Аспекты

– Я только что говорил с Кладеном, – сказал Извор. – Он очень хочет с вами побеседовать. Вы знакомы?

Кладен, лорд чародейский, как раз подходил к своему креслу в первом ряду сектора, где сидели представители его фракции. Лысый морщинистый толстяк в темно-синем фраке и в галстухе, заколотом булавкой с золотой розеткой, производил впечатление рассеянного человека, но это была иллюзия. На самом деле он слыл самым уважаемым чародеем в Лескории и шестикратно избирался главой национальной гильдии чародеев. На заседаниях парламента Кладен появлялся редко и непредсказуемо; его присутствие само по себе не означало, что в повестку дня включено что-то важное, но сегодня оно говорило о многом.

– Нет, официально мы не представлены, – сказал Варис. – Разумеется, я буду счастлив познакомиться с главой гильдии, но, может, как-нибудь в другой раз?

Небрежным тоном, чтобы посторонние восприняли вопрос как праздное любопытство, Извор осведомился:

– Ради Матери-Волчицы, признавайтесь, что вы натворили, милорд корон?

– Надеюсь, ничего особенного, – ответил Варис. – Точно так же, как и вы не сделали ничего особенного, когда внесли предложение в повестку дня. – Он взглянул на галерею; Каббельс и его телохранитель уже вышли. – Все зависит от того, что сделают другие и когда именно они это сделают.

– Да, – задумчиво сказал Извор. – Спасибо за чай.

Варис вернулся на свое место. Никаких затруднений возникнуть не должно – во всяком случае, с Извором. Невозможно проработать в мельчайших подробностях все планы до единого, но порой так и лучше.

Варис провел вчерашний вечер интересно и в некоторой степени напряженно, в обществе трех светских чародеев. В какой-то момент у него страшно разболелась голова, однако он не обращал на это внимания до тех пор, пока не убедился, что внушил своим собеседникам все, что хотел до них донести. После этого он отправился домой, отпустил дворецкого и так сосредоточенно смотрел на стену, что не услышал, как Винтерхольм звонит в дверь.

Но головная боль прошла, Кладен явился на заседание парламента, а Извор побеседовал с главой гильдии чародеев на глазах двух сотен присутствующих. Все было на рельсах.

Перерыв закончился. Четвертым пунктом в повестке дня стояла петиция, зачитанная каким-то короном со Срединных Равнин, о пожаловании домовладения одному из торговцев в его коронате. Этот старинный обычай был древнее, чем пожалование короната. Домовладелец имел право укреплять жалованный участок земли и вооружать своих слуг. Поскольку за последние сто пятьдесят лет новых коронатов не создавалось, а новая редакция конституции вообще не предполагала их создания, такие петиции были очень популярны среди новоиспеченных богачей. А поскольку укрепленные строения, охрана и оружие облагались налогом, такие петиции были очень популярны и в парламенте.

Несколько миним корон рассказывал о добром нраве и миролюбии будущего домовладельца, который намеревался возводить укрепления и вооружать своих домочадцев. Петицию приняли единогласно. Возможно, палата общин ее не одобрит, подумал Варис. Депутаты палаты общин куда лучше лордов представляли себе нрав будущего домовладельца, а те, кто сам получил такое пожалование, не хотели, чтобы подобную честь оказывали всяким там кузнецам или повитухам с кое-какими связями в Листуреле.

В восемь миним двенадцатого Извор, который представлял следующую инициативу, передал слово председателю, чтобы тот огласил пятый пункт.

Эта инициатива была пробным шаром. В новой редакции конституции, которую готовил Извор, предполагалась новая статья. В ней говорилось: «…коль скоро чародейство является искусством и деятельностью, которая добровольно практикуется магистрами, сознающими накладываемые ею ограничения и риски, то все плоды этой деятельности следует считать результатом намеренных действий магистров в соответствии со всеми правами и обязательствами, закрепленными в отношении таковых действий в соответствующих законодательных актах…»

Иначе говоря, если чародей заставил дождь пролиться на иссохшие поля того или иного землевладельца, то землевладелец не имеет права отказать ему в оплате на том основании, что дождь якобы проливается по воле Богини. Предположительно лордам чародейским это понравится. Однако это также означало, что, если дождь привел к наводнению, которое залило поля или пастбища – а, исходя из природы магии, такой результат вполне возможен, – на чародея могут подать в суд. И вот это лордам чародейским явно не понравится.

Разумеется, лордам чародейским это не понравилось. Они перешептывались до тех пор, пока председатель не застучал церемониальным жезлом, а потом один из чародеев встал, прося слова. Его звали Дериано. Он был худощав, невысокого роста, с тоненькими темными усиками и аккуратной квадратной бородкой. На нем был элегантно скромный черный фрак из дорогой ткани, жилетка, расшитая золотистыми розетками, и крупные рубины в перстне и в цепочке часов. Во всем, начиная с вымышленного кверцийского имени, он точно соответствовал газетному образу светского чародея. Нынче утром он был бледен, под глазами залегли темные круги – видно, полночи не спал.

Варис знал, как именно Дериано провел ночь, потому что сам очень поздно распрощался с помощником Дериано и его спутниками, еще не меньше получаса помощник ехал в кэбе к своему магистру, чтобы рассказать ему все, о чем болтал вусмерть упившийся корон.

Извор дал слово Дериано. Чародей поблагодарил его, глядя на Извора сочувственно и в то же время недобро, и обратился к присутствующим:

– Позвольте мне начать с того, что я восхищаюсь стремлением корона Извора к правосудию. Есть ли среди нас те, кто не разделяет этого стремления? По-моему, нет. – Он выразительно посмотрел на галерею, где сидел Каббельс.

Каббельс улыбнулся.

Варис сдержал улыбку, хотя был очень доволен происходящим. Обращать внимание на Каббельса во время заседания палаты лордов было неосмотрительно. Это могли истолковать как намек на то, что у верховного судьи есть какое-то влияние на парламентариев, что задело бы даже Баклера (точнее, задело бы именно Баклера). Любой человек, хоть сколько-нибудь знакомый с Каббельсом, сразу же понимал, что законодательство – его единственное устремление и всепоглощающая страсть. Каббельсу не было дела до правосудия. Дериано, редко посещавший заседания ассамблеи, этого не знал. Ему просто сообщили, что Каббельс против пятого пункта повестки, а значит, против Извора. Поэтому он решил подольститься к верховному судье и его сторонникам.

– Но правосудие, – продолжил Дериано, совершенно не сознавая, что делает большую ошибку, – заключается не в установлении строгих границ и мерок для человечества. Некоторые из нас вырастают высокими, некоторые не могут похвастаться ростом, а некоторые обладают способностью к магии, своего рода талантом чародейства. Все вы умные, образованные люди. Вам известно, что не мы выбираем талант; талант выбирает нас. И, как и в любом другом искусстве, результат не всегда полностью отвечает нашим ожиданиям. Но отдают ли певца под суд за фальшивую ноту? Взыскивают ли с художника штраф за дурную картину?

Теперь Каббельс слушал с интересом, еще больше напоминая голодного ястреба. Дериано говорил именно то, чего и хотел верховный судья. Именно поэтому Каббельс и выступал против законопроекта Извора, который помещал в правовое поле лишь результаты магического вмешательства, а не регулировал сам акт чародейства.

Дериано продолжал разглагольствовать в том же духе. Он явно подготовился к выступлению и держался с непринужденной уверенностью, будто на светском рауте. Его магические способности (их иногда называли арканой чар) проявлялись с помощью драгоценных камней, поэтому Дериано блистал в буквальном смысле слова. Завершая речь, он многозначительно посмотрел на Баклера, который поправил фрак, готовясь попросить слова.

Его опередил Кладен.

– Лорд Дериано, вы не возражаете, если мы дадим высказаться лорду Кладену? – произнес председатель, заранее зная, что возражений не последует.

Извор демонстративно посмотрел на присутствующих, задержав взгляд поочередно на Кладене, Варисе и председателе. Варис не шевельнулся, понимая, что все в зале следят за Извором и за реакцией тех, на кого он смотрит. О Дериано словно бы забыли.

– С удовольствием, – ответил чародей и сел на место.

Кладен подошел к помосту спикера.

– Я очень признателен своему коллеге за предоставленную возможность, – сказал он. – Моя речь будет недолгой. Я просто хочу выразить свое одобрение предложенной инициативы. По-моему, она глубоко продумана, важна и уже давно необходима.

Фракция чародеев молчала. Некоторые лорды чародейские заметно встревожились, некоторые сердито насупились, но многие были довольны. Доверенные представители лордов чародейских, явившиеся на заседание, почтительно смотрели на Кладена, как послушные ученики на учителя. Дериано сложил руки домиком и завороженно внимал.

Кладен, не обращая ни на кого внимания, продолжил:

– Слишком долго наша страна относилась к адептам древнего магического искусства как к неразумным детям, не способным отвечать за свои действия. Более того, некоторые не самые опытные и не самые порядочные чародеи привыкли, прикрываясь несовершенным законодательством, оправдывать свои промахи…

После этого законопроект покатил своим ходом по хорошо смазанным рельсам, подталкиваемый попутным ветром. Баклер все-таки взял слово и произнес витиеватую бессмысленную речь о правосудии, свободе и самообладании, такую же впечатляющую, как букет давным-давно засохших цветов. Против проголосовали всего тринадцать человек, а воздержались около сорока. Тем не менее законопроект приняли.

Председатель объявил перерыв на обед. К Варису подошла Лумивеста. Варис заметил, что Извор пристально смотрит на них, но так и не смог понять значение этого взгляда. Извор отвернулся, и Варис с Лумивестой покинули зал.

Они решили пообедать в «Золотом светильнике», ресторанчике в квартале от парламента. Тучи рассеялись, но на открытой террасе было слишком холодно. Варис и Лумивеста сели за столик у высокого сводчатого окна с видом на Кларити-парк. Варис заказал куриное филе и блинчики с грибным соусом, Лумивеста остановила свой выбор на внушительном бифштексе с кровью.

– А что такое «варис»? – спросила она.

– «Трудное место для высадки», – объяснил он. – Я родился на суровых берегах.

– И я тоже, – кивнула она, и от удовольствия в ее голосе сильнее зазвучал западный акцент. – Место моего рождения называют Пасть Шельмы.

Они принялись за еду. Поглядев на остальных посетителей, по большей части во фрачных парах, Лумивеста сказала:

– Я одета не по моде. Знаете, в Листуреле я бываю редко, а ваши последние фасоны до нас доходят с большим опозданием.

– И к тому времени, как дойдут, мода снова переменится. Все понимают, что вы из пограничных краев, и если задерживают на вас взгляды, то лишь из любопытства. В столице мало кто интересуется другими регионами страны.

– Но вы же интересуетесь, – сказала Лумивеста.

– Я сам с окраин, – напомнил Варис, формально не погрешив против истины, хотя в своем коронате не бывал уже много лет.

Лумивеста пыталась поддержать светскую беседу, не понимая, что для столичных жителей весь смысл светского разговора – не сказать ничего.

– Ваше прошение включено последним пунктом в повестку дня, – сказал Варис.

– Да, знаю.

– Не хотите ли отложить его до завтра? Для этого не требуется формального голосования. Нужно лишь попросить об отсрочке, заручившись чьей-либо официальной поддержкой, а затем получить общее одобрение. Я обещаю вам поддержку и почти уверен в одобрении. После дебатов по шести пунктам повестки за отсрочку проголосуют единогласно.

– И завтра мое прошение заслушают первым?

– Нет, снова последним. Но в завтрашней повестке всего три пункта. Ваша просьба станет четвертым пунктом. Завтра – последний день заседаний перед парламентскими каникулами. Как только рассмотрят все вопросы повестки дня, парламент распустят.

– Завтра я хотела уехать домой.

– Так ведь есть вечерний поезд. Я как раз на нем уеду.

Лумивеста вопросительно посмотрела на него.

– Мы с друзьями едем отдыхать, – пояснил он.

Билетов на поезд скорее всего уже не осталось, но сейчас не стоило предлагать Лумивесте свое купе.

– Меня ждет долгое путешествие, – сказала она. – Восемьдесят часов поездом, а затем двадцать часов в седле. Прокладывать железные пути по нашим краям очень тяжело.

– В общем, подумайте над тем, чтобы перенести рассмотрение вашей просьбы на завтра. Вашего присутствия при обсуждении не требуется, а результаты голосования перешлют вам по магнографу.

– А у меня на самом деле есть шанс добиться положительного результата?

– Завтра – по-моему, да. Завтра ваши шансы намного улучшатся.

– Объясните, пожалуйста, почему вы в этом уверены.

– Потому что многие парламентарии уже уедут, вот как и вы. Число голосующих снизится. Скорее всего кворум наберется с трудом.

– А если кворума не будет?

– Тогда не будет и голосования, – машинально ответил он.

Начинать словесный поединок не имело смысла. Раз уж Лумивеста говорила прямо, то и Варис мог отвечать с такой же прямотой.

– Но это не страшно, – продолжил он. – Послушайте, вы не принадлежите ни к одной из фракций. У вас нет сторонников. Чтобы заручиться поддержкой, требуется время и определенные усилия.

– Меня не интересует столичная политика.

– Знаю, – ровным голосом произнес он. – Но лишь политика поможет вам добиться нужных результатов голосования.

– Пусть злобные демоны сожрут живьем ваших парламентариев, – сказала она, разрезая кровавый бифштекс на тарелке.

– Все возможно, – сказал Варис. – Хотя большой уверенности нет. Вы заметили, как менялось настроение присутствующих во время дебатов по предложению милорда Извора? Когда говорили о законе и правосудии?

– Да. И крысенышу-корону досталось последнее слово.

Варис не удержался от усмешки:

– Баклеру? Да, конечно. Вряд ли это пойдет ему на пользу. В общем, так. Ассамблея, особенно этот крысеныш, рассуждает о законе и правосудии. Вот в этом ключе вам и надо изложить свою проблему. Объясните, что речь о бандитах и преступниках, а не о благородных разбойниках, которые защищают угнетенный люд, и не о романтиках в кружевных жабо, которые никогда ни в кого не стреляют, а только рассыпают поцелуи направо и налево. Понятно?

Она уставилась на него:

– Вы хотите сказать, что в парламенте заседают невежественные глупцы?

«А давайте мы изберем вас председателем ассамблеи», – едва не предложил Варис, но вовремя сдержался.

– Помнить об этом – неплохая стратегия, – кивнул он. – Только прошу вас, не афишируйте этого. – Варис посмотрел на карманные часы. – У нас есть время на чай.

– Не сочтите за грубость, но я бы хотела вернуться к себе и хорошенько все обдумать перед началом дневного заседания.

– Да, конечно. А я, пожалуй, останусь. Вы позволите мне расплатиться?

– Нет. По-моему, это я должна заплатить вам за советы.

– Как говорит мой коллега Извор, за советы надо платить только в том случае, если им следуешь.

Она со смехом поклонилась, оставила на столе деньги за свой обед и вышла. Он заказал чаю с северным виски, наблюдая через сводчатое окно, как Лумивеста идет вдоль парка.

Жизнь современного корона протекала по одному из трех возможных сценариев. Можно было оставаться в своих владениях, а в парламент отправить доверенного представителя. Так поступали больше половины коронов. Можно было поручить коронат заботам управляющего и переехать в Листурель, как Извор и Варис. А еще можно было сделать вид, будто за прошедшие двести лет ничего не изменилось – живи себе дома, управляй, как тебе вздумается, а если придется туго, то скачи в столицу и подавай прошение королю.

Двести лет тому назад Алостилет учредил парламент; восемьдесят лет тому назад королева Берилла XIV отреклась от престола, но, судя по всему, об этом до сих пор не все еще знали.

После обеда заседание ассамблеи продолжалось; Каббельс ушел с галереи, а Дериано покинул зал.

По шестому пункту повестки выступил один из священнослужителей. Он внес предложение выделить часть запасов угля из резерва военно-морских сил на обогрев государственных больниц. Оно прошло легко, с рекомендацией сформировать комиссию для изучения государственных запасов угля.

В действительности все обстояло гораздо сложнее. Первоначально предлагалось закупить партию угля на рынке по искусственно заниженной цене. Короны – владельцы угольных шахт заявили, что никогда не проголосуют за такое решение. Главный управляющий государственными больницами (бедняга жаловался Извору: «По утрам у меня в кабинете так холодно, что пар изо рта идет») пытался убедить корона Туроскока, главного сторонника развития железных путей, что уголь для больниц можно взять из запасов путейного департамента. Поскольку о позиции Туроскока было известно всем, он не мог настаивать на помощи флотских, но без труда уговорил преподобного заступника Эссенция внести такое предложение.

Извор огласил седьмой, последний пункт повестки дня. Лумивеста вышла к помосту спикера.

– Вы все меня знаете, если, конечно, у вас не короткая память. И вы наверняка помните, зачем я здесь, потому что я уже обращалась к вам с той же просьбой полгода назад, и за полгода до этого, и, в общем, пять раз за последние три года. И вот я снова стою перед вами. Мой коронат, если вы еще не забыли, находится в горах на западном побережье. Нам досаждают бандиты. Что, вас уже клонит в сон? – спросила она, глядя на преподобную заступниицу Ниву (совершенно напрасно, потому что Нива, у которой, кстати, не было ни единого врага в палате лордов, всегда выглядела заспанной). – Ну, это давняя история. Она началась задолго до моего рождения. Недаром наши горы называют Великим Разбойничьим Кряжем. Разбойники досаждали нам всегда, и до недавних пор мы справлялись с ними самостоятельно. Но до недавних пор бандиты не имели многозарядных ружей и не нападали на путейные составы.

Варис заметил, что корон Туроскок заинтересованно поднял голову. Туроскок всегда беспокоился о состоянии железных путей. Этим можно воспользоваться.

– Мой коронат невелик. В нем нет ни больших городов, ни торговых дорог, и туда проложена одна-единственная ветка железных путей, – продолжала Лумивеста.

Туроскок по-прежнему слушал с интересом.

– Тем не менее мы такая же часть Лескории, как и ее столица, но если нам не помогут, то мы превратимся в разбойничью вотчину.

Прекрати, подумал Варис. Не смей так говорить, ты же не при дворе короля-феодала.

Но, как он и опасался, Лумивеста продолжила в том же духе:

– И ежели такая участь суждена моим фамильным владениям, то и мне, полагаю, иного пути не остается…

Короны возбужденно зароптали. Туроскок ошарашенно моргал, Баклер возмущенно фыркал. Хорошо хоть Каббельса не было.

Председатель стукнул жезлом о пол, требуя тишины. Лумивеста окинула взглядом зал. Судя по всему, она только сейчас поняла, что натворила. Дело не в том, что ей не хватает ума, решил Варис. Просто она верит в то, во что верили ее предки.

Он представил себе дальнейшее развитие событий: Туроскок не станет выступать, для чародеев все это не важно, а духовенство не примет участия в дебатах. На то, чтобы привлечь на сторону Лумивесты представителей приграничных коронатов, не было времени, но даже сочувствующие короны вряд ли поддержали бы открытую угрозу бунта.

Спасти ситуацию могло лишь предложение о переносе дебатов на завтрашнее заседание – если повезет, то кворума не будет, и голосование состоится только после парламентских каникул. За это время можно подготовить почву и убедить парламентариев, что бандиты и есть настоящие бунтовщики, подрывающие устои государства. Это сплотило бы коалицию. А если усмирять банды отправят кавалерийских гвардейцев, те на радостях забудут о своих обидах на Вариса.

Варис встал. Баклер тоже поднялся с места.

– Миледи, лорды короны просят слова, – объявил председатель. – Кому вы дадите высказаться?

Для Вариса был ясен ход мыслей Лумивесты. Допустим, она доверяет Варису, но что лучше: дать ему выступить первым или надеяться на его заключительное слово? Очевидно, что ответа она не знала. Как не знала и того, что дебаты фактически завершились.

В итоге она поступила так, как сделал бы и сам Варис, будь он новичком в парламенте – повернулась к главному лорду-парламентарию и негромко, чтобы не услышали остальные, заговорила с ним напрямую.

Разумеется, она просто спрашивала, как полагается поступать в таких случаях по протоколу. Чтобы не вызывать ненужных подозрений, Извору следовало во всеуслышание огласить содержание беседы, хотя ему и не дали слова – впрочем, на нарушение этой формальности никто не обратил бы внимания. Однако Извор, свято блюдущий все требования регламента и протокола, на такое не пошел бы.

И естественно, как понимал Извор, если после такого приватного обсуждения Лумивеста даст слово его главному союзнику, то все будет выглядеть сговором, и ее уже ничего не спасет. Оставалось только одно. Варис сел на место. Теперь о выступлении просил только Баклер.

Его просьбу уважили. Он потребовал немедленно проголосовать по седьмому пункту повестки дня.

Просьбу Лумивесты отклонили ста шестьюдесятью двумя голосами против ста двух. Поражение, хоть и не разгромное, все-таки было поражением.

Затем председатель Пользен спросил, возражает ли кто-нибудь против закрытия заседания. Никто не возражал. Заседание ассамблеи завершилось в двадцать две минимы четвертого. Лорды потянулись к выходу. Лумивеста встала и подошла к Извору. Тот заговорил с ней, делая успокаивающие жесты, а потом посмотрел на Вариса и помахал ему рукой. Варис направился к ним.

– Милорд Извор мне кое-что объяснил, – сказала Лумивеста. – Оказывается, я почти все сделала неправильно.

– Нет, что вы, – добродушно возразили Извор. – Вы ничего дурного не сделали. Просто природа политиков такова, что они все сводят к политике, а не к отдельным вопросам. Варис, коронесса говорит, что завтра уезжает. Надо хоть как-то развлечь ее в столице. Пригласите ее на котильон в посольство.

– В какое посольство? – спросила Лумивеста.

– Никогда не спрашивайте, в какое посольство, – небрежно заметил Извор. – Иначе подумают, будто для вас это важно, что чревато объявлением войны.

– В посольство Ферангарда, – сказал Варис. – Туда недавно прибыл новый посланник. Я с удовольствием составлю вам компанию.

– Но для этого мне нужен вечерний туалет, – вздохнула Лумивеста. – Боюсь, я отстала от листурельской моды.

– Варис, попросите привратника вызвать вам кэб, – сказал Извор, – и отвезите миледи Лумивесту к Айвори. И ради Шиары, смените костюм – вы уже на четырех балах появлялись в одном и том же синем фраке. Все, ступайте. Увидимся на приеме.

В дверях Лумивеста сказала:

– У меня в кабинете остались вещи…

– Документы? Лейва, коридорная нашего этажа, отправит их с посыльным вам в гостиницу. А об одежде не беспокойтесь, мы же едем к Айвори.

Ателье «Айвори и Айвори» находилось на Речной улице, в двадцати кварталах от здания парламента. Близкое соседство с доками не позволяло назвать район фешенебельным, но владелицы ателье не хотели никуда переезжать. Старшая Айвори утверждала: «Те, кто заявляет, будто наше ателье расположено не по модному адресу, не способен по достоинству оценить ни нас, ни моду».

Ателье занимало три дома со стеклянными витринами в литых чугунных рамах: справа галантерейная лавка, где продавались галстухи, воротнички, чулки и прочие готовые изделия (разумеется, для желающих их шили и на заказ, но это почиталось излишеством). Швейная мастерская разместилась в доме слева; сквозь большие витрины видно было, как внутри кроят, сметывают и строчат. Если приложить кончики пальцев к стеклу, чувствовалось стрекочущее гудение швейных машин, а если поднять руку, то ощущалось дуновение вытяжки.

Привратник учтиво приподнял цилиндр и распахнул перед Варисом и Лумивестой центральную дверь. В длинном вестибюле с высокими потолками громоздились коробки, лежали рулоны ткани, вдоль стен выстроились трельяжные зеркала и вешалки. В нише виднелись гербовые патенты шести последних лескорийских монархов. Лумивеста с любопытством посмотрела на них и сказала:

– Последняя из Бериллов посвятила в палионы мою бабушку, а Львиногор – моего прадеда.

– Правда? – раздался женский голос.

К ним подошла Марта, младшая Айвори. Из карманов ее халата торчали ножницы, булавки, мерные ленты и прочие швейные принадлежности.

– Добрый день, милорд корон. Давненько вы к нам не заглядывали.

– Да, мне об этом все говорят, – добродушно ответил Варис, представил Лумивесту и объяснил, что им требуется. – Затруднение в том, что бал начнется в семь вечера, то есть через три часа.