Чуть-чуть о Моральном Облике

Кайя

Два километра четыреста метров – ширина Замбези на месте паромной переправы. Течение бурное, постоянно вымывает из берега целые островки, вода мутная и коричневая от глины. Глазами ищешь крокодилов, но в первый день мы их не увидели, да и потом встречали редко. В деревне на том берегу нас ждали наши соотечественники – два советских специалиста, инженера- мостовика. Подробностей нашего устройства на месте не помню, но, конечно, мы уже за столом и пьем водку. Один из инженеров-мостовиков постоянно допытывался: «Е–ть черных будете?» Что ответить-то?! Он вскоре уезжал, после отъезда жены обращался к услугам черных дам и, наверное, хотя бы в качестве устной декларации хотел сделать из нас подельников, если кто стукнет. Трахнуть практически дикую негритянку в лесу называлось в те времена «связь с иностранкой». А это не шутка, клеймо на всю жизнь.

Мы с Сашей поселились в одном домике. Домик – это блочная конструкция из четырех комнат, с одним кондиционером, холодильником и комплектом посуды. Воду нам привозили водовозкой из Замбези, на крыше каждого домика был бак. Как я уже говорил, вода была глинистая, грязная, да еще кишащая всякими бактериями и прочими опасными для здоровья, да и для жизни микроэлементами. После каждого душа приходилось обрабатывать себя антисептиком, зубы чистили фильтрованной водой, которой набегало в день литра три. На первых порах есть совсем было нечего, хорошо, моя сестра Наташа, которая воспитывала меня после смерти матери, положила мне в чемодан штук 30 финских супчиков быстрого приготовления. Позже мы стали ходить на охоту и рыбалку, как я по наивности обещал, а оказалось правдой, и выменивать сахар, кур, муку, масло и другие продукты на всякую ненужную дребедень – старые рубашки, носки и т.д. Потихонечку жизнь налаживалась.

Саша в выходные дни ходил по дому в цветастых семейных трусах по колено, иногда подходил к окну, подолгу смотрел вдаль, почесывал лысину и задумчиво бормотал: «Еб твою мать. Цэ ж Африка».

На работе мы практически ничего не делали: стоило проявить любую производственную активность, как тут же партизаны в лесу узнавали об этом и шли штурмовать нашу деревню, – а зачем нам эти острые ощущения? Негры тоже в общем-то умирать не хотели, да и родни было полно с обеих сторон, зачем стрелять насмерть друг в друга? Атака выглядела обычно так – партизаны крадутся к нашей деревне, со всех сторон окруженной блокпостами, каждый из которых представлял собой натянутую через дорогу или тропу проволоку, охраняемую двумя-тремя полусонными неграми. Допустим, у кого-то под ногой треснет ветка или послышится какой-нибудь «не лесной» и «не ночной» шум. Наши, это солдаты блокпостов, тут же начинают палить на шум, атакующие понимают, что их атака срывается, и тоже начинают стрелять во все стороны. У кого первого кончились патроны, тот проиграл. Иногда эта «Зарница» затягивалась на несколько дней… но в любом случае сведений о жертвах никогда не поступало, и с нашей стороны никогда никого не хоронили.

Вообще-то нам предстояло проектировать какие-то работы по продолжению строительства моста через Замбези, который должен был соединять трассу Юг – Центр Африки. Иногда, чтобы хоть что-то показать африканскому и советскому начальствам, мы немножко делали геодезическую съемку. Специалист смотрит в теодолит, негр на расстоянии держит палку с отметками, спрашивается – что делать переводчику? А все просто, через пару недель уехал наш соотечественник, он же любитель черных дам, и мы остались втроем. Объясняю дальше. По советским правилам, за границей нашим людям меньше пятерых нельзя, в исключительных случаях – меньше троих, так как двое обязательно сговорятся и продадут Родину, а втроем побоятся, потому что третий обязательно заложит. Вот ведь советская душа, что-то такое потаенное знали коммунисты о строителях светлого будущего по всей Земле. Вот я и сидел для комплекта.

Скучно было невыносимо. Ни книг, ни музыки, я уж не говорю о телевизоре и других развлечениях. Алкоголя не было, практически не пили. Иногда играли в карты с болгарами на сигареты, курева постоянно не хватало… Целыми днями я писал письма домой; должен сказать, что к вопросу подходил творчески и даже украшал тексты рисунками. Рисовать не умею, но что-то же надо было делать!

Бегство в Келиман

Когда в первый раз атаковали нашу деревню, мы, все белые, а это два-три португальца, несколько болгар и тройка русских, срочно были эвакуированы в очаровательный городок Келиман, расположенный на берегу Индийского океана. Келиман славился самой большой в Мозамбике (или в провинции, столицей которой он был?) пальмовой рощей и очень стильной колониальной гостиницей «Шуабу». Там еще были всякие достопримечательности – соборы, порт и т.д., но в моей памяти – роща и отель. После леса любая гостиница рай, а эта! А ресторан после убогой лесной стряпни! Должен сказать, что, когда причины носили объективный характер – командировка или вот такая эвакуация, – местная сторона (дорожно-строительная фирма) оплачивала все расходы, включая одну большую бутылку пива на трапезу. Мы провели три чудесные недели, изнывая от скуки, но наслаждаясь изысканной кухней ресторана. Сначала мы заказывали легкую закуску, потом супчик – как правило, что-то овощное и протертое, а потом основное блюдо, кофе и десерт. Через несколько дней мастерство выросло, основное блюдо превратилось в два – рыбное и мясное, десерт тоже становился все более плотным.

В городе был кинотеатр и маленький стадиончик, на котором по вечерам – о счастье! – местные школьницы, почему-то в основном мулатки, играли в баскетбол. Болгары страдали, выбирали дам сердца и вожделели весь школьный чемпионат, но их знакомства не состоялись. Меня в первый же мой поход на баскетбол сняла просто игрушечная, стройненькая шестнадцатилетняя мулатка по имени Жу. Через несколько рядов она посылала мне воздушные поцелуи, я делал вид, что не замечаю, хотя сердце отчаянно стучало, пока меня просто не вытолкали к ней болгары. Я дарил ей шоколад, мы жарко целовались на набережной реки, но дальше дело не заходило. Ее поклонники, когда мы гуляли по улицам городка, яростно носились вокруг на мотоциклах, грозно смотрели на меня, но был какой-то период в истории Мозамбика практической неприкосновенности белых, иначе я не выступал бы таким смельчаком. Мы гуляли до поздней ночи, по субботам ходили на фарры, иначе – вечеринки. Я легко выплясывал и пил вино и пиво со всеми подряд, в гостиницу возвращался под утро, в общем, вел вполне привычный для ленинградского студента образ жизни.

С болгарином Колей (мой единственный реальный кореш по джунглям) мы познакомились с компанией бразильских и английских девушек и ездили с ними загорать на океан. И здесь не случилось никакого доходящего до постели романа, – срабатывало то ли «облико морале» советского человека, то ли еще непонятная мне до сих пор причина. Пляжи Келимана очень широкие, волны набегают на десятки метров, а потом медленно отходят обратно, образуя под ногами убегающую лужу. Вдоль пляжей тянулась пальмовая роща. Нам хватало ума не заплывать, так, барахтались в прибое, пожалуй, только бразильцы отваживались пересекать волны, уходя на глубину, где океан был уже спокойнее. Первая поездка на пляж запомнилась ощущением декорации или съемок в массовке голливудского фильма, до того все казалось невероятным. Как я здесь очутился? Приятель одной из барышень нашей компании был летчиком, и, конечно, он прилетел на маленьком самолетике, носился над нами вдоль пляжа, мы радовались и махали ему руками. Потом ели что-то вкусное в прибрежном ресторане, кажется, креветки с вином. Не успели мы вернуться в гостиницу, как, поднявшись в номер, я почувствовал озноб и жжение по всему телу. Сказать, что я сгорел, это ничего не сказать. Несколько дней я не мог пошевелиться, лежал под мокрыми простынями в гостинице, кожа слезала даже с пальцев ног. Кто мог мне дать совет в холодном закрытом Совке, как вести себя на африканском пляже, как уберечься от тропического жестокого солнца, когда практически вся страна дальше Черного моря не ездила?! Кто вообще что-то знал, кроме шпионов и сотрудников всяких околокагэбэшных институтов, об Африке? Зато коммунисты и комсомольцы со знанием дела предостерегали от провокаций со стороны спецслужб загнивающих стран. Когда меня потом высылали в Москву по состоянию здоровья с малярией и «клещевой лихорадкой», я даже не мог себе представить степень отсутствия каких-либо полезных знаний у кандидатов и докторов наук по медицинской части, пока не хлебнул советского родного лечения. ТОТАЛЬНО НИКТО НИЧЕГО! Но об этом потом.

Снова Кайя

Можно сказать, что Келиман – первый заграничный город, который я полюбил. Когда мы вернулись в лес на Замбези, втягиваться обратно в голодный и лишенный каких-либо положительных эмоций образ жизни было чертовски непросто. Когда-то, за несколько лет до нашей группы, в этой же деревне (кстати, деревня называлась очень красиво – Вила Фонтеш де Кайя) работали советские специалисты, после которых осталась годовая подписка газеты «Правда». Мы разложили газеты по датам и каждое утро начинали с чтения «свежего» номера. Другим развлечением была воскресная рыбалка, ловили мы только сомов, потому что другая речная рыба вызывала опасение. Часто клевала небольшая рыбка, размером с плотвичку, она бесхитростно заглатывала любую наживку. В первый же раз, когда я снимал ее с крючка, она резко выпустила шипы и поранила мне руку в кровь. Рука опухла, и пару дней мне было несколько не по себе. Поэтому с тех пор, поймав любую рыбу, кроме сома, который как две капли воды похож на нашего, мы наступали на нее и просто выдергивали крючок.

По ночам мы ходили на охоту. Хотя охотой это трудно назвать, так как зверья в определенные дни месяца было полно, а охотились мы с машины, высвечивая фарой по сторонам. Свет, попав в глаза любому животному, вынуждал его останавливаться, замирая на несколько минут. И ты стреляешь практически как в тире. Я в случае удачного выстрела выскакивал из машины и через траву и кусты стремглав бежал к добыче, не думая ни о каких львах или змеях, а напрасно. Более мудрые болгары всегда брали с собой негра и пускали его вперед, – наверное, генетически негры чувствовали опасность, во всяком случае, один раз очередной проводник посерел от ужаса и категорически отказался идти к убитой газели, хотя трава была невысокая и пространство просматривалось далеко вперед. «Сурукуку», – бормотал африканский проводник. Сурукуку – по рассказам местных, малоподвижная змея, которая не всегда успевает уползти при шуме шагов, но обладает способностью, сжавшись как пружина, делать прыжок вперед на несколько метров. При этом она очень ядовита, и в большинстве случаев укус ее смертелен, если немедленно не ввести противоядие. Никакого противоядия никогда у нас с собой не было.

Чаще всего мы останавливали свой выбор на газелях: проще разделывать тушу и компактнее размещать в холодильниках. Одну газель всегда надо было отдать солдатам на блокпосте в качестве взятки за то, чтобы они нас не закладывали, ведь наша охота была браконьерством в чистом виде. Вкуснее мяса я не ел. Представьте – на много сотен километров ни предприятий, ни городов, никакой грязи, никакой химии! Если удавалось настрелять несколько животных, то мы брали каждый по газели. Ритуал был приблизительно одинаковый: в 2-3 утра возвращение домой, в 4-5 – туша освежевана, одну заднюю ногу к обеду запекает Зе, мой бой, внутренности и передние ноги с ребрами ему, остальное – плотно в морозилку.

О Зе отдельно. Зе был работник фирмы, приставленный к нам, русским, чтобы помогать по дому, – слуга, короче говоря. Сначала мы по идеологическим соображениям – «все люди братья» – категорически отказывались от его услуг, потом были вызваны на совет белых людей, португальцев и болгар (быстро примазались к капиталистическим нравам братья-славяне!), которые доходчиво нам объяснили, чтоб мы негров не портили: белый человек сам убирать дом и стирать не должен! Зачем тогда у него высшее образование и высокая зарплата? Мои соотечественники скрепя сердце согласились на стирку (если что, можно и «соскочить», ведь и советские люди сдают белье в прачечную!), а я пошел на страшный риск, приняв Зе по полной программе как слугу. Он мне отвечал преданной любовью, но не по причине добрых отношений «слуга – хозяин», а потому что считал меня полным и законченным идиотом. Посудите сами, я на него не орал, отдавал ему остатки мяса после охоты, весьма, кстати, значительные, закрывал глаза на то, что он слегка подворовывал у меня продукты, более того, даже сам по своей воле дарил ему кое-что. Зе на вид было лет 35, это был сутулый и худой негр с хитрой мордой и абсолютно косой. Глаза его вращались во все стороны, и поймать взгляд хоть одного глаза было практически невозможно. Зе жалел меня как слабоумного, одновременно берег меня как источник своего локального благосостояния и заранее предупреждал о возможных атаках на нашу деревню. В результате мы всегда держали одну машину наготове, чтобы успеть улизнуть на другой берег Замбези до начала стрельбы, а еще лучше – рвануть в Келиман.

После охоты прошла, наверное, неделя, возвращаюсь с работы домой (я занял дом отъехавшего в Союз соотечественника) и интересуюсь у Зе, что на ужин. Он скорбно отвечает, что ничего.

– Зе, ну быть не может! Ходили на охоту меньше недели тому назад, гостей не было, мяса должен быть полный холодильник!

Зе терпеливо вдается в объяснения, жестикулируя и показывая для наглядности:

– Со инженьейру (вежливое обращение к лицам с высшим образованием и начальникам, «со» – сокращенное от «сеньор»), когда мясо жарится на сковородке, оно ведь ужаривается, – и пожимает плечами, грустный от того, что приходится произносить столь очевидные вещи.

Или вот тоже еще один спектакль с Зе в главной роли. В воскресенье днем сижу в кресле под кондиционером и внимательно наблюдаю на стене гостиной комнаты охоту ящерицы за каким-то жучком. Если жучок сбежит, то ничего не произойдет, если ящерица поймает его, то скоро получу письмо. Жарко. Даже очень жарко. Тут заходит Зе, сутулясь и содрогаясь в ознобе. Я спрашиваю, не заболел ли он малярией. Зе, потирая руки, притоптывая и дуя на ладони, отвечает:

– Нет, не заболел. Мне холодно, очень холодно. Сеньор (уважительное обращение на «вы») не хочет подарить мне свой пиджак?

– Нет, Зе, не хочу.

Зе тут же выпрямляется, его озноб снимает как рукой, он спокойно выходит, бросая на ходу:

– А-а-а, ну ладно*.

Или вот беседа о судьбах родины.

– Зе, когда были португальцы, как было?

– О-о! Было хорошо – работа, еда, врачи.

– Ну, так, может, лучше, чтобы они вернулись?

– Нет, теперь мы независимые…

– А что для тебя самое главное в жизни, по порядку?

Не задумываясь, Зе озвучивает мечту каждого негра в джунглях:

– Купить часы.

– Ну а потом?

– Одеться.

– Ну а после?

– Набить брюхо.

– А еще после?

– Накормить семью.

___________________________________________________________________

* Зе таки достался мой пиджак. Мои вещи в Кайе упаковывали без меня, я был уже в Мапуту. Уложили все, вплоть до ненужных мелочей, а пиджак не заметили, так как он висел на отдельной вешалке за дверью.

Консул в Келимане

Под любым предлогом (будь то чеснок, который, по слухам, неожиданно появился в магазинах, или периодически возникавшая потребность в лекарствах) и при наличии оказии (более или менее приличной машины, на роль которой годился любой «Лендровер», имеющий шанс не сломаться по дороге) я ездил в Келиман. В первую очередь – ради смены обстановки: какое ни есть, а все-таки развлечение. Ну и, конечно, – чтобы провести несколько дней в дивной гостинице «Шуабу». Чаще мне удавалось достать номер, а когда гостиница была забита, я «подселялся» к кому-нибудь из знакомых постояльцев, которые появились у меня в процессе моих келиманских набегов. Персонал гостиницы меня знал – в некотором роде я даже стал завсегдатаем, – и относился приветливо. Совершенно очевидно, что, по советским правилам, я не должен был передвигаться по стране в одиночку – «не меньше тройки!» – да и причины моих командировок практически всегда были липовые. Поэтому, когда в очередной раз я заселялся в гостиницу с небрежным видом авантюриста и путешественника (эдакого свободного гражданина Земного шара), у меня все затряслось от страха, когда ресепшионист сказал мне, что в гостинице остановился советский консул с супругой. Изобразив на лице улыбку счастья от перспективы общения с высокопоставленным соотечественником, я, тем не менее, поинтересовался, где он ест. Для меня в данной ситуации вопрос являлся ключевым. Дело в том, что ценник ресторана был так высок, что советский человек, при существующих тогда зарплатах, не мог себе позволить заведение такого класса. Мне-то платила фирма! «В городе», – получил я ответ и немного успокоился. Может, и пронесет. В тот момент я не подумал, что улыбающийся мне ресепшионист (впрочем, как и любой другой служащий гостиницы) уже мог поведать генеральному консулу Союза Советских Социалистических Республик в Мозамбике о молодом совьетико, скромном ленинградском переводчике Алексее, который любит останавливаться в этом шикарном отеле. Конечно, можно было укрыться в номере с великолепной ванной комнатой, всегда приводившей меня в восторг своей чистотой и элегантным дизайном, но не сидеть же взаперти несколько суток без телевидения и радио (что касается телевидения, то его просто тогда еще не было в Мозамбике)! И не из-за чистой и красивой ванной комнаты я все-таки проделал путь в двести с лишним километров, а чтобы «выйти из джунглей» и «оторваться» по максимально полной программе. Вторым укрытием от консула был ресторан гостиницы с его неподъемным ценником, – мне надо было немедленно поесть, выпить пива, а там уж что-нибудь само придумается.

Нет смысла изголодавшемуся молодому человеку двадцати двух лет от роду в условиях, когда «контора платит», скромничать при выборе блюд. Я сделал нестыдный заказ и удобно устроился в кресле с видом на панораму города (ресторан был на последнем этаже), но держа под прицелом вход. Не успели принести пиво, как я всеми клетками почувствовал, что входящий в зал мужчина и есть консул. Аппетит пропал, пиво резко вызвало отвращение, в желудке громко и неприятно заурчало. Подошедший к мужчине метрдотель что-то сказал ему и, радостно улыбаясь африканской белоснежной губошлепой улыбкой, повел к моему столику. Я вскочил и уже через несколько мгновений отвратительно вспотевшей ладонью жал руку мужчине.

– Сан Саныч, генеральный консул в Бейре.

– Алексей, – проблеял я.

Мы уселись. Мое пиво уже стояло на столе, и нестыдный заказ в сложившихся обстоятельствах отменить было невозможно, – в общем, я засветился. Вероятность того, что встреча обернется для меня серьезными последствиями, была крайне высока, масштаб возможного бедствия пока оценке не поддавался. Сан Саныч задумчиво и с любопытством уставился в меню, в моей голове завертелись хорошо знакомые мне антисоветские и вообще антигуманные цены.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.