Пустошь памяти

– Откуда у вас такие предположения?

– Тетушка частенько ездила на вечеринки, как она сама выражалась, «ее друзей». Все приглашения всегда хранила в своей дурацкой шкатулке. Под замочком. А чёртов ключ хранила в верхней полке письменного стола под кучей смятых платков и бумажных салфеток. Думала, что никто не догадается его там найти, – она хохотнула. – Надо было видеть, как она готовилась к таким посиделкам. Каждый раз заказывала у портного новое платье, туфли… и шляпку. Она с ума сходила по шляпам. У меня была не тетя, а чертов безумный шляпник.

Ричард подавил смешок.

«Над покойниками смеяться – выше всякого неприличия. В ее случае. Посмеюсь над данным случаем при других обстоятельствах.»

Черные глаза впились в гостя.

– И только после смерти шляпника Алиса получила замок королевы червей.

Девушка подула на горячий чай, сделала небольшой глоток, как птичка, и приложила сигарету к уголку губ. Глаза следили за движениями гостя, последовавшего за ней ритуал чаепития.

– То есть, данный дом…

– Моих родителей, да. Он достался ей по наследству и только потом перешел ко мне. Она дико жаждала получить их дом и участок. Думаю, назло моей матери. Или, возможно, усадьба была нужна тетке для статуса: чтобы на каждой вечеринке бахвалиться, что она невеста с приданным. И мы вдвоем, в принципе, могли бы здесь жить. Здесь неплохие условия: плодородная почва, рядом пруд и лес, к северу стоят два небольших поселения… Но она почему-то решила остаться в городе. Возможно, из-за неприятных воспоминаний о сестре. Практически каждый день она говорила мне, что будет жить в нашей усадьбе только после замужества. Тетка питала надежды, что скоро в дверь ее комнаты постучится принц на белом коне. Скорее всего, его просто не пустила консьержка, – хозяйка снова отпила из чашки и продолжила. – Но не смотря на то, что мы жили и так не бедно, она всегда имела обратное мнение на этот счет. И под конец своей жизни задумывалась о продаже усадьбы. Чтобы остаться жить в городе, где разгуливает столько потенциальных женихов, нужны были деньги, но на оплату комнаты их стало не хватать.

У нее было столько ухажеров! У меня столько волос на голове нет, сколько у нее было ухажеров. И каждый делал ей какой-нибудь презент. Помню, что среди подарков оказывались обычные безделушки, а иногда антикварные вещи и искусные полотна. Она в них не особо разбиралась. Понимала только, что это «дорого и богато». Очень много подаяний отправлялось в ломбард после исчезновения того или иного поклонника. Вот если бы она еще тогда продала все дорогущее барахло… Ей всегда было всего мало: подарков, денег, внимания, – пальцы Джессамин, что держали чашку, сжали резную ручку сильнее. – Из всех вырученных денег с ломбарда, мы могли бы себе позволить точно такую же усадьбу, но она спускала все деньги на чертовы шляпки. Иногда она забывала купить еду, и ее племянница ложилась спать голодной.

– Оуэн знал о вашей новой матери?

– Я никогда ее так не называла, – она повысила голос. – Я даже не смела ее так называть.

– От чего же?

«Теперь я вижу в ее глазах-тоннелях свет. Свет приближающегося на огромной скорости поезда.»

– Она мне не позволяла. Я не являлась для нее ни дочерью, ни падчерицей и ни даже ребёнком. Тетка считала, что мужчинам не нужны женщины с детьми. Особенно, если ребенок не от него. И особенно, если дитё не слушается и капризничает. Идеальный ребенок – это тот, кто не доставляет проблем и после свадьбы опекуна отправляется в пансионат с узелком на перевес.

Ричард отхлебнул с чашки горьковатый напиток. На дне плясали мелкие чаинки. Горячий пар ударил в нос.

– И она выставила дочь брата…

– Сестры.

– Прошу прощения, сестры. Она выставила родную племянницу за дверь?

– Нет.

– Отчего же ей не довелось отправить вас в пансионат намного раньше, если от вас так много хлопот? Судя по вашим словам, ей такой ход упростил бы задачу в поиске постоянного спутника.

Она сбросила пепел:

– Нынче нет бесплатных горничных.

Джессамин откинулась на спинку софы и повернула белое лицо к огню. За дверью проревел ветер с угрозами все снести с лица земли. По окнам застучали мелкие камушки и песок.

– Она не смогла выйти замуж, потому что была глупой пустышкой, без должного образования и статуса в обществе. Да и была отнюдь не красавицей. Возраст тоже давал о себе знать – ей уже было двадцать семь, когда она меня приютила. Стала полнеть и покрываться сыпью. Даже ее приданное – это на голом месте плешь. Такая женщина ни одному ухажеру не была нужна, когда есть кандидатки поинтересней. Раз не могла выйти замуж, значит, и от меня не могла избавиться. Бог не хотел разлучать нас вплоть до самой ее смерти.

– Что с ней стало?

Брови Джессамин приподнялись, она притянула к себе чашку и сделала глоток побольше.

– В тот день я долгое время провела на рынке в поисках шелкового шарфа для ее полной шейки, чтобы скрыть разрастающееся высыпания. Под вечер я вошла в дом, и консьерж выразил мне соболезнования по этому поводу. На одной из вечеринок она подавилась пирожным.

Дедушка и внучка

– Деда, а когда мы будем обедать?

Девочка не могла спокойно усидеть на месте. Она стояла на коленях на мягком покрытие нового стула, дергала руками за резную спинку и наблюдала за движением ножек похожих на львиные лапы.

– В скором времени, дорогая. Аккуратно! Ты же так можешь расшибиться, – громко пробухтел старик.

Шаркая тапками, он побрел к старому серванту. Его тяжелые руки уперлись ладонями о гладкую столешницу. Старик посмотрел на свои распухшие сморщенные пальцы, на покрытые зелеными узлами, руки и глубоко выдохнул. Боль в бедре давала о себе знать. Кто знал, что та прогулка на лошадях могла обернуться трагедией. С того дня мистер Стоун не брал в рот ни капли алкоголя.

– Так, когда? Когда, деда? У меня уже в животе булькает кит. Буль-буль-буль, – не унималась девочка, прыгая на стуле.

В голове постепенно стал раздаваться шум.

– Деда, смотри, я на лошадке! Иго-го!

Она гладила стул по обивке сидения и приговаривала себе что-то под нос. Детский голос расплывался и огибал слух старика.

– Ну скоро еще ждать обед?

Щелчок. Шум прекратился. Он снова ощущает окружающий мир через ушные раковины.

– Может, его уже надо попробовать? – щебетала девочка.

Старик расправил широкие плечи. Скрипнула поясница. Тянущаяся сквозь года боль ушла куда-то далеко, заменив ее согревающим мягким ощущением в сердце. Он повернулся к внучке, улыбаясь, как ни в чем ни бывало. Ведь его лучик света ждал угощения.

– Непременно. Я ужель поставил пирог в огонь.

– Ура-ура-ура! А на озеро с тобой пойдем, деда? Пойдем-пойдем?

– Пойдем, от чего не пойти-то? – хохотнул в бороду старик. – Жара-то вона какая, ты только глянь-ка.

Девочка высунула язык, опустила с высокого стула сначала одну ножку, потом другую и метнулась к лестнице.

– Куда ты, Лиллиан?

Она затормозила на полпути и со сморщенным лицом посмотрела на старика:

– Деда, ну сколько можно повторять? Меня зовут не Лиллиан. Сейчас вернусь. Я вспомнила, что у меня есть одно очень важное дело.

– Вона как. Вся в делах, вся в делах. Не забудь только руки помыть!

Маленькие каблучки туфелек звонко постучали по ступенькам и глухо отозвались по второму этажу. В гостиную падал солнечный свет от дверного проема. Духота обнимала каждый метр. Поперек комнаты стояла новая бардовая софа и два кресла, некоторые стулья лежали друг на друге, связанные пеньковой веревкой. Один из стульев девочка уже успела испытать.

Старик уже выпустил из памяти, как уставился на него мистер Элипсон, когда увидел в их доме точно такую же мебель, что несли, изнывая от жары и кряхтя, грузчики. Вот только новая была упакована в бумагу. Грузчики не придали этому никакого значения, лишь выполняли свою работу, за которую им обещали уплату. Мистер Элипсон уточнил у хозяина несколько раз, нет ли тут места ошибки. На что старик с уверенностью тряс белой бородой, улыбался и предлагал выпить чашку чая с пирогом из ежевики. Мистер Стоун также принялся доставать из кармана потертых штанов бумажник и вручать деньги представителю фабрики. Среди денежных купюр, он вложил в пачку еще визитку городского обувного мастера и засаленную бумажку со списком продуктов. На что глаза мистера Элипсона округлились еще больше, а шляпа цвета охры скатилась на затылок. Он начал листать в своей папке и показывать бумаги с подписями старику – что тот им ничего больше не должен. Мистер Стоун, улыбаясь, тянул кошелек Элипсону и утверждал, что никакой оплаты с его стороны совершено не было. Поставщик несколько раз показывал договор и провел сточенным ровным ногтем по фамилии, сумме и огромной печати фабрики. Старик улыбался и отмахивался рукой.

Стоило грузчикам поставить кресло, которое оставалось последним предметом мебели в грузовике, как старик предложил им блестящую идею: забрать старую мебель на фабрику для реставрации или вообще утилизации – ведь она ему больше не понадобиться. Элипсон сверлил глазами новую софу из бордового бархата с позолоченными узорами из металла на спинке. За дополнительные услуги грузчики потребовали двойную плату.

Старик с благодарностью пожал всем руки и каждому слегка поклонился за проделанную работу. Уходя, один из грузчиков смачно плюнул в сторону белого заборчика, закинул на плечо, снятую в процессе работы, рубашку, ловко запрыгнул в кузов и расположился на новой софе, закинув ногу на ногу. Мистер Стоун еще долго стоял у входной двери и махал на прощание таким добропорядочным работникам. Ведь спрос на товары зависит и от качества изделий, и от компетентности и честности сотрудников. В голове промелькнула мысль: в следующий раз он обязательно приобретет новую мебель именно от этой фабрики и ни от какой другой. Айлин одобрит его решение.

На втором этаже что-то упало и с гулом покатилось. Девочка кряхтела и ставила огромную вазу на свое место. Мутная зеленоватая жижа разлилась по истоптанной ковровой дорожке. На пол повалились высокие унылые подсолнухи. Посыпались желтые лепестки. Повеяло болотистым запахом. Девочка зажала тонкими пальчиками носик и собрала цветы одной рукой. На платье отпечаталась зеленая слизь от раскисших стеблей. Девчушка принялась размазывать ее по всему платью, предполагая, что так от нее может избавиться. Теперь запах затхлости шел и от платья. Ковер небрежно скрутили и с трудом сбросили с лестницы на первый этаж. Под его тяжестью удара с пола поднялась пыль.

Старик охнул и, прихрамывая, метнулся к лестнице. Боль кольнула между мышцами бедра.

– Лиллиан, чегой это там у тебя происходит?

– Деда, я сейчас все уберу! Только не поднимайся!

Только сейчас он обратил внимание на сваленный под ногами предмет. Дорожка с мокрым пятном была скручена в косую трубочку. В носу щекотал запах пыли и застойного болота.

– А чегой-то не так с ковром-то?

На лестнице появилось овальное белое личико с косичками разной толщины.

– Он плохо пахнет.

Старик подхватил дорожку за один край и вытянул ее из дома, оставляя после себя мокрый след на полу. Девочка вооружилась ведром и тряпкой с чердака третьего этажа и принялась исправлять последствия своей неосторожности. Правильно мама говорила: «Не носись по коридору, как угорелая. Вот столкнешься с кем-нибудь и расшибешься или уронишь еще что-нибудь и, не дай Бог, разобьешь. Так и пораниться немудрено. Ты хочешь до конца дней своих в углу стоять? Или все же осознаешь свою выходку и все исправишь?». Слава Богу, что ваза не разбилась. Ведь проказница не особо любила собирать мозаики. Только мать была в силах наказать ее за подобную случайность: поставить в угол, не угостить сладостью или не отпустить на прогулку. Но в обязательном порядке перед наказанием нужно исправить свою шалость: постирать белые чулки после прыжков по грязным лужам; поймать кузнечиков по всему дому, потому что им было необходимо погреться у камина, чтобы не промокнуть и не заболеть под дождем; зашивать дырку на белой скатерти после того, как ее поковыряли вилкой и затем перешивать, поскольку дырка была стянута черными нитками. Привычка все исправлять, однако, выработалась и прижилась. Но теперь никаких наказаний за проказы не последует. На данный момент дедушка не в состояние даже повысить голос на нее. В последнее время он стал очень мягким и чувствительным. Порой она замечала, как по щеке старика течет скупая слеза. Иногда он с отцовской нежностью подходил, обнимал ее за плечики и целовал в макушку. Ведь она для него маленький черноволосый ангелочек, который ниспослал к нему сам Бог. А эта усадьба – это гнездышко, это то место, где маленький птенчик должен расти в тепле и уюте, купаться в прохладном озере и получать удовольствие от домашней сладкой выпечки с любимой ежевикой. Вот только птенчик не любит ежевику и не уплетает ее за обе щеки.

После уборки девочка переодела платье и спустилась на первый этаж. Стоял аромат жженого сахара и свежего хлеба. Она скорчила гримасу и принялась искать дедушку. На полу лежала редкая дорожка из смятых желтых лепестков и протяженная мокрое пятно, которое сменяло свое состояние в парообразное. Возможно, старик унес ковер за дом, чтобы самому его прочистить. Она хохотнула и принялась собирать упавшие лепестки. Они указывали путь за дом.

Жар не слабел. За углом дома, по широкому проходу между стеной и забором расположилась цветочная клумба, как шишка на запущенном газоне. Толстые шмели лениво парили над желтыми тюльпанами. Их листья невзначай дотрагивались до тонких ножек и туфелек. Девочка поняла, что ей нужно идти по дорожке из примятой травы – желтых лепестков она больше не обнаружила. В тонких пальчиках скручивался и раскручивался смятый лепесток: туда и обратно, туда и обратно. Потом перед ее глазами появилась ковровая дорожка. Форму трубочки она потеряла и валялась на траве, как раскисший вафельный стаканчик от, упавшего на горячий асфальт, мороженого. Кажется, что темное пятно увеличилось в размерах. В паре метров от ковра стоял дедушка и с открытым ртом смотрел за забором на поле с высокой, почти по грудь, травой. Козырек твидовой шляпы вилял на ветру. Борода и низ рубахи не отставали. На зеленоватой клетчатой рубашке по спине расплылось темное пятно от пота. Черные глаза теперь стали похожи на черные дыры, поглощающие информацию извне. Его мощные руки в иссиня-зеленых венах казались еще больше и повисли как неживые. Так же бездыханно свисали с кресла руки матери, когда она закуривала или пила чай, или принимала у себя дома гостей.

– Деда, ты чего там стоишь?

Она жмурилась – солнце слепило. Чтобы лучше видеть, девочка приложила ладошку к тонким бровкам. В другой руке она крутила лепесток. Услышав голос, глаза старика забегали. Он не оборачивался.

– Ты что-то там увидел?

Старик громко сглотнул, смочив пересушенное горло, и проскрипел:

– Где это мы, Лиллиан?

Анна и Белла

Они не видели брата чуть больше шести дней.

Мать дрожала перед каждым приходом шерифа округа и тонула в водопаде горячих слез уже после его ухода. Она несколько дней не притрагивалась к столовым приборам и блюдам, что готовила горничная. Только мистер Клауд мог уговорить ее хоть немного поесть. Остывшая еда вставала посреди глотки. Миссис Клауд кашляла, прикрывая рот рукой, и тихо поскуливала в рукав расшитого домашнего платья. Всё, что стояло на семейном столе и все, кто сидели за ним, просто расплывались у нее перед глазами. Мистер Клауд, замечая, что его жена так и не сомкнула глаза за всё время суток, мог принести ей подносы с едой, как и с восходом солнца, так и посреди ночи. Она забыла, что такое ванная и мочалка. Отец семейства вместе с горничной с силой пытались затащить ее в горячую ванну. Но после того, как она нырнула с головой под воду и не предприняла никаких действий, чтобы выплыть и сделать глоток воздуха, они отбросили эту затею до появления хоть каких-нибудь новостей о сыне. Женщина смотрела красными глазами в окно каждую ночь, в ожидании родного силуэта в лунном свете. Она вскакивала с кресла-качалки при каждом движении автомобильных фар.

Она забросила прогулки по парку вместе с девочками и давно не доставала свой шикарный парасоль из белого кружева. Сестры даже пытались одеть и вытащить «маман» на променад. С приходом идеи о прогулке они сами сделали друг другу прически, выгладили выходные платья и начистили туфли. Анна даже воспользовалась пудреницей, которую одолжила Белла у матери. В каком смысле «одолжила»? Мать на просьбу дочери взять ее «круглую штуку с пунцовой мукой» никак не отреагировала и осталась на пару со своими мыслями и вздохами о потерянном детёныше. Белла же посчитала, что молчание – это знак согласия. Помимо пудреницы, она взяла еще бусы из голубого агата, которые мать носила только по особым случаям. В тот день близняшки чуть не подрались из-за бечёвки с голубыми стекляшками: отбирали друг у дружки из рук бусы и убегали от своей копии, пока та не настигала ее и, кусаясь, не вырывала свой трофей. Потом Белла вспомнила, что у нее еще есть и пудреница и смысла драться, оказывается, вообще нет, если можно просто договориться. Анна согласилась на фарфоровую шкатулочку, которую привез отец в подарок «маман» из Франции. Позднее они снова привели себя в порядок, но уже после поединка за побрякушку. Анна неравномерно нанесла пудру на округлые щеки и лоб, отчего местами проглядывали веснушки и персиковая кожа девочки. У Беллы на растрепанном воротнике блузы до самого пояса висели голубые бусы. Сестра попыталась уговорить ее немного поносить украшение в обмен на красную ленту или воспользоваться пудрой, «но только один разок». Белла же отказалась от данного предложения и пообещала, что в следующий раз принесет из спальни родителей «ту мамину брошь, похожую на розу». Юная леди воодушевленно нанесла еще один слой пудры и чихнула.

Приодевшись, девушки приобняли мать за пояс, подняли ее с качающегося, плетенного кресла и повели к тазу с горячей водой, которую заранее приготовила горничная. Потом они умыли и одели мать. Женщина даже не пыталась просунуть руки в рукава платья и привставать, когда это было необходимо – девочки одевали ее, как тряпичную куклу. Анна занялась оформлением лица, а Белла аксессуарами. Иногда мать закрывала лицо руками и всхлипывала. Иногда она стирала рукавами и ладонями одинокую дорожку от слезы. Девушки позвали на помощь горничную, чтобы надеть на мать туфли – ее ноги ужасно распухли и отекли. Дальше своего двора они так и не вышли – женщина упала на лужайку в истерике.

Отец переживал по-другому. Постепенно после исчезновения сына, он стал сам не свой. Мистер Клауд мог просто не возвращаться домой. Обычно он приезжал всегда вовремя и уже к шести двадцати вечера, как штык, сидел за столом с салфеткой на коленях в ожидании горячего ужина. Пачки документов и счеты в маленьком офисе стали его утешением. Второй день подряд его автомобиль парковался после полуночи поперек лужайки или посреди калитки. Иногда он забывал выключить фары или вообще заглушить двигатель. В гостиной он заставал жену, сидящую в кресле с подогнутыми ногами, а ее острый подбородок лежал на коленях. Она так и не ложилась в это время. И он даже был уверен в том, что в столь поздний час она ожидает далеко не любимого супруга. Мистер Клауд бросал портфель, пододвигал свое высокое кресло и садился рядом с женой. Он укрывал ее пледом, гладил по плечам и твердил, что все будет хорошо, и мальчишка обязательно вернется. После чего он на руках уносил свою жену в спальню и укрывал одеялами, утешая, что завтрашний день начнется с хороших новостей. Но ничего не менялось. Утром так же приходил шериф и пожимал плечами, а жена захлебывалась слезами.

Вечером четвертого дня отец предложил девочкам и миссис Клауд поехать за город в усадьбу – повидаться с мисс Стоун. Еще до исчезновения паренька на одной из вечеринок по случаю дня рождения коллеги мистера Стоуна, от которой пара даже не смела отклонить приглашение, их внимание привлекла громко смеющаяся особа в пышном платье и огромной, по сравнению с ее головой, шляпе с выкрашенными лебедиными перьями и сшитым ягодами. Во время одного из разговоров, в котором обсуждалось открытие нового салона, она бросила в толпу приглашение посетить ее прекрасную усадьбу с домом у озера. Мистер Клауд вспомнил об этом моменте только после семейной трагедии. Списавшись с мисс Стоун, он лично получил повторное приглашение для всей семьи. По слухам, род семейства Клауд числился среди небедных поколений, и женщина посчитала, что в их компании будет присутствовать и старший сын. Мать никак не отреагировала на инициативу мужа, а девочки с визгом бросились паковать чемоданы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.