Парусник № 25 и другие рассказы

«Я пошлю туда Баскома, – решил капитан. – Он рассмотрит их поближе».

* * *

Узел, первоначально обнаруживший планету, осел на обнажении окиси урана; через некоторое время к нему присоединились другие узлы, слетевшиеся из областей, не столь насыщенных энергией. Началось поглощение излучения. Прижимаясь к массивной иссиня-черной скале, узел генерировал достаточное количества тепла для того, чтобы испарилось некоторое количество руды. Окружив полученный таким образом газ, узел применял сложный многоступенчатый процесс преобразования и высвобождения латентной энергии. Впитывая эту энергию, узел наращивал свою структуру, все плотнее закручивая вихри силовых полей. В то же время узел разряжал потоки энергии по силовым линиям, ведущим к другим элементам Унигена, и узлы, рассеянные по всей Вселенной, зажигались новым золотисто-зеленым блеском.

В той мере, в какой удивление можно уподобить регистрации явлений, ранее считавшихся пренебрежимо маловероятными, Униген удивился, когда ощутил приближение по берегу двух существ.

Униген наблюдал живых существ в других мирах. Некоторые были опасны – например, зеркально-металлические поглотители энергии, плававшие в густой атмосфере другой богатой ураном планеты. Как правило, однако, они не имели значения в качестве конкурентов, потреблявших энергию. В частности, эти медленно движущиеся твари выглядели безвредными.

Для того, чтобы познакомиться с ними поближе, Униген выслал узел и получил данные об инфракрасном излучении существ и флуктуациях их электромагнитных полей.

«Безвредные автохтоны, – заключил Униген. – Существа, выживающие благодаря химическим реакциям на низком энергетическом уровне – такие же, как сухопутные черви на планете 11432. Бесполезные в качестве источников энергии, неспособные нанести ущерб высокоэнергетическим оболочкам узла».

Отказавшись от дальнейшего изучения двух существ, Униген всецело посвятил себя обработке обнажения урановой руды… Странно! На поверхности руды появилось нечто вроде растительности – россыпь мельчайших шипов на маленьких кольцевых утолщениях-воротничках. Раньше Униген их не замечал.

По берегу приближалось еще одно медленно движущееся существо. Так же, как другие, оно излучало в инфракрасном диапазоне и, гораздо слабее, на других электромагнитных частотах.

Существо остановилось, после чего медленно приблизилось к выступу руды.

Униген наблюдал за ним с некоторым любопытством. Отчетливое визуальное восприятие было недоступно Унигену, в связи с чем движения сухопутного червя выглядели, с его точки зрения, как плывущие размытые пятна излучения.

Судя по всему, существо манипулировало блестящим металлическим объектом, отражавшим солнечный свет – надо полагать, подобрало кусочек урановой руды, привлекший его внимание.

Сухопутный червь переместился ближе. Смутно покопавшись на месте, он неожиданно выдвинул одну из конечностей – по меньшей мере, так показалось Унигену. Червь снова переместился, и один из узлов Унигена окружила сетка из углеродистого материала.

«Любопытно!» – подумал Униген. По-видимому, сухопутного червя привлекали блеск и движение. Его действия свидетельствовали о проявлении интереса. Может быть, существо было более развитым, чем позволяла предположить его структура? Или, возможно, оно поддерживало жизнедеятельность посредством ловли маленьких блестящих организмов – таких, как фосфоресцирующие медузы в море?

Сухопутный червь пододвинул сетку к себе. Чтобы понять, чем занималось существо, Униген позволил ему переместить узел.

Существо накрыло узел другой хрупкой оболочкой из углеродистого соединения.

Следовало ли заключить, что таков был пищеварительный орган сухопутного червя? Но оболочка не выделяла пищеварительных соков, не пыталась раздавить или размолоть содержимое.

Сухопутный червь слегка отодвинулся от обнажения руды и осуществил ряд таинственных операций. Униген недоумевал.

Внутрь хрупкой оболочки погрузились две металлические иглы. Внезапно испугавшись, Униген попытался вырвать узел из оболочки.

* * *

Эйвери и Джейсон продолжали идти вдоль выступа урановой руды. Вскоре обнажение породы скрылось под землей и сменилось пляжем, усыпанным серовато-черной галькой, занимавшим все пространство между бархатно-зеленым океаном и массивным горным отрогом.

«Дальше ничего нет, капитан, – сообщил Эйвери. – Только пляж и горы – километров на пятнадцать или даже тридцать».

«Хорошо, возвращайтесь». Капитан ворчливо прибавил: «Баском уже изучает мерцающих светлячков. Он считает, что это какие-то эманации энергии, вроде блуждающих огней».

Эйвери подмигнул Джейсону и, выключив канал связи с кораблем, сказал: «Баском не успокоится, пока не пригвоздит одного из светлячков к доске, как бабочку».

Джейсон поднял руку, призывая Эйвери к вниманию. Эйвери снова включил связь и услышал размеренный голос Баскома: «С расстояния в десять метров спектроскоп показывает сплошную полосу излучения, по всей видимости одинаковой интенсивности на всех частотах. Это любопытно. Обычные фосфоресцирующие материалы излучают в дискретных диапазонах. Возможно, здесь имеет место явление типа „огней святого Эльма“, хотя, должен признаться, не совсем понимаю…»

Капитан Бадт нетерпеливо проворчал: «Так они живые или нет?»

Голос Баскома приобрел обиженный оттенок: «Не имею никакого представления. В конце концов, это незнакомая планета. Кроме того, термин „жизнь“ допускает тысячи истолкований. Кстати, я замечаю чрезвычайно странную растительность на поверхности обнажения урановой руды».

«Эйвери не упоминал о какой-либо растительности, – сказал капитан. – Я специально спрашивал его об этом».

Баском хмыкнул: «Вряд ли он мог бы ее не заметить. Это вереница ростков, сантиметров пятнадцать высотой каждый. Они похожи на шипы – очевидно жесткие и острые; они выдвигаются из присосок, укрепившихся на поверхности. Напоминает то, что я когда-то видел на Ювенале в системе Марциуса, где на поверхность выходит жила смоляной урановой руды… В высшей степени необычное явление. По всей видимости, корни углубляются в сплошную породу».

«Ты – биолог, – отозвался капитан Бадт. – Тебе лучше знать».

В голосе Баскома появилась нотка жизнерадостной самоуверенности: «Что ж, посмотрим. Я читал об эманациях, наблюдавшихся поблизости от залежей урановой руды, но никогда не видел их своими глазами. Возможно, сфокусированное радиоактивное излучение как-то воздействует на микроскопические капли конденсирующейся влаги…»

Капитан Бадт прокашлялся: «Очень хорошо, действуй по своему усмотрению. Будь осторожен, однако, и не возбуждай светлячков – они могут быть опасны».

«Я взял с собой сачок и флакон для образца, – отозвался Баском. – Хочу поймать одну из блесток и рассмотреть ее под микроскопом».

«Надо полагать, ты знаешь, что делаешь», – устало заметил капитан.

«Я посвятил всю жизнь изучению внеземной фауны и флоры, – слегка напряженным тоном сказал Баском. – Могу представить себе, что эти светлячки аналогичны искроклещам с Проциона B… Сейчас, осталось только накрыть его сачком. Вот и всё! Поймал одного! Полезай во флакон. Надо же! Он ярко светится! Видите, капитан?»

«Вижу. Как он выглядит под микроскопом?»

«Гм… – Баском вынул карманный увеличитель и присмотрелся. – Изображение не фокусируется. Наблюдается центральное сосредоточение светимости – несомненно, там и находится насекомое. Думаю, что пропущу через него электрический разряд – это его убьет, после чего, возможно, можно будет рассмотреть его с бóльшим увеличением».

«Не возбуждай светлячков!» – снова предупредил капитан Бадт. Экран осветился белой вспышкой и погас. «Баском! Баском!»

Ответа не было.

* * *

Уничтожение узла вызвало беспокойную дрожь во всей разветвленной сети Унигена. Узел представлял собой неотъемлемую частицу мозга Унигена; его функция заключалась в модификации определенной категории мыслей. После исчезновения узла мышление этой категории ограничивалось до тех пор, пока не будет генерирован другой узел, наделенный точно такими же каналами связи.

Возможные последствия этого события служили дополнительной причиной для тревоги. Металлические поглотители энергии с другой планеты применяли тот же метод – ударный поток электронов пересекал центр узла, нарушая равновесие сил, что приводило к вспышке высвобожденной энергии, поглощавшейся яйцевидными металлическими вредителями. По всей видимости, взрыв застал врасплох сухопутного червя и убил его; возможно, червь ошибся и принял узел за какое-то не столь насыщенное энергией существо.

Униген решил, что было бы предусмотрительно уничтожать сухопутных червей по мере их появления, чтобы предотвращались дальнейшие инциденты.

Еще одно обстоятельство раздражало Унигена: шипы, растущие из «воротничков», распространялись по поверхности обнажения урановой руды, глубоко внедряя корни в содержавший энергию материал. Очевидно, шипы состояли из вытесненного таким образом субстрата. Когда Униген поручил узлу поглотить выделенный растительностью уран, узел наткнулся на непроницаемую инертную оболочку, защищавшую шипы от выделяемого узлом тепла.

По мере того, как Униген сосредоточивал свои вычислительные мощности, его узлы дрожали и мерцали по всей Вселенной. Предстояло принять решительные меры.

* * *

Эйвери и Джейсон, далеко ушедшие по пляжу, заметили белую вспышку взрыва, на мгновение озарившего призрачным светом черные расщелины горного склона. Сразу после этого раздался рокочущий звук; их встряхнула ударная волна.

Эйвери встревожился и включил передатчик: «Эйвери вызывает капитана. Что случилось?»

«Глупец Баском умудрился взорваться!» – резко ответил капитан.

«Мы на берегу, примерно в полутора километрах от того места, где произошел взрыв, – поспешно проговорил Эйвери. – Следует ли…»

Капитан Бадт прервал его: «Ничего не делайте! Ни к чему не прикасайтесь! Это неизвестная и опасная планета. Баском только что доказал это своей смертью».

«Что он сделал?»

«Насколько я понимаю, пропустил электрический ток через одну из летучих ярких мошек, и она взорвалась у него перед носом».

Эйвери остановился, беспокойно озираясь по сторонам: «Мы проходили рядом с ними. Они нас не беспокоили. Значит, всему виной электрический разряд».

«Возвращаясь, будьте осторожны. Я больше не могу терять людей. Держитесь подальше от этих светлячков».

«Так точно! – Эйвери подал знак Джейсону. – Пойдем. Лучше держаться поближе к воде».

Пробираясь по самому краю поросшего мхом океана вдоль пологой дуги залива, они приблизились к месту взрыва.

«Похоже на то, что от Баскома почти ничего не осталось», – тихо сказал Джейсон.

«Воронки от взрыва тоже почти не осталось, – отозвался Эйвери. – Странное дело!»

«Смотри-ка, светлячков теперь тысячи! Как пчелы над ульем. И что-то растет из черного уступа! Когда мы шли в другую сторону, такой поросли не было! Эти шипы буквально растут, как грибы…»

Эйвери разглядывал обнажение руды в бинокль: «Может быть, это как-то связано с летучими блестками. Светлячки могут быть спорами или пыльцой – чем-то в этом роде».

«Все может быть, – согласился Джейсон. – На Антеусе я видел лианы пятьдесят километров длиной и толщиной с дом; они вибрировали по всей длине, когда в них тыкали палкой. Дети из земных колоний переговариваются с помощью этих гигантских лиан морзянкой. Лианам это не нравится, но что они могут с этим поделать?»

Эйвери обернулся, глядя через плечо на танцующих в воздухе светлячков: «Они как будто следят за нами… Прежде, чем устраивать здесь колонию, этих чертовых мушек нужно вывести. Поблизости от электрических приборов и проводов они опасны».

Джейсон воскликнул: «Бежим! Сюда летит пара светлячков!»

«Не надо так волноваться, – нервно отозвался Эйвери. – Их просто несет по ветру».

«Несет, как же! Ну их к дьяволу!» – Джейсон припустил к кораблю со всех ног.

* * *

Униген наблюдал за возвращением сухопутных червей по берегу – по-видимому, они искали какую-нибудь съедобную морскую растительность. Для того, чтобы исключить возможность случайного разрушения еще одного узла, однако, предусмотрительно было бы уничтожать этих существ по мере их появления, а также очистить от них окружающий обнажение руды район планеты.

Униген направил два узла к сухопутным червям. Судя по всему, они почувствовали опасность и стали неуклюже удаляться. Униген ускорил движение узлов – они устремились вперед со скоростью, достигавшей половины световой, пронзили сухопутных червей, вернулись, пронзили их снова и повторили эту операцию раз двадцать, в каждом случае оставляя в телах червей небольшие дымящиеся отверстия. Сухопутные черви упали на черную гальку и лежали без движения.

Униген вернул узлы к обнажению руды. Его беспокоила более серьезная проблема: растительность, все плотнее покрывавшая поверхность окиси урана своими «воротничками» и корнями.

Униген сосредоточил тепло двадцати узлов на одном из шипов. Возникло отверстие, подорвавшее корень ростка. Шип осел, съежился, рассыпался.

Структура Унигена не могла ощущать «удовольствие» – для него наибольшим приближением к этой эмоции было спокойное преодоление препятствий, сознание способности и возможности контролировать перемещения. В этом состоянии Униген приступил к систематическому разрушению шипов.

Второй росток стал бледно-коричневым и рассыпался, третий…

В небе появился летящий объект, сходный с сухопутными червями – с той разницей, что он сильнее излучал в инфракрасном диапазоне.

Неужели от этих надоедливых существ никак нельзя было избавиться?

* * *

Первым выдвинул это предложение второй помощник Дарт – сначала тихо и неуверенно, наполовину ожидая, что капитан Бадт заморозит его неумолимым взором цинковых глаз. Но капитан стоял, как статуя, глядя на погасший телеэкран, и все еще прислушивался к молчащему передатчику Эйвери.

Набравшись храбрости, Дарт повысил голос: «Пока что мы не можем представить окончательный отчет. Пригодна эта планета для обитания или нет? Если мы сразу улетим, убедительных оснований для ответа на этот вопрос не будет».

Капитан отозвался приглушенным, почти сдавленным голосом: «Я не могу рисковать жизнью других людей».

Дарт почесал затылок, покрытый жесткими рыжими кудряшками. Ему пришло в голову, что капитан Бадт постарел.

«Здешние светлячки – смертельно опасные твари, – настойчиво продолжал Дарт. – Мы все в этом убедились. Они убили трех человек. Но с ними можно справиться. Они взрываются под воздействием электрических разрядов. И еще одно: они роятся над урановой рудой, как пчелы вокруг улья, и занимаются своими делами, пока их ничто не беспокоит. Баском, Эйвери, Джейсон – все они погибли, потому что слишком близко подошли к обнажению руды. Я кое-что придумал и готов сам проверить целесообразность своей идеи. Нужно соорудить что-то вроде легкой прямоугольной рамы, обмотать ее натянутой проволокой и подать к проволоке напряжение так, чтобы в соседних проводниках чередовались положительные и отрицательные заряды. Потом я поднимусь на разведочном вертолете и медленно пролечу над обнажением руды. Там теперь собралась такая плотная стая светлячков, что можно будет сразу взорвать две или три сотни, а потом пролететь над ними еще и еще раз».

Капитан Бадт сжимал и разжимал кулаки: «Хорошо. Приступайте!» Повернувшись спиной к Дарту, он снова сосредоточил взгляд на погасшем экране. Он решил, что это был его последний полет.

С помощью Генри, корабельного электрика, Дарт собрал раму, натянул на нее проволоку и оснастил ее аккумулятором, подающим ток под высоким напряжением. Устроившись в подвесной системе ремней миниатюрного разведочного вертолета, он поднялся прямо вверх, разматывая тонкий кабель длиной в полтора километра. Вертолет превратился в едва заметную точку в серовато-голубом небе.

«Вот и всё, – в наушниках Дарта послышался голос электрика. – Теперь я хорошенько закреплю эту мухоловку и… у меня возникла еще одна идея. Для того, чтобы рама не болталась, а висела вертикально, я привяжу к ней оттяжку с небольшим грузом».

Генри привязал балласт и подключил аккумулятор к проволоке: «Готов!»

Дарт, в полутора километрах над побережьем, направил вертолет к обнажению урановой руды.

Капитан Бадт крепко схватился за поручень в рубке управления, наблюдая за продвижением Дарта на телеэкране.

«Выше, Дарт! – сказал он. – На полтора метра выше… Так держать… Все правильно, не спеши…»

* * *

Диапазон восприятия Унигена – диапазон из миллиона оттенков – позволял регистрировать как самые слабые радиоволны, так и жесткое космическое гамма-излучение. Стереоскопическая оценка расстояния до объектов обеспечивалась благодаря тому, что каждый из узлов выполнял функцию зрительного органа. Достаточно высокое разрешение изображений достигалось посредством регистрации только излучения, перпендикулярного поверхности узла. Таким образом, каждому из узлов была доступна приблизительная сферическая картина излучения всех окружающих источников, хотя такие подробности, как рама, обмотанная проволокой, оставались практически невидимыми.

Первым предупреждением для Унигена стало давление, исходившее от приближающихся электростатических полей; затем рама с проводниками пролетела над выступом урановой руды там, где наблюдалось самое плотное скопление узлов.

Взрыв опалил побережье, превратив участок радиусом метров пятнадцать в огненный бассейн расплавленного камня. Узлы, не столкнувшиеся с проводниками, разнесло ударной волной во все стороны, в том числе далеко в просторы океана.

Непосредственно в эпицентре взрыва шиповатая растительность выгорела, но в других местах осталась почти неповрежденной.

Структура Унигена была настолько же неспособна испытывать гнев, как и получать удовольствие; тем не менее, его стремление к выживанию было интенсивным. В небе летел сухопутный червь. Такой же, как он, уничтожил один узел электрическим разрядом; возможно, летучий червь был каким-то образом связан с катастрофическим взрывом. Четыре узла поднялись по диагонали со скоростью света и прошили сухопутного червя, двигаясь вперед и назад, как иглы швейной машины, подрубающие отрез ткани. Существо упало на землю.

Униген собрал оставшиеся узлы в тридцати метрах над обнажением урановой руды. Он потерял девяносто шесть узлов.

Униген оценил ситуацию. Планета была богата ураном, но здесь обитали смертоносные сухопутные черви.

Униген принял решение. Уран часто встречался во Вселенной, на тысячах молчаливых, темных планет, лишенных признаков жизни. Ему преподали урок: следовало избегать миров, населенных живыми существами, какими бы примитивными они ни были.

Узлы взметнулись сверкающей стаей в небо и рассеялись в космическом пространстве.

* * *

Капитан Бадт, схватившийся за край стола, отпустил его и выпрямился. «Вот таким образом, – без всякого выражения сказал он. – Мир, где мы потеряли четырех храбрых, опытных астронавтов за четыре часа – мир, населенный стаями кошмарных атомных пчел… Здесь не место человеку! Четыре незаменимых астронавта…»

Опустив плечи, капитан мрачно молчал.

В рубку управления поднялся курсант; увидев капитана в непривычной позе, он широко открыл глаза. Многолетняя привычка, однако, взяла свое. Капитан Бадт расправил плечи, напряженно выпрямился. Его брюки и туника были безукоризненно выглажены, глаза снова повелительно сверкнули.

«Младший лейтенант, вы будете выполнять функции первого помощника до получения дальнейших указаний. Мы покидаем эту планету и возвращаемся на Землю. Будьте добры, проследите за тем, чтобы все выходные люки были закрыты».

«Так точно!» – отдал честь новый первый помощник.

* * *

На планете было тихо. Ярко-зеленый океан простирался до горизонта, горы вздымались и опускались, перемежаясь безжизненными каменистыми пустошами – утесами, ущельями, плоскогорьями, черными и серыми обнажениями скал, наносами вулканического пепла.

Растительность на выступе смоляной урановой руды быстро развивалась, достигнув полутораметровой, трехметровой, а затем и семиметровой высоты; высокие серые шипы покрылись белыми, желтоватыми, серебристыми пятнышками. В каждом из шипов образовалась центральная полость – шипы превратились в прямые трубки, твердые, как пушечные стволы.

В основании каждой трубки начал формироваться плод – спорангий, окруженный впитывающей влагу оболочкой, а под ним – сферическая камера, соединенная с основанием шипа четырьмя сходящимися каналами.

В этой камере накапливался уран-235: сначала граммов двадцать пять, потом пятьдесят, потом сто – все большее количество металла диффундировало сквозь мембраны растения благодаря странному метаболизму, выработанному за миллиарды лет эволюции.

Плод созрел. Первый шип достиг кульминации развития. Напряжение в оболочке спорангия превысило ее прочность: оболочка разорвалась, вода затопила камеру, содержащую урановое ядро.

Взрыв! Пар вырвался в направленные к основанию шипа каналы, заполняя его полость под высоким давлением и создавая реактивную тягу. Трубчатые шипы один за другим взлетали прямо вверх, с резкими хлопками освобождаясь от балласта лишних оболочек. Выше, выше, еще выше – с яростным ускорением – в космос…

Металлические трубки выпустили последние облачка пара. Спорангии дрейфовали в пространстве по инерции. Сила притяжения планеты слабела, становилась едва ощутимой. Спорангии летели все дальше. Охладившись в вакууме, они треснули и широко раскрылись. Из каждого созревшего плода рассыпались тысячи капсул, причем сотрясение треснувшей оболочки направило каждую по своему неповторимому курсу, к одной из мириадов звезд.

Продолжался бесконечный цикл распространения спор по Вселенной.

Падая на ту или иную планету, некоторые споры оказывались на радиоактивной поверхности, прорастали и достигали кульминации развития, после чего взрыв и паровая тяга придавали трубчатым шипам ускорение, достаточное для побега за пределы гравитационного колодца.

Снова космос, снова годы бесшумного равномерного полета. В неизмеримую даль – и дальше…

НЕОБУЗДАННАЯ МАШИНА

I

Во всем Терминале не было никого выше, толще и тяжелее бармена по прозвищу «Бык». Краснолицый детина с плоскими обвисшими щеками, он вышвыривал пьянчуг грудью и животом, выпяченными наподобие бочки из костей и мышц – подталкивая их к выходу, пританцовывая и напирая пузом с разбега, как неуклюжий, возбужденный сладострастием слон. По отзывам надежных свидетелей, его толчки не уступали силой ударам копыт брыкающегося мула.

Марвин Алликстер, нервный худощавый субъект лет сорока, хотел было обозвать бармена мерзавцем, мошенником и скупердяем, но предусмотрительно придержал язык.

Бармен вертел в руках прозрачный шарик, рассматривая со всех сторон заключенное в нем маленькое существо. Существо сияло и мерцало, как призма – солнечно-желтыми, изумрудными, мягкими розовато-лиловыми, ярко-розовыми сполохами чистейших оттенков. «Двадцать франков», – без особого энтузиазма произнес бармен.

«Двадцать франков? – Алликстер ударил кулаками по стойке бара – театрально преувеличенным жестом. – Ты шутишь!»

«Без шуток», – проворчал бармен.

Алликстер серьезно наклонился вперед, пытаясь воззвать к разуму собеседника: «Послушай, Бык! О чем ты говоришь? Этот шарик – чистый, как слеза, горный хрусталь, ему не меньше миллиона лет. Попрыгунчики копаются целый год и считают, что им повезло, если они находят пару таких кристаллов, да и то внутри огромных кусков кварца. Они шлифуют и полируют находку, крутят ее и вертят, а если она ненароком выскальзывает из рук – беда! Шарик разлетается вдребезги, зудень вытекает и погибает».

Бармен отвернулся, чтобы налить по стаканчику виски паре ухмыляющихся грузчиков: «Слишком хрупкая штука. Если я ее куплю, а кто-нибудь из треклятых дебоширов ее разобьет, я потеряю двадцать франков – только и всего».

«Двадцать франков? – изумленно повторил Алликстер. – Называть такую сумму, глядя на эту драгоценность, язык не поворачивается. Я уж лучше продам свое ухо за двадцать франков!»

«Это меня вполне устроит», – пошутил Бык, поигрывая ножом.

Теперь Алликстер попробовал возбудить в собеседнике алчность: «Я получил эту штуковину из первых рук за пятьсот франков».

Бармен рассмеялся ему в лицо: «Все вы, из магистральных бригад, поете одну и ту же песню. Подбираете безделушку на какой-нибудь станции, проносите ее контрабандой на обратном пути и рассказываете сказки о том, во сколько она вам обошлась, чтобы сплавить ее втридорога первому простофиле, готовому развесить уши, – Бык налил себе стаканчик воды и опорожнил его, подмигнув грузчикам. – Как-то раз я попался на эту удочку. Купил козявку у Хэнка Эванса – он утверждал, что она умела танцевать и выучила все туземные танцы Калонга. Козявка выглядела так, будто и вправду танцевала. Выложил за нее сорок два франка. Оказалось, что у нее от земного притяжения затекли ступни – она просто переминалась с ноги на ногу, чтобы ей было не так больно стоять. Вот и все танцульки!»