Мой Повелитель

Девочка недоуменно кивнула.

– Тогда я пойду, – буркнул некромант и, отвернувшись, быстро направился в подземелье.

Он скрылся. На лице девочки застыла задумчивая улыбка. Сая осталась одна, но больше не чувствовала себя одинокой. И на душе было тепло и спокойно, как никогда.

* * *

Я упал на кровать и уткнулся лицом в подушку. Нет, нет, нет! Я чуть было не совершил отвратительный поступок, о котором, наверно, жалел бы всю жизнь. Что за безумие! Она же ребенок, совсем еще девочка, почему меня так влечет к ней? Почему у меня такое необъяснимое ощущение, будто я знаю ее много лет, хотя знаком с ней только день от силы? Мне страшно об этом думать, а все происходящее кажется абсурдным. Наверное, я действительно схожу с ума. Я всегда был уверенным и рассудительным и никогда не выходил из состояния душевного равновесия – это тоже, кстати, принцип некромантии. Но, Тьма и Бездна, что же сейчас со мной происходит?

Дрожащими руками я достал из мешочка на поясе темно-зеленую пилюлю кантия и проглотил ее. Я понимал, что так выходить из ситуации нельзя, но мне было почти все равно. Наркотик одурманивал, безумные мысли покидали мозг, стало легко и свободно. Где-то далеко звучала приятная музыка, успокаивающая и манящая. Это было настолько прекрасно, что мне захотелось петь. Я пел и парил высоко над миром и чувствовал себя самым счастливым человеком в Авильстоне. В мире не было ни Света, ни Тьмы, весь мир искрился подо мной радужными красками, а я летал над ним и наслаждался божественной музыкой. Я ничего не хотел, мыслей не было, а с ними исчезали страхи и сомнения. Я задыхался от счастья, мир, окружающий меня сейчас, был идеален. Я тянулся за одной мелодией, вместе с нею вплетался в симфонию других и растворялся в гармонии музыки Вселенной. Я не знал, кто я, просто парил и наслаждался счастливым забвением. Радужные краски были моим взглядом, пение – моим дыханием, музыка – моими мыслями. Я сам стал этим миром, стал един с ним, стал совершенен. Я хотел вечно оставаться таким, но прекрасная музыка почти неуловимо притихла. Изменение было мизерным и совсем незначительным, но я сам превратился в музыку, и оно причинило мне боль. Я заплакал, чувствуя, как одна за другой умирают мелодии моей души. Радужный мир вокруг мерцал, но безупречное сияние цвета неумолимо тускнело. Я медленно падал, и не было силы, способной поднять меня обратно на вершину блаженства. Прекрасный мир поблек, отстраняясь от меня, возвращая мне мое ничтожное сознание и личность. Горечь невосполнимой утраты наполнила душу, музыка становилась все тише, а я все слабее. Я проваливался в бездну, разбитый, раздробленный, ненужный.

Резкий вдох, легкие раздуваются от воздуха, я открываю глаза. Выдох. Пустота. Абсолютная пустота в душе. Никаких чувств нет, только жуткая усталость. Я закрыл глаза и провалился в сон.

* * *

Просыпаться было тяжело. Меня мучила жуткая головная боль – неизбежная расплата за пережитое наслаждение. Каждый раз, погружаясь в этот мир грез и покидая его, ощущаешь невосполнимую потерю, затмевающую все реальные переживания. Быть частью совершенного мира, нотой в музыке бытия, и раз за разом лишаться этого – не существует большего страдания. Я понимаю, это самообман, но до сих пор кантий мне помогал. Сейчас все, что волновало меня в реальном мире, кажется почти бессмысленным.

Я закрыл глаза. Хочу назад, снова раствориться в божественной музыке и слиться с ней навсегда. Не помнить и не видеть ничего. Сознание отказывалось верить, что это всего лишь галлюцинации, и требовало продолжения. А разум подсказывал мне, что следующая доза сведет меня с ума, если не убьет. Но с каждым разом отказываться становилось все труднее и труднее.

Я все-таки поборол себя и встал. На столике нашел кувшин воды и выпил весь, затем кое-как привел себя в порядок и поднялся наверх.

Сая накрывала на стол. Я какое-то время внимательно смотрел на нее, пытаясь понять, задело ли ее мое вчерашнее поведение. Ведь она, сорвавшись, открыла мне душу, а я сбежал посреди разговора. Надеюсь, она не поняла, почему.

Девочка, наконец, заметила меня и улыбнулась. Мне показалось, по ее щекам разлился румянец, и я вздрогнул.

– Доброе утро, некромант.

– Доброе утро, Сая, – в горле пересохло, – Вчера я вел себя недостойно. Прошу извинить за мое поведение.

Девочка смущенно отвела взгляд и принялась разливать ароматный травяной чай.

– Не стоит. Ты ведь не обязан нянчиться со мной. Это мне нужно извиняться. Повела себя, как маленькая девочка, требуя заботы от едва знакомого человека.

– Но ты и есть маленькая девочка…

Я запнулся. Мне показалось, или в мимолетном взгляде Саи промелькнула совсем не детская обида?

– Я хотел сказать, в твоем возрасте нормально столь бурно проявлять эмоции. И я отвечаю за тебя перед Лафиком, не забыла? Так что ты имеешь полное право требовать от меня заботу и защиту.

– Ладно. Садись за стол, – в глазах девочки блеснули искорки смеха, – Ты всегда так много спишь? Полдень уже, а мы только завтракаем.

– Сплю всегда, когда появляется возможность, – улыбнулся я, принимаясь за еду.

Травяной чай унял головную боль. Я вдруг вспомнил, что мать Саи была чародейкой, а я даже не догадался проверить девочку на магические способности. Присмотревшись, я с удивлением понял – волшебный дар дочери не передался. Довольно редкий случай, надо сказать.

Неудивительно, что она чувствует себя беззащитной и постоянно испытывает страх. Отец был солдатом, мать – магом, но они не смогли защитить себя и дочь и погибли. Сая по сравнению с ними совсем беспомощна. Но, даже дрожа от страха, она продолжает бороться за свою жизнь. Воля ее сильна, и это вызывает восхищение.

– Чудесная еда, – похвалил я Саю, – Давно я так вкусно не завтракал.

Девочка зарделась.

– Спасибо. Мама научила. Папе тоже нравилось.

Сая помолчала и едва слышно прошептала:

– Мне их не хватает.

Она сдвинула брови, сосредоточенно ковыряя вилкой яичницу. Я видел, каких усилий ей стоило сдержать слезы, но девочка не заплакала.

– Мне здесь не нравится, – сказала она решительно, – Тут все напоминает о них.

Я невольно бросил взгляд на запертую комнату, где, как я знал, была спальня родителей Саи. Она проследила за моим взглядом.

– И поменять все в той комнате я тоже не могу. Ведь это словно вычеркнуть их из моей жизни. Мне больно вспоминать их, но я не хочу, чтобы они исчезли из моей памяти.

– Если тебе тут так тяжело, почему ты не переехала к Лафику, как он предлагал?

– Тогда было бы еще хуже. Видеть, что в доме, где смеялись и радовались жизни мама и папа, теперь живут чужие люди, было бы невыносимо. Знаешь, иногда мне хочется уехать из Тавра. Далеко-далеко, может, даже за пределы Катарона, чтобы ничто не напоминало о них. Начать новую жизнь… Но потом я ужасаюсь, ведь такие мысли предают память о моих родителях. А я не должна забывать их.

– Я понимаю тебя. Тяжело решиться на поступок, который изменит всю твою жизнь. Но это вовсе не предательство. Память о твоих родителях живет в тебе, она не привязана к дому или городу. Уверен, Эрику не хотелось бы, чтобы его дочь всю жизнь тосковала по нему. Не зацикливайся на прошлом, Сая, и не бойся делать выбор. Я когда-то стал некромантом, и это решение далось мне не просто. Да и сейчас… Впрочем, не важно.

– Что неважно? – Сая даже привстала, – Нет уж, говори, раз начал.

– Достаточно сказать, что я решился на самый безумный поступок, на который может пойти только самый безумный некромант. Я не хочу сейчас об этом говорить, я все расскажу на собрании и искренне надеюсь, что друзья меня поддержат, несмотря на эту сумасшедшую идею.

Сая смотрела на меня, а я на нее. Я снова залюбовался ею, эти большие, глубокие серые глаза очаровывали меня. Серьезный взгляд делал ее взрослее, а кудрявые волосы и курносый носик лишний раз напоминали, что она ребенок. Мне очень хотелось довериться ей и рассказать все немедленно. Но я сдержался.

– Почему ты решил стать некромантом?

– Я думал, это даст мне свободу. Но ошибся. Однако, я не жалею о своем выборе, ведь он стал отправной точкой на пути к моей цели. Не знай я того, что открылось мне в Темной Цитадели, никогда бы не решился на столь безумный план.

Сая надолго задумалась. Я молча закончил завтракать.

– Спасибо тебе, некромант, – произнесла она.

– За что, Сая?

– Ты указал мне путь. Ты вернул мне волю к жизни. Ведь я уже почти отчаялась.

Она начала убирать со стола. Немного растерянный я вышел во внутренний двор и сразу заметил сидящую на краю колодца Йови. Увидев меня, горгулья потянулась, словно кошка, и поприветствовала меня довольным урчанием. Я погладил холодную каменную голову, и горгулья снова превратилась в статуэтку. Значит, Конрик получил послание. Я спрятал горгулью в складках одежды и вернулся в дом.

Сая уже убрала посуду и остатки еды. Увидев меня, девочка сказала:

– Мне надо уйти за покупками. Поесть захочешь – найди что-нибудь на кухне.

– Хорошо. Сая, а где ты берешь деньги на жизнь?

Девочка пожала плечами.

– Продаю мамины драгоценности. Точнее, Лафик их выкупает. Потому, что принимать от него деньги просто так я не соглашаюсь.

Я невольно улыбнулся. Немыслимо, впервые слышу, что кому-то удалось переспорить Лафика! Представляю, как он намучился с дочкой Эрика.

– Чувствуй себя как дома, – произнесла Сая, собираясь в город, – Внизу есть маленькая библиотека, можешь почитать что-нибудь. Все, я ушла!

– Удачи.

Дверь захлопнулась.

Я прошелся по гостиной. С того момента, как я бывал в гостях у Эрика, тут мало что изменилось. Добротный каменный дом изнутри был отделан деревом. Гостиная была обставлена деревянной же мебелью. Кое-что из нее сделал Лафик, например широкий обеденный стол. У восточной стены расположился камин, им, помню, Эрик очень гордился – не каждый солдат мог позволить себе такую роскошь. Тканые занавески, покрывала, яркие коврики, украшавшие дом, выдавали влияние в нем женской руки. В целом, жилище выглядело небогато, но очень уютно.

Я заметил, что дверь в комнату Саи была приоткрыта. Искушение увидеть ее хоть одним глазком было столь велико, что я не выдержал и заглянул внутрь. Аккуратно заправленная кровать, маленький столик, тумбочка, несколько полок на стене. Обычная комната, но что-то в ней было не так. Я внимательно обвел ее взглядом. Те же нарядные занавески, коврик, аккуратно расставленные на полках игрушки. Я вдруг понял, что меня насторожило в обстановке: все слишком аккуратно. Ни брошенной впопыхах расчески, ни забытого на столике рукоделия, ни закатившейся в угол игрушки. Комната была не жилой.

Впрочем, это неудивительно. Когда раз за разом сталкиваешься с необходимостью защищать свою жизнь, уютная детская комнатка теряет былую привлекательность. Логично предположить, что Сая облюбовала одну из комнат в подземелье, где чувствовала себя в большей безопасности. Загоревшись желанием подтвердить это предположение, я спустился вниз.

Большинство комнат в подземельи оказались кладовыми. Запах выдавал, где хранились продукты, а где – запасы снадобий, трав и порошков погибшей волшебницы. Пара комнат была завалена старой мебелью и разным хламом. Внимание мое привлекла комната, в которой я не сразу узнал бывшую лабораторию мага. Ни один чародей не станет держать в беспорядке свое рабочее место, ведь небрежность в отношении реактивов и хрупкого оборудования может стоить рассеянному магу жизни. Эта лаборатория меня неприятно удивила. Жаровни, колбы, реторты были кучей сдвинуты в угол стола, а освобожденное пространство завалено книгами. На полках и стеллажах тоже царил хаос – рядом со склянками, задвинутыми ближе к стенке, умещались предметы туалета: расчески, ленты, гребни. И опять же книги. Я обошел стол, и моему взгляду открылась никак не вписывающаяся сюда кровать. Однако, теперь все встало на свои места. Кровать явно перетащили сюда после смерти хозяйки лаборатории, как и сдвинули инструменты и приборы, явно не разбираясь в их назначении. Именно в этой комнате поселилась Сая, решив перебраться в подземное убежище.

Я по-новому взглянул на бывшую лабораторию. Даже став служить жилым помещением, она не слишком напоминала комнату девочки. Никаких игрушек, цветов или украшений. Слишком скупо для ребенка или молодой девушки. Любая хозяйка, особенно маленькая, непременно привнесла бы в свою комнату что-либо, радующее глаз. Но Сая этого не сделала. Невольно складывалось впечатление, что жизнь для нее совершенно утратила привлекательность, лишившись всех красок.

Мне не хотелось об этом задумываться, и я поспешил уйти из лаборатории. Следующая комната оказалась библиотекой. Помимо полок с книгами тут находилось удобное кресло, низкий столик и большое количество вечно горящих свечей. Мое внимание привлекла лежащая на столике книга в простом кожаном переплете. Что Сая любит читать, я понял еще в лаборатории – книги там разбросала явно не ее мать. Наверняка и в библиотеке девочка проводит немало времени. Я взял со стола книгу, открыл ее на первой попавшейся странице и начал читать:

Мне безразличен этот мир,

Мир бессердечный и жестокий,

Мир, где не слышится молитв,

Где очерствели даже боги.

Я ненавижу эту жизнь,

Где каждый шаг ведет в погибель,

Где незначительная мысль

Способна принести мне гибель.

Противно говорить с людьми,

Что в спину шепчут мне проклятья.

Я прячу свою боль внутри,

Никто мне не желает счастья.

Я не хочу ничьих смертей,

Я не хочу безумной мести,

Хочу свободы от людей,

Отравленных своею лестью.

Они во власти предрассудков,

Их души черствы и пусты,

Мне не избавиться от страхов

И справедливость не найти.

Столько отчаяния и безнадежности… Я пролистал книгу – это оказался сборник стихотворений. Несколько страниц в конце были чистыми. На столике я заметил перо и чернила, на которые сначала не обратил внимания. Очевидно, что все эти стихи написала Сая.

Я не стал больше читать и положил книгу обратно. Читать стихотворения без ведома автора – все равно, что читать чужой дневник. Слишком личное. Если Сая захочет – она и так поделится со мной своими переживаниями. А лезть в ее душу таким образом я не собирался.

Для простого воина библиотека Эрика была богатой. Я нашел тут книги по истории, географии, культуре разных народов. Были тут книги про волшебных существ и даже руководства по простейшей магии. Подозреваю, что для самого Эрика книги интереса не представляли, и собирала их его жена. И все же потайное подземелье словно заново знакомило меня с моим другом. Как в хорошо известном мне доме вдруг обнаружилось тайное убежище, так и я открыл для себя ту часть Эрика, которую никогда не знал.

Прошло уже достаточно много времени, и я проголодался. Зайдя на кухню, я поймал себя на мысли, что раньше никогда тут не был. Меня всегда угощали в гостиной, и заходить сюда как-то не приходилось. Впрочем, ничего особенного тут не было. Чисто и уютно, посуда аккуратно расставлена по полкам. Я взял со стола хлеб, отыскал в шкафу с продуктами сыр и поел. Запил водой, так как ничего больше не нашел, и вернулся в библиотеку.

До возвращения в Катарон я и не представлял, как скучаю по прошлым приключениям. В Темной Цитадели я гнал от себя мысли о нашей бесшабашной, счастливой молодости. Ведь ставший на путь некроманта отрекается от своего прошлого. Но в доме Эрика воспоминания оживали одно за другим.

Столько времени прошло… А ведь я был неплохим мечником, меня учил Лютер, воин Школы Мечей. Конечно, такого совершенства боя, каким владел он, мне было не достичь, но кое-что необычное я умел.

Печально, что мы стали врагами. Вообще мне не нравилось, что внезапно из ниоткуда появилось столько рыцарских орденов. Наверное, орден – прекрасное место для воина Школы Мечей, но эти могущественные организации грозили серьезно нарушить равновесие в мире. У Гильдии магов, раньше контролировавшей всю власть в Катароне, появился достойный соперник. Все нарастающее напряжение между воинами и магами в ближайшем будущем могло привести к расколу страны. А сейчас, учитывая нарастающую мощь Хранителя Полуночи, это совсем некстати.

Лютер всегда был одержим фанатичным желанием совершать великие на его взгляд поступки во имя Света. Неудивительно, что мое решение стать некромантом он воспринял как предательство и глубокое личное оскорбление. Такой человек не мог простить близкого друга, пошедшего наперекор его учению, против всех убеждений, которые сам Лютер считал священными. Наверное, за непреклонность собственных убеждений и яростное стремление служить Свету он и получил в Школе Мечей титул Фанатик. Сам Лютер его ненавидел, считая, что такой титул ему дали несправедливо. Он ожидал чего-нибудь типа Светозарный или Светоносный. Но титулы в Школе Мечей заслуживают годами, они, в первую очередь, коллективное мнение воинов о конкретном человеке. И в том, что Лютеру лучше всего подходит титул Фанатик, я был согласен с ними, хотя никогда не признавался в этом другу.

Размышляя и перелистывая книги, я не замечал течения времени, поэтому, поднявшись в гостиную, даже удивился, обнаружив, что наступил вечер. Сая все не возвращалась, и это вызывало беспокойство. В доме она под моей защитой, но снаружи с ней может случиться что угодно, и я ничем не могу помочь. Я похолодел, представив, что Сая может и не вернуться вовсе.

Я постарался избавиться от страшных мыслей, но время шло, а Саи все не было. Невольно в мою душу закралось сомнение, правильно ли я поступаю, доверяя ей. Я для нее совершенно чужой человек, о котором не любили вспоминать ее родители. Некромант, вернувшийся непонятно зачем из Темной Цитадели. Может, прямо сейчас она доносит на меня знакомым рыцарям или магам. Я ужаснулся кощунственным мыслям и поспешил прогнать их прочь. Сая не дала никакого повода усомниться в себе и ее отсутствие не должно вызывать у меня подозрений. Но навязчивая мысль, раз возникнув, уже не желала покидать мое сознание.

Сая может наделать глупостей просто от страха. Она неплохо справлялась со страхом раньше, но недавно я сам стал свидетелем ее срыва. А скорее всего, и причиной. Может ли она пренебречь своим обещанием и сдать меня страже? Нет, быть того не может. За меня ведь поручился Лафик, а ему Сая доверяет.

Я стал нервничать и злился на себя за собственную подозрительность. Сая сказала, что идет за покупками, но кто торгует так поздно? Где она ходит? Невольно вспомнилось, что она продает драгоценности матери ради пропитания. Я сразу не подумал об этом, но разве есть женщины, равнодушные к дорогим украшениям? Вряд ли она отдает их без сожаления. А тут подвернулась такая возможность заработать – некромант, которого счастлив будет выкупить и казнить по крайней мере один из рыцарей.

Я раздраженно мерил шагами гостиную. И когда в замочной скважине наконец послышался скрип, и в открытую дверь вошла Сая, я даже облегчения не испытал.

– Где ты была?

Девочка, до этого спокойно расшнуровывающая сапожки, с удивлением уставилась на меня.

– Сая, будь добра, ответь мне.

Удивление в ее глазах сменялось гневом. Но почему-то даже это меня не остановило.

– Это тебя не касается, – произнесла она, всем своим тоном давая понять, что мне следует замолчать.

– Нет, Сая, – почему-то я злился все больше, – Пожалуйста, ответь мне, где ты была так долго.

– Почему ты спрашиваешь? Ты мне не доверяешь?

– Доверяю, конечно.

– А если доверяешь, тогда к чему этот допрос?

– Почему ты просто не скажешь, где была?

– Потому, что это не твое дело! Я хозяйка в этом доме, а не твоя служанка. А ты – мой гость, а не повелитель. Так что относись ко мне с уважением!

Сая ушла на кухню, громко хлопнув дверью. Послышался звон разбитой посуды и гневные проклятия. Мне стало очень стыдно. Не понимаю, почему я так сорвался? Я всегда хорошо контролировал свои эмоции… Что за беспочвенная подозрительность к человеку, который, не зная меня, тем не менее, согласился мне помочь?

Надо бы извиниться перед Саей… но я не решился войти к ней. Вместо этого поплелся в свою комнату, проклиная себя за несдержанность. Уже в который раз я оказываюсь виноватым перед ней и вынужден просить прощения. Похоже, это становится привычкой.

Я лег на кровать, пытаясь заставить себя заснуть. Разумеется, заснуть не получалось. Я не мог понять, почему стал так сильно подвержен эмоциям. Бесстрастие – второе я некроманта. Но после встречи с Саей от него не осталось и следа.

Я ворочался еще долго, но заснуть не мог. Почему-то внимательно прислушивался к происходящему вверху, пытаясь понять, что делает Сая. Мысли об одинокой девочке и о собственной непредсказуемости не покидали меня. Я мог сколько угодно обманывать себя, придумывать оправдания своим внезапным вспышкам, но отрицать очевидное уже не имело смысла – я был влюблен в Саю.

* * *

Когда утром некромант поднялся в гостиную, Сая не сказала ни слова. Она молча налила чай себе и ему и с надменным выражением лица уселась завтракать. Она делала вид, будто не замечает присутствия некроманта, но от нее не укрылось, что тот провел бессонную ночь.

Некромант видел показное недовольство Саи и от ее высокомерия ощущал все большую неловкость. Он понимал, что напряженное молчание все только испортит.

– Сая, – некромант с трудом подавил дрожь в голосе, – Прости меня за вчерашнее.

Девочка не подняла взгляд. Она хотела выглядеть сильной, хотела решительно встретиться с ним глазами, улыбнуться и сказать, что ничего страшного не произошло, она понимает его тревогу и вовсе не злится. Но ведь это не так… И скрыть свою душу за неприступной стеной, как она всегда делала, оставшись одна, без родителей, она от него почему-то не может.

– Я не имел права сомневаться в тебе. Не понимаю, что на меня нашло. Ты замечательный, добрый человек, и я очень тебе обязан. Прости меня, Сая.

Ну вот, она снова готова разрыдаться. Ну почему именно с ним, красивым, таинственным некромантом, она не может быть такой, какой хочет казаться?

– Ты даже представить себе не можешь, как сильно меня обидел, – едва слышно прошептала она и подняла полные слез глаза.

– Сая, милая, прости, я, правда, не хотел…

– Мне казалось, мы действительно доверяем друг другу. Я стараюсь тебе помочь… За что ты так, я не понимаю…

Она зарыдала, громко, обиженно, как самый настоящий ребенок. Некромант подошел и осторожно обнял ее. Она вцепилась кулачками в его рубаху, уткнулась лицом в его грудь, продолжая всхлипывать.

– Ну не плачь, девочка моя. Я обещаю, больше никогда не обижу тебя своим недоверием и не посмею в тебе усомниться.

Он мгновение колебался, затем ласково поцеловал ее в кудрявую головку.

Рыдания тут же утихли. Сая подняла блестящие от слез глаза и взглянула на некроманта.

– Я люблю тебя, – тихо сказала она.

* * *

Не то, чтобы для меня это было совсем неожиданным, но я растерялся, а она смотрела мне прямо в глаза, ожидая услышать то же в ответ.

Я же действительно люблю ее и должен признаться ей, ведь она хочет это услышать. Ни к кому раньше я не испытывал таких сильных чувств и не верил историям, где любовь граничила с безумием.

Но любящие, полные надежды глаза, устремленные на меня, принадлежали ребенку. И я не знал, как поступить.

Я отстранился и заговорил снисходительно-поучительным тоном, каким, по моему мнению, говорят родители с непонятливыми детьми:

– Сая, у тебя вся жизнь еще впереди. Не надо говорить такие вещи едва знакомому человеку.

– Ты меня не любишь?

Это звучало, как вызов. Я отвернулся.

– Так не должно быть, это неправильно.

Она устало вздохнула, как будто это я был упрямым, непонятливым ребенком и не желал понять очевидное.

– Разве могут быть преграды перед настоящим чувством? Почему ты боишься? Я же вижу, ты тоже меня любишь. Так что мешает?

Я не знал, что ей ответить. Она опустила глаза и поникла.

– Хорошо. Если для тебя так важно общественное мнение или моральные принципы, я подожду. Просто… мне хотелось, чтобы ты знал. И… если между нами действительно искреннее чувство, я не понимаю, что может быть важнее этого.

Как все легко и просто звучит в устах ребенка! Хотелось бы мне, чтобы так оно и было. Происходящее между нами казалось ей простым и понятным, но на самом деле все гораздо сложнее. Несмотря на все наше взаимопонимание, она будет любить меня совсем не так, как я ее.

– Твои друзья соберутся завтра? – спросила Сая.

– Да.

– Тогда пойдем, подготовим для них комнаты.

Мы спустились в подземелье. Сая вела себя, как ни в чем ни бывало, хотя я только что отверг ее чувства. Удивительная она все-таки.

Несколько часов мы потратили, разбирая заваленные старьем комнаты и расчищая кладовые. Таскать тяжести, разумеется, Сае я не позволил, хоть она и утверждала, что для нее это привычно. Но переубедить меня ей не удалось. Я переносил вещи, следуя ее указаниям, а Сая с удивлением наблюдала за мной.