёт от меня раскаяния, а я его не испытываю. Поэтому единственное, что делаю, продолжаю просто смотреть на него.

Арс сокрушенно качает головой, отводя на мгновение взгляд в сторону, а когда возвращает, в его глазах то ли жалость, то ли сожаление, но в любом случае это относится всё ко мне.

– Что ты хочешь от меня услышать? – мой голос настолько пустой и безразличный, что царапает слух.

Арс едва заметно качает головой, когда пожимает плечами.

– Зачем?

Он всё так смотрит на меня, будто ему необходимо услышать какую-то вескую причину или оправдание. Что-то, что отговорит его меня ненавидеть. Я же усмехаюсь и сажусь прямо, сама упираясь ладонями в подоконник. Наши руки почти касаются друг друга, когда заглядываю ему в глаза.

Это самый несуразный вопрос, который мог задать парень, сделавший со мной тоже самое два года назад.

– Просто потому, что хочу? – пожимаю плечами.

Не знаю, что именно его поражает больше мой ответ или полное отсутствие признание вины, но Арс в очередной раз выглядит так, будто я ему отвратительна.

Он не злится, это что-то другое, более сильное, чем даже ненависть, оно похоже на чувство, напоминающее боль.

– Ты знала, что их мама была больна? – внезапно спрашивает он.

А я с трудом сглатываю, понимая, что он собрался делать. Конечно, я об этом не могла знать, поэтому он даже не ждёт ответа, когда сам себе кивает.

– У неё была сердечная недостаточность, а Алиш был единственным, кто работал в их семье. Не прошло и двух месяцев, как он сел, их мама умерла, – продолжает Арс говорить спокойно, будто просто делится чем-то. А я ненавижу его. Ненавижу то, как он смотрит в этот момент с надеждой на что-то. Мои пальцы впиваются в подоконник, в груди что-то закручивается и тянет, чувствую, как напрягаются скулы, пытающиеся удержать бесстрастное выражение лица. Ощущение, будто бы если сейчас вина прорвётся, она сожжёт меня дотла. Но я её чувствую, так остро чувствую. Камнем каким-то, утопающим всё глубже и глубже в солнечном сплетении. – Дана осталась совсем одна, а я… – Арс качает головой, прежде чем устремить в меня такой взгляд, будто пытается увидеть что-то конкретное. – А я, мать вашу, всё не понимал, зачем ты вообще с ней так поступила. Как дурак наивный всё ждал, когда ты поймёшь, что страдает невиновный человек. Каждое, мать его, заседание я ждал и ждал тебя. Но, – тут он усмехается, – ты ведь даже ни на одном не появилась, потому что тебе было тупо плевать.

Неосознанно качаю головой. Это неправда. Я просто не могла. Не могла видеть, что натворила, а как остановить не знала. Единственный выход – признаться. Но если бы это касалось только моих родителей? Я просто не представляла, как им сказать, какая подлая на самом деле у них дочь. Процесс был запущен, Лисицын все силы в него вложил, бодаясь с их крутым адвокатом, поднял на уши в тот день связи в центральном отделении. Как я могла признаться, что это всё из-за того, что я – просто влюбившаяся наивная дура?

Я всё продолжаю качать головой, когда Арс в противовес кивает.

– Просто, потому что ты захотела, – выносит вердикт, а затем отталкивается от подоконника и достаёт мой телефон из кармана. – Я даже знать не хочу, Крис, зачем тебе это нужно, – говорит он про записи. – Но вот это – оно будет справедливо по отношению ко всем, чтобы просто показать, какой ты человек, – его голос повышается, прежде чем он наклоняет голову и спрашивает: – Так почему я не должен это никому показывать?

Потому что ты уничтожишь меня.

Потому что ты – единственный, кто это может сделать.

Потому что я слишком жалкая, чтобы признаться себе, что все эти мелочи, которые до сих пор храню, были ложью, предпочитая обманывать себя, что со мной это и правда всё могло произойти, а ты сейчас собираешься разрушить последнее.

Но я ничего из этого не говорю. Я не собираюсь его просить не делать этого. Я не собираюсь искать себе оправданий за то, какая я и зачем мне это всё было нужно.

Не собираюсь рассказывать, что после него я всех ненавижу. Не собираюсь рассказывать, что так ненавижу чувство вины и ту беспомощность, которую испытывала, не зная, как исправить ситуацию, что решила всегда иметь ответный удар, прежде чем нанесут мне, чтобы больше ни к кому не обращаться за помощью.

А уж к нему… Я лучше потеряю всё, чем буду просить его хоть о чём-то.

– Ты же уже всё решил. Ты сам этого хочешь. Ждёшь…

Я вздрагиваю, когда Арс подаётся вперёд, впечатывая кулаки в подоконник возле моих рук.

– Мать вашу, пару слов, Крис, – надавливает он. – Скажи, что остановишься! Скажи, что жалеешь!

Арс с такой отчаянной нуждой ждёт от меня этих слов, что мне самой приходится сжать пальцы в кулаки, когда качаю головой.

– Не жалею, – говорю тихо.

У меня внутри что-то натягивается с этими словами, чтобы не прорвалось ни одной лишней эмоции в голос. С губ Арса срывается какой-то надрывный смешок, он опускает на мгновение голову, а я чувствую, как сильнее сжимаются его кулаки возле моих рук. Он пару раз кивает, прежде чем не разжимает руку, кладя у моей телефон.

– А ты ещё удивляешься, почему так просто от тебя отвернулись все пацаны здесь? – спрашивает Арс, поднимая голову и заглядывая в глаза. Вот сейчас могу точно сказать, что смотрит он на меня всё же с жалостью. – У тебя же ни друзей, ни подруг здесь нет. Никто изначально и не собирался по-настоящему отстаивать твою честь. Так… рисануться, бонус себе заработать перед тобой, – продолжает он. Его голос так гладок и чист, будто он не наносит удар за ударом, говоря то, что я и сама знаю. – Они же тебя просто все боятся, Крис, и не удивительно почему, – Арс коротко кивает в сторону телефону, – но не больше, чем боли. Мне просто нужно было показать на самом отчаянном, что я сильнее, чтобы они быстренько переметнулись. По-настоящему до тебя никому нет дела. Ты же – отрава, Крис, это знает даже учительница, которая лишний раз даже не желает с тобой связываться. Единственные, кому до тебя ещё есть дело, это те, кому не без разницы на твою красивую оболочку, – Арс отталкивается от подоконника, а я голову поднимаю, продолжая выдерживать его взгляд и стискивать всё сильнее кулаки. – Но и это всё до поры до времени, пока тебя не отравит собственный же яд.

Арс отступает спиной назад несколько шагов, как раз в тот момент, когда раздаётся звонок.

– Соберись, Рогозина, полемика только что пообещала быть весьма интересной.

Глава 13. Крис

«Во сколько тебя сегодня забрать?», – читаю на экране телефона смс от Егора, но даже не успеваю нахмуриться, как в спину чуть не врезается Антонова, спешащая зайти в аудиторию.

– Кристина? – приподнимает она свою бровь, когда на неё оборачиваюсь. – Решила все-таки почтить нас своим присутствием?

Я улыбаюсь ей одним уголком губ.

– Не вас, Лидия Сергеевна, Мария Стюарт заслужила, чтобы её честь отстаивали, – бросаю ей, пожимая плечом. – От Амалии меня просто затошнило.

Мне кажется, даже Антонова понимает сейчас, что говорю я отнюдь не про героиню пьесы. Её сменяющийся остротой взгляд подсказывает мне о том, что её тошнит от меня.

Без разницы. На сегодня с меня хватит осуждений. Убираю телефон в передний карман и, не дожидаясь её ответа, прохожу внутрь, и ни капли не удивляюсь, что Василиса сидит на парту позади меня. Что-то пробует во мне откликнуться, пробиться, но нет… серьезно, хватит, каждый может делать здесь, что угодно.

Внезапно, я будто услышала слова Арса, в которых он был прав. Здесь нет ни одного мне по-настоящему друга, зачем мне переживать за тех, кто без разбора обижается на какие-то глупости?

Кар потребовалось одной сцены, чтобы поверить, что у меня с Егором что-то есть, хотя она видела наши отношения на протяжении двух лет.

Василиса предпочла обижаться на меня за Кар и за Дану, которую знает два дня, лишь потому что выбирает всегда тех, кто выглядит несчастней.

С Филом ещё проще – Кар его и на метр не подпустит к Яне, поняв, что теперь она рулит ситуацией.

Не я в них нуждаюсь.

Кар я нужна, чтобы тереться возле Кайманова, попадать на трек и не получать от всех ревнивых девчонок, чьих парней она уводит здесь, потому что ко мне мало кто сунется. Посмотрим теперь, как быстро она лишится своих волос.

Василису начнут дурить все, кому не лень.

А Яна… она просто продолжит страдать по Филлимонову.

Так что, им можно всем только пожелать удачи.

Сажусь на своё место и просто вожу ручкой в тетрадке, ожидая, когда Антонова уже приготовиться. На Арса я не смотрю, не хочу, уверена, в ближайший час мне его вида будет за глаза.

– Кристина, Арсений? – окликает нас учитель.

И вот теперь я уже смотрю на Арса, он не встаёт первым, глядя через плечо, ждёт меня. Я поднимаюсь и прохожу первой, понимая, что засранец уже начинает это делать. Он понимает, что даже пройти мимо и продержаться сейчас даётся не просто. Чувствую его идущую за мной фигуру буквально каждой клеточкой кожи, что хочется передёрнуть плечами, чтобы сбросить с себя ощущения от его взгляда.

Внаглую приваливаюсь к стене возле доски спиной, складывая на груди руки и всем видом демонстрируя «безудержное веселье». Одно радует, выражение лица Багирова ничуть не уступает моему, мы оба не спускаем друг с друга взглядов, точно готовится не к полемике, а к самому настоящему испытанию. Арс делает тоже самое, что и я, приваливается к стене, вот только поворачивается боком, скрещивая ноги в лодыжках. Всё ещё смотрит в упор, ни на кого не реагируя. Мы оба молчим, когда я не выдерживаю и закатываю глаза.

– Так и будешь продолжать сверлить меня взглядом? – показываю я сразу, что даже и не думаю делать вид, что мы не знакомы. – Или это такая тактика замолчать меня, пока я не умру от скуки?

Арс усмехается, но это больше от того, что принимает правила моей игры. Он коротко кивает в мою сторону.

– Уступаю нанести первый удар.

– Какое благородство, – с «наивеликим» энтузиазмом бормочу я, прежде чем всё-таки выдать улыбку. – Вот только пьесой ошибся, любительница рыцарей выступала час назад.

Арс выгибает бровь.

– Разве? Это ты у нас, Крис, любительница подвигов.

– А ты, значит, их исполнитель?

– Я же сказал уже, что доброволец.

Я прикладываю руку к груди в притворном умилении.

– Ох, Китнисс Эвердин где-то сейчас наверняка прониклась твоей отвагой.

Арс снова коротко усмехается.

– Я думал, у нас «Мария Стюарт», а не «Голодные игры».

– И правда, какая досада, а то я с превеликим бы удовольствием сейчас не отказалась бы пустить тебе стрелу в голову.

Взгляд Арса становится острым.

– Перепутала, Крис, ты умеешь стрелять только в сердце.

С моего лица сходит улыбка. Засранец определённо решил идти дальше, чем просто знакомые.

– Тааак, – тянет Антонова, останавливая нас. – Мы явно уходим не в ту степь. Давайте я начну: Мария Стюарт – за или…

– За, – отвечает Арс, не давая закончить Антоновой.

И тут только дурак не догадается, что речь про казнь.

Я качаю головой.

– Что ж ты будешь делать, бедненький, если я тоже скажу «за», – я говорю это не вопросом, больше показываю, что его рьяное рвение меня переспорить может сразу сойти на нет, если я посчитаю, что в принципе не хочу продолжать.

Но Арс и тут находит, как уйти в личное.

– Ну, тогда мы точно, наконец, достигнем согласия, что королева заслужила расплаты.

Лаааадно, мерзавец, давай поиграем по твоим правилам.

– За что? За то, что имела более широкие взгляды на жизнь?

Арс глубоко тянет воздух, пока я наблюдаю за ним с маленькой улыбкой. Потому что я собираюсь уходить в тему пьесы, пока у него не закипит мозг от продумываний, как из моих ответов перевернуть всё обратно.

– Королеву погубило её бесстрашие и нежелание уступать, когда ее уговаривали все отступить и поступить разумно, но она решила даже самой Елизавете указать на то, что она ниже неё, и как итог её обезглавили, – снова намёками бросается он, но я не собираюсь их слушать, продолжая то, что задумала.

– Королеву погубили зависть, предатели и убеждения. И Мария была права, она была больше Стюарт, чем Елизавета, людям просто надо научиться принимать правду, а не исходить желчью, что кто-то просто не боится её говорить.

– И всё же, если бы она попросила помилования, а не отстаивала свой титул, Елизавета могла её спасти, – повторяет Арс, когда понимаю, что он снова давит на то, чтобы я отступила.

Я прищуриваюсь.

– Багиров, я не пойму, ты вроде выступал «за» то, что она получила расплату, а сейчас отчаянно пытаешься её спасти, даже больше, чем я, – а это ему уже мой ответ, что «нет», не отступлюсь и спасать меня точно не надо.

– Уверена? – спрашивает он предупреждающе.

Я же только безмятежно выдаю:

– Руби.

Арс смотрит на меня, кажется, целую вечность, точно поверить не может, что я так спокойно реагирую на то, что он собирается меня выдать, и тогда я делаю то, чего не ожидаю сама от себя.