Пепел и перо

– Достаточно уязвимой, чтобы Томас смог закончить свою работу, – вздохнул Джесс. Он понял, что у него вот-вот разболится голова. Джессу не нравилось менять их план, не нравилось, что в этом плане есть всякие «если» и «может быть». – Морган… насколько для тебя это сложно?

– Несложно, – сказала она, и Джесс был почти что уверен, что она врет. Она похудела с тех пор, как он в последний раз видел ее утром. И эти тени под глазами – да и в глазах – стали темнее, чем следовало бы. – Джесс. Вульф прав. Нам нужно располагать как минимум двумя возможными путями выхода. Тремя даже, если получится. Но если я могу помочь…

– Мы можем найти способ для тебя быть полезной без необходимости уничтожать саму себя.

Морган протянула руку и приложила к щеке Джесса, заглянув ему прямо в глаза. Посмотрела на него уверенно и серьезно.

– Все мы рискуем, – сказала она. – Этот риск мой. – Джесса шокировало то, какой холодной была ее кожа, и он обвил ее запястье своими пальцами. Пульс Морган стучал быстро под кожей, однако, похоже, не особо ее согревал.

Поэтому Джесс заключил Морган в объятия, чтобы поделиться своим теплом. Она вздохнула, как будто это было огромным облегчением, и всего на несколько мгновений можно было поверить в то, что нет ничего важнее, что не нужно беспокоиться ни о проблемах, ни о планах на будущее.

Были лишь они двое под звездами.

Затем прибыла новая смена, и Дивелл с другим мужчиной постарше с радостью ушли. Вместо них пришли Индира и мужчина, чьи предки, судя по его внешности, были выходцами из той же части мира, что и Дарио. Испанцы помогли колонизировать американские колонии и по-прежнему предъявляли права на Мексику и близлежащие земли. Логично, что и здесь они тоже были.

Индира не особо обрадовалась, увидев всех их толпящимися на улице. И свое недовольство она направила на Томаса, сказав:

– Чего вы тут делаете?

– Дышим свежим воздухом? – ответил Дарио.

Она его проигнорировала.

– Я с вами говорю, Шрайбер, – сказала она.

– Дышим свежим воздухом, – повторил Томас, даже не улыбнувшись. Дарио усмехнулся. – А еще интересуемся… что это? – Томас указал подбородком на стену слева от них. За ней горело что-то яркое, точно закат… однако время заката давно прошло. Впервые Джесс осознал, что это яркое свечение располагалось за городом, а не в его периметре.

– Лагерь библиотечных солдат, – сказала Индира. – Разросся за прожитые годы. У них есть все современные удобства, включая свет. Они никогда не позволяют нам забывать о том, что находятся рядом. Ни днем, ни ночью.

Томас кивнул, добавив:

– Мы хотим сходить в гости к Аскьюто, навестить капитана Санти.

Индира кивнула.

– Ну хорошо, пойдемте, – сказала она, и сопровождающий ее стражник тоже поспешил за ними.

Когда Томас повел всех по дороге, которая проходила близко от стены, Джесс понял, что даже может услышать библиотечных солдат по ту сторону. Низкий, шепчущий рокот оживленности, голосов, движений. Внезапную, яркую искру смеха. Негромкие отголоски музыки. Бодрая, современная жизнь, протекающая всего в нескольких сотнях метров от них, пока здесь поджигатели едва сводят концы с концами, день за днем собирая крошки и восстанавливая свой разрушенный город после каждой атаки. Это тоже была своего рода атака. Незаметная, нацеленная на силу духа тех, кто находится в ловушке внутри.

– Они никогда не затыкаются, – сказала Индира. В голосе звучало смирение, однако и нотка злости в нем проскальзывала. Злости на Библиотеку, чьи войска никогда не отступали, злости, которая жила в душе каждого поджигателя. И Джесс начинал понимать эту злость. – И никогда не сдаются.

– Я могу рассказать вам историю? – спросил у Индиры Джесс. Она ничего не ответила, поэтому он продолжил: – Поджигатели читают книги, так что она должна вам понравиться. Вы слышали о Пергамском серапеуме? – Индира кивнула. Пергам был городом, где располагалась одна из знаменитых первых библиотек, которая была основана греками и некогда являлась соперником Александрии. – Артемон Пергамский был профессором, возглавлявшим то место после того, как его превратили в серапеум две тысячи лет назад. Он стоял у дверей здания перед толпой вторгнувшихся римских солдат и говорил о том, что умрет прежде, чем кто-то коснется хотя бы одной книги. Его убили. Когда он пал, на его место вышел другой библиотекарь. Когда и его убили, появился другой. И другой. Один за другим они все погибли, чтобы не позволить римлянам разграбить стеллажи. Последним была недавно получившая звание профессора, в тот день она только прибыла. Ее звали Флавия, и она была родом из Карфагена. Она стояла на вершине горы из тел своих коллег, ничем не вооруженная, кроме ножа. Она знала, что умрет, но это ее не остановило.

Индира ничего не сказала. Однако явно слушала.

– Римский военачальник самолично вышел к тем окровавленным дверям и посоветовал ей спасаться. Она ответила ему: «Уж лучше я умру, чем хоть одна книга будет утрачена». Флавии было четырнадцать. Она провела меньше недели в должности профессора. Ее статуя стоит у входа в Пергамский серапеум, потому что она его спасла. Римский военачальник сказал: «Если ты так сильно любишь эти книги, видимо, они стоят того, чтобы их спасти». И с этими словами он отправил своих людей стеречь здание, пока остальной Пергам был разграблен и уничтожен. Тогда и был заложен нейтралитет Библиотеки.

– Ты, видимо, какой-то смысл в эту историю вкладываешь, – сказала наконец Индира.

– Флавия является душой Библиотеки, – сказал Томас. – Не архивариус. Не курия. Вы зовете нас книголюбами, и все так и есть. Мы любим книги. Как и вы в глубине души. Вы верите, что они обладают силой изменить мир.

– Милая история. Я не верю в сказки. Библиотекой заправляют архивариус и курия, а не ваши святые мученики.

– Нет, – сказал Джесс. – Они заправляютсейчас. Если вы хотите изменить мир, не уничтожайте всю Библиотеку. Вновь назначьте главной Флавию.

– Как я и сказала, история милая, – повторила Индира. – Но мы не рассказываем друг другу сказки. Мы сражаемся. Мы действуем.

– Вы прячетесь тут за своими стенами и сражаетесь в проигранной битве, – сказала Морган. – И вы и правда проиграете. Чего хорошего вы вообще тут делаете?

Губы Индиры изогнулись, а голос прозвучал с мягкой насмешкой, когда она сказала:

– Мы являемся символом. Как ваша Флавия. Вы, детишки, и впрямь собираетесь учить нас, как быть повстанцами?

– Нет. С вами или без вас, но мы добьемся своего, – сказал Томас. Судя по голосу, он в своих словах был уверен. Ни хвастовства, ни надменности. Просто факты. – Я не вижу здесь будущего, Индира. Не вижу много детей, а те, кого вижу, голодны и напуганы. Может, вы и выживаете, но не думаю, что выигрываете. Верно?

Только Томас, подумал Джесс, мог произнести подобные слова и в то же время звучать понимающе и сострадательно.

Губы Индиры сложились в тонкую линию, взгляд стал мрачным, и она зашагала шире, быстро переставляя ноги.

– Дом доктора вон там, – лишь сказала она в ответ.

Все молча последовали за ней. Джесс надеялся подобраться поближе к стене, рассмотреть, как она сооружена и нет ли на ней других меток, оставленных контрабандистами, но Индира к стене не пошла. Лучше тогда не испытывать удачу.

Джесс покосился на Морган. Под опустившимися на мир тенями ее лицо выглядело гладким, угловатым и худым. Как и небо, она была хрупкой и красивой. Как этот город, ее можно было потерять – либо в огненной атаке, либо в медленных, умышленных муках, и Джессу было больно от мысли о том, что он не способен ее остановить. И он не имел права пытаться. Джесс молча протянул Морган руку, и она сжала его ладонь. Приятное ощущение. Обманчиво обыденное, будто они просто двое людей, прогуливающихся вместе прекрасной поздней ночью под пылающими над их головами звездами.

Джесс ничего не говорил на протяжении остального пути, ничего не говорила и Морган. Похожая на парк территория перед городской ратушей по большей части пустовала, если не считать в тени парочки, обнявшейся в страстном поцелуе, заметил Джесс. Он ждал, что Индира как-то на это отреагирует, но она просто их проигнорировала и пошла дальше деловой походкой. Поджигатели, вопреки их пылкой, фанатичной ненависти к Библиотеке, не обладали предрассудками в других сферах жизни. Джесса охватило желание утянуть Морган в эти самые тени под листвой, поцеловать ее так же страстно, не думая о завтрашнем дне, не переживая о планах и будущих проблемах. Ему хотелось раствориться в Морган, пока была такая возможность.

Джесс немного растерялся, когда почувствовал, что Морган тянет его в ту самую сторону, в эти самые тени. Когда его спина оказалась у грубой коры. Когда ее сладкие, нетерпеливые губы прильнули к его, а холодные руки обняли щеки, и все ее тело прижалось к нему.

Однако Джесс не стал тратить времени на вопросы, и на мгновение все остальное потеряло значение, а потом он услышал сердитый голос Индиры:

– Вы двое! Сюда! Живо!

Морган с сожалением отстранилась, и Джесс осознал, что они оба немного дрожат. Ему казалось, он объят пламенем везде, где Морган к нему прикасалась, особенно на губах, и ее вкус на его языке отчаянно жаждал большего, точно изголодавшийся, вдруг попробовавший каплю меда.

– Морган, – сказал он. – Пожалуйста, не позволяй Вульфу вынуждать тебя делать больше, чем ты можешь сделать.

– Могу сказать тебе то же самое, – произнесла она и улыбнулась. – Мы оба уяснили урок Флавии.

А затем она ускользнула.

Джессу ничего не оставалось, как отправиться следом.

Домоправительница доктора – высокая, строгая на вид женщина – умудрилась посмотреть на них одновременно с негодованием и великодушием, когда впустила друзей в дом. Томасу пришлось наклонить голову, чтобы протиснуться в низкую дверь, и его голова оказалась очень близко к потолку, когда он вошел в маленький домик. Когда все столпились внутри – помимо Индиры и другого охранника, которые заняли пост снаружи, – комната оказалась просто крошечной.

– Тишина! – шепотом цыкнула на них женщина, когда все они собрались вокруг. – Доктор устал. Ему нужно отдохнуть. Я провожу вас к вашему товарищу.

Когда они зашагали следом за ней, Джессу удалось рассмотреть домик получше. Он напоминал настоящее жилище – уютный и даже какой-то родной, подумал Джесс, в отличие от его дома в Лондоне, пусть у него и были там и мать, и отец, и один живой брат, а еще много дорогих украшений, предназначенных создавать атмосферу. Однако Джессу никогда не было уютно в том доме, в резиденции Брайтвеллов. Ему всегда куда больше нравились заброшенные места, главное, чтобы они были тихими и достаточно освещенными, чтобы можно было читать.

Для Джесса дом был равносилен книгам, а полки на стенах у доктора просто ломились от них: бессистемно расставленных, разного цвета, размера и формы. В этом был какой-то радостный беспорядок, от которого Джессу стало тепло на душе, появился покой, которого ему, как он даже не подозревал, недоставало. Морган рядом с ним шепнула:

– Как много! – Ее голос звучал отчасти с благоговением, отчасти с ужасом. Потому что все книги здесь были вовсе не изданные Библиотекой, на них не было видно печати и защитных рун архивариуса. Все это были нелегальные копии. Чернила на бумаге. Уязвимые. – Я и не знала, что у них так много книг! – Дом доктора, как осознал Джесс, очевидно, служил неофициальной библиотекой в городе. Тут не было формальной, как у Бека в кабинете, атмосферы и изысканных изданий. Тут было сердце города. Жизнь, что его поддерживала.

Коридор впереди тоже оказался уставлен книжными стеллажами с одной стороны, и запах старой бумаги пробудил воспоминания Джесса о тайном складе отца, о том, как он забирался в уголок на перекрытиях под потолком с лампой и оригинальной книгой.

В детстве Джесс никогда по-настоящему не чувствовал себя в безопасности, но книги… книги позволяли ему чувствовать нечто подобное покою.

Их маленький отряд молча вошел в комнату в конце коридора, где неподвижно лежал Санти. Цвет его лица стал чуточку лучше, еще немного румянца, и вообще можно считать, что все в порядке, а его неприкрытая рука выглядела зарубцевавшейся и блестящей. И была покрыта новым слоем заживляющей мази, понял Джесс, а кожа под ней тонкая, но здоровая. Уже заживает.

Однако лицо Санти было все в поту, и запах в комнате стоял такой, что волосы у Джесса на загривке встали дыбом. Сладковатый запах гнили – навязчивая вонь жженой кожи и инфекции.

Вульф сидел в кресле у кровати Санти, сжимая здоровую его руку своей левой, а в правой держал открытую книгу. Когда Джесс вошел, Вульф отпустил Санти, чтобы снять маленькие квадратные очки со своего носа и засунуть их в карман, а затем, вложив в книгу закладку, отложил ее. Доктор подыскал для него новую одежду подходящего размера, хотя профессор все равно выглядел до замешательства маленьким в ней. Джесс привык видеть Вульфа в развевающейся, как облако, профессорской мантии.

– Закройте дверь, – сказал Вульф, и Дарио, вошедший последним, так и поступил. – Где стража?

– Снаружи, у дома, – сказал Джесс. – Мы одни пока что.

Вульф кивнул. Он выглядел уставшим.

– Тогда лучше нам не терять времени, – сказал он.

– Сэр, – сказал Дарио, – он в порядке?

– Его напоили обезболивающим, – ответил Вульф. – Если бы не опиумное забвение, он бы сейчас кричал. Постарайтесь не задавать глупых вопросов, Сантьяго.

Глен спросила:

– Он потеряет руку?

Вопрос был прямолинейным и очень в духе Глен, хотя все они думали об этом. Глен спросила без эмоций. Просто желала получить информацию.

– Пока сложно сказать, – ответил Вульф. – Следующий день должен все решить. Ожоги были… значительными. – Он прочистил горло. – Есть проблемы?

– Нет, сэр, – ответила Халила. Как и всегда, она была прямой противоположностью Глен. Даже в столь простом ответе она умудрилась быть заботливой. – За нас не стоит беспокоиться. С нами все в порядке. Все идет достаточно хорошо.

– И никто больше снова тебе не докучал насчет… – Он неопределенно указал в сторону ее головы. Халила прикоснулась собственными пальцами к хиджабу и покачала головой. – Хорошо. Не то чтобы я беспокоился. Я научил вас быть стойкими. – Вульф моргнул и отвернулся. Готов был смотреть куда угодно, лишь бы не на неподвижное, бледное лицо капитана Санти, заметил Джесс.

– Сэр… – начал Джесс, он пытался придумать, что бы полезное сказать, но в голове вдруг стало пусто, как на заснеженном поле. – Вы ужинали?

Вульф покачал головой.

– Я не голоден, – сказал он. – Томас. Джесс. Новости.

– Мы подготовили почти все модели деталей для печатного станка, а завтра начнем их отливать, – сказал Томас. – Утром будем готовы полировать первое зеркало. На это уйдет почти весь день. Джесс этим займется.

– Я займусь? – спросил Джесс.

– Да, – сказал Томас, ухмыльнувшись. – Займешься. За мной наблюдают, потому что я большой и потный и работаю с тяжелыми инструментами. Ты же сможешь тихонько сделать важную работу.

– Скучную, сложную, монотонную работу по полировке стекла.

– Ну да.

Вульф вопросительно на них посмотрел:

– А тоннели?

– Может быть, – ответил Джесс. – Я не могу отделаться от мысли, что тот, на который нам указывали, слишком очевиден. Даже Дарио увидел вход, а ни один толковый контрабандист не станет строить такой очевидный тоннель. – Джесс долго над этим размышлял, а теперь посмотрел на Халилу с Дарио: – Может, у вас получится ускользнуть, чтобы изучить ратушу?

– Не получится, – сказала Морган. – Но у меня может получиться, если я скажу, что могу построить новый телепортационный зал. Мне позволят все изучить. За мной будут следить, разумеется, но это не имеет значения. Скрыватели видят больше, чем доступно глазам.

– Нет, – сказал Джесс, а Вульф в тот же миг сказал:

– Да.

И когда Джесс сделал паузу, Вульф продолжил говорить:

– Ты единственная, кто может хорошо все осмотреть помимо Джесса, а он нужен в другом деле. А ты можешь починить телепортационный зал?

– Никак, – сказала Морган. – Слишком долго он стоял без дела. Однако я позаботилась о других вещах.

Джесс знал, что она имеет в виду, однако понял, что другие не понимают. Халила шепнула что-то Дарио, который в ответ покачал головой. Значит, Вульф пытался сделать все тихо. А если Вульф желает сделать все тихо, это потому, что дело для Морган опасное, но она соглашается рисковать.

– Тогда Морган поищет признаки других тоннелей, ведущих в городскую ратушу, и, я думаю, Брайтвелл прав. В ратушу контрабандистам было бы куда безопаснее приносить товары, да и Беку удобнее общаться с людьми, бывающими снаружи, прямо там.

– Тоннели должен искать я, – сказал Джесс.

– Зеркало, – напомнил Томас. – И Беку будут докладывать, где проводит время каждый из нас и что каждый из нас делает. Пусть Морган делает свое дело.

– Со мной все будет хорошо, – тихо сказала Морган. Она прикоснулась к его ладони, легко-легко. – Я выжила в Железной башне. Уиллингер Бек меня не пугает.

– И все равно. Не думайте, что вы хоть где-то в безопасности. – Улыбка Вульфа выглядела слабой и мрачной. – Я полагаю, мы и здесь сейчас не в безопасности.

– Он намекнул вам на…

– Доктор делает все, что в его силах, – сказал Вульф, отмахнувшись. – Но этого все равно мало. Без Морган мы бы потеряли Ника. Большинство пострадавших от греческого огня забирает инфекция даже с самой современной медицинской помощью. Однако, какие бы ни были намерения у доктора, он не защитит нас от Бека.

Джесс подумал, что Санти никогда не был столь уязвимым, каким был прямо сейчас. Вульф сказал «нас», однако на самом деле имел в виду Санти. Имел в виду то, что не отойдет от Санти до тех пор, пока капитан не окажется в состоянии за себя постоять.

Морган все это время внимательно смотрела на Санти, а затем тихо сказала:

– У него все еще сильный жар. Я могу больше сконцентрировать лечение на его кровообращении. – С этими словами ее пальцы немного опустились, прикоснувшись к чернилам татуировки на бицепсе Санти: льву из синих чернил, который до странности реалистично рычал, будто мог вот-вот спрыгнуть с кожи, чтобы защищать мужчину. Татуировки были традицией среди библиотечных солдат. У Глен было уже три. Первая татуировка же Джесса изображала закрытую книгу, набитую на груди, точно над сердцем. Ему казалось, такая татуировка очень точно его описывает.

Теперь Джессу становилось дурно из-за того, что он наблюдал, как Морган снова тратит свою энергию, однако понимал, что не сможет ее остановить, даже если попытается.

– С капитаном все будет хорошо, – сказал Джесс, что прозвучало как пустое обещание. Он понял, что зря это ляпнул, как только слова сорвались с языка.

Взгляд Вульфа, полный пылающего гнева, устремился на Джесса, и сквозь стиснутые зубы профессор процедил:

– Не надо кормить меня банальными фразами. Я отлично понимаю, насколько все плохо.Он защитил меня. Не сомневался ни секунды, как только понял, что на нас летит греческий огонь. Он оттолкнул меня и принял удар на себя.

В этом, подумал Джесс, был весь Санти. А вот Вульф, у которого от мысли об этом глаза сверкают бессильным пламенем. Который ненавидит себя за ту жертву.

– Он всегда вас защищает, – сказал Джесс. – И всегда будет защищать. Вы это знаете.

Вульф моргнул и отвернулся, уставившись на спящее лицо своего Санти. Он протянул руку и заботливо положил ладонь на лоб Санти, который был весь в поту.

– Я знаю, – сказал Вульф. – Однако я также имею полное право праведно отчитать его за это как следует.

Выражение лица Морган стало напряженным от волнения и усилий, и Джесс видел бледное свечение на кончиках ее пальцев, где она прикасалась к плечу Санти. Она дышала глубоко, закрыла глаза и стояла неподвижно – будто не была сейчас мысленно с ними. Позабыла обо всех до тех пор, пока лишь благодаря силе воле не вернулась в настоящее.

– Пусть она останется с нами, – сказал Вульф. Теперь он смотрел на Джесса, будто бы точно знал, что тот думает. – Я прослежу, чтобы Морган не переусердствовала, и она может спать на моей кровати вон там в углу. Я все равно не усну.

– Хотите, мы тоже останемся? – предложила Халила. – Это поможет?

Вульф покачал головой.

– Идите, – сказал он. – Мне нужно, чтобы вы все были бодры и сильны. Наши трудности еще даже не начались.

– Пошли, – тихо сказал Дарио. Именно Дарио среди них всех внезапно оказался рассудительным. Он постучал Томаса по руке. – Профессор? Мы еще можем чем-то помочь?

– Молиться, – ответил Вульф. – Вы можете молиться.

Джесс как раз направлялся следом за остальными, когда невольно замедлил шаг. Комфорт этих переполненных книгами полок в коридоре… он не до конца осознавал, почему ему здесь хорошо, но противиться этому чувству не мог. А сейчас ему как никогда нужен был комфорт, так что он остановился, чтобы глубоко вдохнуть аромат старых бумажных страниц, кожаных переплетов,книг. Они, точно талисман, оберегали от страшного запаха боли.

Внимание Джесса привлекла одна книга, и он ее вытащил, чтобы рассмотреть. На поблекшей красной коже переплета были проштампованы буквы: «Роза красная, море синее». Как понял Джесс по описанию, это был какой-то роман… о влюбленных, разлученных расстоянием, где оба томились друг по другу, но каждый думал, что другой его покинул. Мужчину увлекло море, и он служил на пиратском корабле. Женщина, считавшая, что ее предали, вышла замуж за другого и жалела об этом. Излишне драматичная история, наверняка помпезная и утопающая в сердечной прозе, однако все равно было в ней что-то, что позволяло скрыться от насущных проблем.

– Бери, – сказал сонный голос. Джесс чуть было не выронил книгу, однако его уважение к написанным словам оказалось сильнее и позволило удержать том, когда он развернулся и увидел высокого худого доктора, стоящего рядом и зевающего. Его косы были распущены, и волосы свободно ниспадали, как черный шелк, по плечам. На нем была свободного покроя рубаха, на которой виднелись застиранные старые пятна, и свободные штаны, которые тоже носили уже явно давно. На ногах грубые кожаные сандалии, в которых, казалось на вид, должно быть больно ходить.

– Я думал, вы спите, сэр.

– Я не сэр. У моего народа нет титулов. И я никогда долго не сплю. Слишком много дел. – Доктор вытащил еще одну книгу с полки, маленькую, в зеленом переплете, и улыбнулся так, словно увидел старого друга. – Тебя поражает коллекция?

– Воодушевляет, – сказал Джесс. – Я считаю, что все дома должны быть уставлены книгами. Это делает их…

– Уютными? – закончил за него доктор. – Ты прямо еретик для человека в библиотечной форме.

– Виноват.

– Тогда возьми книгу. Прочти ее. Если понравится, оставь себе. Люблю, когда книги находят свои дома. – Доктор посмотрел на Джесса до удивления пристально для только что проснувшегося человека. – Девчонка-скрывательница сказала тебе, что Бек предложил ей присоединиться к нам?

– Что? – Пальцы Джесса крепче сжали обложку книги.

– Он предложил ей здесь убежище. Свободу, собственный дом. Жизнь без страха оказаться в ошейнике. Их содержат ненамного лучше рабов в Железной башне, знаешь ли. Никакой свободы воли…

– Я знаю, что́ Библиотека творит со скрывателями, – оборвал его Джесс, и голос его вышел чересчур уж грубым. – Ее посадят под замок, заставят до конца своих дней работать на то, чтобы архивариус и его приближенные продолжали сидеть у власти, будут доить ее как драгоценную корову… – Он умолк, потому что эта рана в его душе вновь вскрылась почти что со слышимым треском. – И мне полагается верить, что поджигатели обойдутся с ней лучше? Бек не из тех, кто предлагает что-то из бескорыстных побуждений. Какого рода рабство ждет ее здесь, если он ее оставит?

Доктор молча посмотрел на Джесс, а затем сказал:

– А почему, думаешь, я тебя предупреждаю? Девчонка заслуживает лучшего.

Стиснув книгу крепче, Джесс ушел.

На следующий день Джесс нагружал себя работой. Морган так и не вернулась к своей кровати в их тюрьме-гостинице, и от этого было больно, как от открытой раны. Джесс мало разговаривал в мастерской, методично следуя инструкциям Томаса, пока изготавливал нужные шестеренки. Пока Дивелл ходил раздобыть свой скудный завтрак, в первую очередь Томас вытащил из печи кузницы каменный сосуд и быстренько вылил густое, похожее на мед жидкое стекло в несколько маленьких рамок, которые они заготовили прошлой ночью. Джесс поставил их остывать, спрятав за мусором. И Джесс, и Томас работали, а Дивелл вскоре заскучал и плюхнулся на стул.

Прошло несколько часов, прежде чем стекло остыло и затвердело. Когда же это произошло, Джесс кивнул Томасу, который взялся за раскаленный металл и начал ковать его молотом, демонстрируя свою поразительную силу и создавая немало шума, пока Джесс взял наждачную бумагу, которую приготовил заранее, и начал полировать маленькие зеркала, поставив рядышком коробку с шестеренками, чтобы быстро скрыть свою деятельность, если потребуется. Томас объяснил процесс Джессу и предостерег, что придется потрудиться и устать, и оказался прав: полировать, поворачивать, полировать, поворачивать и все в точных пропорциях. Тело у Джесса разболелось так, что он не представлял, что такое возможно. Однако он продолжал работу. Когда Дивелл обращал на него внимание, Джесс тут же брался за отлитые детали и начинал полировать их до совершенства; как только мужчина отворачивался, продолжал заниматься зеркалами.