Дозор с бульвара Капуцинов

Говорил Пресветлый:

– …тела с первого слоя. Одно найдено на втором. Потому так плохо сохранились, хотя с мгновения смерти миновало не так уж и много. А самое главное – все они Темные. Мы расцениваем это как прямую акцию против Ночного Дозора. И момент выбран не случайно.

– Способ, каковым лишали жизни… или прерывали посмертие у вурдалака… Его вы знаете?

– Увы, пока нет. Единственное – тела начисто лишены Силы. Я говорю сейчас о магах. Было ли это причиной смерти, или нет – тоже не знаем.

– А какова история места, милостивый государь? Нет ли там проклятий, не протекает ли Сила как-нибудь иначе?

Градлон покачал головой.

– Каких-либо аномалий там нет. Однако, видите ли, месье Робида воссоздал там средневековый город и как будто переселил туда его дух. Горожане давно знали об этом предприятии, разумеется, грезили наяву, и старый Париж впитал эти грезы. Вся выставка – одна большая линза, которая собирает людские чувства, как лучи солнца. Какие формы может принять собранная Сила, мы не знаем. Никто еще не предпринимал мер такого масштаба. А еще… Не так далеко проходят катакомбы.

– Катакомбы? Слыхал о них, но и только.

– Каменоломням много веков. За все время они сильно разрослись под городом. И кто там только не скрывался! Что люди, что Иные. Дозоры патрулируют некоторые тоннели, но работников для этого не хватает. Дел предостаточно и на поверхности. Кроме того, в Сумраке много ходов, не доступных простым смертным. Кто и когда их устроил – загадка даже для нас. О катакомбах ходит множество легенд и слухов. Отделить правду от неправды не смогли пока и наши старейшие архивариусы. А сто лет назад легенды получили дополнительную пищу. Дело в том, что парижские кладбища были переполнены. Воды размывали землю и выбрасывали смердящие трупы прямо на улицы. Было решено все старые захоронения перенести в катакомбы. Миллионы останков, месье Брюс. Под живым городом разместилось несколько мертвых… Остаточные выбросы Силы, эмоции родных, ужас и мрачные раздумья посетителей – все это смешивалось и направлялось ходами катакомб. Они превратились в каналы смертных веяний. Что происходит в Сумраке под городом, вам никто не ответит. Этого не знают ни Темные, ни Светлые.

– Вы полагаете, нечто могло восстать из подземелий?

– Мы полагаем, Темные решили воспользоваться случаем и ослабить наши позиции. А место подобрали так, чтобы возложить вину на Светлых… или на таинственное нечто, если дело не выгорит. С утра они прислали очередную ноту в Дозор, и можно не ходить к оракулу – их официальная жалоба уже в Инквизиции.

– Что же, вознамеримся и мы наших супротивников посрамить… Однако же видится мне некоторый конфуз в ваших измышлениях, милейший. Мне доводилось изучать плутни Темных. Судя по тому, что успел я выведать по дороге к вам, плутни эти за минувший век никак не переменились.

– И что, осмелюсь спросить, вас смущает?

– Изводить без счета своих же мелких людишек вполне в обычае супостатов. Однако же один из теперешних убитых был весьма изрядного ранга. Да и вурдалак не из последних. А сильных Темных в Париже, как и везде, менее, чем могучих Светлых. Не чрезмерна ли расточительность?

– Так ведь и ставки высоки, месье Брюс! Разрушить репутацию образцового Дозора Европы. Именно тогда, когда творится история! Нарушить баланс Света и Тьмы. Здесь можно пожертвовать не то что пешкой – ферзем.

– Прямой выгоды я тем не менее узреть никак не могу…

В колбе показался кусочек пробегающей мимо парижской улицы – Брюс на мгновение отвернулся от собеседника, чтобы взглянуть на город. А потом картинка замерла – экипаж прибыл по адресу.

Леонид думал, что резиденция Инквизиторов должна быть мрачным замком или старинным заброшенным собором с потемневшими от сырости стенами и узкими витражными окнами. Но это был еще один особняк, куда более сановитый, чем у Ночного Дозора.

В воротах их встретили двое, оба атлетического сложения, в длинных серых балахонах с надвинутыми на лица капюшонами. Леонид даже подивился, как такие субъекты могут разгуливать средь бела дня, но не почувствовал и нотки изумления своего наставника. А затем вспомнил про различные заклятия отвода глаз. Брюс даже не посчитал нужным рассмотреть эти чары, каковые для него были столь же естественны, сколь начищенные пряжки на ботфортах.

Серые фигуры молчаливо поклонились, подали руки вылезающему из ландо старому Иному и Мари. Пресветлый бодро вышел сам, дал знак кучеру, и «пролетка» немедленно куда-то укатила. Леониду даже показалось, что она растворилась в воздухе, уйдя в Сумрак раньше, чем скрылась за углом.

Их проводили во внутренние покои особняка. Серый служащий принял цилиндр и трость Градлона, и прибывших завели в торжественно убранную залу. Несмотря на ясный день, шторы оказались задвинуты, в канделябрах горели свечи. Длинные столы, расставленные по окружности, задрапированы красной тканью. Почему-то это придавало налет средневекового инквизиторского судилища – тем более что в зале горел и камин. Казалось, в жарком пламени должны разогреваться щипцы для допросов, но обочь находились только ажурная кочерга и совок для золы.

Публики в зале собралось немного. Поэтому главных было видно сразу – трое в серых балахонах восседали по центру в резных деревянных креслах с очень высокими спинками. Впрочем, в зале имелись и еще несколько Иных в подобных одеяниях, в том числе и силачи, что провожали гостей на заседание.

Леонид никогда прежде не видывал настоящих Инквизиторов. Отчего-то он немедленно поделил Серых, как некое вещество, на две фракции: широкоплечие – явно стражники или кто-то вроде простых городовых, и худые, невысокие или старые – чины покрупнее.

Однако тут же поблескивали пенсне и моноклями несколько мужчин, одетых по современной парижской моде. Присутствовали также Иные других держав, их можно было распознать по нарядам. Леонид заметил даже одного чернокожего. Попытался взглянуть на ауру – и не смог. Наверняка высокоранговый колдун откуда-то из Сенегала или с Берега Слоновой Кости.

В углу стола примостился секретарь с пишущей машинкой, а ровно напротив него располагалась большая раскрытая книга, над которой замерло гусиное перо. Никакой чернильницы рядом с пером не наблюдалось.

Когда трое Светлых вошли в зал, все повернулись к ним. Больше всего внимания, разумеется, привлек к себе Яков Вилимович, который не преминул церемонно раскланяться. Хотя Мари оказалась единственной дамой в зале, и весьма прелестной, взглядов на ней никто не задержал.

Средний из троицы главных Инквизиторов коротко, деловито приветствовал новоприбывших и даже не поднялся навстречу. Перед ним на столе располагались телефонный аппарат и хрустальный магический шар на серебряной подставке со множеством выгравированных символов.

– Прошу садиться, Светлые. – Инквизитор указал на свободные места по левую руку, явно почетные.

– Соблаговолите представить вашего гостя, – с противоположной стороны от Инквизиторов поднялся Темный.

Брюсу хватило мимолетного взгляда через Сумрак, чтобы понять самому и дать понять Леониду, – чрезвычайно сильный маг.

– Имею честь рекомендовать посланника Ночного Дозора Российской империи, генерал-аншефа и нашего особого советника на время торгово-промышленной выставки, Светлого вне всяческих рангов, графа Джемса Даниэля Брюса!

Среди заседающих прошел шепоток.

Инквизитор чуть склонил голову – движение было почти неуловимо.

– Граф, в свою очередь имею честь представить вам месье Мориса де Робино, верховного Инквизитора Парижа и Великого Инквизитора Франции, – повернулся к Брюсу Пресветлый.

Картинка в колбе снова качнулась в такт поклону Брюса.

– Также имею честь представить главу Дневного Дозора Парижа месье Вуивра. – Градлон кивнул в сторону Темного.

– Насколько мне известно, – вдруг сказал другой Инквизитор, сидевший рядом с председателем коллегии, обладатель кустистых бровей и немигающего взгляда, делавших его похожим на филина. – Великий маг Брюс добровольно ушел в Сумрак более ста лет назад.

– Совершенно верно, – холодно ответил Градлон. – Хотя не совсем добровольно. Он пожертвовал земным существованием, дабы отвести беду от всех живущих.

– Полагаю, будет уместным просить разъяснений, – весомо произнес Морис.

– Извольте, – ответил Брюс. – Вычисления над астрономическими светилами и оракул совокупно предсказали мне падение небесного тела величиной с гору. От сотрясения, громадных волн и вулканических извержений могло погибнуть все живое. По меньшей мере на том материке, на каковом мы сейчас с вами стоим. Управляться с небесными телами не способны ни мы, ни Сумрак. Но зато судьбы земные подвластны влиянию Сумрака вполне. Только чтобы поменять судьбу материка, нужно много большее, чем у меня имелось. Я нарушил то, что не должен был нарушать, и Сумрак принял это вместе с моей сущностью. Механику я могу раскрыть Инквизиции при беседе с глазу на глаз.

– Мы с превеликим вниманием это выслушаем, – сказал Инквизитор с неподвижным взглядом.

– Не имею чести вас знать, почтенный?.. – обронил Брюс.

Иной в сером балахоне явно отвык представляться самостоятельно.

– Клаус Иероним Мария Кюхбауэр.

– Не тот ли, о ком мне доводилось слышать в Европе под именем Дункеля?

– Он самый. Как вам удалось воплотиться заново? Разрешать такое волен один Трибунал.

– Если Ночному Дозору было дано подобное право, мы потребуем компенсации! В размере не меньшем, чем вызов уважаемого графа из Сумрака! – вмешался Вуивр.

Его сумеречное имя показалось Леониду знакомым. Но он сейчас был в сознании Брюса и вряд ли сумел бы найти что-то в манускриптах, разбросанных по лаборатории.

– Осмелюсь спросить, досточтимый Дункель, вы сомневаетесь в честности ритуалов, применяемых стороной Света? – со значением осведомился глава Ночного Дозора.

– Пока я лишь спрашиваю, как такое возможно, – перевел на него Инквизитор совиный взгляд.

– Я не воплотился заново, почтенный Дункель, – сказал Брюс. – То, что вы видите перед собой, – тело моего ученика и ассистента, данное мне на время. Таковая метода известна магам Востока. Мне же ее помог осуществить почтенный Гэссар.

При упоминании имени Великого с Востока Инквизиторы переглянулись.

– Полагаю, уважаемый месье Брюс и здесь не откажется посвятить нас в тонкости ритуала, – высказался Морис де Робино.

– Я могу проделать это все на ваших глазах прямо на выставке, милостивые государи! Вестимо, в павильоне Иных.

– Боюсь, как бы не пришлось оттянуть этот момент, – произнес Морис. – Старшие, – он взглянул на Дункеля и третьего Инквизитора, сидевшего рядом, – вопрос с мнимым ревоплощением месье Брюса объявляю временно решенным. А вас, уважаемые, все же прошу садиться!

Он широким, отточенным жестом вежливости указал на места слева от тройки Инквизиторов.

Леонид, наблюдая за этим из башни, подумал о несправедливости. Получается, как будто Темные есть правая рука Инквизиции. Потом вспомнил: о чем-то таком его предупредили еще до выезда из Петербурга. Или не его, а Якова Вилимовича, а школяр Ленька подслушивал, сидя в этой же самой лаборатории. Французские Светлые любили символику. Инквизиция воплощала разумное равновесие. Свет же для них располагался на стороне сердца, кое у большинства людей находится с левой стороны.

Ближе всего к Инквизиторам сел Градлон, рядом занял изящный резной стул Брюс, прислонив к подлокотнику свою трость. Леонид не мог видеть, где Мари, пока наставник не повернул головы в ее сторону. Девушка пристроилась у самого края стола с блокнотом в кожаном переплете. Только вместо карандаша в ее руке оказалась тонкая острая палочка, и Брюс, а вместе с ним и ученик, с мимолетного взгляда через Сумрак уловил, что этот незатейливый прибор – заряженный силой артефакт. Но Яков Вилимович отвернулся, и предназначение палочки осталось для запертого в Сухаревой башне загадкой.

Широкоплечая фигура в сером балахоне притворила дверь в залу.

– Доложите, что известно, – обратился Морис к Темным.

Поднялся щегольски одетый Иной с тонкими усиками, подкрученными кверху.

– К этому часу найдено трое убитых, – начал он. – Первым обнаружен прах вампира Армана Лануа. Второй убитый – Темный четвертого ранга Марсель Каро. Третий, найденный сегодня, опознан как Жак Мартэн. Весьма законопослушный оборотень, как и другие уважаемые Иные, жертвы ужасного злодеяния…

– Прошу прощения, – высказался Градлон. – Позвольте, любезный! Мне успели передать кое-какие сведения на этого Мартэна. Жил он на улице, чтобы быть поближе к другим клошарам, коими временами и закусывал. За клошарами ведь мало следят, одним больше, одним меньше – полиции не слишком интересно.

– Почему вы не заявляли жалобы, месье? – предупредительно наклонил голову щеголь.

– Покойный был хитер, на него собиралось досье, и мы должны были в скором времени предъявить все доказательства его вины. Вам отлично известна манера работы парижского Ночного Дозора, месье Обри. Мы выдвигаем только по-настоящему веские обвинения. Но мы готовы предоставить все, что у нас имеется и на Мартэна, и на двух других.

– Не понимаю, какое это имеет отношение…

– Самое прямое, месье Обри, – спокойно заявил Градлон; лишь нервически пульсирующая жилка на левом виске позволяла предположить, что глава Светлых сдерживает свои настоящие эмоции. – Имя Лануа неоднократно фигурировало в делах о нелицензионном вампиризме. Только за последние три года он дважды был остановлен патрулем неподалеку от места, где обнаружено тело жертвы укуса без лицензии. Буквально на соседней улице. Да, не на месте преступления, и прямые улики отсутствовали. Но, замечу, других вампиров поблизости, как правило, не было совсем. Кроме того, он с выгодой перепродавал свои лицензии, в то время как сам кормился незаконно.

– Протестую! – попытался было возразить Обри.

– Я не закончил, – сухо продолжил Градлон. – Предпринята попытка обвинить Ночной Дозор Парижа.

– Говорите, – позволил Морис.

– Что касается Каро, то он был замешан в незаконном создании артефактов. Нами допрошена мадемуазель Элиза Дюпон. На ее имя в процессе вампирской лотереи была выписана лицензия. Под воздействием дозволенных заклинаний она вспомнила, что Каро раскрыл ей существование вампиров и гару, а потом предлагал участие в некоем ритуале. В обмен на бумагу и избавление от лотереи. Ясно, что Лануа уступил ему свою лицензию. Что было предметом их торга – неизвестно. Однако, если бы не обстоятельства, девушка была бы мертва не во имя Договора, а ради какой-то махинации.

– Это ваши домыслы, – вставил Обри.

– Воспоминания мадемуазель Дюпон записаны здесь. – Градлон показал перстень с большим синим камнем. – Мы не знаем, кто или что убило Темных. Но к смерти их привели свои же собственные проступки. Если говорить прямо – действия против Договора. Потому мы считаем все обвинения в адрес Ночного Дозора Парижа беспочвенной провокацией.

– Ваши слова столь же беспочвенны и столь же провокационны, – заявил, не вставая, Вуивр.

– Месье, довольно взаимных обвинений, – поднял руку Морис. – Инквизиция полагает, что пока нет достаточных оснований считать Ночной Дозор причастным к этим убийствам.

– Покоряюсь Инквизиции. – Вуивр на этот раз поднялся и церемонно склонил голову.

– Обри, доложите, что нашли прозекторы, – велел Морис.

– Прошу разнести фотографические карточки, – сказал Обри.

С самого края поднялся неприметный Темный служащий. Из его портфеля появилась кипа снимков, и служащий пронес их вдоль стола, раскладывая перед каждым значимым членом коллегии. Наблюдая за этим глазами Брюса, Леонид мельком увидел и Мари. Девушка положила перед собой блокнот и быстро прикасалась к желтоватым страницам короткой заостренной палочкой, словно посылала сообщение по телеграфу. С каждым прикосновением на странице проявлялось выведенное изящным почерком слово или целая фраза. Леонид впервые имел возможность посмотреть на магическую стенографию. Российские Иные, во всяком случае, ничем похожим не владели.

Брюса, очевидно, также заинтересовало это искусство, но тут перед ним лег веер снимков. Ушедший маг прежде никогда фотографических картин не видывал. Хотя ничего эстетического снимки не являли: обнаженные, частично накрытые простынями тела на столах в морге.

Яков Вилимович так заинтересовался рассматриванием черно-белой диковины, что Леонид поневоле тоже увлекся и даже не расслышал новых слов доклада.

Обри между тем сухо перечислял, читая по бумажке:

– …Многочисленные переломы костей… Глубокие раны, несовместимые с жизнью… Похожи на ранения, причиняемые когтями хищного животного…

– Достаточно, – остановил Морис. – Господа собравшиеся желают что-либо сказать?

– Лапа этой бестии должна быть очень крупной, – проговорил Градлон. – Я не встречал ни оборотней, ни магов-перевертышей, которые способны превращаться в животных такого размера.

– У Дневного Дозора есть что добавить? – осведомился Морис.

– Ничего, – сказал Обри.

– Тогда заслушаем, что скажут прозекторы Инквизиции. Дроссельмейер!

Поднялся дородный Инквизитор, откинул капюшон, блеснул лысиной. Откашлялся.

– Мы подтверждаем выводы Темных, – начал он безо всяких бумаг. – Однако имеем несколько дополнений. Во-первых, раны, по всему, причинило не животное. Крупные хищники, известные до сих пор, равно как Иные, способные перекидываться в таковых, сбивают жертву с ног и приканчивают уже на земле. Каро и Мартэн приняли смерть стоя. Тот, кто нанес им раны и сломал кости, был выше их ростом. Кроме того, его передние лапы были весьма развиты…

– Что вы подразумеваете? – раздался возглас со стороны Темных.

– Лапы хищников и трансформов предназначены для того, чтобы или опираться на них, или рвать ими. А здесь они явно были созданы еще и для того, чтобы хватать. Извольте…

Дроссельмейер сделал движение пальцами, похожее на незаконченный щелчок.

Перед столом заклубился сероватый дым, появившийся из ниоткуда. Через несколько мгновений облако приобрело законченные формы, и в воздухе повисла чрезвычайно крупная лапа с когтями. Правда, ее можно было назвать и рукой – лапа имела пять пальцев и даже слегка напоминала человеческую.

Пальцы были изогнуты, и Леонид догадался: Инквизитор-прозектор показывает оптическую реконструкцию формы конечности, что нанесла раны жертвам. Он никогда прежде не слышал о подобной магии и подумал, что им в научном отделе она тоже весьма бы пригодилась. К примеру, восстанавливать облик допотопных животных по костям.

– Гигантская обезьяна? – с английским выговором спросил еще один Темный, невзрачный, сухощавый, в сером костюме и рубашке похожего оттенка.

– Мне известны оборотни, которые могут перекинуться в человекообразную обезьяну, – откликнулся Градлон. – В Париже, кажется, зарегистрирован один такой экземпляр. Поправьте меня, если ошибаюсь, любезный Вуивр.

– Все верно, – буркнул Претемный коннетабль Парижа. – К несчастью, он еще и отпрыск аристократического рода, скандал в семействе. Но у Ксавье нет таких громадных… лап.

– И я о том же. Ни оборотни, ни маги-перевертыши в сумеречном образе не достигают таких пропорций. Эта тварь должна быть вдвое, если не втрое выше человеческого роста.

– Это мог быть Иной, в Сумраке выглядящий как огр, – проскрипел один из Инквизиторов, до того не проронивший ни звука.

– Огр? Ближайший великан, о котором я знаю, находится в Шотландии, – сказал Градлон.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

Данный текст есть живая картина заслуг Света.

Ночной Дозор

Данный текст есть живая картина заслуг Тьмы.

Дневной Дозор (фр.)

2

События Всемирной торгово-промышленной выставки в Париже в апреле – ноябре 1900 года.

3

Le garou (фр.) – оборотень.

4

«Я прохожу бесплатно!» (фр.) – реплика из комедии Э. Ростана «Сирано де Бержерак», акт 1, явление 1 (пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник).

5

Les sentinelles (фр.) – дозорные.

6

Подробнее об этом можно прочесть в рассказе Александра Сальникова «Ученик царева арихметчика», опубликованном в сборнике «Мелкий Дозор» (АСТ, 2015).

7

Mouches (фр.) – «мухи», уничижительное прозвище французских полицейских, аналог российского «легавые».

8

В 1901 году гормон был назван «адреналин». В настоящее время эпинефрин – это искусственный адреналин.