Ведьмы. Лабиринты памяти

Замаячило распределение. Людмиле до чертиков не хотелось уезжать за тридевять земель, чтобы трудиться на благо отечественной медицины. На помощь снова пришли мама. С её легкой подачи девушка закрутила роман с заведующим травматологического отделения больницы, где проходила практику. Седовласый Игорь Семенович совершенно сошел с ума, слушая восторги молоденькой медсестрички. Он живо устроил так, чтобы Людмила осталась рядом, клятвенно заверяя комиссию по распределению, что без такого специалиста никак обойтись не может. Об их романе быстро стало известно по всей больнице. Они не особенно скрывались, потому что у Игоря Семеновича, говоря по-простому «снесло крышу», а Людмиле были выгодны подобные разговоры и слухи.

Всё изменилось в тот день, когда к ним в отделение внезапно нагрянула жена Игоря Семеновича. Толстенная, похожая на бульдозер баба, оказалась ловкой как леопард. Она без лишних разговоров ухватила Людмилу за косу и выволокла в коридор, где и приступила к экзекуции. От её трехэтажного мата тряслись стены. Она тягала девушку за волосы, пригибая к земле и орала прямо в ухо. Игорь Семенович лебезил рядом и приговаривал «Раечка, ну прости!». Раечка отвесила неверному мужу оплеуху и потащила извивающуюся Людмилу вдоль коридора. Изо всех дверей выглядывали любопытные зрители, они ожидали битвы, но её не было, девушка болталась в мощных и нелепо подгибала ноги. Жена Игоря Семеновича доволокла Людмилу до угла, возле которого стояло ведро с грязной водой, забытое уборщицей, и несколько раз макнула в него головой, заставляя визжать и отфыркиваться. Вспоминать об этом не хотелось. Ведро опрокинулось, по полу потянулась некрасивая лужа. В ней Раечка и оставила всхлипывающую девушку, напоследок отвесив хорошего пинка пониже спины. Игорь Семенович побежал за женой, приседая и заламывая руки.

С тех пор престарелый любовник обходил свою бывшую пассию стороной, а когда не удавалось – общался подчеркнуто отстраненно. Это весьма расстраивало девушку. Людмила рассчитывала, что Игорь Семенович со временем женится на ней, а тут такая незадача! Но однажды всё изменилось.

Глава 2.4.

На улице заметно теплело. Олегу разрешили время от времени совершать прогулки по больничной территории, вокруг которой был разбит не большой, но уютный парк с лавочками. Основная красота, конечно, располагалась с «парадной» стороны комплекса, развернутой к дороге и у основного входа, но и в глубине парка можно было отыскать более-менее чистую скамейку, и устроиться на ней с книгой или газетой. Однажды, во время такой прогулки-отдыха Олега отыскал лечащий врач и, предложив прогуляться вокруг корпуса, с радостью велел готовиться к выписке.

– Что могли мы поправили, – сообщил доктор, прикусывая дужку очков в коричневой оправе, – Остальное или придет в норму позже, или уже не придет.

– А что с памятью? – спросил Олег.

– С памятью вашей пусть теперь разбирается время, – врач покивал, словно подбадривая себя, – Оно, как я уже сказал, лучший лекарь, а иногда и советчик.

– Надеюсь, вы окажетесь правы, – Олег не разделял энтузиазма.

– Олег, вы довольно молоды, – ответил врач, останавливаясь, – Я дам вам совет. Попробуйте отвлечься и начать жить. На ваших воспоминаниях не сошелся свет клином. Вы можете создать новые., – он улыбнулся и показал глазами на открытое окно лечебного корпуса, откуда доносился громкий женский смех.

Олег в ответ тоже улыбнулся. Он давно хотел выбраться из надоевшей палаты. Вопрос был в том, что он решительно не знал, что делать дальше и куда идти. Документы ему сделали, но о возвращении на работу не было и речи. Новое место перестало существовать, а на старом, по крайней мере там, где предполагалось, он трудился ранее, уже давно работал другой сотрудник. Безусловно, можно было обратиться к начальнику, хоть к несостоявшемуся, хоть к бывшему, но Олега не покидало ощущение, что это было бы ошибкой. Он чувствовал, что этот город – совсем не то место, где ему следует находиться. Тем не менее, в словах врача был определенный смысл. Надо как-то определяться, как-то жить.

После вечернего обхода в палату к Олегу как всегда заглянула Людмила. Олег стоял у окна и что-то разглядывал на улице. Медсестра заметила, что пациент необычно молчалив и поинтересовалась, в чем причина. Олег заговорил не сразу:

– Люда, подскажите мне пожалуйста телефон не дорогой гостиницы, где бы я мог остановиться?

– Как остановиться? – удивленно спросила девушка

– Меня выписывают, – ответил он.

– Уже? – Людмила явно расстроилась

– Не уже, а наконец-то! – Олег улыбнулся девушке и отошел от окна, – Хватит валяться, пора освобождать место.

Людмила помолчала и вышла из палаты.

Девушка прошла несколько шагов по больничному коридору, потом, словно обессилев, присела на банкетку у стены. Он ей так нравился, этот высокий странный парень. И ей казалось, что он тоже весьма заинтересован. Конечно, всё у них развивалось не так быстро и романтично, как ей хотелось. Но всё же. Теперь нужно придумывать, как сделать так, чтобы он остался подольше, или чтобы дал свой адрес и телефон для связи. Хотя какой телефон, если не известно, где он будет жить. Вот оно! Девушка вскочила на ноги и пробежала обратно к палате. У дверей остановилась, перевела дух и только после этого открыла дверь.

– Олег, знаете, что я подумала? – возвестила она – Вы могли бы пока что пожить у нас!

– Где «у вас»? – Олег удивленно посмотрела на неё.

– Ну, у нас дома, – Людмила смутилась, но пути к отступлению не было – Мама на даче будет до самой осени жить и комната свободная.

Людмила независимо смотрела в сторону, но дрожащие ручки, нервно тискавшие поясок халата, выдавали её с головой. Олег колебался всего мгновение:

– Спасибо вам, Люда, – сказал он и поднялся ей навстречу, – Вы меня очень выручите. Не переживайте, я, конечно, с вами рассчитаюсь.

– Да что вы! – девушка покраснела до корней волос, затылку стало жарко, – Я совсем не ради денег.

– Вы – моя спасительница, – засмеялся Олег, привлекая девушку к себе и осторожно целуя нежную щеку, потом горячий лоб, потом губы.

Людмила отстранилась и прерывисто вздохнула. Ее руки судорожно обнимали Олега. Она боялась, но боялась не его, а себя. Олег всегда вел себя как настоящий джентльмен, и одно ее слово заставит его остановиться, но она никак не могла произнести этого слова. Он опять поцеловал ее, осторожно проводя рукой по стройной спине, обтянутой хлопком форменного халата. Пальцы Олега расстегнули ворот, осторожно потянули полы в стороны.

Его поразило, что девушка так податлива. Людмила совсем не сопротивлялась его порыву. На секунду он почувствовал укор совести, но тут же избавился от этого чувства. Показалась неожиданно полная девичья грудь, так и рвущаяся на свободу из тесного хлопкового лифчика. С нарастающей страстью он ласкал эти томные шары, наслаждаясь тихими стонами девушки.

Людмила ощущала напряжение во всем теле. Она не хотела, чтобы Олег прекращал ласки. Но он внезапно отстранился.

– Мила, нам нужно остановиться, – переводя дыхание сказал Олег, – Ты столько для меня сделала, а я веду себя как последняя свинья, – и закончил совсем по-книжному – Я не имел права делать того, что сделал, и прошу меня простить.

Людмила несколько секунд стояла неподвижно, даже не пытаясь запахнуть халат, чтобы прикрыть наготу, после чего нетвердыми шагами дошла до двери и повернула в замке ключ. Заперла.

– Я хочу, чтобы мы закончили начатое, – дерзко вскинула подбородок девушка, избавляясь от остатков одежды.

От такого предложения мог отказаться только святой, а Олег святым не был. Он поднялся на ноги, возвышаясь над ней, и сбросил с себя одежду. Она с интересом наблюдала за ним, потом подошла ближе.

Округлые, теперь твердые от растущей страсти груди Людмилы касались его волосатой груди, и соски напряглись от желания. Она задрожала как осиновый лист, но голос был сильным и манящим:

– Иди ко мне, Олег, я вся истосковалась!

Он опустил ее на кровать и лег рядом. Пружины предательски заскрипели, прогибаясь под их телами. Ее глаза от ожидания широко раскрылись, он стал ласкать ее грудь. Ласкающая рука двинулась вниз по ее горячему телу и достигла сокровенного места. Ее сердце бешено колотилось. В животе болело, болело и там, где ее гладила рука Олега. Людмила возмущенно застонала, когда Олег на секунду отстранился, привлекая её поудобнее.

– Сейчас, дорогая, – нежно прошептал он. – Сейчас будет легче.

Он раздвинул ее ноги, и она раскрылась перед ним, как бутон. Девушка не сводила с него глаз даже тогда, когда он быстро вошел в неё. Миниатюрные руки обхватили ягодицы Олега, чтобы притянуть его еще ближе к себе. В момент наивысшей страсти Людмила откинула голову, вскрикнула и почти потеряла сознание.

Позже они лежали рядом, сплетя разгоряченные тела. Людмила притихла, боясь спугнуть удачу. Главное, что он согласился к ней переехать, а там уж она не оплошает, там уж она постарается.

Часть 3.

Глава 3.1.

– Бабушка, иди сюда! – Весело прокричала Люмена, – Посмотри!

Девушка наклонилась, разглядывая что-то среди камней под ногами. Ветер трепал темные пряди её волос и то и дело парусом надувал длинную летнюю юбку, и приходилось придерживать подол рукой. Черный котенок, получивший имя Сумрак, радостно скакал поблизости, сражаясь с невидимым врагом. За прошедшее время он заметно окреп и распушился. Лапы, оказавшиеся неожиданно длинными, смело возносили вытянутое стройное туловище на любые доступные высокие поверхности. Кисточки на больших треугольных ушах придавали зверьку особенное сходство с лесными предками, на контрасте с грозной внешностью характер Сумрака был ласковым и дурашливым, что не могло не радовать хозяев.

– Ну, что там? – спросила Беллума, подходя к внучке. Чаще всего на даче женщина предпочитала одеваться в джинсы и тонкие джемпера. Так было и на этот раз. Волосы Беллума подхватила цветной косынкой, которую повязала на манер восточной чалмы.

– Я нашла, – Люмена указала на тонкий зеленый росток, пробивавшийся среди валунов, – Подойдет?

– Ничего такой, – Беллума оценивающе взглянула на побег, – маленький, но сильный, раз прижился тут. – Пожилая женщина подхватила на руки извивающегося Сумрака, подняла глаза на внучку и вопросительно подняла бровь.

Люмена вздохнула и, закрыв глаза беззвучно зашевелила губами, время от времени делая паузы, чтобы вспомнить нужные слова. Внезапный порыв ветра взметнул светлый подол, Люмена нахмурила брови, но глаз не открыла. Тонкие девичьи пальцы осторожно подрагивая вытянулись по направлению к ростку.

– Ты еще махать лапами начни, – послышался резкий окрик Беллумы, – А то вдруг кто-то не заметил, – Люмена послушно прижала руки к бокам и осторожно улыбнувшись открыла глаза.

Чахлый побег словно наполнился внутренней силой. Создавалось впечатление, что он тихонько подрагивает, купаясь в солнечных лучах. основного стебля на глазах отделились два новых отростка, развернувшись нежными листьями. Растение наполнялось жизненными соками, черпая энергию из земли, из воздуха, из мельчайших частичек живых организмов и соленых капель, плясавших в воздухе. Люмена удовлетворенно кивнула.

– Ты молодец, – похвалила бабушка, – но для тебя это ведь не было слишком сложно? Ты пользуешься энергией света, потому что сама – свет, – Беллума осторожно приобняла внучку за плечи, – Но свет ведь бывает разным.

– Верно, – согласилась Люмена, забирая котенка. Сумрак немедленно протянул когтистые пятерни к трепетавшему на ветру локону, начиная игру, – Покажешь еще раз? – Люмена осторожно заправила прядку за ухо.

– Отчего же не покажу? Смотри! – Свободной левой рукой Беллума сделала едва уловимое движение, словно ущипнув воздух, и едва слышно то ли ругнулась, то ли просто втянула сквозь зубы воздух.

Отчетливо послышался запах гнили. Словно кто-то надолго забыл в вазе букет, а потом решил навести порядок и выплеснул ее содержимое неподалеку. Нежные листья потемнели и свернулись уродливыми улитками, стебель согнулся и прилип к камню, словно в поисках последней защиты. Но это была лишь агония, камень разломился на две половины, и одна из них отвалилась в сторону, приминая уже мертвый цветок.

– Круто! – выдохнула Люмена, – Ты что угодно так скрючить можешь?

– А что тебе угодно крючить? Или кого? – засмеялась Беллума, – Всех победим! В бою нам равных нет! Пойдем уже, к вечеру красотки наши явятся, надо посмотреть, осталось из еды что-нибудь или нет.

Люмена спустила котенка на землю, позволяя свободно бежать рядом. Женщины обнялись и медленно двинулись вдоль берега. Внимательный наблюдатель уже мог бы разглядеть очертания небольшой округлости под сарафаном Люмены, но в целом она по-прежнему была стройной как молодая березка и мало кто знал, что эта юная женщина готовится стать матерью. Между тем они с бабушкой провели не один месяц в своём доме на берегу залива. Люмене понадобилось несколько недель для того, чтобы смириться со смертью мужа. Однажды утром она проснулась с четким ощущением того, что Андриус жив и скоро приедет за ней и с тех пор старалась сохранить в душе эту уверенность, мыслями и повседневными заботами привыкая, пробуя на вкус одиночество. Впрочем, Люмену нельзя было назвать одиночкой в полном смысле этого слова. Рядом была бабушка, мама звонила каждый день и часто выбиралась к ним в гости. Кроме того, в доме постоянно толкался кто-то из многочисленных теток или других родственниц. Было немного странно, что их мужья ни разу не переступали порог дачи, ограничиваясь звонками или подарками, передаваемыми через жен, но Беллума сказала, что у них будет женское царство и лишние глаза ни к чему.

Глава 3.2.

Старый дом, доставшийся Беллуме в наследство от бабки, много раз ремонтировался и перестраивался. Дважды за последние двести лет строение сжигали дотла. Теперь дача представляла собой трехэтажное строение с острой крышей в форме «ведьминого колпака». С трех сторон располагались пристройки, появившиеся позднее основного сруба: открытая терраса – любимое место для посиделок и семейных сборищ, гараж на две машины, с верандой над ним, именовавшейся так же светличкой, где во время своих приездов жила Ира, и небольшая пристройка сбоку – кладовая для мазей, смесей и неизвестных науке эликсиров самого широкого спектра действия. Второй этаж был полностью отведен под спальни. На третьем этаже была единственная комната – библиотека. Чердачное помещение долгие годы пустовало, последнюю масштабную реконструкцию провела Аварития, переместив хранилище для книг и старинный телескоп под крышу и сделав в освободившемся помещении на втором этаже дополнительную гостевую спальню. Чтобы комната в мансарде не походила на чулан, было принято решение оставить одну из стен наклонной, в крыше проделали дополнительное окно, а торчащие на видных местах балки украсили фотографиями из семейного архива. В целом, дача походила на довольно уютное гнездовье большой дружной семьи, где далеко не всегда идеальный порядок, зато обязательно в наличии теплая атмосфера и вкусная еда.

Подойдя к крыльцу Люмена увидела, что гости уже прибыли. На открытой террасе был накрыт небольшой столик: на белой скатерти, для красоты, задекорированной красной тканевой салфеткой были любовно выставлены блюда с запечённой курочкой, салатами из капусты и овощей, сырной и мясной нарезкой, фаршированными баклажанами и соленьями. Свободным от тарелок концом столик был придвинут к широкому гамаку, в котором медленно покачивалась тощая фигура. На террасу выплыла статная девушка в длинном широком сарафане. В руках у неё была огромная плошка поздней темной черешни. Девушка установила ягоду так, чтобы лежащей в гамаке сестре было удобно ее брать, и довольная уселась на одно из плетеных кресел, установленных вокруг стола.

– Гуля! – обрадовалась Люмена, подскакивая к сидящей и заключая ее в объятья.

– Привет! – обрадовалась та,– Вот и мы!

– Салют! – буркнула из гамака Фейм – еще одна сестра девушек. Худобой Фейм была очень похожа на свою мать – Супербию, от неё же она унаследовала некоторую резкость в общении, что, в прочем, никак не означало отсутствие любви к родственникам. Девушка непременно присутствовала на семейных встречах, но, как правило, предпочитала выбрать уютное местечко в стороне от круговорота веселья, откуда она с удовольствием наблюдала за семьей, медленно переводя взгляд темных, как будто изможденных глаз с одного родственника на другого.

Гуля – дочь Аваритии, была полной противоположностью сестры, но тем не менее девушек связывали особенно теплые дружеские отношения, и как, правило, разность характеров не умаляла, а только усиливала урон, наносимый их проделками.

Беллума поднялась на крыльцо и остановилась около ступенек, прикуривая сигарету. Она в пол уха слушала приветственную болтовню внучек, разглядывая их из-под умело подкрашенных ресниц. Люмена была очень рада сестрам, Гуля то и дело подскакивала и места, чтобы взять или подать кому-нибудь то или иное лакомство, Фейм обозначала своё присутствие вздохами и односложными комментариями, ела черешню, сплёвывая косточки в ладошку и затем складывая в лежавший возле неё кулек. Идиллия.

– Гуля, вы зачем приехали? – строго спросила Беллума.

В ответ раздалось нестройное кудахтанье разной громкости, из которого Беллуме удалось разобрать только «А он сказал… А мама ещё потом…. Не думали»

– Ясно, – женщина затушила окурок в высокой пепельнице заботливо установленной у входа на крыльцо и прошла к внучкам, – что опять?

– Да бабушка, родители опять навыдумывали всего, а нам отвечать, – начала Гуля, но затем отчего-то сбилась и застреляла глазами по сторонам.

– Ну, в общем, – Фейм, насколько это было возможно, развернулась на бок и начала рассказ:

– У нас в институте учится Света Соболева…. – Фейм вздохнула, – училась…

–И? – не выдержала Беллума.

– И она меня взбесила, – решилась Гуля, – Эта Мать Тереза долбаная стала собирать в очередной раз деньги и вещи, чтобы, как она сказала отдать девчонке какой-то с первого курса. Девчонке мужик какой-то сделал ребенка, та надумала рожать. Девчонка, не Светка. А Светка решила, что раз это наша кафедра, то мы должны «войти в положение», «помочь сверстнице».

– Там и без нас кто-то вошел, что она теперь в положении – вставила шпильку Фейм.

– Дальше, – поторопила Беллума металлическим голосом.

– Ну, мы сдали как все, я ещё джинсы отнесла старые… – Гуля соорудила чудовищный бутерброд из куска хлеба, сыра и куриной грудки, украсила монстра долькой огурца и нежно оглядев со всех сторон, продолжила – А Светка нас в коридоре отловила после пар и говорит, чтобы мы ещё сдавали. Мы, мол, богачки, не убудет, что хорошо бы, если бы папа договорился в отделении насчет палаты, когда время придет, а мама бы помогала продуктами, магазин же.

– Надо было про палату-то поговорить – опять не выдержала Фейм, которая похоже решила поставить личный рекорд болтливости. Пусть бы Марк определил куда надо (в их семье не признавали обращение «дядя» и «тетя», звали друг друга по именам). Психи. – девушка хрипло хохотнула и откинулась в гамак.

– Короче, я ей сказала, – перебила сестру Гуля, – Что ничего больше мы сдавать не будем, и чтобы она шла лесом, а она мне заорала, чтобы я тогда подавилась своими тряпками и жратвой дефицитной. Ну, едой, то есть, – поправилась девушка, поймав недовольный взгляд Беллумы, – Но Светка еще не такими словами орала.

– А я ей велела о себе подумать, чтобы от голоду не сдохла или чтобы не лопнула наоборот, – томно изрекла из гамака Фейм, – А после новогодних каникул смотрим, что-то чахнуть начала Мать Тереза: в буфет не ходит, тощая как палка сделалась, на парах всё отпрашивается. Думали беременная, а куда там! Короче однажды не пришла после перерыва. Началась пара, а у нас зам декана вела тогда, тут забегает куратор наша, орет, что Светку нашли в туалете без сознания, всю обгаженную, полоскало со всех сторон девку.

– Спасибо, я как раз ем, – Гуля отложила остатки бутерброда.

– Отвезли Светку в больницу, – продолжила Фейм, – А на следующий день перевели к коллегам Марка в психиатричку. Булимия у красотки. Странное дело, помешалась на еде. И есть не может и не есть не может. Это она при нас ничего в рот не брала, а потом на парах в туалете пузо всякой фигней набивала, и тут же это всё обратно… ну, вы понимаете…

– В общем, – приняла эстафету Гуля, – лежит красотка под капельницей, и вроде даже на поправку пошла. А потом кто-то к ней пришел поздно вечером в палату и устроил девчонке настоящий пир: мясо по-французски, оливье, торт, помидоры вяленые, коньяк, водка, ну и всего по мелочи еще типа эклеров. Светка всё это навернула и всё, – девушка замолчала.

– Что всё? – Люмена хлопала глазами переводя взгляд с одной сестры на другую

– Обожралась на смерть! – Фейм потянулась за очередной горстью черешни, – Пищевое отравление в совокупности с алкогольным – это вам не шутка! Мамы наши отчего-то решили, что мы в этом замешаны и отправили нас сюда. Будем у вас до конца лета гостить, как минимум

– Весь институт на ушах, – Гуля повернула блюдо к сестре, – ищут кто мог прийти поздно, уйти так, чтобы не заметили. Ужас короче!

– Допрыгалась, помощница! – Фейм закинула в рот очередную порцию ягод.

– Вас не на дачу отправлять, а лупить ремнем надо! – глаза Беллумы метали молнии, – Нет ума – считай калека – честное слово! – Она кивнула на сумки стоящие в углу террасы, – Собирайте свои манатки и быстро на второй этаж! Там жить будете. Она поднялась из кресла и возмущенно вздыхая пошла в дом.

Девушки переглянулись, Фейм наклонилась к Люмене и тихо проговорила:

– Ты бы это видела! Она торт вперемешку со свининой жрала, эклер в сгущенку макала и чавкала как поросенок, пальцы себе до крови обгрызла в кровь– Девушка весело засверкала глазами и добавила: – Я перед уходом ей велела всё до крошечки доесть, даже бумагу.

Девушки захихикали, и Люмена, не выдержав тоже засмеялась в голос, потом осеклась и стала шикать на сестер, но, в наступившей тишине все отчетливо услышали, что из открытого окна доносится негромкий хохоток Беллумы.

Глава 3.3.

Потянулись долгие летние дни. Девушки проводили много часов гуляя по окрестностям и тихонько переговариваясь. Во время прогулок собирали различные травы и коренья по указанию бабушки. Вечером разбирали находки на пучки и развешивали сушиться в специальной комнатке в задней части дома. Своим построением эта «лаборатория», как её звали внучки, больше всего напоминала гардеробные: справа и слева от пола до потолка располагались полки, заставленные банками, горшочками и букетиками из листьев и трав, сушеными хвостами мелких зверьков и прочими необходимыми вещами. Противоположная от входа стена была занята стеллажами с книжками, которые отчего-то не лежали в библиотеке, а также несколькими веревками и тонкими шнурками, висевшими на заботливо прибитом кем-то гвоздике в углу. На отдельной полочке, прибитой на уровне глаз, стояли подсвечники с подкопченными разномастными свечами и шкатулочки, в которых хранились старинные монетки, небрежно насыпанные кучкой и несколько вполне современных женских украшений: цепочки, колечки, серебряный браслет. Эти безделушки, в отличие от старых монет Беллума трогать не разрешала, говорила что-то вроде «Руки отсохнут» и заразительно хохотала.

Невзрачным листьям, собранным на прогулках, предстояло превратиться в уникальные снадобья и настойки. В их изготовлении особенно преуспела Гуля. Девушка подолгу засиживалась за старыми сборниками рецептов, которые в изобилии хранились в библиотеке. Часть записей совсем посветлела от времени, другие были исправлены или вовсе зачеркнуты чьей-то решительной рукой и сверху надписаны заметками из серии «полная чушь», «убьет только моль», «вместо кислицы можно положить листья земляники – выйдет то же самое, но приятнее на вкус». Гуля аккуратно переписывала рецепты в толстую тетрадь, иногда добавляя на полях заметки и от себя.

Фейм проводила бесконечные часы в медитации. Её интересовало всё, что можно было откопать об экстрасенсорике и воздействии на других людей и предметы силой собственной мысли. Фейм говорила, что слишком ленива для поиска ингредиентов и приготовления зелий снадобий, а вот то, что требует особой концентрации дается ей очень легко. Не сразу, но дело пошло. Под тяжелым взором девушки осторожно перелистывались страницы книг, негромко щелкал выключатель, доводя остальных до бешенства постоянным морганием света, легко дрожали в серванте блюдца. Особую радость, однако, Фейм доставляли эксперименты над окружающими людьми. Ей ничего не стоило сказать продавщице в магазине:

– Ой, смотрите! – и слегка указать взглядом на пол: – Вы же молоко пролили!

А потом наблюдать, как женщина, удрученно хлопая себя по объемным бедрам несется за тряпкой в подсобку. Несколько раз Фейм уходила из магазина, не заплатив, а лишь сделав вид, что отсчитывает нужную сумму, но эти выходки Беллума строго пресекала, напоминая о том, что девушка отправлена на дачу отнюдь не за примерное поведение.