bannerbanner
Воспоминания старого капитана Императорской гвардии. 1776-1850
Воспоминания старого капитана Императорской гвардии. 1776-1850

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 3

Жан-Рох Куанье

ВОСПОМИНАНИЯ СТАРОГО КАПИТАНА ИМПЕРАТОРСКОЙ ГВАРДИИ

1776–1850

Перевод с английского В. Пахомова

Иллюстрации Ж. Ле-Бланта


ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

Жан-Рох Куанье – пожалуй, самый прославленный из участников Наполеоновских войн, ветеран Старой Гвардии, который не только участвовал во всех кампаниях Первой Империи, но и ни разу не был ранен.

Он не получил в детстве образования и научился писать и читать в уже достаточно зрелом возрасте. И уже много лет спустя после окончания службы, сел за свои воспоминания.

Этот фактор повлиял и на его книгу, и на работу по ее переводу.

Сам перевод выполнен с английского по изданию 1890 года Марты Кэри и изданию 1929 года Джона Фортескью. Перевод Кэри отличается полнотой, а перевод Фортескью – большей точностью. Кроме того, привлекалось и издание на французском – 1909 года.

В процессе работы выяснилось, что единого полного текста даже на французском издано не было. Поправки вносили и автор, и издатели. Английские тексты тоже отличаются. Таким образом, переводчик принял решение включить в свой перевод все, что возможно – из всех изданий, и, хотя он не владеет французским, все же он приложил усилия, чтобы перевести и вставить в текст все, с чем он мог справиться.

Купюры можно подразделить на три категории. Марта Кэри убрала из своего текста все, что ей показалось «неприличным», очевидно, руководствуясь, принятыми в ее время в США нормами морали. Фортескью убрал в основном фрагменты связанные с политикой – в которых упомянуты политики того времени, их слова и действия, а также многие действительно, как пишет главный инициатор издания записок Куанье, Ларше, незначащие и мелкие бытовые подробности.

Во французском же тексте, отсутствуют пикантные подробности и неполиткорректные высказывания автора по тем или иным эпизодам его жизни.

Но дело в том, что для полного понимания, каким был этот человек и его эпоха, именно эти подробности столь интересны нам, ныне живущим, да и тем, кто далее будет жить. Поэтому переводчик и постарался все их собрать и включить в текст.

В силу своего «невежества», как пишет сам автор, его речь груба и непричесана. Английские переводчики прекрасно справились с этим и просто переводили как есть. Переводчик на русский последовал их примеру. Однако, описывая хорошо известные ему предметы, автор ярок и эмоционален – он понятен и читатель почувствует с ним связь.

Но как бы то ни было, на русский язык в таком – пусть даже неполном – объеме «Тетради Куанье» не переводились, и переводчик очень надеется, что его труд не пропал даром.

В. Пахомов

2017 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Жан-Рох Куанье был одним из тех, кого называют решительными людьми. Кем бы он ни был – пастухом или возчиком, конюхом или фермером, солдатом или капитаном, мы видим, что он всегда готов к действию. Независимо от того, метла у него в руке или сабля, он действует энергично и целеустремленно. И поэтому чтение описания его жизни создает у вас ощущение присутствия в обществе хороших и надежных людей, на которых всегда можно положиться.

В дальнейшем мы увидим, что в его жизни было множество приключений, и что он умеет относиться к ним необычайно хорошо. Быть хорошим рассказчиком может не всякий. Это природный дар, подобный чувству цвета, свойственному великим мастерам, и, не имея его, даже хорошо образованный человек, часто не может связать двух слов, чтобы рассказать о своем путешествии, в то время как малограмотный человек, но обладающий таким талантом, опишет его ярко и красочно. Наш старый капитан был одним из тех, кто обладал этим даром. Он был слабо образован, и он без колебаний признает этот факт. Он не умел читать и писать до тридцати пяти лет. С большим трудом он уже в возрасте семидесяти двух лет исписал девять пустых тетрадей огромными, как пишет ученик начальной школы, буквами.

Как он смог вспомнить столько мелких деталей в семьдесят два? Этот факт менее удивителен, чем кажется: во-первых, память о ранних годах становится более яркой по мере возрастания возраста, а во-вторых, Куанье делился своими воспоминаниями задолго до их изложения на бумаге. Таким вот образом певцы Гомера читали его «Илиаду».

Ценны ли записки Куанье как исторический источник? Я не обращаюсь к ним чаще, чем к «Илиаде», чтобы «проверить факты», как мы говорим. Я даже не прекращаю обсуждать или исправлять некоторые их утверждения. Эти записки интересны совсем по другой причине. Как и все те, кто сражался с оружием в руках, наш солдат не знал, как дать подробный отчет о действиях армии, но он рассказывает о том, о чем мы никогда не узнаем из точного рапорта начальника штаба. Благодаря Куанье вы увидите лицо солдата, узнаете о разных случаях, происходивших во время марша, само поле битвы, непредвиденные действия, жар атаки – все самое интересное, яркое и особенно захватывающее.

В целом мы, несомненно, знаем историю, но насколько лучше мы ее понимаем здесь, где мы видим ее участников и места действия! Мы видим их у Монтебелло, когда, впервые находясь под огнем, наш герой склоняется перед залпом картечи и тотчас осуждает себя за слабость, отвечая: «Да, я не буду», сержанту-майору, который кричит ему: «Не опускайте голову!» Мы видим его у Маренго, когда опрокинутый и изрубленный, не имеющий никаких шансов сохранить свою жизнь, он, весь в крови, цепляется за хвост лошади драгуна до тех пор, пока не возвращается в свою полубригаду, чтобы взять ружье и стрелять еще лучше, чем раньше, в обледенелых болотах Польши, где он был вынужден обеими руками взяться за свои ноги и вытащить их из топи, чтобы идти вперед, в Эсслинге, когда австрийские пушки били с такой силой, что медвежьи шапки и куски человеческих тел разлетались во все стороны и даже многих сбивали с ног, по дороге в Витебск, где мы видим семьдесят мародеров, расстрелянных во имя развалившейся дисциплины Великой армии, в Майнце, во время ужасной тифозной эпидемии – последним бедствием отступления, когда было необходимо вытащить пушку, чтобы заставить каторжников погрузить на фуражные фуры груды трупов, а затем свалить весь этот ужасный груз в одну большую яму. На фоне этих мрачных сцен мы находим и светлые – очаровательные картины сельской жизни, смешные случаи, произошедшие на бивуаках, не менее забавные размышления о пройденных странах и бесконечно ценные и подробные описания отношения командиров к своим солдатам. В частности, он показывает, что командир может покинуть ряды своих войск, если он знает, как завоевать их уважение. Ценность должности зависит от человека, который ее занимает, и если этот человек ничего не стоит, французская недисциплинированность просто взлетает до небес.

По этой причине офицеры рискуют своими жизнями, постоянно находятся среди своих солдат и свободно общаются с ними, не опасаясь потерять их уважение. На горе Сен-Бернар они разрывают свою одежду, помогая перетащить пушки через трудные места. Если солдат совершает отважный поступок, они крепко обнимают его и заставляют выпить из своих чашек. Мужество не зависит от звания. Мы видим, как в критические моменты генералы становятся стрелками и собирают бегущих под непрерывным обстрелом противника. Дорсенн, сбитый с ног взрывом снаряда посреди своих гренадеров, сразу же встает и кричит: «Ваш генерал не пострадал, и если будет нужно, он отдаст жизнь на своем посту!» Хотя, как Дорсенн, он и не мог стоять на ногах, полковник, командовавший знаменитой батареей у Ваграма, был не менее великолепен, хотя и ранен тем ранним утром, получил помощь ближе к вечеру, и остался во главе своих солдат, хотя и не мог сидеть. «И он продолжал командовать сидя», – говорит Куанье, используя лишь шесть слов, благодаря которым мы можем увидеть эту картину.

В Ковно Куанье видит, как Ней хватает ружье и вступает в бой с пятью вражескими солдатами. В Бриенне князь Бертье атакует четырех казаков и берет у них пушку. В Монтро маршал Лефевр галопом проезжает через сломанный мост и саблей рубит арьергард один, только с группой своих штабных офицеров. Нетрудно поверить, что видя такой пример, солдаты не остались позади. Таким образом, во время битвы у Минчо, одного единственного всадника, оставшегося на своем посту в качестве стрелка, было достаточно, чтобы поднялась вся его дивизия. Гренадеры у Эсслинге и Ваграма борются за честь умереть, как добровольные канониры. Оказавшись в безнадежном положении. У Аустерлица[1] мамелюк, который уже захватил два флага в кавалерийском бою, отправился в бой в третий раз и больше его не видели. Мы также не должны забыть о квартирмейстере, который, сломав ногу на поле боя у Эйлау, и опираясь на два ружья вместо костылей, самостоятельно добрался до медицинской палатки со словами, что теперь трех пар сапог ему хватит надолго. Мы понимаем, что это просто шутка, но в такой момент, когда самые жизнерадостные не могут более улыбаться, такая несерьезность есть проявление истинного героизма.

«А правда ли все это?» – спрашивают те, кто не чувствует в себе ни желания, ни силы сделать так много. Я тоже не видел больше, чем они, но я прекрасно знаю, что Куанье – рассказчик высшего класса, и что у него есть дар рассказчика, о котором он даже не подозревал. Я всегда замечал, что любой, кто обладает этим талантом, обязательно обладает двумя другими: высокой эмоциональностью и способностью выражать свои чувства с абсолютной искренностью. Я уже неоднократно говорил, что абсолютная честность увенчивает званием писателя многих пишущих, кто не поднялся бы выше посредственности, если бы ему предложили солгать, то есть написать художественное произведение.

Я думаю, что Куанье ничего не выдумал. Он просто не был способен на это. Но действительно ли этот Куанье действительно существовал? Я знаю, что этот вопрос также задавался. Конечно, можно сомневаться во всем и полагать, что я потрудился изготовить оригинальную рукопись. Мне об этом тоже говорили. Те, кто считает вымысел сильнее истины, не понимая, что самое богатое воображение никогда не будет соответствовать непредвиденной реальности, будут и впредь пытаться увидеть то, чего нет.

Пусть эти скептики отправятся в Осер. Позвольте им пойти в муниципальную библиотеку и расспросить моего любезного коллегу Молара, благодаря которому мне удалось получить оригинал рукописи. Пусть они встретятся с ее последним владельцем мсье Лореном, позвольте им потребовать объяснений у мсье Анри Монсо, который предоставил мне два портрета капитана Куанье, а также прислал мне выписку из его завещания, датированного 2-м ноября 1858 года и составленным в офисе мэтра Лимозэна. В Париже я отсылаю их в офисы Военного Министра и канцлера Ордена Почетного легиона, откуда я получил копии послужного списка Куанье и его назначений. В мае прошлого года я снова увидел кафе «Милон» и ту бакалейную лавку на углу Рю-де-Бель-Фи, куда капитан, ушедший на половинную пенсию, пришел, чтобы размолоть свой фунт кофе, чтобы сделать свое предложение с максимальной деликатностью. Моим гидом был мсье Монсо, который лично знал Куанье, поскольку он действительно знает всех и все в старом Осере. Он мог бы многое рассказать о нем тем, кто сомневается в его существовании.

Поэтому доказательств много. Но им здесь нет места, поскольку иллюстрированная книга не допускает увеличения объема или добавления того материала, который обычно используется при публикации исторического документа. Текст нашего первого издания не был изменен, но он был незначительно сокращен, чтобы сделать издание пригодным для широкого круга читателей. В качестве компенсации за это, иллюстрации, выполненные известным художником, очень украсили новую книгу. Так же, как и мы, очарованные приключениями храброго Жана-Роха Куанье, мсье Ле Блант отождествлял себя со своим героем. У его картин есть очарование правдивости, и я горячо благодарю его за них от имени всех читателей.

Лоредан Ларше.

Париж, 30-е августа 1887 г.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

МОЕ ДЕТСТВО. – Я РАБОТАЮ ПАСТУХОМ, ВОЗЧИКОМ И КОНЮХОМ. – Я СНОВА ПОКИДАЮ РОДНУЮ ДЕРЕВНЮ. – Я ПОСТУПАЮ НА СЛУЖБУ К МСЬЕ ПОТЬЕ.

Я родился в Дрюйе-ле-Белл-Фонтэн, что в департаменте Йонна, 16-го августа 1776 года. У моего отца было три жены. Первая оставила ему двух дочерей, вторая – четырех детей – девочку и трех мальчиков. Самому младшему было шесть лет, моей сестре семь, мне – восемь, а моему старшему брату девять, когда мы имели несчастье потерять нашу милую мать. Мой отец женился в третий раз – на своей служанке, которая родила ему семерых детей. Ей было восемнадцать лет, и все называли ее красавицей. Мачеха полностью управляла всем. Нас – бедных маленьких сирот, постоянно били. Она била нас, чтобы придать румянца нашим лицам. И каждый день, когда мой отец, приходя с охоты, спрашивал: «Дорогая, а где дети?», моя мачеха отвечала: «Они спят».

Так было каждый день. Мы никогда не видели нашего отца. Она использовала все средства, чтобы не дать нам возможности пожаловаться. Однако однажды утром ее бдительность ослабла, и мой отец увидел слезы на моих щеках и щеках моего брата. «Что случилось?» – спросил он. «Мы умираем от голода. Она бьет нас каждый день». – «Пойдемте со мной. Я разберусь».

Результат этой жалобы был ужасен. Гонения на нас не прекратились, и хлеба стало еще меньше. Наконец, не выдержав, старший брат взял меня за руку и сказал: «Если ты хочешь, мы уйдем. Возьмем с собой по рубашке и никому ничего не скажем».

Ранним утром мы отправились в путь и отправились в Эте, примерно в часе ходьбы от нашего дома. Это был ярмарочный день. Мой брат прикрепил к моей шапке пучок дубовых листьев и сдал меня внаем в качестве пастуха. За год я заработал двадцать четыре франка и пару деревянных башмаков.

Я пришел в деревню под названием Шамуа. Она располагалась в лесу. Я был чем-то вроде сторожевой собаки при пастушке. «Идите вон туда», – сказала она мне. Когда я шел вдоль кромки леса, чтобы удержать овец от желания войти в него, вдруг появился большой волк, сильно напугал и разогнал овец, а затем схватил одну их самых лучших в этом стаде. Я никогда прежде не встречался с волком. Пастушка крикнула мне, чтобы я бежал. Я сразу же кинулся туда. Волку не удалось забросить овцу за спину, и поэтому я успел схватить ее за задние ноги – волк тянул овцу в одну сторону, а я в другую.

В этот момент само Провидение пришло мне на помощь. Появились две огромные собаки в железных ошейниках, и через секунду волк был убит. Представьте себе, как я обрадовался, увидев, что овцы спасены, а волк мертв.

Я служил помощником у пастушки около года. Затем я отправился на ярмарку в д'Энтранс. За 30 франков, рубашку и пару деревянных башмаков я нанялся работать у двоих пожилых фермеров из Ле Бардэна, что недалеко от Мену, которые на причале продавали древесину и благодаря моему труду зарабатывали от двенадцати до пятнадцати сотен франков.

Они владели 12-ю головами крупного рогатого скота, в том числе, шестью быками. Зимой я молотил зерно в амбаре и спал на соломе. Я был весь покрыт паразитами и совершенно несчастен.

С 1-го мая я начал в трех повозках возить древесину на причалы, оттуда возвращался на пастбище. Каждый вечер ко мне приходил мой хозяин, он приносил мне кусок хлеба и омлет из двух яиц, приготовленных с луком-пореем и конопляным маслом. Только на день святого Мартина я появился в усадьбе, где мне оказали большую честь, угостив соленой свининой.

В хорошую погоду я спал в красивой роще, принадлежавшей мадам де Дама. У меня был один самый любимый и самый пушистый из всех моих шести быков. Укладываясь на ночь, я всегда устраивался возле него.

Сначала я снимал свои башмаки, а затем подсовывал свои ноги под его задние, а голову клал на его шею.

Но около двух часов утра мои шесть быков бесшумно встали, и мой товарищ тоже, так что я ничего не знал. А потом бедного пастуха покинули. Не зная, как найти быков в такой тьме, я надел свои деревянные башмаки и прислушался. Я бродил по краю молодого леса, ранился шипами дикого шиповника, и моя кровь стекала в мои башмаки. Я плакал, потому что мои лодыжки были изрезаны до кости. Часто на своем пути, я встречал волков, с их мерцающими как искры глазами, но мое мужество ни разу не покинуло меня.

В конце концов, я нашел своих быков и перекрестился. Как же я тогда обрадовался! Я впряг своих беглецов в три груженые дровами повозки, а затем подождал своего хозяина, чтобы вместе двигаться к пристани. Потом я вернулся на пастбище, а хозяин вечером ушел домой. Я получил свой кусок хлеба и традиционные два яйца, приготовленные с луком пореем и конопляным маслом. И так это происходило каждый день в течение трех лет. Горшок освободили, чтобы замешивать тесто.[2] Но самое страшное – это паразиты, которые постоянно терзали меня.

Не выдержав таких условий жизни, я, несмотря на многочисленные уговоры, покинул деревню. Я вернулся в свой родной город, чтобы узнать, вспомнят ли, но никто уже не помнил потерянного ребенка. Четыре года отсутствия сильно изменили меня, и никто меня больше не узнавал.

В Дрюйе я пришел в воскресенье, и затем пошел полюбоваться его красивыми фонтанами, которые находились недалеко от сада моего отца. Я заплакал, но после минутной борьбы со своим горем я решил, что нужно делать. Я вымыл лицо в чистой воде, в которой прежде плескался вместе со своими братьями и сестрами.

Наконец часы сообщили о мессе. Я пошел в церковь, держа в руке свой платок, поскольку сердце мое разрывалось. Но я все-же вошел в храм и стал на колени. Опустив глаза, я молился. Никто не обращал на меня внимания. Однако я слышал, как одна женщина сказала: «А вот маленький морванец, который искренне молится доброму Богу». Я так изменился, что никто не узнавал меня, но я знал всех их. Я ни с кем не разговаривал. Когда кончилась масса, я вышел из церкви. Я видел своего отца, который пел в хоре, но вряд ли он знал, что один из его сыновей, «которого он бросил, находился так близко к нему».

После окончания мессы я прошел три лье[3] и очень проголодался. Я пошел в дом моей сводной сестры, дочери моего отца от первого брака, которая держала гостиницу. Я попросил у нее чего-нибудь поесть. «А что бы ты хотел на обед, дитя мое?» – «Полбутылки вина и немного мяса и хлеба, сударыня».

Мне подали немного тушеного мяса, я ел жадно, и, укрывшись в углу, наблюдал за местными жителями, которые поступали так же. Подкрепившись, я спросил: «Сколько я вам должен, мадам?» – «Пятнадцать су,[4] мой мальчик». – «Вот они, мадам». – «Ты из Морвана, не так ли, дитя мое?» – «Да, мадам, я пришел, чтобы попытаться найти здесь работу».

Она позвала своего мужа. «Гранже, – сказала она, – вот парень, которому нужна работа». – «Сколько тебе лет?» – «Двенадцать, мсье». – «Откуда ты?» – «Из Мену.» – «Ах, ты из Морвана?» – «Да, мсье»– «Ты умеешь молотить зерно?» – «Да, мсье». – «Ты уже когда-то делал такую работу?» – «Четыре года, мсье». – «Сколько ты хочешь получать в год?» – «В наших местах, мсье, нам платят хлебом и деньгами». – «Хорошо, если хочешь, оставайся здесь, будешь работать на конюшне, все, что заработаешь, останется у тебя. Ты привык спать на соломе?» – «Да, мсье». – «Если меня будет устраивать твоя работа, я буду тебе платить луи в год». – «Этого будет достаточно, я остаюсь, я должен заплатить за мой обед?» – «Нет, – ответил он, – я хочу, чтобы ты хорошо работал».

Он отвел меня в сад, который я знал задолго до его появления, и в котором я наслаждался всеми своими ребяческими забавами. Я был самым шумным в округе, мои товарищи швыряли в меня камешками и дразнили меня «рыжим». Я всегда был самым сильным и не боялся ударов, наша мачеха приучила нас к ним. Помню, однажды я выпачкал нос, она схватила его щипцами, чтобы вытереть его, и была так зла, что причинила мне боль. «Я сниму это», – сказала она. В результате щипцы были утоплены в колодце.

Потом мой зять отвел меня в свой сад и дал мне лопату. Я проработал четверть часа, а затем он сказал: «Молодец, но этого достаточно, мы не работаем по воскресеньям». «Ну, – спросила сестра, – что он теперь будет делать?» – «Он будет прислуживать нам за столом. Иди и принеси вина из погреба». Я принес целую корзину с бутылками и подал каждому по бутылке. Я бегал, словно молодая куропатка.

Вечером мне дали хлеба и сыра. В десять часов мой зять отвел меня в сарай, где я должен был спать и сказал: «Ты должен встать пораньше, чтобы смолотить зерно, затем поставить хлеб в печь и после того хорошо вычистить конюшню». – «Хорошо, все будет сделано».

Я пожелал своему хозяину спокойной ночи и завалился на солому. Представляете, как я плакал! Если бы кто-нибудь увидеть меня, он бы обнаружил, что мои глаза столь же красные, как у кролика, так мне было унизительно от мысли, что я слуга в доме своей сестры, в доме своего отца.

Я проснулся легко, и мне ничего не оставалось, как вылезти из своей норы и хорошенько размяться. Сначала я смолотил зерно, чтобы хлеб был к восьми часам, затем я привел в порядок конюшню, а в девять часов появился мой хозяин. «Ну, что, Жан, как продвигается работа?» – «Неплохо, мсье». – «Давай посмотрим сарай. Да, ты хорошо поработал, – сказал он, – Эти пучки соломы прекрасно выглядят». – «Ах, мсье, в Мену я молотил всю зиму». – «Ладно, пойдем, мой мальчик, пойдем завтракать».

Наконец, с тяжелым сердцем, я вошел в дом моей сестры, мать которой воспитывала меня как своего собственного ребенка. Я снял шляпу. «Жена, – сказал он, – вот маленький мальчик, который хорошо работает, мы должны угостить его завтраком». Они дали мне хлеба, сыра и стакан вина. Мой зять сказал: «Приготовь ему какой-нибудь суп». – «Хорошо, завтра, сегодня я встала слишком поздно».

На следующий день я снова работал, и в обычный час пошел завтракать. Ах! какой сюрприз, я нашел на столе луковый суп, кусок сыра и бутылку вина. «Не стесняйся, мой мальчик, – сказал мой хозяин. – Ты должен поработать лопатой на огороде». – «Да, мсье».

В девять часов с лопатой на плече я отправился работать. Каково же было мое удивление, когда я там увидел моего отца поливающего свою капусту! Он посмотрел на меня; Я снял шляпу, сердце мое разрывалось, но я старался держаться. Он заговорил со мной и спросил: «Ты живешь у моего зятя?» – «Да, мсье, так он ваш зять?» – «Да, мой мальчик. Откуда ты?» – «Из Морвана». – «Из какого города?» – «Из Мену, я работал в деревне Ле Бардэн». – «Ах! Я хорошо знаком с этими местами. Ты знаешь деревню Куанье?» – «Да мсье, о! Да». – «Ну, так она построена моими предками». – «В самом деле, мсье!» – «Ты видел великолепные леса, принадлежащие мадам де Дама?» – «Я их хорошо знаю. Я три года пас там быков моего хозяина, и летом каждую ночь спал под прекрасными старыми дубами». – «Но мне кажется, мой мальчик, ты будешь счастливее у моей дочери». – «Надеюсь». – «Как тебя зовут?» – «Жан». – «А твоего отца?» – «Соседи называют его «Любовник», я не знаю его настоящего имени». – «Есть ли у него дети?» – «Четверо». – «А чем занимается твой отец?» – «Он охотник, в лесу много дичи, множество оленей и ланей, а волков просто не сосчитать, иногда я очень их боялся. О! Я слишком много страдал, и поэтому я ушел». – «Ты поступил правильно, мой мальчик, работай, и ты будешь счастлив с моим зятем».

Однажды у нас остановились проезжающие на двух повозках. Я поставил их лошадей в конюшню, а на следующий день я получил франк чаевых. Как я был доволен! Меня отправили в погреб за несколькими бутылками, и я сделал это хорошо. После этого, маленького конюха поставили на самые разные работы, я летал как птица. Только и было слышно: «Жан, иди сюда», или «Жан, иди туда». Я прислуживал за столом, работал в погребе, в конюшне, в амбаре и в огороде. Я часто виделся с отцом и говорил ему: «Доброе утро, мсье Куанье». (я не мог забыть это имя, оно накрепко запечатлелось в моем сердце.). «Доброе утро, Жан, ты устал, мой мальчик?» – «Нет, мсье, нисколько».

Лучший из всех, я зарабатывал деньги каждый день. Спустя два месяца я полностью избавился от паразитов и был совершенно чист. Мои воскресные чаевые и обычная плата вместе составляли шесть франков в неделю. Так я жил три месяца, в течение которых, к моему великому сожалению, я ничего не слышал о своих младших братьях и сестре.

Каждый день я видел двух товарищей моего детства, которые жили по соседству. Я поздоровался с ними, и младший из них подошел ко мне. Я работал лопатой, и мой отец тоже там был. «Доброе утро, мсье Куанье, – сказал ему младший Аллард. «А, это ты, Филяйн?» – так звали моего товарища. А потом мой отец ушел.

Затем мы вступили в разговор. «Ты приехал издалека, не так ли?» – спросил он меня. «Я пришел из Морвана». – «Морван очень далеко?» – «О нет, всего пять лье. Мсье Куанье знает те места. Рядом с нами есть деревня, которую называют деревней Куанье». – «Ах, этот злой человек потерял четырех своих детей. Нам с братом было грустно, они были такими веселыми товарищами.[5] Мы всегда были вместе. Они потеряли свою мать, когда они были очень маленькими, и им так не повезло, что у них была мачеха, которая избивала их каждый день. Они приходили к нам домой, и мы давали им хлеба, потому что им было нечего есть, и они плакали. Это очень нас огорчало. Мы прятали хлеб в карманах и выносили из дома, чтобы накормить их. Было больно видеть, как жадно они поедали его. Однажды мой брат сказал мне: «Пойдем к маленьким Куанье и отнесем им хлеба». К своему удивлению, мы увидели, что двое старших братьев ушли, и никто не мог их найти. На следующий день о них тоже не было никаких известий. Мы сообщили об этом отцу, и он сказал: «Бедные дети, они были так несчастны, их постоянно били!» Я спросил самого младшего и его сестру, где их братья. Они ответили, что они ушли. «Но куда?» – «Ах, я не знаю». Мой отец тоже спросил о них Куанье: «Я слышал, что ваши мальчики ушли?» Тот ответил: «Я думаю, что они отправились навестить родственников в Монтань де Алуатт. Маленькие бродяги. Я высеку их, когда они вернутся».

На страницу:
1 из 3