Кощеевич и война

– Не опоила, а облегчила страдания. Агония может длиться много дней. Ты хотела для брата такой участи?

Яромир вздохнул. Это походило на признание. Дело выглядело решённым, но он всё-таки решил уточнить для порядка:

– Если дать человеку зелье из восьми цветков сон-травы, он больше не проснётся. Это так?

Целительница молчала. Наверное, поняла, что сболтнула лишнего. И в этот момент от толпы отделился худой старик. Яромир узнал его: Светозар, главный лекарь. В прошлом старик состоял при царе, но с Ратибором они что-то там не поделили, и Светозара сослали к войскам – подальше от Светелграда. А может, не сослали, может, сам ушёл – Яромир не вникал.

– Восемь цветков сон-травы слишком много для здорового человека. Но мы говорим о тяжело раненном. Если вам интересно моё мнение, юноша, я бы сказал, что действия Огнеславы совершенно оправданы.

Вот, значит, как её зовут: Огнеслава. (Яромир подумал, что громкое имя совсем не подходит целительнице. Где же там огонь? Лёд один да надменность.) Признаться, он испытал некоторое облегчение: после вмешательства Светозара рассудить спор стало намного легче.

– Тем лучше. – Яромир поклонился старику, признавая за ним право свидетельствовать. – Значит, Огнеслава не виновата в смерти моего воина. Душица должна извиниться. Всем спасибо, представление окончено.

Народ послушно начал расходиться.

– Извиниться?! Ни за что! – ахнула воительница. – Яромир, ты же наш старшой. Ты вообще на чьей стороне?

– На стороне справедливости, конечно. Я понимаю, тебе тяжело и больно. Но не вини целительницу. Вини Навь и Кощеевича. – Он старался говорить мягко и участливо, но Душица заботы не оценила.

– Старик просто выгораживает ученицу, – прошипела она.

– Уймись. Светозар не какой-нибудь полукровка, врать не станет.

Старик поклонился, обнял Огнеславу за плечи и увёл к палаткам целителей. Душица попробовала было рыпнуться следом, но Яромир не пустил.

– Значит, ему веришь, а мне – нет? – Она сжала кулаки и выпятила нижнюю губу. Ну, сейчас точно что-нибудь ляпнет, о чём будет потом жалеть. И точно! – Огнепёскин хвост ты, а не командир! Была бы тут Северница, она бы по правде рассудила. А ты… ты её мизинца не стоишь!

Голос у Душицы был звонкий. Яромир сам не понимал, что его больше задело: несправедливые слова подчинённой или то, что её услышали люди?

– Пшла вон… – процедил он сквозь зубы. – Посиди в остроге, подумай над своим поведением.

Душица зло сверкнула глазами и явно хотела ещё что-то сказать, но тут донёсся крик:

– Сестра!

Яромир вздрогнул. Ему показалось, что он слышит голос Горностая. Сердце забилось: а вдруг выжил? Но чуда не случилось. Из-за палаток показался хромающий Соловей, которого вели под руки двое целителей. Подойдя, он обнял Душицу, и та зарылась носом в его плечо. Соловей тронул губами светлую макушку сестры, стал гладить её по спине, а сам сделал знак Яромиру: мол, уйди. И он послушался. Сзади донеслись судорожные всхлипывания. Плакали оба: и Душица, и Соловей. Эти двое да простачок Мох – всё, что осталось от отряда…

Может, воительница права, он и впрямь плохой командир? Во рту стало солоно: Яромир сам не заметил, как прокусил губу до крови. Он больше не злился на Душицу и не хотел посадить её под замок. Всяк по-своему переживает горе. Случись что с Радмилой, он сам повёл бы себя не лучше. Ох, только бы с сестрицей было всё в порядке… Она да царевич – ближе этих двоих у Яромира никого нет.

Мысленно он попросил всех богов хранить Радмилу и Радосвета. Ведь война – злое время. А война во время зимы – ещё злей. А после отправился в свой походный шатёр. Помнится, прежде он фыркал, мол, живём как навьи кочевники, а теперь привык. Даже запах отчего дома подзабыл. Теперь шатёр пах для него домом: овчиной и собачьей шерстью (симаргл Вьюжка любил спать в обнимку с хозяином), терпким дымом и ламповым маслом.

Оставшись один, Яромир налил себе выпить, зажёг свечу и произнёс над пламенем двадцать имён. После небольшой заминки добавил ещё одно: Горностай.

Пойло из кружки обожгло горло, но глаза остались сухими – ни слезинки не пролилось. Может, если бы удалось заплакать, стало бы легче? Но Яромира словно приморозило. А вдруг чары Кощеевича коснулись и его сердца? Нет-нет, с чего бы? Он этого Кощеевича не видел даже, только слыхал, что тот довольно молод. Немногим старше самого Яромира. У-у-у, бессмертная навья сволочь!

Он ударил рукой о стол, разбивая костяшки в кровь. Раз. Другой. Третий. Потом хватил опустевшей кружкой об пол. Та разлетелась в осколки, но этого было мало. Следом за ней Яромир отправил глиняный кувшин, а потом раскидал в стороны лежавшие на столе свитки и замер, тяжело дыша.

Кто знает, что ещё подвернулось бы ему под горячую руку, но тут с улицы донёсся Вьюжкин лай. Радостный, призывный. И мыслей коснулось невысказанное счастье симаргла. К шатру приближался свой. Друг.

Яромиру стало стыдно за беспорядок, и он поспешил выйти навстречу, гадая, кого же там принесло.

Вьюжка радовался не зря. Завидев гостью, Яромир сам чуть не запрыгал от восторга.

– Радмила! – Он сгрёб сестру в могучие объятия. – Слава богам, ты жива! Я так волновался. Мне доложили про колдовской круг. И Кощеевича.

Колени едва не подкосились – напряжение, которого Яромир всё это время не замечал, наконец-то отпустило.

– Я же обещала, что никогда не брошу своего братишку.

Радмиле пришлось встать на цыпочки, чтобы пригладить его волосы. Младший брат давно её перерос и сменил деревянный меч на стальной. Но рядом с ней Яромир порой чувствовал себя ребёнком. А вот и слёзы пришли, когда их уже не ждали. Пришлось смущённо вытирать лицо рукавом рубахи, но Радмила не осуждала.

– Я здесь. Рядом. Всё хорошо.

Вьюжка пританцовывал рядом и лизал ладони то Яромиру, то его сестре. Ну конечно, он же тоже член семьи.

– Скажи, что тебе удалось пленить Кощеевича! Это была бы лучшая новость за сегодня.

– Увы, не в этот раз, – помрачнела Радмила. – Радосвет у тебя?

– Уехал ещё днём.

– Куда?

– В Светелград к отцу.

– То-то я смотрю, в его шатре темно…

Яромиру стало немного обидно. Выходит, сестра в первую очередь к Радосвету помчалась и только потом к родному брату. Пришлось мотнуть головой, прогоняя глупые мысли.

– А что случилось-то?

– Беда… Кощеевич пленил Весьмира. Выкуп просит. Ну то есть ещё нет, но непременно попросит. А я боюсь… – Радмила огляделась по сторонам и предложила: – Так. Пойдём-ка лучше внутрь.

Они вошли в шатёр, а Вьюжка остался снаружи, мысленно сообщив хозяину: «Я посторожу». Симарглы всё понимают. Порой даже лучше людей.

Яромир приготовился к нагоняю: сейчас сестра увидит беспорядок, заохает, начнёт его журить. Но Радмила не сказала ни слова. Судя по хрустнувшему под её сапогом осколку, даже не заметила, что что-то не так.

– Не стоит говорить там, где нас могут услышать.

– Понимаю, – кивнул Яромир. – Царь Ратибор может не захотеть платить.

– Он не любит Весьмира, ты же знаешь. Скорее, терпит. Потому что тот полезен в сражениях.

– Так война ещё не закончена, – пожал плечами Яромир. – Наш царь порой э-э-э… излишне придирчив, но он всё-таки не дурак, чтобы разбрасываться могущественными союзниками.

– Не уверена, что он до сих пор считает Весьмира союзником. – Радмила понизила голос до шёпота. – Знаешь, в прошлый раз, когда я была в Светелграде с донесением, я получила приказ. Личный.

– О, это большая честь!

– И ответственность, да-да, знаю. Вот только приказ был следить за Весьмиром. Царь его подозревает.

– В чём?

– Да во всём подряд. Ты же знаешь, какой он… Эх! – махнула рукой девушка. – Вот я и подумала сперва-наперво к Радосвету обратиться. Чтобы он перед отцом замолвил словечко за Весьмира. Чародей нам нужен. Без него эту войну точно не выиграть.

– Знаешь, у Радосвета с царём последнее время тоже разлад. – Яромир поднял перевёрнутый табурет, отряхнул его и предложил сестре присесть. – Хочешь чаю горячего?

Он только сейчас заметил, что Радмила зябко кутается в плащ с меховым подбоем, а губы у неё аж посинели от холода. Дождавшись кивка, он развернул вышитую салфетку-самобранку. На ней появились две дымящиеся чашки и блюдечко с малиновым вареньем и парой небольших деревянных ложечек. Немного уюта посреди вечной разрухи и холода. Такой стала их жизнь, когда Кощеевич вморозил родителей в колдовской лёд. Всё разделилось на «до» и «после».

– Они отец с сыном. Помирятся. – Радмила отхлебнула чаю и затрясла головой. – Ух, горячо!

– Хочется верить. Но царь очень недоволен. Так что сперва Радосвета ждёт суровая взбучка.

– Один из нас должен поехать за ним! Если выехать с утра, можно успеть нагнать его в дороге.

Яромир хорошо знал этот тон. Он означал, что сестра уже всё решила, спорить с ней бесполезно. Но всё равно всякий раз спорил.

– Ты не можешь оставить лагерь. Не сейчас, когда войска Кощеевича так близко. Ты же Северница! Одно твоё присутствие воодушевляет людей.

– Тогда поезжай ты.

– Я тоже не могу. Мне велено встретить нового воеводу. Слыхала, что Веледара назначили?

– Слыхала. И совсем этому не рада.

– Вот и ребята Баламута тоже не рады. Уеду – начнутся раздоры меж своими. Этого нельзя допустить.

– Я могу за ними присмотреть. – Радмила отставила чашку. Между её бровей залегла упрямая складка, делавшая девушку похожей на мать.

– Спасибо, но это моя забота.

– Пока мы тут с тобой препираемся, Весьмир в плену у Кощеевича сидит. Думаешь, его там вареньем кормят? – фыркнула сестра, зачерпывая малину ложечкой. – Коли не хочешь ехать сам, пошли кого-нибудь из своего отряда. Кому и ты, и Радосвет доверяете?

– Таких нет. – Ком снова подступил к горлу.

Из тех, кто остался, Душица наказана за своенравие. Её братья ранены. Да и не стал бы Яромир сейчас с ними связываться. Что Мох, что Соловей сестре в рот смотрят. Что она скажет, то и делают. «Прям как я», – мелькнула в голове жгучая, как горчичное семя, мысль.

– Тогда пускай решает судьба. – Радмила порылась в поясном кошеле и добыла серебряную монетку. – Кинем жребий, брат!

Яромир всё ещё сомневался. Судьба ведь не всегда бывает благосклонна. Может, не стоит её искушать? Он открыл рот, чтобы возразить, как вдруг снаружи громко и протяжно взвыл Вьюжка.

– Я пойду посмотрю, что там.

Спасибо симарглу, дал повод ускользнуть. Яромир откинул полог шатра, вгляделся в ночную темноту и обомлел. Перед ним стоял Горностай собственной персоной.

– Здрав будь, старшой. Звал?

Глава шестая

В навьем плену

Май был, как всегда, недоволен. Всю дорогу ворчал: мол, ты правда собираешься везти в наш лагерь этого подлеца? – и кивал на Весьмира. Дивий чародей сидел позади Лиса, беззаботно болтал ногами и мурлыкал под нос песенку. Княжич самолично связал пленника, заставил сесть на Шторм-коня задом наперёд, ещё и руки к седлу прикрутил для верности, а Весьмиру всё было нипочём. Ишь лыбится, будто на пирушку собрался. Только в самом начале пути уточнил:

– Зачем это всё? Я же по своей воле сдался.

Но Лис шикнул на него, и чародей умолк.

На ворчащего Мая тоже можно было шикнуть, но ссориться не хотелось: ведь только благодаря хитрости советника им удалось выкрутиться из весьма щекотливой ситуации. А Лис даже не поблагодарил его. Ладно, ещё успеется…

Эх, вот бы сейчас взмыть в небеса и посмотреть, как Весьмир в штаны наложит! Или нет? Княжич припомнил, что именно Весьмир ему Шторм-коня и вернул. Значит, полётами его не удивишь. Да и лошадка Мая летать не умеет. А бросать друга посреди дороги, где может быть дивья засада или просто разбойники, – не след.

– Подумаешь, пленника в лагерь привести! Эка тайна. – Лис поплотнее закутался в плащ: начиналась метель. – Сегодня мы здесь, завтра там. Да и наш приятель никуда не денется, я его связал крепко.

– Твоя воля, княже. – Май замолчал.

Надулся, значит. Или почудилось. В последнее время Лису часто казалось, что подданные его осуждают. Может, оттого что он сам себя винил. Война затягивалась, конца-края ей было не видно, а сил оставалось всё меньше.

– Надеюсь, ты не станешь ему доверять? Помнишь, что он в прошлый раз натворил?

Ага, всё-таки почудилось.

– Ещё как помню. Он же меня убил. Второй раз я ему не позволю.

– Сейчас мне от тебя другое нужно, – отозвался сзади Весьмир. Уж помолчал бы, когда не спрашивают.

Лис, прищурившись, глянул на клонившееся к закату солнце, и тут ему в голову пришла идея:

– Май, если беспокоишься, давай поступим так. Веди переговоры. Я буду присутствовать, а ты – решать.

Советник, похоже, не поверил своим ушам:

– Весьма великодушно.

– Ага. Я вообще великодушный и щедрый правитель. Ты не знал?

– Запамятовал, знаешь ли. На войне не до щедрости.

– А до войны?

– До войны ты был мёртв в течение шестнадцати зим, и изображать великодушного правителя пришлось мне, – фыркнул Май, пришпоривая лошадку. Угнаться за Шторм-конём даже по земле, а не по воздуху было не так-то просто.

– Только не говори, что тебе понравилось! – хохотнул Весьмир.

Он явно не ожидал, что в ответ советник скривится:

– По правде говоря, не очень. Сплошные хлопоты. Справедливый суд верши, за людей отвечай… Оно мне надо?

– Повезло тебе с другом. – Весьмир откинулся на спину Лиса. – Мало есть людей, которые, узнав вкус власти, добровольно от неё откажутся.

– Сам знаю! – Лис не удержался, ткнул чародея локтем в бок, чтобы не умничал.

А Май вдруг тряхнул головой, как норовистый конёк:

– Я согласен, княже. Но если моё решение тебе не понравится, – не обессудь. И не чини препятствий.

– Как скажешь, так и поступим – я от своего слова не откажусь. Только обещай, что сначала всё-таки выслушаешь Весьмира.

– Своевременное условие, – усмехнулся Май. – Я как раз хотел бросить его прямо здесь. И пусть бы топал до своих, как захочет.

– Спасибо, что хоть в снег, а не в дёготь и перья, – буркнул Весьмир из-под капюшона.

Май в ответ сверкнул глазами:

– Идея хороша. Возьму на заметку, раз уж твоя судьба теперь в моих руках, чародей.

– Ах, если бы только моя… – вздохнул пленник. – Это судьба всей Диви и Нави, приятель. Так что постарайся принять мудрое решение.

– Пока я считаю достаточно мудрым завязать тебе глаза, чтобы ты не запомнил дорогу.

– Тряпицу одолжить? – Весьмир скалился, что твоя огнепёска.

Так, слово за слово, они добрались до лагеря как раз к наступлению темноты. Там Лис велел слугам подавать ужин, да погорячее, целителям приказал немного подлатать пленника, а сам повёл Шторма в стойло (конюхи боялись подходить к норовистому жеребцу). Расседлав коня, княжич накормил его половинкой молодильного яблока. И тут его осенило: так вот что надо будет попросить у царя Ратибора в обмен на пленника! Зима зимой, а у этого жадины наверняка в закромах запас с прошлых урожаев. Тогда Шторм будет доволен и не придётся на другого скакуна пересаживаться.

С этой мыслью Лис вошёл в шатёр, где его ждали Май с Весьмиром, и, подув на озябшие пальцы, спросил:

– Как думаешь, сколько ты стоишь в молодильных яблоках по мнению Ратибора?

Чародей показал два пальца.

– Две сотни? – жадно потёр ладони княжич.

– Два яблока. Или, скорее, огрызка. Царь меня не слишком жалует, увы.

– Наверное, чует, что ты против него замышляешь. – Лис откинулся на подушки и запустил руку в вазочку с сушёными ягодами (и пусть утрутся все, кто считает, что начинать нужно с супа!).

Весьмир устроился прямо на наваленных возле очага шкурах. Сидел уже без рубахи, зато в бинтах и невозмутимо черпал баранью похлёбку с таким видом, словно находился на пирушке, а не на допросе.

Май передвинул на столе подсвечник так, чтобы пламя осветило худое лицо пленника.

– Ну, говори. И постарайся быть убедительным. Или ты сюда пожрать пришёл?

– Не настолько в Дивьем царстве голодно, чтобы я в Навь поужинать напрашивался, – улыбнулся чародей. – Что именно ты хочешь узнать?

– Ответь, в чём для нас ценность заложника, за которого и целого яблока не дадут?

– Ты, советник, не ёрничай. Дело-то серьёзное. Царь наш, как бы это сказать помягче… умом тронулся.

– Давненько уж, – не удержался княжич и, получив в ответ два укоризненных взгляда, потянулся за ложкой. – Всё, молчу-молчу, не перебиваю, ем супчик.

– Я не шучу. Ратибор безумен. – Весьмир повернулся, чтобы поставить пустую тарелку позади себя, и Лис присвистнул: ого! Кому-то здорово досталось. Вся спина чародея была исполосована. Но, присмотревшись, княжич понял, что рубцы не сегодняшние, а где-то с седмицу назад полученные. Одни поджившие, другие всё ещё воспалённые. От плетей такие бывают.

– Царь подозревает всех и вся, – продолжил Весьмир. – Его пищу пробуют. Все обереги проверяются. Стража ходит за ним повсюду – даже в покои царицы. Всех несогласных жестоко наказывают. Кого на правёж, кого в темницу. Иных вообще вешают. Вот и меня в заговорщики записали. Только хотите верьте, хотите нет – я ни о чём таком тогда не помышлял. Мы с Ратибором часто ссорились, потому что я указывал ему на ошибки. Несколько раз царь выгонял меня, а потом возвращал обратно – потому что кто ещё ему правду скажет? Но теперь Ратибору не нужна правда, а нужны те, кто будут в рот смотреть да в ножки кланяться.

– Обидели чародеюшку. – Улыбка Мая стала похожа на змеиную. – Ты поэтому решил переметнуться?

– Я сторону не меняю! – вспыхнул Весьмир. – Дивь – моя родина, ею и останется. Но Ратибор – не Дивь, а её погибель.

– В общем, ничего нового. – Май зевнул так заразительно, что Лису тоже захотелось. – Думаешь, у нас нет осведомителей при дворе Ратибора?

– Думаю, есть. Но мне найдётся чем удивить вас обоих. Помните, как помер прошлый царь?

– Лично не присутствовали. – Княжич ущипнул себя за щёку. После сытного ужина его начало клонить в сон.

Разумеется, помнить они не могли. Отец Ратибора – как же его?.. Радогост, что ли? – умер, когда не то что самого Лиса, а даже его матушки на свете не было.

– Много лет назад юный царевич Ратибор убил своего отца, царя Радогоста. Чего не сделаешь, когда хочется править, а папа не даёт. Правда, княжич? – Весьмир прищурился. На что это он намекает, гад?

Лис едва сдержался, чтобы не запустить в чародея опустевшей вазочкой.

– Меня с ним не равняй. Кощей – совсем другое дело. Да, я помогал, но убили его вы с Отрадой Гордеевной. И только поэтому я с тобой сейчас разговариваю, а не мастерю чашу из твоего черепа, ясно?

– Не хотел тебя оскорбить, – миролюбиво поклонился пленник. – Просто думал: кому, как не тебе, понять чувства Ратибора? У прежних дивьих царей характер был, честно скажем, не мёд.

– Думаешь, царевич Радосвет собирается продолжить семейную традицию? – Май покачал головой.

– Я очень удивлён, но нет. Радосвет – добрый юноша. Немного наивный, но этот недостаток с возрастом проходит. – Чародей смотрел не на собеседников, а на прогорающие в очаге угли, будто вспоминая что-то. А может, кого-то. – К сожалению, Ратибор уверен в обратном. А поскольку его безумие с каждым днём усугубляется, боюсь, царевич в большой опасности. Он может стать хорошим правителем. Но не доживёт до этого светлого дня, если ему не помочь.

– Теперь всё ясно. Ты перечил царю, тот озлился, велел отлупить тебя плетьми, и тогда ты решил сделать ставку на царевича. Разумно. А мы-то тут при чём? – Май со скучающим видом изучал резьбу на своей трости.

– Да ему с Ратибором без нас не справиться! – хохотнул Лис.

Он ожидал, что Весьмир возмутится, но тот, не поднимая взгляда, кивнул:

– Чистая правда: не справлюсь. Зато с вашей помощью… Надеюсь, мне не нужно объяснять, что новый царь может подписать мировую и отдать перстень? Я уже говорил и повторю снова: Радосвет – шанс для всех нас. Мне наплевать на Ратибора, но не наплевать на Дивье царство. И на Василису.

– И каков план? – Кажется, Май заинтересовался. Лицо его так и осталось скучающим, но во взгляде появился огонёк. – Дай угадаю: ты всё перепробовал и мы твоя последняя надежда?

Весьмир вздохнул:

– Сперва я думал обставить гибель царя как несчастный случай. Именно так поступил Ратибор со своим отцом. В те времена близ Светелграда завелся волк-людоед. Нападал не на овец, а на пастухов, их детишек и девиц, что пошли по ягоды-грибы. На ропот простого народа никто не обращал внимания, но однажды волк украл дочку кого-то из бояр. Зверя тут же прозвали Людовором и объявили на него охоту. И вот в один прекрасный день царевич Ратибор сообщил отцу, что найдена Людоворова берлога, и предложил царю самому поучаствовать в поимке лесной твари. Мол, загонщики всё устроят, останется лишь сделать выстрел. Радогост был трусоват, но всегда жаждал совершить подвиг. Конечно, он ухватился за эту возможность. Похвалялся, что попадёт волчаре в глаз с пятидесяти шагов. К его несчастью, Людовор оказался волколаком, а в колчане у царя, как назло, не оказалось ни одной стрелы с серебряным наконечником. Так и не совершил Радогост подвига.

– Печальная история, – сухо заметил Май. – Я так понимаю, сам Ратибор с тех пор на охоту не ходит?

Лис глянул на советника с тревогой. Того ведь тоже на охоте подставили, калекой сделали. Но Май держался. Только его лицо и вся фигура казались окаменевшими.

– В последнее время царь не покидает столицу, – подтвердил Весьмир. – Он и раньше был осторожен, а теперь особенно.

– А что насчёт небольшого бунта? Наверняка же есть недовольные.

– Я тоже об этом думал. Но не выйдет. Недовольных хватает, но на площадь никто не выйдет. Охрана у царя шибко борзая.

Май отложил трость в сторону. Теперь он не скрывал заинтересованности:

– А тебя-то к царю пускают? Пошёл бы да вдарил чарами. Ты, я слышал, колдун сильный. Что тебе та охрана? Они и пикнуть не успеют, а от Ратибора кучка пепла останется.

Май смотрел на Весьмира неотрывно, словно хотел прожечь в нём дыру. Пленник чувствовал себя неуютно, и Лис его понимал. Если советнику что-то было нужно, он впивался, как репей.

– Жить хочется, – развёл руками дивий чародей. – Когда я за Кощеевой смертью ходил, уж не чаял выбраться. Долго потом не мог поверить, что жив остался. Вот и решил, что буду ценить этот подарок судьбы, не бросаться во все тяжкие, а сперва думать головой. Насчёт Ратибора есть идея получше. Я знаю, что ты, Лис, тайком бывал в Светелграде. Тебе нужно будет отправиться туда снова, и…

– Ни за что! – Лис вытянулся, как струна, аж спину свело от напряжения.

– Никак у тебя, княже, ум отрос? – поднял бровь Май.

Его изумление было понятным, ведь прежде Лис рвался в дивью столицу, а его отговаривали: мол, это же чистой воды самоубийство.

– Вертопляс сказал, что не полетит, а без него я не могу.

Княжич сказал правду. Но не всю. И Май это прекрасно понял.

Весьмира отказ ничуть не смутил, он задумался всего на мгновение, потом хлопнул в ладоши:

– Значит, меняем план! Нужно выманить царя из Светелграда. Так даже лучше. Чары Защитницы Лады всё ещё сильны, не все заклятия в столице работают как положено. Вы, наверное, слышали, как однажды у нас разгорелся огонь из-за противопожарных чар? Прелюбопытнейший был случай…

Чародей всё говорил и говорил. То травил байки, то спохватывался и вспоминал о деле. А Лис опять принялся клевать носом. Сначала мимо ушей стали пролетать слова, потом – целые фразы. Сколько он уже не спал? Три дня или четыре? А сколько времени они провели в колдовском круге? Немудрено, что на мягких подушках после еды его разморило. Он крепился до последнего, но всё-таки уснул, а когда проснулся, уже светало. Весьмира нигде не было. У изголовья княжеского футона сидел Май. Он задумчиво смотрел сквозь полог шатра на разгорающееся на востоке зарево.

Княжич приподнялся на локте:

– Где чародей?

– Спит.

– А ты чего не спишь?

– Думаю.

– Что-то решил уже?

– Говорю же: думаю. – Май ссутулился, словно ноша на его плечах была слишком тяжёлой. – Признавайся: почему ты отказался лететь в Светелград? В последний раз, помнится, Вертопляс не возражал. Наоборот. Раскаркался: ур-ра, пр-риключение!

Вот этого вопроса-то Лис и боялся. И как теперь выкручиваться?

– Ну он же ворона. Ещё и вещун. Сам знаешь, у них по семь пятниц на седмице.

Смешок получился неловким, и Май не обманулся:

– Лис, а если честно?

– Вот зачем ты такой проницательный?

– Работа такая. Он опять что-то напророчил? Что-то плохое?

Тут, хочешь не хочешь, пришлось признаваться:

– Говорит, видел мою смерть. Будто бы я сражаюсь на улицах Светелграда, и тут бац – горыныч. – Княжич содрогнулся, очень уж он боялся змей, больших и малых. – Огнём дохнул, и всё. Лежу я на башенке мёртвый, бездыханный. И все меня оплакивают.