Кощеевич и война

– Ерунда! – отмахнулся советник. – Ты же бессмертный, помнишь? Тебя даже горынычево пламя не возьмёт.

– Но Вертопляс ещё ни разу не ошибался.

Лис рывком сел и нащупал венец – тот по-прежнему был на голове. Не просто украшение, мощный оберег, который княжич носил не снимая.

– Да. Но всякий раз ты оставался жив.

– На этот раз всё будет взаправду. Он уверен. Так прямо и сказал мне: «В Светелгр-рад – ни ногой».

Май уронил голову на руки и взъерошил выбившиеся из хвоста пряди.

– Ладно. Кто я такой, чтобы не верить вещуну… Знаешь, я тут и так и сяк прикидываю. Похоже, Весьмир дело говорит.

– И тебе это не нравится…

– Ха! Это ещё слабо сказано!

– Мне тоже. Но без Ратибора всем станет легче. Волчонок юн и неопытен, Весьмир наверняка думает, что сможет вить из него верёвки.

– А сможет? – поднял голову советник.

– Не знаю. Да и какая разница? Важно, что царевич передо мной в долгу. Помнишь, я тебе рассказывал? Этот дурачок в детстве в Навь попал. На снег посмотреть хотел. – Лис не удержался от горького смешка. Теперь, во время вечной зимы, насмотрелся небось до тошноты. – Матушка его от Кощея спрятала, а я помог вернуться домой.

– Добрый ты…

– Вот и нет! Я бы и пальцем о палец не ударил, это матушка попросила. А царевич ей слово дал: дескать, вырасту и спасу тебя, Василиса, из плена Кощеева.

– Какой хороший мальчик, – улыбнулся Май.

– Ой, я так смеялся тогда! Думал, мальчишка в неё втюрился.

– Если так, это нам будет только на руку. Свяжись с Энхэ, княже. Нам понадобится свой человек в Диви, чтобы выманить царя из Светелграда.

Княжич кивнул:

– После завтрака отправлю птичку-весточку. К вечеру долетит.

Энхэ ни разу не подводил их. За полтора десятка лет, проведённых в Дивьем царстве, навий соглядатай дослужился до сотника и был у Ратибора на хорошем счету.

– Нет, отправь сейчас.

– Ишь прицепился, репей! – проворчал Лис, но перечить не стал.

Вытащил из сундука солому, скрутил пташку и оживил заклинанием.

– Слушай и запоминай. – Весточка подняла головку, глянула внимательными глазками-бусинками, и княжич, изменив голос до высокого девичьего, выдал: – Завтра на закате навести меня, красавчик.

Это была условная фраза. Энхэ поймёт, что надо выехать за стены Светелграда, чтобы не попасть под защитные чары Лады, а потом они свяжутся с помощью навьего зеркала. Если же птичку перехватят, то решат, что послание отправила влюблённая девица.

Птичка вспорхнула с ладони, вылетела из шатра и вскоре превратилась в точку в воспалённом небе. «Какая странная заря…» – подумал Лис. А мгновение спустя понял: нет, не заря. Над заснеженной степью полыхал пожар. Кажется, где-то в той стороне милях в трёх-четырёх находилось мирное навье стойбище?

– Проклятье! – Май вскочил на ноги, пошатнулся, но устоял.

В глазах советника загорелось торжество, но Лис на эти трюки не купился:

– Оставайся в лагере. Это приказ.

– Но я уже могу без трости! Позволь, княже!

– Следи за Весьмиром, чтобы не натворил чего-нибудь исподтишка. – Лис на ходу натягивал сапоги. – Я сам разберусь.

Глава седьмая

Запах беды

Глупая надежда мелькнула, терзая сердце, – и пропала. Всего на миг Яромиру показалось, что это пришёл прежний Горностай – живой и здоровый.

– Радмила, нет! – крикнул он, но было поздно. Сестра уже шагнула к покойнику с улыбкой на устах. А Яромир запоздало понял: она же не знает, что Горностайка мёртв! А он не предупредил, ох, дурак! Но ничто не предвещало, что друг восстанет из могилы. Его ещё не хоронили даже…

Мертвяк, хищно улыбаясь, сгрёб Радмилу в объятия и приставил к её горлу острый коготь – весь в земле.

– Здравствуй, Северница.

В неровном свете луны Радмила наконец разглядела его раны, торчащие кости и пятна разложения на коже. Она не изменилась в лице, только побледнела:

– А тебе, как я вижу, здравия желать поздно. Мне очень жаль, Горностай.

– А уж мне-то как жаль! – Мертвяк скривился, будто собирался заплакать.

– Отпусти её, – сказал Яромир спокойно, но настойчиво. Он надеялся, что былые привычки сработают, и Горностай выполнит приказ своего командира, но ошибся.

– И не подумаю. – Землистый палец описывал круги по белоснежной шее, и Радмила брезгливо оттопырила нижнюю губу.

– Зачем ты пришёл? – Яромир наставил остриё клинка на бывшего друга.

Ударить будет легко. Надо лишь убедить себя, что это уже не Горностай, а злая сила в его обличье.

– Свататься.

Такого ответа от мертвяка Яромир не ждал, даже меч в руке дрогнул.

– Что-о?!

– Что слышал. – Когда-то звонкий голос весельчака Горностайки после смерти стал сварливым, как у старого деда. – Дельце, вишь, осталось неоконченное. Думал: как споймаем Кощеича, наберусь храбрости да попрошу у старшого руки его сестрицы.

– А меня ты спросил?! – возмутилась Радмила.

Яромир видел, что её пальцы сжались на серебряной монете – той самой, которую она вытащила из кошеля, чтобы бросить жребий. Теперь он видел, что край монеты был заточен. Яромир поймал взгляд сестры и мотнул головой: не вздумай. Слишком опасно. Вспорет острый коготь нежную кожу, просочится скверна в кровь – и всё. Верная смерть, если не хуже. Почему одни из могил встают, а другие нет – одним чародеям ведомо.

Но разве бурю-Северницу упредишь взглядом?..

– Я сама решаю, за кого мне замуж идти!

Мертвяк озадаченно перевёл взгляд с Яромира на Радмилу, но в следующее мгновение улыбнулся:

– Так даже лучше. Пойдёшь за меня, душа моя?

– Но ты же умер. Мёртвые не женятся. – Лицо Радмилы казалось окаменевшим: ни один мускул не дрогнул.

– Вам, живым, неведомо, что за гранью творится. А я хочу – и женюсь, – усмехнулся Горностайка. – Не зря же в песнях поётся: любовь побеждает всё. Ради тебя я сражался, с твоим именем на устах умер, значит, и в посмертии не оставлю. Потому что люблю тебя больше жизни. Сама Курносая прониклась – посвататься отпустила.

Яромир, наверное, был бы тронут его речами, если бы не острый коготь, готовый впиться в горло сестры. Сердце билось часто, как после бега, на лбу, несмотря на холодную ночь, выступил пот. О чувствах ратного друга к Радмиле он знать не знал. Ежу понятно, почему тот молчал: не ровней была ему гордая Северница. Разве что… Если бы Горностай совершил великий подвиг. Ведь герою можно хоть царевну в жёны! Жаль, что уже не совершит…

– А чего ж ты сватовство так долго откладывал, дорогой? – вдруг потеплел голос Радмилы. – Никак сперва впечатлить меня хотел делом ратным?

– Истинно так. Думал, вот Кощеича схвачу самолично, и…

– Так не схватил же покамест. – Девушка попыталась отстраниться, но покойник зарычал.

– Нет у меня времени ждать, Радмилушка. Коли не согласишься стать моей до третьих петухов, век мне покоя не видать. Таков наш с Курносой уговор.

– А коли соглашусь? Неужели она тебя отпустит назад в мир живых?

– Не отпустит. Да я и сам не хочу. За гранью нет ни боли, ни горестей. Тяжко я умирал, родная. Задыхался, плакал, кричал от муки, пока рыжая целительница мои страдания не облегчила. Не хочу снова такое пережить. И никому не пожелаю. Тебя от подобной участи спасу.

– Убьёшь, что ли? – буднично спросила Радмила.

Яромир поражался её выдержке. Ему самому сейчас хотелось заорать от ужаса, но он до боли стискивал рукоять меча и ждал. А ну как мертвяк откроется и даст себя ударить? Но поднимется ли рука на друга? Это ещё предстояло выяснить.

– Ты не понимаешь: это не смерть, хоть и не совсем жизнь. Но главное, что мы будем вместе. Только ты и я – целую вечность.

– Ладно, я согласна.

Яромир сдавленно охнул. Боги, что она несёт?! Горностайка просиял и начал медленно склоняться к лицу Радмилы. Яромир содрогнулся: наверняка дыхание у мертвеца зловонное. Хотелось зажмуриться, только бы не видеть этот жуткий поцелуй.

Но Радмила в последний момент отвернулась. Посиневшие губы клюнули её в щёку, и Горностайка разочарованно проворчал:

– В игры со мной играешь?

– Не спеши, друг сердечный. Хоть времечка и мало, но о приличиях забывать не след. Лобызаться будем после свадьбы. А пока… Не думал же ты, что к Севернице как к обычной девице сватаются? Испытать мне тебя надобно. Докажи, что достоин.

– Ради тебя – всё что угодно! – Мертвяк стукнул себя кулаком в грудь и ослабил хватку.

В этот миг, пожалуй, стоило рубануть, но Яромир всё ещё опасался навредить сестре и мысленно молил её: ну хоть на шажок отойди, родная. Хоть на полшажочка.

– Возьми Кощеича в полон да приведи ко мне, как хотел! – повелела Радмила, притопнув ногой.

– Шутить изволишь? – нахмурился Горностай. – Он меня уже убил однажды.

– Тогда чего тебе бояться? Ты ж мёртвый. Почитай, бессмертному ровня. К тому же подобраться теперь будет легче. В его воинстве полно упырей да злыдней. Ещё одного мертвяка никто не заподозрит. Совершишь подвиг великий – война закончится, и я стану твоей.

– Справедливы твои речи. – Горностайка тряхнул кудрями привычно и смешно, как при жизни. – Раз сватовство моё успешным оказалось, значит, условие Курносой я выполнил, выторговал себе отсрочку. Теперь твоё желание исполню – тут и свадебку сыграем. Берегись, Кощеич!

Шатающейся походкой он побрёл прочь. Яромир понял: сейчас или никогда. Он занёс меч и набрал в грудь воздуха, чтобы окликнуть Горностайку, – не рубить же его в спину, – но Радмила перехватила его запястье.

– Не смей!

– Спятила?! – Яромир вырвал руку, но время было упущено, и мертвяк растворился в ночной тени.

Северница толкнула брата в грудь:

– Какого лешего ты меня не предупредил?!

– Прости…

Упрёк достиг цели, кольнул в самое сердце.

– Стоял, молчал. А напоследок, ишь ты, опомнился! – бушевала сестра. – Правильно мать говорила: телок ты ясноглазый, неразумный. Куда тебе Буредаровыми воинами управлять, когда ты с одним мертвяком сладить не смог?

– Вообще-то ты мне только что помешала, – скрипнул зубами Яромир. – Что ты наделала, Радмила!

– А что я наделала? Помощника нашла верного. Такого, который в самом деле до Лютогора добраться сможет.

– Но какой ценой! – Яромир тоже сорвался на крик. – Ты же с мёртвым обручилась!

С сестрой они ссорились нечасто, но если уж ссорились, то всегда громко и яростно.

– Ради нашей победы да мести за матушку с батюшкой я даже с боровом паршивым обручиться готова! Ты этого Лютогора встречал? Нет? Вот то-то! А я его своими глазами видела. В одном колдовском круге с ним давеча побывала. Он Весьмира одной левой сделал. Так что не тебе указывать, что мне делать, Селезень!

А вот это было совсем горько.

– Нет больше никаких Селезней, – помертвевшим голосом сказал Яромир. – Погиб мой отряд. Только Душица, Мох да Соловей остались.

– Прости! – Радмила вцепилась ему в плечи и тряхнула, отчаянно заглядывая в лицо. – Не отворачивайся. Я не знала. Не знала, слышишь!

Оставалось только сглотнуть горечь и кивнуть. Они обнялись.

– Зря ты это затеяла. – Яромир прижал сестру к сердцу.

– Если Горностай не справится, я ничем не рискую, – нарочито беззаботно отмахнулась она. – А коли справится… Не забывай, я чародейка хоть куда. Выкручусь.

Яромир вздохнул. Помимо беспокойства за сестру, его мучило кое-что ещё. Прежде дивьи люди никогда не прибегали к помощи покойников. Ведь те издавна считались пособниками Нави.

– Не уподобляемся ли мы Кощеевичу, поступая таким образом? Горностай был моим другом. И ты его знала. Разве можно допустить, чтобы его посмертие…

– Рази врага его же оружием! – перебила Северница. – Что же до Горностайки – я уверена, если бы мы спросили его ещё живого и здорового: «Пожертвуешь ли ты собой ради мира?» – он бы не раздумывая ответил «да». Как и я. Как и ты. Мы должны как можно скорее закончить эту войну, братец. Люди достаточно настрадались.

И Яромиру только и осталось, что кивнуть:

– Надеюсь, ты права.

А Радмила подбросила монетку и поймала на ладонь. Они с детства так делали: «волк или решка»? На этот раз выпал волк.

– Вот тебе и знак судьбы. Поезжай в столицу, Мир. Пусть отряда больше нет, но царевич всё ещё в тебе нуждается. А там, глядишь, рекрутов наберёшь…

И Яромир подумал: кто он такой, чтобы спорить с судьбой?

* * *

По такой погоде до Светелграда можно было ехать долго, да не доехать вовсе. То снег, то дождь, то всё вместе. Дороги превратились в вязкую жижу. В этом Яромиру виделся злой умысел Кощеевича. Наверняка дружки-соглядатаи ему уже доложили, что дивьи ждут прибытия нового воеводы. А чем дольше войско пробудет обезглавленным, тем более лёгкой добычей может стать. Ох, зря царь Ратибор задерживается в столице! Ещё и Радосвета к себе призвал, когда ситуация и без того шаткая…

Прежде Яромиру и в голову не пришло бы осуждать царя. Как можно? Но теперь такие мысли приходили в голову всё чаще, и привкус у них был полынный. Потому что шли годы, но ничего не менялось. Они по уши увязли в этой войне, привыкли к запаху гари сожжённых деревень, пронизывающему холоду и слезам сирот. Наверное, в Дивьем царстве не было семьи, которой не довелось бы хоронить близких. Уже народились дети, что никогда не видели лета, не знали мирной жизни. Они быстро откладывали деревянные мечи и брались за настоящие. Яромир сам видел, как после битв отроки и отроковицы сновали по полю брани спокойно и деловито, словно куры по родному подворью, чтобы отыскать раненых среди павших, а заодно собрать выпущенные в молоко стрелы. В целительских шатрах работала совсем малышня. Таким бы в куклы играть, а не таскать воду, толочь снадобья и рвать ткань на бинты. Царю хорошо: сидит себе в столице и ничего этого не видит. Нужен кто-то, кто откроет ему глаза, заставит встряхнуться. Яромир надеялся, что у Радосвета получится. Потому что есть на белом свете вещи, к которым невозможно привыкнуть, которые нельзя забыть и простить.

Царевич отца побаивался – это Яромиру тоже было известно. Но он верил, что Радосвет сдюжит, особенно если лучший друг молчаливой поддержкой встанет за плечом. Главное – не сорваться, не высказать царю всё, что накипело. Подобной дерзости Ратибор не потерпит даже от сына Защитницы Лады.

Яромир вздохнул и похлопал по холке Вьюжку. Хорошо, что у него есть верный симаргл – можно быстро домчать до Светелграда по воздуху, а не месить грязь копытами коня.

«Я должен лететь быстрее?» – прозвучало в голове. Симаргл и его человек общались мысленно.

– Если сумеешь. Только не загони себя.

«Ты грустный, Яр. У тебя плохое предчувствие?»

Яромир вдруг понял, что Вьюжка прав. Его терзали не только невесёлые мысли о войне. Было что-то ещё. Словно воздух стал слишком тяжёлым и давил на плечи. Чародеи-вещуны говорили, что у беды особенный запах. Яромир ещё в детстве пытался его почуять, но тщетно. Порой ему даже казалось, что вот же он: сладковатый аромат. Приторный, душный. Но это была всего лишь игра воображения. В ту ночь, когда мать и отец стараниями Кощеевича обратились в синий лёд, он не ждал беды. Был самый обычный день. И ничем подозрительным не пахло.

– Ты же знаешь, у меня нет дара предвидения. Вот у мамы был… и то не помогло.

«Знаю. – Симаргл смешно фыркнул – поди, снежинка в нос попала. – Но предчувствие не спрашивает. Оно или есть, или нет».

– Мне кажется, что-то меняется. – Яромир в задумчивости смотрел на проносящиеся внизу заснеженные поля, кое-где с тёмными проплешинами. – Как будто прялка судьбы пришла в движение и стучит, стучит.

«Давно пора».

– Твоя правда, друг. Но хотел бы я знать, каким будет её новое полотно…

Вьюжка вздохнул сочувственно, как умеют только огромные псы.

– Послушай, твоему племени что-то известно про Птицу-войну? – Яромир вдруг припомнил рассказ Радосвета. – Говорят, её клеть отпирается ненавистью, а запереть её может лишь любовь. Но я в это не верю. Одной любви явно недостаточно. Нет ли какой-нибудь волшебной стрелы, чтобы подстрелить эту тварюку?

«Её нельзя подстрелить, Яр. Это же питомица самой Смерти. Стало быть, она бессмертна».

– Но Кощея же победили. А тот тоже был бессмертный. – Яромира так захватила идея, что отказываться от неё не хотелось.

«Стрелой ты только умножишь ненависть», – упорствовал симаргл.

– Не скажи. Если я на охоте утицу подстрелю ради пропитания, а не забавы для, в моём сердце не будет ненависти, только благодарность.

Пёс ненадолго задумался, потом согласился:

«Может, ты и прав. Но для такого подвига нужен герой с чистым сердцем».

– Значит, я не подхожу, – горько усмехнулся Яромир.

В его душе хватает чёрных пятен. Отомстить Кощеевичу – вот что важно. За мать и отца, за друзей-соратников, за дядьку Баламута, за того же Горностайку… С каждым днём имён в этом списке становится всё больше. Нет, не дастся ему волшебная стрела…

Яромир повесил нос и пробурчал:

– Давай снижаться…

Они почти долетели.

Стены Светелграда казались белее самого снега. Когда-то матушка укрыла столицу защитным заклятием, и это стоило ей жизни. Зато даже спустя годы в Светелград не могло проникнуть никакое зло. Вероятно, поэтому войско Кощеевича ещё не стояло под стенами с осадными орудиями.

Правда, со временем защита истончалась. Несколько раз её подновлял Весьмир, пока царь ему ещё доверял. Сейчас же Ратибор, опасаясь за чары, строго-настрого запретил даже своим соратникам прилетать в столицу по воздуху, и Яромиру с Вьюжкой предстояло войти в главные ворота, как и всем обычным путникам.

Ещё снижаясь, Яромир заметил на дороге одинокого всадника, а теперь, догнав и поравнявшись, узнал его и обрадовался:

– Яснозор, ты ли это?!

– Здрав будь, друже!

Они спешились и обнялись.

– Какими судьбами? Разве ты не должен сейчас ехать в ставку?

Яснозор был правой рукой новоиспечённого воеводы, но, в отличие от своего командира, слыл добрым и честным малым. Он вечно увещевал Веледара, когда тот зарывался, и частенько выступал миротворцем в спорах, потому что мог голыми руками завязать в узел подкову – это остужало даже самые горячие головы. А ещё слыл везунчиком: в игре в кости ему не было равных.

– Дык я замест Веледара теперь: столичной дружины начальник. Повышение мне вышло. – Яснозор улыбнулся, но спустя мгновение помрачнел. – Только нехорошо, наверное, этому радоваться. Ох, жалко дядьку Баламута! Хороший был мужик…

Они немного помолчали, склонив головы. Яромир хлопнул друга по плечу:

– Ты достоин своей должности больше, чем Веледар. Выходит, столица с дворцом теперь твои?

– Не, только столица. Дворцовой стражей Любомысл заведует. А у царя теперь своя охрана: там Мрак и его ребята заправляют.

Это было что-то новенькое.

– С каких это пор царю отдельная охрана понадобилась? Неужели Любомысл не справляется?

– Справляется. Только царь опасается покушений. Слуги Кощеевича несколько раз отравить его пытались. Потому нас всех и разделили. Для пущей защиты.

Яромир презрительно поджал губы. Яд – удел трусов. Впрочем, чего ещё ждать от Нави?

– Так тебе, выходит, теперь столицу покидать нельзя. Что же ты за стенами шастаешь?

– Если на охоту, то можно. – Яснозор похлопал по притороченному к седлу луку. – Раз в луну имею право на увольнительную.

– Прежде, помнится, было раз в седмицу?

– Ну так времена нынче какие… – Яснозор вздохнул, помялся, а потом вдруг выдал: – Не должен я тебе этого говорить, но промолчать тож не могу. Совет дам: разворачивайся и езжай обратно. Неча тебе в Светелграде делать.

Яромир в первый миг аж дар речи потерял. Он вытаращился на приятеля, как баран на новую изгородь:

– Ты что такое несёшь?! Наклюкался, что ли, в своей увольнительной? А ну-ка дыхни!

– Я серьёзно. Там целее будешь, чем тут.

Сердце пропустило удар. Выходит, не обмануло предчувствие.

– Говори уже прямо. Что стряслось?

Яснозор опасливо огляделся, словно их могли подслушать из придорожных кустов, потом наклонился к самому уху Яромира и шепнул:

– Царевич в остроге. В заговоре его обвиняют. Против царя. Дело дрянь.

Сладковато-удушливый запах беды ударил в ноздри. Впервые Яромир его по-настоящему почувствовал.

Глава восьмая

Правила Смерти

К горящему навьему становищу Лис отправился не один – прихватил с собой дюжину добрых воинов. А Вертопляс сам увязался: р-размять кр-рылышки.

Они так спешили, чуть не загнали коней, вот только всё равно не успели: прискакали к догорающим головешкам. Снег из белого стал чёрным от пепла и алым от крови. Повсюду лежали тела: старики, женщины, даже дети. Лютый ворог не пощадил никого. Но, возможно, кому-то улыбнулась удача?

– Ищите выживших! – Лис скрипнул зубами.

Небо уже светлело, но множество людей – его людей – не увидели солнце нового дня. Вместе с рассветом внутри разгоралась ярость.

Но снег хранил чёткий след. Лису даже не пришлось спешиваться, чтобы понять: тут побывали семеро всадников. В сердцах он выругался. А Вертопляс словно мысли прочитал, задумчиво каркнул в воздух:

– И как семер-рым удалось устр-роить такую р-резню?

– Наверное, напали под покровом ночи, когда все спали. Ух, ненавижу дивьих!

– Собир-раешься догнать негодяев?

Лис кивнул:

– Угли ещё тёплые. Они не могли далеко уйти.

– Княжич! Нашли! Нашли! – позвал Оджин, один из воинов, и Лис поспешил на зов.

Единственная выжившая в резне женщина ещё издалека показалась ему знакомой, но Лис мотнул головой: не может быть! Подойдя ближе, он понял, что не обознался.

– Данэ?! Что ты тут делаешь? И где девочки?

Уж кого он совсем не ожидал увидеть в чужом стойбище, так это кормилицу своей единокровной сестры Зарянки. Вот только они должны были жить в совсем другом поселении – подальше от войны.

– Прости недостойную, господин… – прошептала Данэ, едва шевеля разбитыми губами. – Не уберегла. Забрали девчонок. И твою сестру, и мою дочь…

– Живыми? – Внутри всё похолодело, но в следующее мгновение Лис взял себя в руки. Конечно, живыми. Зачем бы негодяям забирать тела?

Данэ кивнула, подтверждая его догадку:

– Они знали, кого ищут. Промеж собой болтали про сестру княжича. А взяли обеих, потому не признали, кто есть кто. Я всё-таки красила Зарянке волосы листьями вайды, хоть господину это и не нравилось.

– Ты не нарушила моей воли, Данэ. Продолжай. Расскажи мне всё, что видела и слышала. Но начни с того, как вы здесь оказались.

Кормилица втянула голову в плечи, став ещё больше похожей на растрёпанную галку.

– Моя вина, господин…

По её щекам покатились слёзы.

– Соберись! – рявкнул Лис. – Причитать и плакать будешь потом. Мне нужны сведения о похитителях.

И Данэ, выпрямив спину, повела рассказ:

– Две седмицы назад мы с девочками отправились в лес. В этом году калины много уродилось. Отошли от становища, а обратно вернуться не сумели – река разлилась.

Лис поёжился. Возможно, в этом бедствии была и его вина. Он ведь попросил ветра дуть послабее, чтобы настала оттепель. А зима выдалась снежной, вот и поднялись воды.

– Мы долго блуждали, пока не почуяли запах жилья. Добрые люди нас приютили, обогрели. – Данэ судорожно всхлипнула. Кажется, до неё только теперь начало доходить, что все эти люди мертвы. – Мы собирались уйти, когда погода улучшится. Нас обещали проводить.

– Местные знали, кто такая Зарянка?

– Нет, господин. Я молчала. И девочкам тоже наказала молчать. Мои дочки, и всё тут. Всё было хорошо – до минувшей ночи…

– Это ведь были дивьи люди? Те, кто на вас напал?

Данэ со вздохом покачала головой:

– Нет, господин. Навьи.

Лис нахмурился:

– Ты ничего не путаешь? В темноте да в сумятице легко ошибиться.

– Я никогда не забуду их лиц, господин. Они мне будут сниться до самой смерти… Нападение не было случайным. Они не только искали сестру господина, но и упоминали промеж собой имя старшей княжны.

Вон оно что! Доброгнева! Лис вздрогнул при одном лишь упоминании ненавистной сестры. Но откуда та узнала про Зарянку? Неужели за годы изгнания стала такой сильной колдуньей, что теперь от неё ничего не скроешь?

В голове мелькнуло: «Пришла беда, откуда не ждали», – и Лис криво усмехнулся. Глупая мысль. Конечно, ждали. Но прежде Доброгнева действовала более осторожно. Подослать тайного убийцу – это запросто. А вот открыто напасть… Впрочем, сестрица наверняка рассчитывала, что свидетелей не останется.

Нелегко воевать, имея за спиной врага, который только и ждёт, чтобы воспользоваться твоей слабостью. С огромным наслаждением Лис выжег бы всё это осиное гнездо, но, увы, у него не хватало сил. Отправишь войска к Мшистому замку – Дивь тут же перейдёт в наступление. Продолжишь воевать с Ратибором, и Доброгнева непременно дождётся момента, чтобы нанести удар. Пока ожерелье, отцов подарок, связывало магические силы сестры, её можно было не принимать во внимание. Но теперь… Лис понимал: придётся поднажать. Ему нужна быстрая победа над Дивью, чтобы в скором времени не оказаться уже между двух пылающих огней.