Второй том «Мертвых душ». Замыслы и домыслы

Все заметнее делается практическая установка в работе Гоголя – указать людям «пути и дороги» к прекрасному73. «Нельзя говорить человеку: „Делаешь не так“, не показавши в то же время, как должно делать», – напишет Гоголь Н. М. Языкову (письмо от 23 сентября (5 октября) 1846 г., Франкфурт). Последнее суждение соотносится с фразой из «Выбранных мест…» о «путях и дорогах» к «высокому и прекрасному». Так творческие планы Гоголя с «Мертвых душ» постепенно переносятся на книгу, над которой ему предстоит работать по меньшей мере два последующих года и которую мы знаем как «Выбранные места из переписки с друзьями». Параллельно Гоголь работает в это время над «Развязкой Ревизора» и предисловием ко второму изданию первого тома «Мертвых душ»74.

Работа над «Выбранными местами…» и издание книги в 1847 году стали периодом если не полной, то, во всяком случае, частичной остановки труда Гоголя над продолжением поэмы, но вместе с тем дали ей и новый импульс. Поначалу Гоголь мыслил «Выбранные места…» одновременно как оправдание в задержке второго тома и как некоторую его компенсацию, своего рода замещение75.

При этом книга «Выбранные места…» задумывалась все же по контрасту с «Мертвыми душами»: это должна была быть не поэма, не роман или повесть, а произведение, имеющее практический смысл и к тому же обращенное к «конкретному адресату»76. Вместе с тем книга оставалась теснейшим образом связанной с замыслом второго тома, мыслилась как «идеологическое предисловие» к «душеполезной поэме»77, «апробирование <ее> смысла и направления»78, подготовка читателя к восприятию второго тома, которого все ожидали79.

О том, что «Выбранные места…» призваны были приподнять «для публики завесу с того нового направления поэта, которое должно было выразиться полно и рельефно в новой редакции второго тома „Мертвых душ“»80, косвенным образом свидетельствует письмо Гоголя А. О. Смирновой от 21 марта (2 апреля) 1845 года из Франкфурта:

…расход тех сочинений, которые бы мне хотелось пустить в свет, т. е. произведений нынешнего меня, а не прежнего меня, был бы велик, ибо они были бы в потребу всем. Но Бог, который лучше нас знает время всему, не полагал на это своей воли, отъявши на долгое время от меня способность творить. Я мучил себя, насиловал писать, страдал тяжким страданием, видя бессилие, и несколько раз уже причинял себе болезнь таким принуждением и ничего не мог сделать, и все выходило принужденно и дурно. И много, много раз тоска и даже чуть-чуть не отчаяние овладевали мною от этой причины. Но велик Бог, свята его воля, и выше всего его премудрость: не готов я был тогда для таких произведений, к каким стремилась душа моя, нужно было мне самому состроиться и создаться прежде, чем думать о том, дабы состроились и создались другие.

Послав П. А. Плетневу вместо обещанного второго тома поэмы рукопись «Выбранных мест…», Гоголь пишет С. П. Шевыреву:

Из этой книги ты увидишь, что жизнь моя была деятельна даже и в болезненном моем состоянии, хотя на другом поприще, которое есть, впрочем, мое законное поприще… (письмо от 23 сентября (5 октября) 1846 г., Франкфурт).

Свое согласие на переиздание первого тома «Мертвых душ» Гоголь дает со следующим условием: он должен выйти позже «Выбранных мест…»81. А за этим скрывается желание представить читателю и первый том поэмы, и продолжающуюся работу над вторым томом – но теперь уже в свете новой своей книги82.

В письмах 1845–1847 годов, предшествующих выходу «Выбранных мест…», Гоголь, по-видимому вполне сознательно, говорит о своем «труде» («сочинении») обобщенно, так что порой трудно понять, о чем, собственно, идет речь – о втором ли томе поэмы или о книге «Выбранные места…»:

Молитесь, чтобы помог Бог мне в труде, уже не для славы и не для чего-либо другого предпринятого, но в его святое имя и в утешенье душевное брату, а не в увеселение его (письмо А. О. Смирновой от 12 (24) февраля 1845 г., Париж).

Матушке, М. И. Гоголь, Гоголь сходным образом упоминает о «сочинении», без которого ему «нельзя ехать в Иерусалим» (письмо от 13 (25) января 1847 г., Неаполь)83.

Когда «Выбранные места…» наконец увидели свет – а произошло это в 1847 году, – то разгоревшаяся вокруг них полемика сделала очевидной связь, что существовала между новой книгой и замыслом второго тома гоголевской поэмы. Критики самых разных направлений обсуждали вопрос о возможности продолжения Гоголем работы над поэмой, проецируя идейный пафос «Выбранных мест…» на еще не написанный второй том «Мертвых душ». В. Г. Белинский отвечал на вопрос отрицательно, поскольку уже в «Выбранных местах…» увидел «потерю человека для искусства»84. С. Т. Аксаков посчитал намеченную в «Выбранных местах…» перспективу противоречащей самой природе искусства:

Что касается до писем Гоголя к Смирновой, то это прежняя манера Гоголя выпутываться из какой-нибудь прорухи. Второму тому я не верю: или его не будет, или будет дрянь. Добродетельные люди – не предметы для иску<с>ства. Это задача неисполнимая. Я надеюсь, что Гоголь примется за прежние пустячки и побасенки: тут я надеюсь опять наслаждаться творческими произведениями (письмо И. С. Аксакову от 3 апреля <1847, Москва>85).

Того же мнения придерживался и брат Николая Станкевича А. В. Станкевич в письме Н. М. Щепкину от 20 февраля 1847 года:

Вряд ли после такой книжицы дождемся чего-нибудь путного от Гоголя86.

И. С. Аксаков, напротив, именно в новой тенденции, проявившейся в незадолго перед тем вышедшей книге, увидел залог успеха продолжения «Мертвых душ»:

…мне кажется, что Гоголь искренен, что он действует так по обязанности, налагаемой на него убеждением, что все это может быть полезно людям. Слышится иногда истинный, пронзительный голос душевной муки; право, слышатся иногда слезы! Я убежден, впрочем, что все это направление не помешает ему окончить «Мертв<ых> душ». Что если «Мертвые души» явятся, если просветленный художник уразумеет всю жизнь, как она есть, со всеми ее особенностями, но еще глубже, еще дальше проникнет в ее тайны, не односторонне, не увлекаясь досадой и насмешкой – ведь это должно быть что-то исполински-страшное. 2‐й том должен разрешить задачу, которой не разрешили все 1847 лет христианства (письмо к С. Т. Аксакову от 25 января 1847 г.; Калуга87).

Отдельный интерес представляет так и не увидевшая в свое время свет статья декабриста Г. С. Батенькова, написанная им в 1849 году в Сибири в связи с сообщением о выходе в свет второй части «Мертвых душ» Гоголя. Как нельзя лучше отражает она умонастроения эпохи: нетерпеливое ожидание продолжения поэмы и вместе с тем сомнения в том, сумеет ли «настоящее поколение», которое «оглушено временем и пространством», а также «нынешний Парнас», погрязнувший «в прозаической письменности», «встретить, как должно, новый труд известной знаменитости»88.

Отклик заканчивается выражением опасения, что в продолжении «Мертвых душ» вновь скажутся те мистические настроения, которыми уже были проникнуты «Выбранные места…»:

Третья часть «Мертвых душ» не отделится временем. Там ожидаем: силы, идеи, реакции.

Наконец не скроем: нам страшно, что Гоголь впадает в мистицизм, прямой или патриотический. С этого камня преткновения нельзя сойти иначе, как напившись до полного насыщения живой воды89.

Гоголь, со своей стороны, уже и по выходе в свет книги «Выбранные места…» продолжал просить своих корреспондентов присылать ему отклики и дополнения, описания конкретных характеров, должностных типов, житейских ситуаций, сам придумывая для них заглавия. Только теперь он это делал не столько для продолжения работы над «Выбранными местами…», второе издание которых надеялся в скором времени осуществить, сколько в перспективе работы над вторым томом «Мертвых душ». Об этом он прямо говорил А. О. Смирновой в письме от 10 (22) февраля 1847 года из Неаполя:

У меня голова находчива, и затруднительность обстоятельств усиливает умственную изобретательность; душа же человека с каждым днем становится ясней. <…> Вся книга моя долженствовала быть пробою: мне хотелось ею попробовать, в каком состоянии находятся головы и души. Мне хотелось только поселить посредством ее в голове идеал возможности делать добро, потому что есть много истинно доброжелательных людей, которые устали от борьбы и омрачились мыслью, что ничего нельзя сделать. Идею возможности, хотя и отдаленную, нужно носить в голове, потому что с ней, как с светильником, все-таки отыщешь что-нибудь делать, а без нее вовсе останешься впотьмах. Письма эти вызвали бы ответы. Ответы эти дали бы мне сведения. Мне нужно много набрать знаний; мне нужно хорошо знать Россию. Друг мой, не позабывайте, что у меня есть постоянный труд: эти самые «Мертвые души», которых начало явилось в таком неприглядном виде. Друг мой, искусство есть дело великое. Знайте, что все те идеалы, которых напичкали головы французские романы, могут быть выгнаны другими идеалами.

По-видимому, имея в виду данное письмо, И. С. Аксаков, живший в это время в Калуге, сообщает со слов Л. И. Арнольди отцу, что Смирнова получила «письмо от Гоголя, говорит, самое утешительное. Он уверяет ее, что будет 2‐й том „Мертвых душ“, будет непременно, что книгу свою издал он для того, чтоб посудить и себя, и публику, что он твердо убежден, что можно выставить такие идеалы добра, перед которыми содрогнутся все, и петербургские львицы пожелают попасть в львицы иного рода! Последнее мне не нравится: все же это будут идеалы, а не живые, грешные души человеческие, не действительные лица» (письмо С. Т. Аксакову от 25 марта 1847)90.

Еще определеннее о преемственности второго тома «Мертвых душ» по отношению к «Выбранным местам…» сам Гоголь говорил в письме А. M. Виельгорской:

Поверьте мне, что мои последующие сочинения произведут столько же согласия во мнениях, сколько нынешняя моя книга произвела разноголосицы, но для этого нужно поумнеть. Понимаете ли вы это? А для этого мне нужно было непременно выпустить эту книгу и выслушать толки о ней всех, особенно толки неблагоприятные, жесткие, как справедливые, так и несправедливые, оскорбительные для самых нежных сердечных струн, словом, все те толки, от которых отворачивает уши человек неопытный, несведущий в науке жизни и в науке души человеческой. Итак, не скрывайте от меня ничьих мнений о моей книге и ради меня дайте себе труд узнавать их, поручайте также другим узнавать их повсюду» (письмо от 4 (16) марта 1847 г., Неаполь).

«Выбранные места…» были большинством рецензентов сурово раскритикованы. И самый суровый приговор прозвучал в знаменитом зальцбруннском письме из уст В. Г. Белинского. Но именно критика, полученная Гоголем в адрес книги, на которую он возлагал столь большие надежды, заставила его изменить свое к ней отношение. В «Выбранных местах…» он перестал видеть подготовительный этап для восприятия читателем второго тома «Мертвых душ». А в том, что «Выбранные места…» стали проповедью, попытавшейся «наскоро высказать смысл и содержание „Мертвых душ“», увидел слабость91. В феврале 1847 года Гоголь написал П. А. Вяземскому из Неаполя:

Здесь действовал также страх за жизнь свою и за возможность окончить начатый труд («М<ертвые> д<уши>»), страх извинительный в моих болезненных недугах, которые были слишком тяжелы. Этот страх заставил заговорить вперед о многих таких вещах, которые следовало развить во всем сочинении так, чтобы не походили они на проповедь. <…> Нет вещи, которой бы нельзя было сказать, если только сумеешь сказать поосмотрительней и полегче. Пословица недаром говорит: «Тех же щей, да пожиже влей» (письмо П. А. Вяземскому от 16 (28) февраля 1847 г.).

По контрасту с «Выбранными местами…» Гоголь выдвигает теперь новое требование – естественности и простоты, «мудрости, которой <…> необходимо надобно приобрести побольше затем, чтобы уметь, наконец, заговорить потом просто и доступно для всех о тех вещах, которые покуда недоступны» (письмо A. M. Виельгорской от 4 (16) марта 1847 г., Неаполь).

Нынешняя книга моя, – утверждает он, – есть только свидетельство того, какую возню нужно было мне поднимать для того, чтобы «Мертвые души» мои вышли тем, чем им следует быть. Трудное было время, испытанья были такие страшные и тяжелые, битвы такие сокрушительные, что чуть не изнемогла до конца душа моя. Но, слава Богу, все пронеслось, все обратилось в добро. Душа человека стала понятней, люди доступней, жизнь определительней, и чувствую, что это отразится в моих сочинениях. В них отразится та верность и простота, которой у меня не было, несмотря на живость характеров и лиц (письмо А. С. и У. Г. Данилевским от 6 (18) марта 1847 г., Неаполь).

То же почти дословно он повторяет и в письме В. В. Львову:

…одна из причин появленья нынешней моей книги была возбудить ею те разговоры и толки в обществе, вследствие которых непременно должны были выказаться многие мне незнакомые стороны современного русского человека, которые мне очень нужно взять к соображенью, чтобы не попасть в разные промахи при сочинении той книги, которая должна быть вся природа и правда. Если Бог даст сил, то «Мертвые души» выйдут так же просты, понятны и всем доступны, как нынешняя моя книга загадочна и непонятна. Что ж делать, если мне суждено сделать большой крюк для того, чтобы достигнуть той простоты, которою Бог наделяет иных людей уже при самом рожденьи их (письмо от 8 (20) марта 1847 г., Неаполь).

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Лотман Ю. М. О «реализме» Гоголя // Лотман Ю. М. О русской литературе: ст. и исслед. (1958–1993): история рус. прозы, теория лит. / Вступ. ст. И. А. Чернова. СПб., 1997. С. 694.

2

ПСС‐1. Т. X. С. 123. Здесь и далее все письма Гоголя, если не оговорено иное, цитируются по изд.: ПСС‐1.

3

Разительный пример ранней художественной мистификации Гоголя – финальные строки повести «Страшная месть», входящей во вторую часть цикла «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Слепой бандурист исполняет песню про Хому и Ерему и сткляра Стокозу. Имя Стокозы, игриво вписанное Гоголем в фольклорный контекст Хомы и Еремы, на протяжении полутора столетий вводило в заблуждение комментаторов и исследователей, пояснявших, что Стокоза есть персонаж украинского фольклора. А то, что Семен Стокоза был не кем иным, как гоголевским дядькой, при этом забывалось. Гоголь победил!

4

См., в частности, «старое» акад. изд.: ПСС‐1. Т. VII.

5

См.: ПСС‐2. Т. 8. М., 2020 (изд. продолжается).

6

Данной тематике был посвящен раздел «Стратегии канонизации Гоголя»: Новое литературное обозрение. 2010. № 4. С. 114–133.

7

О том, как в «толковательном каноне» происходит объединение свойств текста и социокультурных интересов и текст с учетом этого актуализируется, см.: Heydebrand R., von. Probleme des Kanons – Probleme einer Kultur- und Bildungspolitik // Vorträge des Augsburger Germanistentags, 1991 / hrsg. v. J. Janota. Bd. 4: Kultureller Wandel und die Germanistik in der Bundesrepublik. Tübingen, 1993. S. 3–22; Die Bildung des Kanons. Textuelle Faktoren – Kulturelle Funktionen – Ethische Praxis / hrsg. v. L. Ehrlich, J. Schildt u. B. Specht. Köln; Weimar; Wien: Böhlau-Verl., 2007.

8

О том, что признание это могло быть не совсем достоверным и что прямых свидетельств самого Гоголя ни о замысле, ни о писательской работе над замыслом за 1840–1842 годов нет ни одного, кроме «обмолвки в письме к Погодину, которою тот воспользовался по-своему», см.: ПСС‐1. Т. VII. С. 396–397.

9

[Погодин М. П.] Литературные новости // Москвитянин. 1841. № 2. С. 616.

10

ПСС‐2. Т. 7. Кн. 1. С. 231, 227; Кн. 2. С. 280–281.

11

Там же. Кн. 1. С. 210; Кн. 2. С. 244, 446. См.: В поисках живой души. С. 86–94.

12

Там же. С. 79; о том, что внесение положительного начала в позднейшую редакцию глав первого тома, отразившееся и на работе над вторым томом, происходило у вернувшегося в Россию в начале осени 1841 года Гоголя под влиянием славянофилов и, в частности, К. С. Аксакова, см.: Там же. С. 80.

13

История моего знакомства с Гоголем. С. 49.

14

Анненков П. В. Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года // Анненков П. В. Литературные воспоминания / Вступ. ст. В. И. Кулешова; коммент. Л. М. Долотовой и др. М., 1989. С. 70, 100.

15

ПСС‐1. Т. VIII. С. 297 (письмо датировано 1846 годом; см.: В поисках живой души. С. 79). Н. С. Тихонравов на основании этого же письма относил начало работы к 1840 году (см.: Сочинения Н. В. Гоголя. 10‐е изд.: в 7 т. Т. 1–7. М.; СПб., 1889–1896. Т. 3. С. 536).

16

Литературное наследство. Т. 58. С. 606.

17

См.: Переписка Н. В. Гоголя: в 2 т. / Вступ. ст. А. А. Карпова; сост. и коммент. А. А. Карпова и М. Н. Виролайнен. М., 1988. Т. 2. С. 16.

18

Н. С. Тихонравов полагал, что три года, необходимые Гоголю для окончания поэмы, «представали в это время еще как дата реальная» (Сочинения Н. В. Гоголя. 10‐е изд. Т. 3. М., 1889. С. 536–537).

19

ПСС‐1. Т. VII. С. 398.

20

ПСС‐1. Т. VII. С. 398–399, 318.

21

См.: ПСС‐2. Т. 7. Кн. 2. С. 478–480.

22

См. также: В поисках живой души. С. 175–176.

23

История моего знакомства с Гоголем. С. 66.

24

[Кулиш П.] Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя, составленные из воспоминаний его друзей и знакомых и из его собственных писем: в 2 т. СПб., 1856. Т. 1. С. 301.

25

Принятое в семействе Аксаковых обращение к С. Т. Аксакову и упоминание о нем.

26

Литературное наследство. Т. 58. С. 630; см. это же письмо с иной датировкой, от 29 июня: Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников: науч.-крит. изд.: в 3 т. / Изд. подгот. И. А. Виноградов. М., 2011–2013. Т. 2. С. 824.

27

Литературное наследство. Т. 58. С. 628.

28

ПСС‐2. Т. 8. С. 13.

29

Один из сыновей Аксакова, который в это время служил прокурором в Симбирске.

30

См.: В поисках живой души. С. 177–178.

31

Гоголь в воспоминаниях современников / Ред. текста, предисл. и коммент. С. И. Машинского. М., 1952. С. 165.

32

Литературное наследство. Т. 58. С. 646.

33

Ср. еще один, на этот раз скорее ироничный, отзыв Н. М. Языкова в письме А. М. Языкову от 5 мая 1843 года о времяпрепровождении Гоголя в это время: «Гоголь еще неизвестно куда пустился из Эмса. Теперь он собирает все критики, писанные на „Мертвые души“, <…> он, дескать, затем и выдал первую часть, не написавши остальных, чтоб воспользоваться суждениями литераторов и все переправить!!! Кумушка, мне странно это!..» (Там же. С. 664). О том, что Гоголь мог умышленно медлить с продолжением «Мертвых душ», желая «извлечь побольше для себя пользы из разноречивых отзывов критики о уже вышедшем к тому времени первом томе», см.: ПСС‐1. Т. VII. С. 399.

34

См.: Там же.

35

Литературное наследство. Т. 58. С. 651–652; см.: Манн Ю. В поисках живой души. С. 176.

36

О сути «схождения» Гоголя с Шевыревым см.: Там же. С. 174.

37

Шенрок В. И. Материалы для биографии Гоголя: в 4 т. М., 1892–1897. Т. 4. С. 104.

38

Гоголь в воспоминаниях современников. С. 182.

39

ПСС‐1. Т. VIII. С. 296.

40

Литературное наследство. Т. 58. С. 664. Ср. более раннее письмо А. М. Языкова брату от 5 мая 1843 года: «Здесь даже был слух из Петербурга, что ты познакомился с Вельгурским и даже обратил на себя милостивое внимание вел<икой> княгини (помнится, представлялся ей). Гоголь будто читал ей 2‐й том „Мертвых душ“, где прекрасно расписаны Москва и Петербург» (Там же).

41

Жуковский В. А. Сочинения: В 6 т. 7‐е изд., испр. и доп. СПб., 1878. Т. 6. С. 504; см. также: Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников… Т. 2. С. 55.

42

См.: В поисках живой души. С. 177.

43

Анненков П. В. Н. В. Гоголь в Риме летом 1841 года. С. 102–103; с полным обновлением поэмы Анненков связывал и появление таких лиц, как Муразов и Костанжогло (см.: Там же. С. 104).

44

Сочинения Н. В. Гоголя. 10‐е изд. Т. 3. С. 540; опровержение версии Анненкова см.: В поисках живой души. С. 178.

45

См.: Там же. С. 179.

46

Там же.

47

Переписка Н. В. Гоголя. Т. 2. С. 381.

48

Висковатов-Висковатый П. Из рассказов А. О. Смирновой о Н. В. Гоголе // Русская старина. 1902. Т. 115. Кн. 9. С. 490; см. также: Гоголь в воспоминаниях, дневниках, переписке современников… Т. 2. С. 240.

49

В поисках живой души. С. 182, 190.

50

Полное назв. в рус. пер.: О подражании Иисусу Христу четыре книги, или Фомы Кемпийскаго златое сочинение для христиан, с латинского языка вновь переведенное и исправленное, к которому присовокуплены при конце каждой главы Правила для жизни и Молитвы; с описанием жизни сего знаменитого Автора и всех его сочинений. 3‐е изд. СПб.: в тип. Ив. Глазунова, 1827.

51

Об игре отражений в агиографическом зеркале, каким для Гоголя был трактат Фомы Кемпийского, см.: Подорога В. А. Мимесис: материалы по аналит. антропологии лит.: в 2 т. М., 2006. Т. 1. С. 209.

52

История моего знакомства с Гоголем. С. 128.

53

См.: В поисках живой души. С. 183–184.

54

Аксаков И. С. Письма к родным, 1844–1849 / изд. подгот. Т. Ф. Пирожкова. М., 1988. С. 75–76; трактовку эпизода с дарением друзьям книги Фомы Кемпийского см.: Десницкий В. А. Задачи изучения жизни и творчества Гоголя // Н. В. Гоголь: материалы и исслед.: в 2 т. / под ред. В. В. Гиппиуса. М.; Л., 1936. Т. 2. С. 76.

55

[Тургенев А. И.] Хроника русского в Париже // Москвитянин. 1845. № 3. Смесь. С. 5; то же: Он же. Хроника русского; Дневники (1825–1826 гг.) / Изд. подгот. М. И. Гиллельсон. М.; Л., 1964. С. 243.

56

Сочинения Н. В. Гоголя. 10‐е изд. Т. 3. С. 541.

57

О том, что Гоголь, скорее всего, имел здесь в виду книгу, получившую впоследствии название «Выбранные места из переписки с друзьями», см. подробнее с. 43–60 и 395–402 наст. изд.; см. также: ПСС‐1. Т. VII. С. 400.

58

Н. С. Тихонравов более определенно называл начало июля 1845 года, датируя этим же временем и «завещание» Гоголя, которое он написал, «когда видел перед собою смерть». См.: Сочинения Н. В. Гоголя. 10‐е изд. Т. 3. С. 513–514.

59

ПСС‐1. Т. VIII. С. 297–299.

60

Там же. С. 298.

61

Там же; см. также: В поисках живой души. С. 185–186.

62

Ср.: ПСС‐1. Т. VIII. С. 400.

63

Воропаев В. Николай Гоголь: опыт духов. биогр. М., 2014. С. 54.

64

Записки Марфы Степановны Сабининой (1841–1860) // Русский архив. 1900. № 4. С. 534–535.

65

См.: Дурылин С. Н. Русские писатели у Гете в Веймаре // Литературное наследство. Т. 4–6: [И. В. Гете]. М., 1932. С. 477–486; Fahrten nach Weimar: slawische Gäste bei Goethe / Auswahl v. R. Fischer. Weimar, 1958.

66

См. об этом нашу ст.: Dmitrieva E. Russisch-deutscher Literaturtransfer im 19. Jahrhundert: die Rolle des Weimarer Hofes // Von Petersburg nach Weimar: kulturelle Transfers von 1800 bis 1860 / Berger J., Puttkamer J., von (ed.). Frankfurt a. M.; Berlin; Bern, 2005. S. 197–220.