Прозревшие в преисподней

«…19,56 с.»

…Левый пульт. 15% скрытности, это 15 секунд задержки уверенного целеуказания. Сейчас даже этим нельзя брезговать. Датчики и сенсоры впитали спектры и состав реликтовых излучений по правому борту. Эмиттеры по левому – в меру возможностей воспроизвели заслоняемую корпусом корвета картину окружающего космоса, и его силуэт на экранах лерских локаторов расплылся, сделался полупрозрачным, запрыгал по координатной сетке, не позволяя точно навести пушки…

«…34,13 с.»

…Теперь – почти шаг отчаяния. Так конечно леры и подумают, для того и делается.

– Жус, вот теперь, правда, зажмурься!

Кнопка запуска ракетной очереди ушла в пульт с приятным кликом. Кораблик четырежды содрогнулся, остекление рубки озарилось четырьмя ослепительными росчерками молний, тут же изогнувшимися в сторону врага. Совсем рядом над головой со скрежетом и лязгом провернулись давно неиспользуемые заряжающие механизмы, и все повторилось снова… И еще снова – в последний раз.

«Собственный прицельный запуск» – прокомментировал компьютер. «Боезапас исчерпан. Рекомендуется маневр уклонения и отхода».

Метки оханителей на оперативной схеме дрогнули и сменили цвет с красного на желтый. («…Постановка активных помех. Целеуказание невозможно. Положение рассчитано по данным удаленных наблюдений…»). А еще через секунду каждая из них двадцатикратно размножилась («…Сброс ложных целей. Самонаведение затруднено…»).

Первые восемь ракет с оптическим наведением неслись к целям и какие из них вели истинные, а какие уже сбились на ложные – предсказать было невозможно.

«…21,33 с.»

Семен осклабился и дотянулся до крошечной секции управления оружием. Радиоэфир и ИК-спектр были плотно забиты помехами – четыре, запущенные последними ракеты уже ослепли и оглохли. Они были нужны для другого. Дождавшись пока проекция их траекторий совпадет с направлением на противника, Семен четырежды нажал кнопку самоподрыва, и тут же снова метнулся…

«…16,47 с.»

– Попали! – вскричала Жустин. – Сема, мы попали!

– Не попали, – от том, что ей сейчас предстояло пережить, не хотелось даже думать. – Заткнись и прижмись затылком к подголовнику. Руки в подлокотники, плотно …

«…12,21 с.»

…Правый пульт. Смена программы маскировки, расчет имитации ракетного пуска, активация сброшенных имитаторов… Взорванная четверка ракет засеяла космос светящимся на локаторах металлом, облаком газов и радиацией из обедненного урана бронебойных наконечников боеголовок. («…Расчетная скрытность 42%. Малоразмерная локальная зона. Маскировка не рекомендуется…»). Какая еще маскировка? Всего лишь пара секунд заслона на смену имиджа!

«…9,43 с.»

– Сема, эти цифры!?..

– Дойдет до нуля, они нас поджарят. Все в порядке, Жус, делай, что я сказал. А лучше постарайся сразу потерять сознание.

…Полная тяга, рывком, до максимума… Запуск программы имитации…

Маскировочные эмиттеры сменили спектр, состав и интенсивность излучений. На локаторах «охранителей» полыхнула засветка, из которой выпрыгнули и понеслись по бешено перегруженным траекториям девять малоразмерных целей.

(«-…Новый пуск ракет, – доложили монахи-наблюдатели своим отцам-наставникам. – Наведение на нас не удалось, волей Господа опасности нет. Основная цель не наблюдается, отче…»

«-…Это что, детонация боезапаса? Старое земное корыто развалилось от собственного залпа?..»

«– Неисповедимы пути Единого, отче…»

«– Оставайтесь бдительны, братья. Поражайте, молясь, первые восемь, а потом и остальные, если успеете…»)

«…3,45 с. …4,52 с. …8,11 с. …Сбой отсчета…»

Запущенная ракета со сбитым наведением ведет себя как муха в ее хаотичном полете под комнатной люстрой. Головка ищет хоть какую-то цель – не пропадать же впустую заряженной боевой части – двигатели коррекции хаотически меняют траекторию и ориентацию, позволяя оптике осматривать новые участки пространства. И снова, снова, снова… Пока не кончится топливо или головка не захватит первый попавшийся вражеский силуэт. Беспилотное тело ракеты при этом испытывает запредельные перегрузки. Чтобы хоть немного приблизиться к ее безумной ломанной траектории пилотируемый корабль должен выжать все ресурсы… нет, не из двигателей, и не собственных шпангоутов – из тел своих пилотов. Непрерывное предельное ускорение и виражи на перегрузках близких к излому костей – вот что должен делать корабль, пожелавший сымитировать бесцельно пущенную ракету. Да и то получится лишь издалека, лишь при взгляде вскользь, и только в компании других, не столь стесненных в маневрах имитаторов.

Семен успел испугаться, что выдавленные друг об друга зубы выпадут ему в глотку и продавят ее до самого подголовника.

Больше он ничего не успел.

Ее величество Перегрузка решила не делать различий между мужчиной и женщиной – оба мягких человечка внутри бешено мечущейся по космосу консервной банки потеряли сознание одновременно.

(«…– Отче, мне показалось…»

«…– Говори, брат.»

«…– Одна из меток слишком медленна для ракеты, как раз та, что канула во тьму вот здесь. Возможно это…»

«…– Возможно, брат. Но теперь эти люди в руках Господа, как и мы сами. Боевой разворот «все вдруг»! Орудия изготовить, цель захватить!..»

«…– Отче, звено дронов чи-при курсом на перехват!..»

«…– Отче, прицельная серия с «Адмирала Нельсона»! Восемь снарядов! Время накрытия… »

«…– Молитесь братья. Работайте и молитесь, ибо осталось у нас еще одно дело!..»

«…– Какое же, отче? Ведь время накрытия…»

«…– Достойно умереть за веру нашу! Примите сею участь с гордостью и смирением!.. Господи Единый наш, по неисповедимым судьбам твоим, овому посылаеши Ангела смерти под кровом его, овому на мори, овому на поле брани, овому же в пространстви бесконечном от оружий бранных, изрыгающих страшныя и смертоносныя силы…»)

***

Ему приснилось, что он в море. Что ему пятнадцать лет, и он еще не разошелся с отцом во взглядах на свою судьбу, соглашаясь когда-нибудь в будущем стать третьим промышленником в списке New Forbs. И что на кипрском берегу в ста шагах позади его покорно ждут пара телохранителей и гувернантка с пушистым полотенцем. А вокруг – только вода…

В которой совершенно не чувствуется вес своего тела, в которой легко и приятно… Приятно и прохладно… Но главное – легко…

Потому что собственные 90 килограмм, не умноженные больше на 20g кажутся просто пушинкой…

Семен открыл глаза. Сморщился, мотнул головой, снова закрыл.

– Не может быть… – прошептал он. – Какого черта?..

– Может, рыцарь, – произнесла в ответ Жустин. – Здесь, наверное, еще и не то может быть.

– Где это – здесь?

Через стекло рубки смотреть не хотелось. Совсем. И он не смотрел.

– В гостях у прозревших, где еще? Потому что либо это так, либо мы одинаково сошли с ума.

– Одно другого не исключает… Ты тоже его видишь?

– Это он? Тот корабль, на котором ты умирал?

Он все же открыл глаза. Так, на всякий случай, убедиться, что не приснилось.

– Не может быть, – повторил он. – Топки не могут гореть так долго. Даже в режиме генерации.

Они горели. Сопла трех двигателей из восьми (совсем как тогда!) все еще светились слабым багровым отсветом пирокинетика, питающего лишь турбины энергосистемы. И турбины все еще давали электричество. По истечении трех лет на отрезанной лерским лазером кормовой части погибшего крейсера, все еще светились уцелевшие бортовые огни, иллюминаторы и даже кое-где освещение на открытых в вакуум, перерезанных палубах обрубленного торца.

– Прозревшие, – туманно напомнила Жустин. – Думаю нам нужно швартоваться.

Семен привстал с кресла, заглядывая за край остекления. Позади корвета непроглядно темнела все та же ватная пелена, снова отрезая половину небосвода, но теперь уже нижнюю. Впереди – медленно поворачивался обломок корабля, ставшего братской могилой для уцелевших в «Безудержном порыве».

– Прозревшие, – безнадежно согласился он. – Ты как, Тина, кости целы? Нигде не болит?

– Спохватился! Опять небось вся рожа сеточкой, а так – не болит.

– Нормальная у тебя рожа. Извини, «трешечку» я выжму, иначе еще пару часов пилить. Потерпишь? Нет?

Она вздохнула. Глубоко, словно пробуя легкие на эластичность.

– Да хоть «четверочку». Лишь бы все быстрей кончилось…

Семен выщелкнул из панели джойстик ручного управления – от одной мысли доверить стыковку компьютеру веяло почти кощунством – и плавно сдвинул вперед регулятор тяги. Щадящие по меркам космического боя 3g вдавили измученный организм в кресло, словно просыпанный на грудь мешок песка. Нет – три просыпанных мешка. Схема на стекле перестроилась, расчетное время перехвата объекта «останки» рывком сократилось до 15 минут.

Так они и пошли, по плавной слегка изогнутой траектории, выводящей корвет к обрубкам палуб. Почти молча, не обменявшись и парой слов – говорить было тяжело, да, в общем, и не о чем. Оба понимали, что строить планы в этом месте бесполезно.

Ровно через 7 с половиной минут Семен отключил тягу, развернул корабль маршевыми дюзами вперед (Жустин громко сглотнула поднявшийся в горло комок) и снова выжал 3g – на торможение.

«Опасность столкновения» – сообщил компьютер. «Действующие стыковочные узлы не обнаружены. Рекомендуется выход на курс уклонения.»

Семен фыркнул. Тоже новость! Кому нужны стыковочные узлы, когда половина остова открыта в пространство, что летная палуба справедливоносца? Выбирай – не хочу.

Семен выбрал. Обрубок седьмой бронепалубы с начисто выметенными из казематов орудиями – вполне сойдет за малый летный ангар «Нельсона».

– Сюда хочешь? – Жустин почти угадала намеченную траекторию, ткнув пальчиком в стекло.

– Правее. Там места больше и свет сохранился.

– А воздух?

– Не думаю, что это не проблема.

– Почему?

– Потому что всего этого все равно не может быть. А на крайний случай у нас «пустолазник» есть. Один.

– Жадина, – невпопад сообщила Жустин и смокла.

Семен пожал плечами. Под перегрузкой получилось едва заметно, но уж что есть, то есть. Кстати о перегрузке…

Он ослабил тягу, повел джойстиком поправляя траекторию. Визуальный заход, правее-правее-чуть выше… Тяга 0,7g… Еще секунда-две… Тяга 0,5g, вход в «тень» корпуса, прожектор по левому борту… Бортовыми маневровыми разворот на 180… Тяга 0,0g, приготовиться килевыми маневровыми парировать гравитацию… Носовыми гасить остаток скорости… Мягче, еще, еще… Вход в зону действующей гравитации, парирование просадки, носовыми еще немного… Касание!

Опоры скрежетнули по настилу из «гравилина», принимая на себя вес корвета, остаток инерции протащил кораблик метров пять юзом. Ни чего, почти ювелирно. Визуально, в условиях отсутствия диспетчерского сопровождения и действующих швартовочных механизмов… В общем сойдет. Нет?

Только вот что там теперь за бортом?

– Тина, ты идешь? – вопрос вышел будничным, словно они собирались прогуляться до ближайшего магазина на втором уровне «Луны сортировочной».

– Не дождешься!.. – агрессивно сообщила она и вскочила на ноги. Покачнулась, удержалась за спинку и, со второй попытки взяв правильный азимут, шагнула к короткому трапу из рубки.

В крохотный шлюз они поместились вместе. Ни чего, бывало уже, в тесноте да не в обиде. Крохотное табло над люком горело зеленым, сообщая о наличии за бортом кислорода, гравитации и приемлемого для теплокровных температурного режима. Семен хмыкнул, провернул штурвальчик и откатил в сторону тяжелую створку. В шлюз дунуло теплым, пропахшим продуктами сгорания воздухом.

Воздухом!

– Жус, осторожно, здесь ступеньки без поручней…

Кажется, он уже однажды это говорил. Прямо де-жа-вю какое-то… Может быть и Карлос тоже здесь?

Здесь. Но не Карлос.

– Семен, привет. Рад что, наконец, вернулся. Сам решил, или обстоятельства?

Крепкое здоровое рукопожатие. И не скажешь, что в тот последний раз эта рука была безвольна как горячая вата.

– Привет, Тоха. Обстоятельства… Извини, я не один.

– Конечно, что за вопрос? Спускайся, Коготок, будь как дома.

– Вот даже как? – буркнул Семен. – Коготок?

– Ну, ты же и меня не ждал, здесь увидеть верно? Идемте в агрегатный, пацаны ждут.

– Еще и пацаны…

Семен зачем-то оглянулся на корабль, скользнул взглядом по близкому излому палубы, обрывающейся прямо в открытый космос.

– Вязкий воздух? – произнес он. – Как у чи?

– Конечно. Очень удобно.

Они уже шли прочь с казематной палубы, в тот самый знакомый, тысячи раз снившийся Семену коридор. Только он никогда не заходил в него со стороны пространства.

– А если бы я выучил китайский? – на всякий случай уточнил он.

– 然后我们会谈论在中国。(*) (*Тогда мы поговорили бы на китайском) – сказал Антон. – Кстати Коготок-то его знает. Нет?

– 不关你的事, (*) (*Не твое дело) – порывисто отозвалась та.

Антон щелкнул по кнопке, и люк в переборке открылся. На миг в груди у Семена все заледенело, и сердце вроде бы пропустило пару ударов. Но этот коридор уже перестал быть склепом, он был пуст. Следующая переборка, еще один люк. В тот последний раз на этот путь, в пятьдесят шагов Семену понадобилось полчаса. Сейчас – не прошло и полминуты.

– Заходите, – пригласил Антон, распахивая последний люк. – Представлять ни кого надеюсь не надо? Да, мы здесь прибрались маленько, переставили кое-что. Парни вот мебель из кают-компании притащили – от нее-то самой аккурат половина осталась.

Они были здесь, все остальные. Словно в отключке Семен отвечал на рукопожатия: Николас Дидье, Джонни-Невада, Абим сын Абиойя… Еще кто-то, чьи лица проявлялись, а имена всплывали в памяти едва на них фокусировался глаз, и тут же снова расплывались в туман, когда взгляд уходил к следующему лицу…

– Маладэс! – сообщил ослепительно улыбаясь огромный негр. Тут же добавил, указывая на Жустин. – И твоя маладэс! Моя долго твоя ждать! Давай стол, давай еда кушать, давай чангаа пить!

Стол был тут. Несколько столов, куча стульев из столовой, пара диванов из рекреационной, в свободном порядке расставленные прямо между приводами замены топливных элементов, пультами контроля тягловиков и энергетиков, турбин и первичных накопителей избытков энергии.

– Давай, давай!..

– Отметим, Семен!..

– С возвращеницем!..

– Мадемуазель, мое почтение…

Со всех сторон сыпались реплики, рукопожатия, и одобрительные хлопки по плечам.

– А ну-ка, братва, ша! – гаркнул наконец Джонни. – Сема-Чистоплюй не на блины приехал! Базар держать будем! Здесь, при всех. Но что б мне не базарить! Кому чего сказать есть – по одному подходите… А вот потом и по чангаа можно!

– Садись, братан, – Николас пододвинул стул к ближайшему столу. – В ногах правды нет. Говорить, так говорить.

– Давай, давай, командир, – Антоха тоже пододвинул стул – для Жустин. – Мадемуазель…

– Сема? – напряженно уточнила она.

– Садись, – отозвался тот. – И вы четверо. Маловат столик, да ни чего, поместимся…

Он осекся, обнаружив, что столик уже не маловат, а как раз для шестерых, чтоб без стеснения и толкания локтями.

Народ вокруг начал рассасываться, по-прежнему создавая фон, но больше не докучая назойливым и бесполезным общением.

– Ну? – произнес Антоха. – Что решил, командир? Время было, подумать, небось, успел.

Семен по очереди осмотрел каждое знакомое лицо. В упор. В подробностях. Во всех – которые помнил. Не придерешься, не подкопаешся. Разумеется, ведь он сейчас видел как раз то, что помнил!

– Вы все мертвы, – проговорил он тихо. – Все. Вот этими руками каждого из вас я отнес в склеп.

– И в конце концов там остался, – подлюга Николас весело осклабился. – Значит тоже мертв. Мадемуазель, Sauvagement suis désolé, si c'est votre mec (*)(*дико извиняюсь, если это ваш парень).

– Моя умэр! – обрадовался негр. – Твоя умэр! Разныца нэ-эт! Тот, кыто отыкрывай глаза – нэт разныца!

– Открывай глаза, – шепнула Жустин будто себе под нос, но в сторону семенова уха. – Прозревший…

Тот кивнул.

– Вы не прозревшие, – сказал он. – Они кто угодно – мошенники, великие манипуляторы или – чем черт не шутит – действительно пророки. Но не призраки. Не призраки моей памяти.

– Нэт разныца, – повторил негр, снижая градус восторженности. – Джонни, доказай!

– Черный дело говорит, – выложил Невада. – Какая тебе разница кто мы. Ты собирался решить – кто ты. С тем и улетал. Думали – насовсем, но ты, все же, вернулся («маладэс!» немедленно вставил Абим). Знать, что-то решил?

Секунда, другая, и до Семена дошло. Кто бы ни был перед ним, Прозревшие-метаморфы, или фантомные воспоминания – дело неумолимо сводилось к недоразумению и всеобщему конфузу.

– Если и решил, – сказал он, – то, убейте, не помню что. И даже о чем – не помню, спасибо монастырским настоятелям. Зато другое помню, братцы: зачем сегодня прилетел.

– Это ты брось, командир, – оборвал Антоха. – Это мы и без тебя знаем. Спасать мир от криворуких экспериментаторов и равнодушных богов… прямо детство, чес-слово. Вспоминай лучше остальное. Ну?

– Вы не прозревшие, – Семен удовлетворенно кивнул. – Всего лишь сбесившаяся память. Так у нас базар не пойдет. Слышите?! – он поднял голову к потолку. – Эй, всемогущие! Выходите сами, с марионетками не договоримся!

– Обижаешь, Чистоплюй, – насупился с угрозой Ник. И Абим перехватил его руку, уже легшую на кобуру. – Да и дурак к тому же. Джонни, разъясни салаге, не то мы здесь еще три года проторчим. Жрать же охота, сил нет!

– Опять я, – проворчал Невада. – Тогда – я, теперь – я… Помнишь чем в тот раз кончилось? Короче, Семен, держи себя в руках, лады? Время-то, правда, к ужину, вопрос как-то надо решать.

– Не с тобой, – Семен усмехнулся. – Ты всего лишь интерфейс. Передай прозревшим, что я возвращаюсь домой. Но тогда вместо меня сюда вернутся три объединенных флота. Чи-при умные, они найдут, как пройти через пленку. Жус, вставай, пошли…

Она вцепилась в его руку, мешая подняться. Жарко зашептала в ухо:

– Подожди, Сема, что-то не ладится. Не так просто…

– Идиот! – рявкнул грубиян Николас. – У тебя что, расстройство личности? Сам с собой разговариваешь? ТЫ, Чистоплюй, И ЕСТЬ ПРОЗРЕВШИЙ !!! Последний и единственный на данном отрезке времени!

– Ага, ага, – радостно закивал негр. – Одын! Савсем одын!

Семен прекратил попытки встать и поднять за собой Жустин.

– Расстройство есть, – согласился он. – Если я вас вижу, как тут без расстройства? К тому же Ник вот явный псих, и при этом часть моей памяти. Как тут остаться нормальным?

– Вот! – вскинулся негр. – Пыравина! Все пыравина! Он – тывой памяти! Значе тывой выспоминать! Твой выспоминать! Маладэс!

– Он прав, Сема, – Жустин намертво прилепилась к его рукаву. – Если это все твои воспоминания, значит и то, что они говорят – тоже. Они не врут. Это ты все вспоминаешь.

– К черту! – рыкнул он. – Как я могу вспоминать эту чушь!

– Не хочешь, не верь, – надулся Антоха. – А только от себя не убежишь. Ты прозревший, командир. Пока что на десятую часть. А мог бы давно стать полностью, если б еще тогда к лерам не сбежал.

– Но почему один? – встряла Жустин. – Почему – последний?

– Потому что прозревший всегда последний, – пояснил Джонни. – А еще чаще его совсем нет. Но когда появляется – он всегда один. Потому что больше и не нужно. Отец Каприни, где вы там?!

Из-за ближайшего стола поднялся престарелый лер (Лер!). Как водится в монашеской рясе, с руками в смиренном жесте и хитрым жестким взглядом фанатика.

– Во! – обрадовался Джонни. – Этот приходил на Лерон-прайм. А этот… Кью-Ти-Си, покажись, не стесняйся!.. Да вот же он! Был эмиссаром у Дроффа.

Цыпленок переросток лишь на секунду выглянул из-за компрессора пневмопривода и снова скрылся.

– Еще чи где-то здесь шатается, – заметил Антоха. – Не зовите, видеть его не хочу. У каждой планеты из тех, что показал вам надзиратель, когда-то был свой прозревший. Но теперь они тоже всего лишь воспоминания. Очень, очень давние. Не дергайся, командир, не твои, это место тоже многое помнит.

– Каждый из них когда-то был последним и единственным, – сказал Джонни. – И все же они смогли исправить судьбы своих миров, а вместе с ними и судьбу обитаемой части галактики. Следующим должен был стать ты, Чистоплюй.

– Почему? – прошептала Жустин, а глаза ее кричали каждому сидящему напротив: «Не отдам! Подавитесь слюной, сволочи!»

– Потому что галактике нужны перемены, – задумчиво произнес Джонни. Встал из за стола, прошелся взад-вперед заложив руки за спину. – Прежний вариант развития признан тупиковым. Искусственная акселерация космической экспансии и провокационная организация внешних контактов – как теперь очевидно, преждевременная – привели к эффекту, противоположному ожидаемому. Большинство цивилизаций, испытав ментальный, технологический и культурологический шок пошли по пути самоограничения, а порой и откровенной апатии, потери интереса к экспансии, как таковой. Средства свободного перемещения в космосе достались им слишком легко, чтобы они смогли оценить все прилагающиеся к ним возможности. Ждать пассионарной инициативы от них теперь бесполезно, чем больше времени проходит, тем больше их интересы свертываются к сугубо внутренним. Постепенно сворачивается даже торговые контакты, хотя именно негоцианты всегда являлись наиболее активной прослойкой путешественников. Малая же часть миров повели себя совершенно противоположно. А именно – предельно агрессивно и пассионарно, угрожая разрушить или подчинить в свою пользу существующий порядок вещей. Первый такой случай поставил в тупик, вынудил применить экстренные меры подавления необратимого характера с плохо прогнозируемыми для объекта воздействия последствиями.

– Пустая звезда? – невзначай уточнила Жустин.

– Теперь очевидно, что уже тогда следовало пересмотреть стратегию акселерации общегалактического развития. Однако соответствующие выводы были сделаны только сейчас. Тогда же стремление остаться в рамках заданного вектора заставило прибегнуть к тактике создания контролера-посредника, исполняющего функции сдерживания, приведения к общим правилам новых членов галактического сообщества, получивших материалы и технологии для доступа к транспортной сети освоенного пространства.

– Леры, – так же тихо произнесла Жустин. – Как же вы их изувечили…

– Ментальность, общественный строй и вектор технологического развития цивилизации Лерона-прайм были изменены радикальным образом, – согласился Джонни. – И в аспекте сдерживания это сработало. Возведение к звездам следующего же мира потенциально пассионарных разумных, для которых полет был естественен как сама жизнь (и полет в космосе стал бы для них всего лишь новым измерением, которое необходимо покорить), прошло спокойно для всего остального сообщества миров.

– А сами дроффа разучились летать даже по воздуху, – вставила неугомонная Жустин. – Были крылатыми, стали еще одним депрессоидом.

– Была предпринята попытка переломить подобную тенденцию, нагрузив этот народ полезными для сообщества функциями. Добыча уникального и необходимого для комфортного полета минерала должна была поднять самооценку расы, однако неожиданно это привело к обратному эффекту.

– А что вы хотели? Надавали по загривку и сунули в руки лопату. Копай, раб и будь счастлив?

– Именно этот прецедент послужил причиной глубокой ревизии заданной стратегии развития, в результате которой Чи-при было поручено доставить подъемную партию пирокинетика на Землю. На вашу расу, остающуюся в рамках разумной пассионарности, которую вполне по силам контролировать с помощью Лерона возлагаются большие надежды. Вы должны дать старт новой, принятой на основе анализа «Вооруженного недопонимания» экспансивной модели развития. Вместо взаимных ограничений между остальными мирами человечество получит свободу передвижения, право устанавливать первые контакты и главное – колонизировать подходящие для физического выживания людей планеты. Вы станете пионерами космоса. Это почетная роль, она соответствует коллективному собирательному психотипу землян в целом и должна быть принята вами с благодарностью. Однако для реализации данного модернизационного проекта необходим эффективный агент влияния, обладающий достаточной свободой воли и достаточной убежденностью в верности своего пути. Другими словами для этого нужен прозревший. Прозревший – человек.

– Слышь, прахфессор! – брякнул Семен. – Указку забыл! Слазь с кафедры, без указки не канает.

– Чего?.. – Джонни едва не споткнулся, сбился на полуслове и вдруг потер левую скулу. – Вот вечно ты, Чистоплюй!.. Тебе вещи умные говорят, а ты?.. Спасибо что не сразу в морду, как тогда!.. Братва, ну что ему опять не так?

– Умных не любит, – предположил Николас. – Потому что дурак.

– Любит, – возразила Жустин, скромно опустив глазки. – Но не всех.

– Ты не умный, – отрезал Семен. – И вообще не Джонни. Если б ты мне стакан без закуси налил или сразу за карабин схватился – другое дело. А так, ты даже не мое воспоминание. Такого про Неваду, простака и рубаху-парня, я даже в страшном сне не вспомнил бы.