Братство волка

– Меркопт, – услышал я голос Орсона. – Присядь за мой стол, отведай моё угощение.

Погружённый в себя я и не заметил, как гномы перед троном накрыли стол. В зале кроме меня и Орсона уже никого не было, и я занял предназначенный мне стул напротив принца.

– Я сожалею о случившемся, – произнёс Орсон, наполняя наши тарелки густым, ароматным супом. – Тебя выведут через Торговые Врата Алмазной горы. Ты окажешься в Катароне и оттуда сможешь добраться до Золотого леса. Не без труда, конечно, но всё же. Или, если пожелаешь, можешь вернуться назад в Мёртвую пустыню. Провести тебя тем же путём, что и Анью, я, боюсь, не смогу. Мои собратья суеверны и предвзяты, а тебе предстоит пересечь пол-Рунии. Кто-нибудь убьёт тебя даже вопреки моему приказу, веря, что совершает благое дело.

– А почему ты с ними не согласен? – меня разбирала злость. – Вдруг моя душа и правда черна, как Бездна, а ваш проклятый зеркальный коридор я прошёл с помощью какой-то некромантской хитрости? Почему ты считаешь иначе? Другие-то гномы свято верят, что спасли несчастную Анью от поработившего её монстра!

Орсон отхлебнул пива.

– Я уверен. Будь иначе, духи гор тебя бы не пропустили. Другие гномы это тоже понимают, но их страх перед Тёмной Цитаделью слишком силён. Они в ужасе просто от того, что в Алмазную гору смог войти некромант. Они не могут поверить в чистоту твоих помыслов. Знают, что это так, но поверить не могут. Пей пиво, Меркопт, это лучшее атиронское пиво.

Я едва пригубил хмельной напиток, не желая затуманивать разум. С супом мы покончили быстро, и пришёл черёд ароматного, дымящегося окорока. Орсон клал мне то же, что и себе, и всегда пробовал блюдо первым. Похоже, он действительно искренне мне верил и старался продемонстрировать свои добрые намерения. Моя ярость утихла. Глупо злиться на единственного в Рунии сочувствующего мне гнома.

– Ваше высочество, для чего вы поставили на Врата Тени такой странный заговор? – спросил я, уже зная, каким будет ответ.

Принц отложил печёную картофелину.

– Чтобы пленники фалийцев, которым посчастливилось сбежать, могли спастись. Им достаточно войти в Алмазную гору. Стоит им пересечь нашу границу – и преследователям до них не добраться. Мы гостеприимны ко всем, даже к эльфам, которых не слишком-то жалуем. Ведь Фальция, не в обиду тебе, – наш общий враг.

– Понимаю, – я взял сочную печёную луковицу. – А что за заклятье на самом коридоре? Или заговор?

Орсон подавился картофелиной. Откашлявшись, он в глубочайшем изумлении воззрился на меня.

– Заклятье? Помилуй, Меркопт! Обсидиан – отражающий магию камень, какое там может быть заклятье?

– Но… мне было не по себе и даже дурно в том коридоре.

– Там нет никакой магии. Ты просто устал или перенервничал. А может, и то, и другое.

Верилось в это с трудом. До сих пор меня бросало в дрожь при воспоминании об окружающих меня многочисленных отражениях. Хотя, возможно, меня действительно слишком впечатлил сей оптический эффект.

Мы продолжали трапезу. По знаку Орсона гномы внесли новые блюда: утку, начинённую клюквой, пирог со свиными потрохами, фаршированную рыбу.

– Отведай пирога, Меркопт, это моё любимое лакомство!

Я принял протянутый принцем кусок.

– Скажите, ваше высочество, почему вы так щедро потчуете меня? Да ещё и за одним с вами столом.

Орсон взглянул на меня с любопытством.

– Это тебя удивляет?

– Час назад я был пленником. А сейчас обедаю вместе с принцем. И вы спрашиваете, удивляет ли это меня, ваше высочество?

Орсон рассмеялся.

– А я-то думаю, почему ты так насторожен! Конечно, в Фальции этот обычай неведом. Знай же, Меркопт, что, вкусив со мной еду под моим кровом, ты обретаешь защиту. С этого момента всякий, кто тронет тебя, навлечёт на себя мой гнев.

Ответ принца меня смутил. Я недоумевал, зачем в зал, явно предназначенный для аудиенций, вообще внесли обеденный стол. Ведь если бы меня просто хотели накормить, могли бы отвести в отведённое для этого место, а не усаживать тут же вместе с принцем. Картинка не складывалась. Лишь после объяснений Орсона я понял, какую честь он оказал мне.

– Ваше высочество, не навлечёте ли вы на себя беду? Вы даровали свою защиту некроманту. Я видел, как относятся ко мне гномы. Не опасно ли так испытывать верность ваших подданных?

– Не беспокойся, Меркопт, – усмехнулся Орсон, жуя очередной кусок пирога. – Им нужно было мудрое решение уполномоченного члена королевской семьи – они его получили. Мой поступок научит их верить своим глазам, а не глупым суевериям.

Искренне надеюсь, что Орсон не ошибся в своём народе и по-прежнему живёт, здравствует и пользуется уважением. Он спас меня, он относился ко мне, как к человеку, и я всей душой ему благодарен. И тревожусь за него. Орсон – идеалист, слишком добрый и доверчивый для правителя. Истории известно много случаев, когда самые замечательные правители, поступающие вопреки воле народа, лишались и власти, и жизни, и доброй памяти.

Орсон, заметив мою тревогу, решил сменить тему:

– Тюремщик говорил, ты хорошо рисуешь. Покажешь?

Я поперхнулся.

– Так за мной всё-таки наблюдали? Откуда?

– С устройством тюрьмы я не знаком, но, думаю, там совсем несложный механизм. Ну, так что?

Для гнома, может, и несложный. Я же, рассматривая стены, пол и потолок камеры дни напролёт, ничего подозрительного не обнаружил. Порывшись в сумке, я нашёл старый журнал и протянул его принцу.

– В начале записи моих исследований. Рисунки начинаются с середины журнала, ваше высочество.

Орсон перелистывал страницу за страницей. Анья улыбается. Анья загадочно смотрит вдаль. Анья испепеляет меня взглядом. Всё, что я потерял, и так отчаянно хотел вернуть.

– Я не разбираюсь в живописи, – тихо произнёс Орсон. – Но каждый из твоих рисунков пронизан любовью. Это в очередной раз доказывает, что ты – хороший человек, Меркопт.

– Благодарю, ваше высочество.

– Не стоит, – отмахнулся принц, возвращая мне журнал. – Я понял, каков ты, едва тебя увидел. Знаешь, как? Ты любовался залом. Даже меня не замечал, пока тебя не одёрнула охрана. Человека, закостенелого во зле, не трогает красота.

– Я счастлив, что мне довелось узреть творения подгорных мастеров. Они останутся в моей памяти среди самых прекрасных воспоминаний.

Орсон с улыбкой покачал головой.

– Ты льстишь нам. Творит эту красоту сама Природа руками духов гор. Мы же лишь очищаем и обрамляем её творения, открывая взорам смертных её шедевры, чтобы каждый мог восхититься её фантазией и мастерством. Взгляни на этот зал, Меркопт, а особенно на стену позади меня. Что ты видишь?

Стены и пол этого зала были выложены чёрным мрамором с золотистыми прожилками. Но их строгость и гладкость лишь служили обрамлением стене, на которую указал принц. Её сплошь покрывали скопления фиолетовых кристаллов, завораживающие природной, хаотичной красотой.

– Самую необычную облицовку из всех, увиденных мною в Рунии, – ответил я. – Работу мастера.

– Это не облицовка, Меркопт. Кристаллы не покрывают стену, стена – единая друза аметиста. Всё, что сделали гномы – очистили её от пустых пород, явив миру величие гения Природы. Она – истинный творец, художник и скульптор, она создаёт завораживающие камни и минералы, и каждый из них неповторим. Этот зал – монумент её величию, рама для написанной ею картины. Принцы и короли, принимая здесь посетителей, судят мудро и справедливо, памятуя, что находятся перед её взором. Таково истинное положение вещей, Меркопт. Создаёт Природа, гномы лишь обрабатывают и придают форму, которая наиболее выгодно отразит совершенство её творения. Что мы можем сотворить без даров Природы? Ничего. И каждый гном это понимает.

Орсон исполнил обещание. После обеда его стража вывела меня к Торговым Вратам. Мне повезло, что среди моих вещей оказался ритуальный кристалл – принц распознал в нём аметист, не встречающегося в Рунии сорта. Я выменял его на припасы, одежду, серебряные монеты и карту Катарона. Подумав и обсудив с Орсоном, я пришёл к выводу, что безопаснее всего будет вырядиться нищим. Оборванцев никто не замечает, а если кто-то и обратит на меня внимание, не заметит некромантских татуировок под слоем грязи.

Таким я и ступил на землю Катарона: в лохмотьях и с перепачканным лицом. У Торговых Врат раскинулся целый городок из фургонов и навесов. Прилавки под разноцветными тентами пестрели товарами, которые люди предлагали гномам. Мёд, шерсть, меха, свежие овощи и зерно, пиво, вина, масло, сахар… Торговля шла бойко, гномы оживлённо спорили с людьми, через Врата в обоих направлениях то и дело проезжали полные повозки. Меня никто не замечал.

Я мог бы купить себе лошадь, денег хватало, но это разрушило бы мой образ нищего. Пусть я буду идти медленнее, но доберусь до Онрилл-Этила живым.

Врата Рунии и обступивший их торговый городок остались позади. Меня ошеломила открывшаяся передо мной палитра красок. Голубое небо, зелёная растительность, яркие цветы, бабочки и птицы… Природа Фальции куда более блёклая.

Под моими ногами пролегала мощёная дорога. Тогда я почему-то подумал, что в Катароне все дороги такие, и ощутил обиду за не столь прогрессивную родину. Позже, уже путешествуя по простым накатанным дорогам, а то и тропинкам, я понял: камнем мостили лишь оживлённые торговые тракты. До Атирона вёл именно такой. Мимо постоянно проезжали тяжело нагруженные фургоны. Один торговец предложил подвезти меня до города, и я согласился. Он почти ничего не спрашивал, больше рассказывал о себе. Поэтому я кивал и слушал, радуясь, что не пришлось идти пешком. Глупость я допустил, попытавшись заплатить за проезд. Торговец изменился в лице, поняв, что я вовсе не нищий. Спрашивать, кто я и от кого скрываюсь, он, конечно, не стал, хоть этот вопрос отчётливо читался в его глазах. Дрожащими руками принимая плату, он посоветовал мне останавливаться в самых дурных тавернах, куда не рискует заходить городская стража. Мол, среди постояльцев я не стану выделяться.

Торговец оказался прав. В заведениях, где завсегдатаями были воры, убийцы и шлюхи, никто не задавался вопросом, откуда деньги у оборванца. Я без проблем заказывал еду и снимал комнату на ночь. И так практически везде. Так что, я очень благодарен тому моему первому попутчику. Сейчас я понимаю, как много проблем мне удалось избежать благодаря его совету.

Однако, удача сопутствовала мне не всегда. В Даоре, найдя подходящую забегаловку и заказав ужин, я уселся в зале ожидать заказ. И в это время заявился некий рыцарь. Из его пафосной и по большей части бессмысленной речи я понял, что он намеревается очистить город от всякого сброда, представители коего облюбовали это заведение. Меня позабавили его угрозы – как одинокий благородный воин будет противостоять двум десяткам головорезов? Тогда я почти ничего не знал о рыцарях из Школы Мечей, а всё услышанное считал нелепыми сказками.

Но поведение завсегдатаев заставило меня напрячься. О всеобщем смехе, которого я ожидал, не было и речи. Никто даже не улыбнулся. Я кожей ощущал переполнявший людей страх.

Когда самые отчаянные ринулись к выходу, рыцарь начал действовать. Он едва шевельнулся, а самый шустрый беглец отлетел в сторону с раздробленным черепом. Началась паника. Люди с криками ломились в окна, толкаясь и мешая друг другу. Рыцарь перемещался с фантастической скоростью и убивал мгновенно, никому не давая уйти. Глядя на эту резню, я понял: жив я лишь потому, что оцепенел от страха. Стоит попытаться бежать, и следующий смертельный удар достанется мне.

Воин замер посреди залитого кровью зала, опутанный моей магической сетью. Его ненавидящий взгляд вонзился в мои глаза, и меня прошиб холодный пот. Как он понял, кто наложил чары? Я убил его мгновением позже, просто исторгнув душу, и устремился к выходу вместе с паникующими людьми.

Даор я покинул тем же днём, не рискнув остаться там на ночь. По городу рыскали другие воины и искали мага, убившего их товарища. К счастью, как выглядел оный маг, они не знали.

Слушая разговоры в тавернах и беседуя с попутчиками, я постоянно слышал о войне между магами и рыцарями. Причины каждый человек видел разные. Наиболее правдоподобной мне казалась взаимная неприязнь. Но даже эта причина слишком незначительна, чтобы развязывать войну. Катаронцы, похоже, считали иначе. И у волшебников, и у рыцарей имелись свои ярые сторонники. Первые утверждали, что Катароном испокон веков правили маги, и правили мудро, ведя победоносные войны с солнечными эльфами. А воины из Школы Мечей – просто выскочки-простолюдины, дорвавшиеся до власти. Другие возмущались несправедливым отбором Гильдии магов: волшебником мог стать только дворянин, даже самых талантливых простолюдинов в Гильдию не принимали. А Школа Мечей каждому давала шанс выбиться из грязи. И рыцари, делающие для государства не меньше магов, желали себе таких же привилегий.

Слушая эти истории, я вспоминал слова Аньи о воинственных катаронцах и мирных солнечных эльфах. И всё больше убеждался в её правоте. Катаронцы, похоже, жить не могли без войны. Но меня несказанно удивляло, что врагов они ищут в собственной стране. В этом я видел слабую руку катаронского императора, неспособного управлять своим народом.

В целом, дорога через Катарон оказалась куда проще, чем я опасался. Образ нищего был весьма полезен. На одинокого оборванца редко нападали разбойники, а если кто и дерзал – жестоко расплачивался за это. Живыми от меня не уходили. И, как я уже упоминал, довольно часто путешественники предлагали подвезти меня. Поначалу я считал это удачными случайностями, потом – странной катаронской традицией. Пока не узнал от одного попутчика, что, подвозя нищего, человек получает благословление Пресветлых Сестёр. Пожалуй, это действительно работало, так как разбойники при мне на обозы не нападали. Кроме одного случая.

Я шёл от Секветы к деревням Блаженных. О них я успел услышать много странного – то ли сектанты, то ли дикари, то ли просто трусы. В чём сходились абсолютно все говорившие о них катаронцы – Блаженные против войны с Онрилл-Этилом.

И вот, на пути к одной из их деревень, меня подобрал местный крестьянин, возвращавшийся из Секветы. Куда больше он напоминал торговца, но упорно называл себя крестьянином, объясняя это тем, что не торгует, а обменивает плоды своего труда и труда односельчан на нужные деревне вещи. Представился он Марком, а вёз в деревню два полных рудой обоза. Одним правил сам, другим – его сын. С ними ехало четыре рослых мужика, как я подумал – наёмные охранники. Но оказалось, все четверо – родственники Марка. Кем они ему приходятся, я не понял, хотя он и говорил. Сказывалось моё незнание родственных связей.

– Мы всё добываем сами, – хвастал Марк. – Выращиваем зерно, собираем дары лесов, прядём собственный лён, охотимся и разводим скот. Будь у нас железо – и вовсе бы не ездили в Секвету. Знаешь, бродяга, как трудно обменять сыр и мёд на железо? Все восхищаются нашими продуктами, но требуют за железо дурацкие кругляши! Они мне твердят, что я могу обменять сыр и мёд на горсточку серебра, а потом на неё выменять железо. Но зачем так всё усложнять, когда можно просто обменяться? А то и вовсе – предлагают готовые гвозди, подковы и рогатины. На что мне, спрашивается, это всё, неизвестно кем сделанное? Вот кузнец наш, ему я доверяю, всю деревню инструментом и мелочью важной снабжает. И с благословения духов работает. А горожане? Поклоняются не пойми кому, наших духов солнца и леса ненавидят, да и нас недолюбливают. Как можно брать к себе домой вещь от недоброго человека? А если он проклятье навёл? Что с детьми будет?

– А как же руда? – спросил я.

– А? Руда? – Марк словно забыл, что говорил не сам с собой. – Так в кузнице она через огонь очистительный проходит, жар священный вбирает, всё зло в ней и выгорает. Духи всесильные, и как вы живёте, не зная таких простых вещей!

Я невольно улыбнулся.

– Вы часто видите своих духов?

– В каждом большом урожае, в каждой удачной охоте, в каждом здоровом ребёнке их рука!

– Я не об этом. Видели ли вы их своими глазами?

Марк уставился на меня с ужасом.

– Что ты, мы не достойны грешными своими очами лицезреть прекрасных духов! Даже помышлять о таком – святотатство.

– Понятно. Прости моё невежество.

Благодушие Марка, однако, как рукой сняло.

– Зачем ты выспрашиваешь про духов солнца и леса? Собрался вторгнуться в их обитель?

Разговор пошёл совсем не так, как мне хотелось. Палитра сменяющих друг друга эмоций на лице Марка не предвещала ничего хорошего. Я понял – каким бы ни был мой ответ, реакция будет одинаковой. Марк уже решил, что я враг.

И тут со всех сторон раздались крики, лошади встали на дыбы, а повозки окружило с десяток вооружённых людей. В ближайшего ко мне охранника вонзилась стрела. А дальше я активировал заклинание, которое на всякий случай держал наготове для Марка и его родни, но направил его на разбойников.

Людей парализовало в самых нелепых позах. Громилы Марка прирезали четверых врагов прежде, чем заподозрили что-то странное. Я к тому времени уже спрыгнул с козел и отошёл на безопасное расстояние.

Марк, выпучив глаза и сжимая топор, переводил взгляд с меня на разбойников.

– Ты! Это ты сделал!

– Я, – отпираться не имело смысла. – И, благодаря этому, все живы.

Надежда, что моя помощь вразумит крестьян, оказалась напрасной. Сын Марка выстрелил в меня из лука, но промахнулся. Я исторг души из скованных мною разбойников, и восемь тел одновременно с глухим стуком упало на землю. Крестьяне отшатнулись – зрелище было впечатляющее.

– Не делайте глупостей, как мальчишка. – произнёс я.

– Проклятый чародей, – прорычал Марк. – А я ещё и подвёз тебя!

– И я благодарен. Вы ведь всё ещё живы? Но дальше, я вижу, вы разделять со мной общество не желаете. Потому идите своей дорогой, а я дальше пойду один.

Я смотрел, как крестьяне, сверля меня ненавидящими взглядами, забирались в повозки. И думал – правильно ли я поступаю? Осторожность советовала убить их всех. Но ведь они не разбойники, они просто меня боятся. Поэтому, я лишь внимательно следил, как крестьяне отъезжают всё дальше. И увидел, что один из них вновь целится в меня из лука.

Я покачал головой, но лучник этого не увидел или не обратил внимания. Выпущенную стрелу я обратил в пыль, заставив дерево истлеть, а железо рассыпаться ржавой крошкой. Что бы ни говорила Анья, милосердие люди воспринимают как слабость. И я активировал предусмотрительно наложенную на крестьян смертельную сеть.

Идти в деревни Блаженных я не решился, уж очень непредсказуемыми проявили себя местные люди. Хотя от других я слышал об их миролюбии, на деле они оказались подозрительными и суеверными язычниками. Интересно, знают ли солнечные эльфы, что им поклоняются и возносят молитвы их давние враги?

Мой путь лежал через лес в сторону реки Дайтаны. Дальше карта принца Орсона помочь мне уже не могла – города солнечных эльфов на ней обозначены не были. И где находится родной для Аньи Офесс, я не знал. Но тогда меня это и не волновало. Ведь Анья уже давно дома, и, куда бы я в итоге ни вышел, ей быстро передадут весть обо мне.

Как наивен я был!

Когда глазам моим предстал Онрилл-Этил, у меня перехватило дыхание. Молочно-белые ветви онриллов, гладкие, как эльфийская кожа, тянулись к благословенному солнцу. А как искрились в его лучах золотые листья! Как играли, как переливались, купаясь в солнечном свете! Воистину, Золотой лес!

Ошеломлённый его величием, я стоял, не в силах отвести глаз, боясь пошевелиться и развеять чудесный образ. Из оцепенения меня вывел тонкий свист, и я оторопело уставился на возникшую в земле передо мной златооперённую стрелу.

Намёк был предельно ясен – мне тут не рады. Но почему? Анья не добралась до дома? Ужас сковал меня от этой мысли, однако, я быстро совладал с собой. Как меня могут узнать солнечные эльфы? Даже, будь я одет в привычную робу – некромантов тут никогда не видели. А сейчас я и вовсе выглядел, как грязный оборванец.

Меня от Онрилл-Этила отделяла широкая река. Я сложил ладони рупором и закричал:

– Я Меркопт из Фальции! Я хочу увидеть Анью! Она обещала, что я найду её здесь!

Тишина. Но и стрел больше не прилетало. Я позвал снова. Безрезультатно.

Шум воды заглушал мои слова. Я сорвал голос, пытаясь докричаться до эльфов. Я знал, что с того берега за мной наблюдают, – кто-то же выпустил стрелу – но никого не видел. Когда я уже отчаялся, над онриллами возникло нечто. Я замер, всматриваясь в стремительно приближающийся силуэт. Птица – понял я, а силуэт всё рос и рос. Не знал о существовании таких гигантских птиц. Перья переливались всеми цветами радуги, и я любовался ею, пока она не опустилась рядом со мной. Только тогда я заметил на её спине всадника – солнечного эльфа в небесно-голубом камзоле и полумаске. Он не заговорил, не пошевелился, но я почувствовал едва уловимое колебание магии. И отключился.

Очнулся я в окружении полусотни эльфов. Над головой шелестели ослепительно сияющие листья онриллов. Похоже, меня околдовали и бессознательного перенесли в Онрилл-Этил. А ещё каким-то образом отрезали от магии. Я не чувствовал потоков.

– Очнулся, – процедил один из эльфов. – Надеюсь, ты достаточно хорошо знаешь эльфийский, так как мы не засоряем свою память языками низших народов.

Мне не понравились его слова. И тон, с которым они были сказаны.

– Я знаю язык.

– Тогда слушай. Ты жив лишь благодаря желанию Аньи. Я удивлён, что ты, фалиец, вообще решился зайти так далеко. Мы пообещали Анье не причинять тебе зла, она на этом настаивала. Но, если бы мы поверили, что чёрный маг осмелится вторгнуться в Онрилл-Этил, Анья никогда бы не вымолила у нас такого обещания. Будь ей благодарен, жалкий фалиец.

Эльф словно выплёвывал слова, и я видел – он искренне сожалел о своём обещании.

– Что с Аньей? Почему её нет здесь?

Эльф затрясся, его светлая кожа побледнела ещё больше.

– Ты даже имя моей дочери произносить не достоин! Ты затмил её разум, похитил её душу, увёл от Света лучшую из нас! Она ушла, фалиец! Ушла, когда мы отказались поселить тебя в Онрилл-Этиле. Мыслимое ли дело – чёрный маг в обители Света! И, когда я вижу, ради кого моя дочь отказалась от жизни на благословенной земле, сердце моё переполняет ярость. Чёрный маг, уродливый, грязный оборванец! Я едва сдерживаюсь, чтобы не испепелить тебя, исчадье Тьмы!

Ненависть. В каждом направленном на меня взгляде я видел глубочайшую ненависть. Страх сжимал моё сердце. Аньи не было в Онрилл-Этиле. А были десятки эльфов, винящих меня в её помешательстве. И по их глазам я видел: одно моё неосторожное слово – и они забудут о данном Анье обещании.

– Куда она ушла? – осторожно спросил я.

– Нам она ответить не пожелала. А для тебя оставила письмо, которое мы, опять же, пообещали не вскрывать. Возьми, – эльф протянул мне конверт.

Я с благоговением спрятал письмо за пазуху. Эльф стиснул зубы – видимо, надеялся, что я стану читать при нём. Но говорить об этом не стал.

– Теперь убирайся отсюда. Своё обещание мы выполнили и терпеть тебя здесь больше не намерены.

Я вдохнул побольше воздуха и заговорил:

– Ваша дочь говорила, что солнечные эльфы добры и справедливы. Что в Онрилл-Этиле мы будем счастливы. Что здесь принимают всех, кто раскаялся в своих преступлениях и встал на путь Света. Она дала мне надежду. Она разглядела во мне хорошего человека. Неужели, она ошибалась? Что заставило её уйти?

Эльф фыркнул:

– Люди порочны по своей природе. Сколько бы вы ни стремились к Свету, он для вас недостижим. Я слишком старался оградить Анью от жестокостей этого мира и, к сожалению, преуспел. Она не стала меня слушать, когда я попытался вразумить её. Только наивная девочка могла влюбиться в чёрного мага и решить, что его с восторгом примут в Онрилл-Этиле! Ты ничего не знаешь о солнечных эльфах, фалиец, если поверил в такое!

Я чувствовал, как горят мои щёки. О нет, я достаточно слышал о солнечных эльфах, но мне так хотелось верить Анье! Верить, что в Авильстоне есть место, где мы можем быть счастливы.

Златоволосые эльфы смотрели на меня с отвращением. Прекрасные, как Анья, но совершенно на неё непохожие. Она превосходила их во всём, грациозная, но не холодная, гордая, но не высокомерная. Анья завораживала совершенной внешностью, мелодичным голосом, лёгкой, словно порхающей, походкой, но при этом обладала ещё и особенной, внутренней красотой. В ней гармонично соединились величие и простота.

Эльфы вывели меня к реке, где покачивалась пришвартованная лодка. Белая. В глазах уже рябило от белого и золотого.

– Почему не на птице?

– Никто не желает разделять твоё общество.

– Что делать с лодкой, когда я переправлюсь?

– Привяжешь к дереву. Мы заберём её позже, – эльф смерил меня надменным взглядом. – Гордись, фалиец, незаслуженно оказанной тебе великой честью! Мало кто из смертных ступал по земле Онрилл-Этила и ушёл отсюда живым.