Курсант. Назад в СССР 2

– Угадал просто, – пожал я плечами. – Слушай песню, пока бесплатно. Уверен, что в будущем, люди будут деньги платить, чтобы попасть на его концерт.

– Ну ты фантазёр, – улыбнулся Трошкин. – Да среди КВН-щиков каждый второй на гитаре брякает. Если бы каждый становился знаменитым, слушателей бы на всех не хватило…

* * *

Утренний луч настойчиво пробивался через веко. Я с неохотой и огромным трудом разлепил глаза. После вчерашнего во рту традиционно напакостили домашние питомцы. И такое ощущение, что ещё и крупнорогатый скот прошёлся.

Незнакомый потолок хитро улыбался мне посеревшими разводами известки. Дико иссушённое нёбо требовало воды. Ухо определило, что рядом кто-то сопит. Повернув голову, я тут же пожалел, что сделал это необдуманно резко. По вискам ударил молот Тора. Вот чёрт… Хорошо вчера посидели…

Вплотную ко мне на пружинной кровати привалилась спящая девушка. Белокурые волосы раскиданы по подушке. Довольно милое личико, и не думает просыпаться.

Откинув одеяло, осмотрел себя. Так и думал. Сбросил пар, только не помню ни хрена. Надо напрячь мозг. Помню, как вчера пошли с Быковым в гости к КВН-щицам. Как лезли по водосточной трубе на второй этаж общаги, чтобы миновать вахтёрский погранпост. Как забурились в какую-то комнату, где продолжили отмечать победу. А дальше сразу утро. Блин. А самого интересного и не помню, считай, что и не было! Ну ё-мое…

С другой стороны, если сегодня стыдно за вчерашний вечер, значит, праздник удался. Я потихоньку встал и, не делая резких движений, собрал раскиданные по полу вещи, оделся.

Пора валить. Мать, наверное, волнуется. Хорошо сынок на КВН сходил. Интересно, где Быков? Ведь кроме меня и девушки в комнате никого нет. Еще две кровати пустовали.

Выйдя в коридор, я с деловым видом пошлёпал вниз. Главное, мимо вахты проскользнуть и на коменданта не напороться.

На первом этаже за стеклом сидела бабулька. Вертела головой, как сова на охоте. Мои надежды, что вахтёрша будет дремать (в фильмах-то всегда так показывают) не оправдались. Не учли в фильмах, что люди в возрасте в принципе мало спят, даже в собственной постели, не говоря уже о том, чтоб на посту.

– Вы откуда, молодой человек? – бабулька сделала стойку и готовилась перехватить лазутчика.

– Горгаз, проверка узлов! – деловито кивнул я и прошел мимо.

Старушка расстроенно кивнула в ответ, утро прошло впустую – ни одного нарушителя! Удручённо села на стул, и только потом до неё дошло, что газопровода в общежитии нет!

Глава 4

Спокойная жизнь криминалистического отдела в это прекрасное утро нарушилась громогласными возмущениями неизвестного посетителя.

Выглянув из лаборатории, я увидел, как участковый Осинкин махал руками, словно ветряная мельница, и с жаром что-то рассказывал кивающему рядом Паутову:

– А где я их возьму, Бенедиктыч! У меня на участке много кто самогон гонит, но продают единицы! А начальство трясёт за сбыт! Вынь, блин, да положь! А как я сбыт оформлю, если они только своим алкашикам продают? Подсылал раньше подставных, да только теперь дурных нема! Не продадут им больше. А меня Губарев трясет, чтобы два сбыта самогона в этом месяце сделал. Что за палочная система, Бенедиктыч? Не было же такого в милиции раньше…

– А я тебе говорил, Петя, – назидательно поучал Паутов. – Ко мне надо было устраиваться. В эксперты…

– И что бы я здесь делал? – всплеснул руками раскрасневшийся Осинкин. – Пальчики катал да чай тебе заваривал? Я ж бригадир бывший. С людьми люблю работать. На свежем воздухе… Не моё это, как крыса в лаборатории сидеть и на улицу нос не казать. Извини, Аристарх, но по участку бродить мне милее.

– Вот и броди, – усмехнулся Паутов, – а по кварталу выговор схлопочешь за отсутствие работы по пресечению самогоноварения.

– Злорадствуешь, да? А ещё товарищ называется. Я ж к тебе за советом пришел. Подскажи, как самогонщиков прищучить?

– А я откуда знаю? – удивился Паутов. – Я эксперт.

– Во-о… – Осинкин многозначительно поднял указательный палец вверх. – Как говорил кто-то из классиков: “Эксперт – это звучит гордо”… К вам же всё УВД бегает советоваться. Сколько раз слышал, когда кто-то в тупик заходит, ему говорят: “Спроси у экспертов”.

– Мне, конечно, приятно слышать, что служба наша в таком почёте, но в проверочных закупках я не силен.

– Ладно, – удрученно махнул рукой Осинкин и протянул опечатанную бутылку. – Возьми на исследование жидкость…

– Ну, вот, – Паутов взял бутылку и повертел в руках. – А говоришь, проблемы с изъятием.

– Конечно, проблемы, – понизил голос Осинкин. – Это мой самогон. Жена делала. Ну и запах, конечно…

– Как – твой? – Паутов тряхнул головой так, что очки чуть с носа не сползли.

Он вовремя их подхватил и водрузил на законное место.

– А так. Приходится вертеться, – вздохнул Осинкин, промакивая лоб носовым платком. – Оформлю, как добровольную выдачу, на какого-нибудь алкаша. Всё ж какой-никакой результат. Не сбыт, конечно, но дышать пока смогу.

Паутов хотел что-то сказать, но Осинкин увидел меня и воскликнул:

– О! Андрюха! Иди сюда!

– Здравствуй, дядь Петь, – я подошел к ним. – Что расшумелся?

– Придумал! – хлопнул себя по лбу Осинкин. – Бенедиктыч, одолжи мне Курсанта.

– Зачем это? – Паутов напрягся.

– Он молодой, и рожей, пардон, лицом на сотрудника пока не тянет, закуп будет делать.

– Ну так-то на алкаша я тоже не очень похож, – вмешался я.

– Да хрен с ним, с алкашом, – прервал меня Осинкин. – Молодежь тоже иногда покупает. Как раз те, кому в магазине водку не продают. А Петров как раз на старшеклассника похож. Вот только рубашку надо попроще надеть. А то какой-то ты, Андрюха, солидный смотришься. Настоящий эксперт. Есть что пообтрепаннее?

– Найдем, – кивнул я.

– Вообще-то, – скривился Паутов, – я своего согласия не давал.

– Ну ты, что? Бенедиктыч! Товарищу не поможешь? – жалобно протянул участковый. – С меня рыбалка. Поехали в субботу на зорьку. Место одно знаю, там лещей руками ловить можно.

– Не сезон уже для лещей-то, – недоверчиво возразил мой начальник.

– Там всегда сезон. На прошлых выходных во-о-т такого вытащил.

– Врешь ведь?

– Тёщей клянусь, Бенедиктыч! Такого поросенка подсёк, что еле выудил. Чуть лодку мне не опрокинул.

– Ладно, сказочник, – Паутов снисходительно скривился. – Забирай Курсанта в своё распоряжение на день. Если он, конечно, не против.

Я, естественно, был не против, кабинетно-лабораторная работа уже начинала приедаться. Вроде, хорошо, тепло и мухи не кусают. Но я с Осинкиным согласен. Тоже с людьми привык общаться. И ножками работу делать, а не задницу об стул просиживать.

– Конечно, согласен, – кивнул я. – Тем более, дядя Петя мой участковый. Как же не помочь своему участковому?

– Спасибо, Петров! – Осинкин схватил обеими руками мою ладонь и потряс.

Мол, ух! Держитесь, самогонщики… Курсант в деле!

* * *

Тук-тук-тук! – побарабанил я по двери, обшитой потрескавшимся дерматином.

В подъезде пахло прогорклым табачным дымом и кошачьей мочой. А может, вовсе не кошачьей. Видно, что подъезд часто посещали маргинальные элементы. Вполне себе “проходной притон”.

За хлипкой дверью раздались шаркающие шаги. Светлое пятнышко глазка потемнело. Ага… Злодей смотрит на гостя… Продавать ему самогон или нет. На этаж ниже притаился участковый Осинкин. Дядя Петя напялил спортивный костюм. Когда-то, наверное, он был ему впору, но теперь его арбузный живот плохо вписывался в олимпийку. Растягивал её в районе талии до диаметра фляги. Смотрелось очень эпично, хоть и не по-спортивному. Рядом с Осинкиным притаились два внештатника, которых дядя Петя сразу взял в качестве карманных понятых. Удобно, когда свои понятые всегда под рукой. Мужики взрослые, но в глазах огонёк горит, будто не самогонщика пошли ловить, а самого Горбатого… Ну или сразу всю банду Черных кошек.

– Кто там? – проскрипел за дверью старушечий голос.

Ё-моё… Злодей оказался бабулькой. Надеюсь, похожей на Бабу-ягу.

Ну, Осинкин, ну паразит! Почему сразу не предупредил? В мою бытность за самогоноварение ответственности не было, поэтому в моём представлении самогонщик виделся здоровенным Моргуновым в папахе и с усами Гитлера. А тут бабушка… Тьфу ты, блин… Но отступать поздно, “маховик системы закрутился”. Назад пути нет. Понятые расстроятся, если без добычи вернутся. Что они потом на заводе в курилке рассказывать будут?

– Мать, – голосом уставшего путника проговорил я. – Открой дверь, я по делу.

– По какому делу? – невидимый глаз продолжал меня разглядывать в линзованную дырку.

Я даже, как бы случайно, отошёл назад и встал под лампу, чтобы меня лучше было видно. Что не злодей, не маньяк и не дай бог – не мент…

Потом с заговорщическим видом достал из-за пазухи пустой “шкалик” и повертел им перед глазком, а на морду накинул просящее выражение.

Щёлк! – замок открылся, и дверь распахнулась. Чуть сгорбленная бабушка с узлом седых волос на затылке, внимательно осмотрела меня выцветшими глазами. Морщины на лбу подозрительно на меня хмурились.

– Заходи! – “предпринимательница” впустила меня внутрь. – Откуда узнал про меня?

– Так Петрович проболтался, – выдал я.

– Какой Петрович? – насторожилась бабка.

Я хлопнул себя по лбу.

– Да не Петрович, это брат у него Петрович, путаю их все время, Василич, – я перебрал, на мой взгляд, самые распространенные отчества.

– А-а-а… – закивала бабуля, уже расслабившись. – Вот паскуда, говорила же ему, не веди новеньких. Я, молодой человек, только своим продаю, сам понимаешь, время сейчас такое. А мне внука тянуть надо.

– Внука? – удивился я. – А родители его что?

Квартирка выглядела убогой, но чистенькой. Обои двадцатилетней давности местами затёрлись до штукатурки. Крашеный пол облупился. На побеленном потолке вместо люстры болталась одинокая лампочка на заляпанном извёсткой чёрном проводе.

В коридор выскочил малец лет пяти-шести в черных трусах и белой майке. Увидев меня, он обрадовался, будто встретил детсадовского друга:

– Дядь, а дядь, дай рупь!

– Уйди, Андрюша, – шикнула на него бабушка. – не лезь к человеку.

Сердце ёкнуло. Он мне напомнил меня самого. Такой же босой на холодном полу. Только я в детдоме, а он здесь. Ещё и тезка…

– А держи, – я пошарил по карманам и вытащил измятую купюру с единичкой, протянул мальчику.

Тот ловко подскочил и цапнул ее, как коршун куренка:

– Спасибо, дядь!

Андрюшка скрылся в комнате.

– Ой, неудобно как-то, – запричитала бабуля. – Зачем ты деньги ему дал? У меня нечем тебе вернуть.

– Да не надо ничего, – махнул я рукой. – Для тёзки не жалко.

– Погоди, – бабуля уперла в бока руки. – Я тебе самогона бесплатно налью…

– Спасибо, – замотал я головой, – Мне пора. Что-то перехотелось, не буду брать.

– Как так? А чего приходил-то?

– Да для бати купить хотел, а сейчас подумал, обойдётся, старый хрыч. Пусть трезвеет. Уже мамку своими запоями всю извёл. Вот пусть лучше сдохнет с похмелья, не принесу я ему самогона.

– Ну и правильно, – одобрительно закивала самогонщица. – Помереть – не помрёт, а впредь наука будет. Сколько мужиков эта отрава сгубила…

– Так, а вы что тогда торгуете?

– А кто оглоеда кормить будет? Отец – ветер в поле, мамы – доченьки моей, уж год, как нету…

– Сочувствую, а что случилось?

– Да ты проходи, сынок, чай будешь? С баранками. Варенье малиновое, сама варила. Ягода, правда, с рынка…

– Спасибо, не откажусь.

Я разулся и прошёл в зал. Простенькая комната без югославской стенки и без телевизора смотрелась непривычно пусто. Посередине стоял огромный круглый стол довоенных времён. Его потёртая поверхность выдавала благородство древесной породы. Гордость хозяйки.

На столе расстелена плетёная кружевная паутинка из белых ниток, лежит отрывной, уже изрядно похудевший календарь с советами хозяйке.

Сама хозяйка скоро собрала на стол нехитрое угощение. Я дул на фарфоровую кружку и надкусывал баранку. Не знаю, что заставило меня поддаться на гостеприимство, ведь я пришёл за другим. Может, мне не хватало этого самого гостеприимства в прошлой жизни? Потом люди станут другие. Никто никогда не предложит незнакомцу чаю. Это даже станет немного опасным. Тучи мошенников будут ходить по квартирам, представляясь работниками собеса, ПФР или Горгаза, и облапошивать доверчивых пенсионеров, что ещё не успели отвыкнуть от радушия Совка. А пока всё замечательно. Из мошенников только цыгане и Гоша Индия.

– А что же с дочкой вашей случилось? – спросил я хозяйку.

– Убили ее… – старушка смахнула слезу.

– Как убили? – я отставил кружку. – Кто?

– Так не нашли ведь! Умница Верочка у меня была. Закончила пединститут с отличием. Учительницей работала, а нашли её в кустах на набережной, задушил какой-то зверь.

Жёваный компот! Так это же та, что год назад… Про которую Гоша рассказывал. И Паутов потом. Я заинтересовался.

– Сочувствую, извиняюсь, как вас по имени-отчеству? Меня Андрей зовут, как внука вашего.

– Бабой Людой кличут, – хозяйка шмыгнула носом и провела платком по глазам.

– Баба Люда, а у Веры были враги? Недоброжелатели?

– А тебе зачем?

– Так у меня отец в милиции работает, – сообразил сходу я. – Его попрошу, может, разберется…

– Да разбирались уж… – махнула рукой бабуля. – Только без толку. Никто ничего не видел. Никто ничего не слышал. Рассказала я им всё, только про полюбовника Вериного не рассказала.

– Почему? Это же важно.

– Да он человек хороший, интеллигентный. Незачем ему по допросам шастать.

– Баба Люда, миленькая, что же ты им про него не рассказала? Это же очень важно.

– Нельзя было, – вздохнула старушка. – Женат он был. Позор терпеть от соседей, что дочка моя с женатым спуталась. Утаила я. Любовь у них была… И так разведённая, Андрюшка ещё от первого брака. В студенчестве замуж выскочила слишком рано, года не прожили.

– А как звать-то его, помните? – с надеждой спросил я.

– Так я имени и не знала. Вера ничего про него особо не рассказывала. Просто говорила, что человек уважаемый, образованный, что познакомит нас, когда он жену бросит и всё по-людски будет. Я ворчала на неё, мол, что за тайны такие? Где это видано – втихушку любовь плести? Как людям в глаза смотреть? А она говорила, что ей всё равно на окружающих, что главное – моё понимание и любовь её ухажера. Права была дочка. Умница она у меня была… Не уберегла я кровиночку.

Хозяйка опять завсхлипывала.

– Выходит, жену он так и не бросил?

– Не знаю, сынок. Верочки не стало, и я теперь ничего не знаю. Не бросил, наверное. Рассказала бы мне дочка… А может, не успела просто.

– А как же вы избранника её не видели, он что, на похороны даже не пришел?

– А кто его знает, может, и приходил, только на нём не написано было. Столько народу собралось, как в приходе на Пасху. Любили все Верочку, уважали. Проводить пришли от мала до велика. Я там только нескольких человек узнала… Остальные все незнакомые. А ты точно не из милиции? – бабуля опять глянула на меня с подозрением. – А то давеча приходили двое, пытались самогон купить. Но я-то давно здесь живу. Каждого в лицо знаю. Друзья это были участкового нашего. Петьки Осинкина. Балбеса. Додумался же друзей своих подослать, с которыми в гараже по субботам выпивает. Думал, что? Не узнаю я их…

– Участковые – они такие, – закивал я. – Хитрые… Но понять их можно. С них тоже начальство спрашивает.

– Да я-то понимаю, не по своей воле нарушаю закон. Боженька – не Леонид, бабушку простит. Может, ещё чайку? Вот поговорила с тобой, излила душу грешную, и легче прям стало…

– Спасибо, баба Люда, пора мне, – замотал я головой (Осинкин, наверное, извёлся), – хоть и вкусный у вас чаек.

– Так ты заходи, если что… Дорогу знаешь.

– Хорошо, как-нибудь заскочу. А Вера ваша в какой школе работала?

– В седьмой, как раз возле набережной, а что? Отец если в органах, должен и сам подробности знать.

– Ну, да, до свидания, баба Люда, с Андрюшкой за меня попрощайтесь, спит уже, наверное.

– Спит, шельмец. Притих… До свидания, сынок…

Я вышел в подъезд. Только дверь за мной захлопнулась, чуть не столкнулся нос к носу с участковым.

– Ты что, дверь ей дал закрыть? – возмущался он. – Как мы теперь внутрь попадем? Купил?

– Не купил, – развел я руками. – Не торгует она больше, дядь Петь. Всё…

– Как – не торгует? – Осинкин хлопал глазами, будто неваляшка.

– Завязала, говорит. Перед соседями стыдно и закон нарушать не хочет. Боязно.

– Вот бляха… – Осинкин почесал за ухом. – Опять без результата вернусь.

– Пошли, дядь Петь, лучше хулиганов ловить. Давно ты по участку вечером ходил? Посмотрим, что да как. Может, повезет. Знаю я тут пару злачных местечек, где воришки собираются. На гитарах брякают и радиоприёмники с машин ворованные толкают.

– Где это? – удивленно уставился на меня участковый. – Почему я не знал?

– Пошли, покажу. Правда, это не твой участок, но какая разница, где палки рубить, лес – он и есть лес.

– Шустрый ты, Петров, – участковый повеселел и повернулся к внештатникам. – Мужики, вы как, домой не торопитесь?

Те удручённо переминались с ноги на ногу. Перспектива бродить по ночному городу их не особо прельщала.

– Вот и хорошо, что никуда не спешите, – ответил за них Осинкин. – У нас рейд профилактический намечается. В целях, так сказать, предотвращения краж из автомашин. Проверим пару мест, где, по оперативной информации, краденое сбывают. Если задержим с поличным, обещаю подготовить и направить вашему руководству благодарственное письмо от имени начальника УВД города. Как вы на это смотрите? Замечательно! Веди, Петров…

Глава 5

Очередной рабочий день начался с визита в кадры.

– Разрешите? – постучавшись в кабинет начальника, я приоткрыл дверь и заглянул внутрь.

– А, Петров? – Криволапов кивнул. – Заходи.

– Вызывали, Василь Василич?

– Скажи, почему я за тобой бегать должен?

– Не понял, товарищ подполковник…

– Ты в школу милиции собираешься поступать? Курсант!

– Однозначно!

– Так какого тогда рожна не идешь оформляться? Тебя же и принимали на службу с учетом того, что ты потом поступать будешь.

Я хлопнул себя по лбу. Ёпрст! В свете последних событий, насыщенных и ярких, как карнавал в Рио-де-Жанейро, совсем вылетело из головы, что для поступления в школу милиции нужно чуть ли не за год оформиться кандидатом на поступление в отделе кадров УВД.

– Виноват, Василь Василич. Работы много, забегался.

– Забегался он! – Криволапов театрально раскинул руки. – А мне дело личное сформировать на тебя надо, как на поступающего. Запросы оформить, зачеты по физо принять, медкомиссию приложить и ещё кучу разной… – (кадровик осёкся, чуть не сказав, видимо, "х*рни", но вовремя спохватился, – документации, так сказать.

Криволапов еще что-то доказывал. Даже встал и мерил шагами кабинет. Жестикулировал и наслаждался своими ораторскими потугами. Видать, совсем Василь Василичу скучно, если он в общении с простым служащим целый моноспектакль такой забабахал на вечную тему о том, как наши корабли бороздят просторы вселенной и какие нерадивые бывают сотрудники.

Старательно делая вид, что внимаю каждому слову оратора, я кивал, как фигурка собачки с качающейся головой, что стояла в девяностые почти у каждого таксиста на торпеде их ласточек.

Когда источник словоблудия иссяк, Криволапов удовлетворённо сел за стол, довольный своей исключительной харизмой и тем, что просветил слесаря с душой, блуждающей в потемках.

– Вот тебе бланк анкеты, – пододвинул ко мне он типографский листок. – Заполнишь разборчиво печатными буквами. Отдашь Наталье Сергеевне. Она занимается кандидатами на поступление.

Вот жук. Подполковник столько вещал мне о трудностях моего оформления, а на деле всю работу сгрузил на свою подчинённую. Настоящий руководитель. Нравится мне это слово: означает "руками водить". Прям про Криволапова, в самую точку. Золотое правило – “Плох тот начальник, кто работает больше своего подчиненного” – Василь Василич свято чтил. Понимаю и не осуждаю. Если всё работает, как часики из Швейцарии, то почему бы и нет?

Аккуратно, с почтением к документу я взял анкету. В графе “Родственники” нужно указать подробно анкетные данные отца. Это уже интересно. Будет повод у матери поспрашивать. Мог же я забыть дату и место рождения папаши? Молодежь – она такая… Забывчивая. А для усиления своего интереса анкету эту и положу перед ней…

Когда вернулся в отдел, Витя уже возился с потерпевшей, пытаясь откатать ей пальцы. Тётенька далеко уже послебальзаковского возраста, с трудом втиснутая в платье в горошек и с простой ситцевой косынкой на голове, громко сетовала на своё горе горькое, вещая на весь коридор, где стоял столик для дактилоскопирования, вернее, высокая тумба.

Рассказывала она о том, что цепочку золотую её покойный муж-нефтяник подарил десять лет назад, когда ездил на заработки на Север. А злодеи эту самую цепочку и украли. Причём, самым циничным образом: «прямо оттуда!»

Тётя выглядела просто, но богато. Рядом на столике лежали её многочисленные цацки, снятые с пухлых пальцев. Кольца и перстень с красным камнем. Уши оттягивали тяжелые сережки из “очень презренного” металла.

– Вы просто обязаны найти этого нахала! – её непререкаемый спич гремел праведным гневом.

– Успокойтесь, гражданочка! – Витя старался разогнуть её узловатые пальцы, прокатывая их по бланку дактокарты.

Но отпечатки получались смазанные.

– А меня-то за что? Зачем мои пальчики мараете? – кудахтала потерпевшая.

– Порядок такой, – терпеливо в который раз объяснял Витя. – На даче, где похитили вашу цепочку, изъяты следы. Нужно же нам убедиться, что это не ваши, а преступника.

– Так преступник ясно, кто! Я же сотрудникам рассказывала! Это таксист, паскуда, что с дачи меня забирал! Я, значит, к нему в машину села и говорю, мол, батюшки-светы, а цепочку-то я на даче оставила.

– Стоп-стоп-стоп! Откуда была похищена ваша цепочка – «прямо оттуда» – Витя нагло уперся взглядом в обширное декольте, – или с дачи?

От такого уточняющего вопроса заявительница пошла красными пятнами. Но её растерянность длилась буквально пару секунд.

– Я же говорю, на столе на веранде. И таксисту сказала: «Подождёте? Сбегаю за цепочкой!» А у него морда хитрая, как у Пуговкина, и усы один в один такие же. Ещё и заявляет нагло: “За простой таксомотора, гражданочка, оплачивать дополнительно придётся. Никуда ваша цепочка не денется, мол, завтра вернётесь и заберёте. И я, как Дуся с переулочка, согласилась. Думаю, всё равно завтра на дачу ехать. А он, скорее всего, без меня туда вернулся, окошко выставил и украл, гад, сокровище моё. Память о Петечке…

– Вы что, на дачу на такси ездите?

– Да нет, конечно. Я же деньги не печатаю, поздно было, на автобус опоздала, а тут к соседям машина подъехала, там дача главбуха с кирпичного завода. Она часто на такси раскатывает.

– Не беспокойтесь, нашли вашего таксиста.

– А толку-то что? Сидит он уже в кабинете инспектора розыска. Да только мне сказали, что шансов вернуть цепочку мало. Шельмец не признается, что вернулся на дачу. И соседи ничего не видели. Конечно, какое им дело до меня? У них забор высоченный и музыка играет. Ничего не видят вокруг себя, на простых людей им начхать…

Витя уже замолчал и не встревал в монолог. Наконец, смог кое-как собрать отпечатки экспрессивной дамы в одну кучу на листочке и отпустил её. Та, охая и ахая, вышла в коридор и направилась в туалет отмывать руки, которые по черноте своей напомнили руки Алексея Стаханова, только что вышедшего из забоя. Легенда был мужик. Жаль, что спился и умер в прошлом году в психбольнице. Как говорят, поскользнувшись на яблочной кожурке и ударившись головой. Глупая смерть героя.

– Что за история с таксистом? – поинтересовался я у Вити.

– Непонятная, – развел тот руками. – У потерпевшей на даче ночью кто-то разбил окошко на веранде и, как ты сам слышал, она утверждает, стащил цепочку, что лежала на столе.

– Так это необязательно таксист мог сделать. Любой, кто увидел цепочку через окно, мог такое провернуть, – предположил я.

– В том-то и дело, что не любой. В помещение никто не проникал, а столик не видно с улицы. Занавески там. Получается, что стекло выставили в аккурат в том месте, где стол стоял и цепочка лежала. Осталось только руку протянуть. Таксиста вчерашнего быстро нашли, да только он в отказ пошёл. Я пальчики с осколков стекла изъял, но не его это, посмотрел уже.

– Чтобы стекло разбить, необязательно его лапать.

Витя кивнул на бланк дактокарты с отпечатками толстых пальцев. В строке анкетных данных значилось: “Кузькин Евгений Прохорович, 12.04.1936 года рождения":