Полная версия
Егерь-2: Назад в СССР
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант!
– Сам с остальными бойцами останешься здесь и поступаешь в распоряжение Андрея Ивановича Синицына. Вот он.
Георгий Петрович кивнул на меня.
– Он покажет вам фронт работ и объяснит, что делать. Ты сам откуда?
– Вологодский, товарищ генерал-лейтенант!
– Плотничать умеешь?
– Так точно! С отцом до армии дома рубил!
– Отлично, сержант. С сегодняшнего дня и до окончания работ ты со своим отделением ежедневно прибываешь сюда. Приказ командира части у вас будет. Транспорт и сухой паёк вам обеспечат. Но советую взять котёл и готовить горячую пищу. Сумеешь обеспечить?
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант!
– Выполнять!
– Слушаюсь, товарищ генерал-лейтенант!
Через минуту на берегу закипела работа. Солдаты грузили в машину мебель, посуду, узлы с вещами.
Георгий Петрович взял меня под локоть.
– Андрей Иванович! Независимо от исхода нашего разговора я прошу тебя показать бойцам место пожарища и объяснить, что нужно делать. Уверен, они успеют отстроить домики к началу сезона охоты.
Я тоже был в этом уверен. Разумный приказ и железная дисциплина – в подавляющем большинстве случаев это залог успеха.
Мы подошли к причалу.
– Убийство случилось здесь? – прямо спросил генерал.
– Да, – кивнул я.
– Страшно было?
Я пожал плечами.
– Сначала нет. Ничего не успел сообразить. А потом – да, испугался.
Я думал, что Георгий Петрович скажет что-то ободряющее, или банальное. Вроде «хорошо, что всё обошлось», или «смерти боятся все».
Но генерал помолчал, а потом пошёл дальше вдоль берега.
– Давай, я тебе прямо скажу, Андрей Иванович, чего мы от тебя хотим.
– Давайте, – с облегчением кивнул я.
Прямой разговор всегда казался мне лучше увёрток.
– Скоро открывается, сезон, а база осталась без егеря. Мы просим тебя поработать здесь до конца осенней охоты. За это время Александр Сергеевич найдёт егеря. Как только сезон закроется – вернёшься обратно в Черёмуховку. Пока придётся взять на себя два обхода. Это сложно. Но мы тебе поможем. И оплата будет соответствующая.
Георгий Петрович повернулся ко мне.
– Даю тебе слово, что как только закроется сезон, ты сам выберешь – на каком участке работать. Но сейчас ситуация безвыходная. Выручишь?
***
Кастрюлю с готовой кашей я отнёс в озеро, чтобы остудилась. Собакам нельзя давать горячую пищу – ожог чувствительной слизистой может привести к потере обоняния.
Кобели, изнывая, носились взад и вперёд по вольеру. Увидев меня, они взлаивали, но не злобно, а просяще, поскуливая. Скорее, тявкали, чем лаяли. И в этом тявканье явно проступала обида на прошлого хозяина, который бросил их на произвол судьбы.
Георгий Петрович поступил мудро. Он задал вопрос и не стал требовать от меня немедленного ответа. Позволил заняться собаками, а сам вместе с Тимофеевым следил за погрузкой вещей Людмилы Сергеевны. Он предложил ей работу и жильё в одном из военных городков, которых было много на Карельском перешейке. Сказывалась близость с финской границей.
Когда каша остыла, я вошёл с кастрюлей в вольер. Кобели ужами крутились у моих ног, но не рычали и даже не лаяли. Только умоляюще поскуливали.
Я вывалил кашу в миски, предварительно расставив их по дальним углам. Людмила Сергеевна подсказала мне клички собак. Тот пёс, что постарше, с одним изломанным и упавшим ухом носил кличку Серко. Второго – молодого и неукротимого звали Бойким.
Собаки жадно чавкали кашей, норовя вытащить и разгрызть куски мяса. А я смотрел на них сквозь сетку вольера и понимал, что завтра тоже приду сюда. И послезавтра. И через два дня.
Можно было пойти на принцип. Даже забрать собак с собой в Черёмуховку. Но я понимал, что кто-то должен будет следить за лодками и выдавать их рыбакам. Кто-то должен будет наблюдать за солдатиками, которых генерал прислал восстанавливать сгоревшие домики. Кому-то придётся быть здесь, чтобы выписать путёвки радостным охотникам на открытие сезона. И предупредить их о вреде чрезмерного употребления алкоголя. Тем более, когда под рукой оружие.
А ещё были гусята на озере, которым я должен был принести зерна, чтобы они окрепли, набрались сил и стали на крыло.
Не генерал поймал меня. Просто ситуация сложилась так, что отказаться было невозможно.
Пока я раздумывал, солдаты погрузили вещи в кузов. Насколько можно было судить, дом остался практически пустым. Мало что в нём напоминало о прежних хозяевах.
Счастливая Людмила Сергеевна уселась в кабину. Четверо солдат-срочников запрыгнули в кузов, и грузовик укатил.
Взвесив все обстоятельства, я подошёл к Георгию Петровичу.
– Я согласен остаться. Но у меня есть несколько условий.
– Давай, Андрей Иванович, – кивнул генерал.
– Первое – вы привозите мне нормальный корм для собак.
– Хорошо.
– Второе – вы подыскиваете им постоянных хозяев.
Георгий Петрович приподнял бровь.
– Андрей Иваныч, ты – егерь. Не хочешь оставить хороших собак себе?
Я помотал головой.
– Нет. Неизвестно, как повернётся жизнь. А за животными нужен систематический уход. Их мало просто кормить – нужно выгуливать и натаскивать. Лайки – рабочие собаки. Грустно будет, если они превратятся в обычных дворовых псов.
– Согласен, – кивнул генерал.
– Третье условие – по окончании сезона, я сам решу, где буду работать. Как вы и сказали.
– Договорились. Ещё что-то?
– Да. В ближайшее время мне нужно съездить в Ленинград. Перевестись на заочное отделение и подыскать врача отцу.
– Что-то серьёзное? – спросил Георгий Петрович.
– У меня есть подозрения, – уклончиво ответил я.
Генерал несколько секунд испытующе глядел на меня.
– Хорошо. Будет тебе врач, самый лучший. Я договорюсь и позвоню тебе на неделе. И вот что. На двух обходах тебе будет тяжело. Я попробую помочь с транспортом. Ты вроде говорил, что умеешь водить машину?
– Умею, – кивнул я.
– Прекрасно! Значит, что-нибудь придумаем. Ну, что, по рукам, Андрей Иванович?
Георгий Петрович протянул мне ладонь.
– По рукам!
Мы обменялись рукопожатием.
– Слушай, Андрей Иваныч! – неожиданно сказал генерал. – А ведь сегодня суббота.
– Да.
Я непонимающе уставился на генерала.
– В клубе у вас кино, – улыбнулся он. – И танцы. А ты здесь торчишь по моей милости. Вот что! Отменяется твоя сегодняшняя работа! Как старший по званию, приказываю: хорошенько отдохнуть перед рабочей неделей, а с понедельника приступить к подготовке базы к приёму охотников. Как понял?
– Вас понял, товарищ генерал-лейтенант! – улыбнулся я. – Разрешите выполнять?
– Разрешаю, – кивнул Георгий Петрович. – Сержант!
Белобрысый сержант подбежал к нам.
– На сегодня отбой! Дождётесь машину – и мигом в расположение части. Дальнейшие приказы получите у командира.
– Есть! – козырнул сержант.
– Александр Сергеич! Извольте грузиться в машину! Отвезём товарища Синицына домой. Пусть отдохнёт перед трудной работой!
– Неужели согласился? – обрадовался Тимофеев.
– Согласился, – ответил я, не скрывая улыбки.
– Вот спасибо, Андрей Иваныч!
Тимофеев обрадованно пожал мне руку.
– Хорошие люди всегда договорятся! – наставительно сказал Георгий Петрович. – Рустам! Заводи! Едем в Черёмуховку!
Глава 4
Сегодня у Кати было очень важное дело.
Накануне Фёдор Игнатьевич ездил в Волхов. Между прочими заботами он по просьбе Кати заехал на улицу Ломоносова. Там он вошёл в чистый подъезд пятиэтажного дома, поднялся на третий этаж и позвонил в дверь, аккуратно обитую коричневым дерматином.
Когда дверь открылась, Фёдор Игнатьевич произнёс кодовые слова, которым научила его Катя. Через минуту председателю вручили большой, но лёгкий свёрток из плотной бумаги, крест-накрест перетянутый крепким шпагатом.
Спускаясь по лестнице, Фёдор Игнатьевич нёс свёрток на вытянутой руке, слегка отставив его от себя. Прежде, чем сесть в машину, он открыл правую дверь и торжественно положил свёрток на пассажирское сиденье.
Всю дорогу до Черёмуховки председатель поглядывал на свёрток, проверяя – не сползает ли тот с сиденья на ухабах тряской дороги. А когда добрался до деревни, то первым делом завернул к старухе Степановне, у которой Катя снимала комнату.
Катя встретила Фёдора Игнатьевича возле калитки. Видимо, она издалека услышала звук мотора и заранее вышла на улицу. Увидев в руках председателя свёрток, Катя радостно охнула, заулыбалась и чмокнула Фёдора Игнатьевича в щёку.
Председатель смущённо крякнул и покраснел от удовольствия.
– Спасибо, Фёдор Игнатьевич! – звонким от волнения голосом сказала Катя.
– На здоровье, дочка! – ответил Фёдор Игнатьевич. – Как тебе живётся? Не тесно? Говорил я в совхозе насчёт отдельной квартиры, но пока возможности нет. Вот в будущем году запланирован новый дом – там и справишь новоселье.
– Всё хорошо, Фёдор Игнатьевич! – ответила Катя. – Мы с Варварой Степановной живём душа в душу.
– Может, из мебели что надо? Или другое какое? Говори, не стесняйся. Я сейчас в город часто мотаюсь из-за этого убийства, будь оно неладно! Позавчера опять с Андреем Ивановичем ездили. Не поверишь – два часа следователь мурыжил!
Услышав про убийство, Катя зябко повела плечами. А Фёдор Игнатьевич продолжал, как ни в чём ни бывало:
– И на вторник снова пригласил. Подробности, вишь, ему нужны. Говорит – со временем в памяти могут всплыть мелкие, но очень важные детали происшествия. А то, что людей от дела отрывает – это он в толк не берёт. Ну, закон, конечно, важнее! Но ведь и дела кто-то делать должен. Да! Так что, поедем во вторник в город. А может, и ты с нами? Пробежишься по магазинам, прикупишь себе чего-нибудь.
Говоря это, Фёдор Игнатьевич как бы невзначай поглядывал на Катю.
Катя еле заметно покраснела.
– Не знаю… у меня ведь работа. Надо пациентов предупредить. Я подумаю. Спасибо, Фёдор Игнатьевич!
– Подумай-подумай! – кивнул председатель. – Ну, я поеду. Дел невпроворот, да и Мария Антоновна дожидается. Все глаза проглядела, наверное.
С этими словами Фёдор Игнатьевич уселся в машину и уехал. Он был очень доволен тем, что первая часть его хитрого плана удалась.
А Катя внесла свёрток в дом и положила его на кровать. Хотела сразу же развернуть, но сдержала себя. Кровать была слишком мягкой для задуманного, да и одинокая лампочка под потолком светила слишком тускло.
«Ничего и не разгляжу, пожалуй» – подумала Катя. – «Лучше уж завтра утром в медпункте. При утреннем свете».
В субботу Катя проснулась рано. Утреннее солнце ласково заглядывало в окно. На ветке яблони щебетала какая-то птица. Катя потянулась в постели и рывком отбросила одеяло.
Босиком, в одной длинной сорочке, прошлёпала к умывальнику и долго чистила зубы, жмурясь от холодной воды. Потом оделась и позавтракала творогом со сметаной.
О пользе белкового завтрака Катя вычитала в журнале «Фельдшер и акушерка», который получала ежемесячно и аккуратными стопками хранила в стеклянном шкафу в смотровой медпункта. Каждый номер Катя читала от обложки до обложки, а самые важные статьи перечитывала по многу раз, словно конспекты, и даже запоминала наизусть.
Как раз в шестом номере журнала за прошлый год и была статья за подписью доктора медицинских наук Добронравова, в которой автор утверждал, что завтраки кашами вредны и ведут к раннему ожирению. А вот белок, наоборот, чрезвычайно полезен с утра.
Катя не хотела столкнуться с ранним ожирением. Поэтому, прочитав статью, немедленно перешла с гречки и овсянки по утрам на творог и яйца.
Закончив завтрак, Катя сразу же сполоснула тарелку, чтобы не оставлять её на вечер. Сняла со шкафа заветный свёрток, прижала его к груди и выскочила на улицу.
Возле медпункта Катю уже дожидалась пациентка. Сорокалетняя женщина недавно перенесла воспаление лёгких. Из больницы её выписали, строго-настрого приказав продолжить курс витаминов внутримышечно, и теперь она каждое утро приходила в медпункт за очередным уколом.
– Доброе утро, Нина Фёдоровна! – поздоровалась Катя. – Как ваше самочувствие?
– Доброе утро, Катюша! – кашлянув, ответила женщина. – Хорошо. Только в горле першит. Будто застряло что-то.
Словно в подтверждение своих слов женщина кашлянула.
«Кашель сухой, мокроты нет» – автоматически отметила Катя.
– Идёмте, Нина Фёдоровна! – сказала она, отпирая дверь медпункта. – Сделаем укол и посмотрим горло.
– Долго мне ещё эти уколы делать? – спросила Нина Фёдоровна. – Больнючие они! Я потом полдня сесть не могу.
– Ещё… ещё четыре дня, – сверившись с карточкой, ответила Катя. – Потом надо будет съездить в город, показаться доктору. Покажите горло!
«Больнючий» укол Катя рассудительно оставила напоследок. Усадив пациентку лицом к окну, она деревянной палочкой прижала ей язык. Верхнее нёбо было красным, воспалённым. Внимательно приглядевшись, Катя увидела тонкую косточку, которая воткнулась в мягкие ткани горла.
– У вас в горле рыбья косточка застряла, Нина Фёдоровна! – сообщила Катя пациентке. – Не закрывайте рот!
Она быстро отыскала среди инструментов тонкий длинный пинцет. Подцепила косточку и извлекла её из горла.
Женщина закашлялась.
– Спасибо, Катюша! Вот ведь гадость! Сколько раз зарекалась эту рыбу есть – а не могу удержаться! Опять мой Сёмка вчера на рыбалку бегал. Ну, я и наварила ухи на обед. И ведь как не почувствовала кость-то?
– Ложитесь на кушетку, – улыбнулась Катя, откладывая пинцет в сторону.
Ловко сделала укол.
– Ох! – поморщилась женщина.
– Ну, ничего, ничего, – словно маленькой, сказала ей Катя. – Надо потерпеть.
Эту успокаивающую фразу и интонацию она подцепила на практике у одного из пожилых врачей.
Через десять минут Катя осталась одна. Тут-то и наступил волнующий момент.
Она постелила на кушетку чистую простыню. Затем положила свёрток. Пошире раздёрнула белые занавески на окнах. Потянула за хвостик шпагата, развязывая узел, и развернула шуршащую бумагу.
В свёртке лежало платье. Сшитое из небесно-голубого крепдешина, пояском на талии и с плиссированной юбкой.
Катя развернула платье. Расправила отложной воротничок с белой каймой. Разгладила складки подола. И замерла, благоговейно разглядывая обновку. Затем опомнилась. Достала из шкафа припрятанный там утюг, включила его в розетку и выставила нужную температуру.
Утюг щёлкнул. Пока он нагревался, Катя снова смотрела на платье. В голове её проносились разные комбинации из туфелек, босоножек, причёсок, которые подошли бы к этому платью.
«Пожалуй, лучше всего будет высокий хвост и белые туфельки» – решила Катя. – «Хотя нет! Босоножки подойдут больше. Они делают ступню изящной».
Как большинство девушек, Катя была не очень довольна своей внешностью. В частности, ей казалось, что руки и ноги у неё слишком большие. Именно поэтому у платья был широкий рукав до середины плеча.
Утюг снова щёлкнул. Катя послюнявила палец и попробовала температуру. А затем принялась тщательно разглаживать все складки. Вот для чего была нужна жёсткая кушетка! На мягкой кровати этот номер не удался бы!
Ещё через двадцать минут платье было идеально выглажено. Наступил самый ответственный момент.
Отставив утюг в сторону, Катя задёрнула занавески и расстегнула белый халатик, оставшись в одном белье.
Тёплая, нагретая утюгом ткань скользнула по коже и легла по фигуре. Катя закрыла глаза и замерла, прислушиваясь к ощущениям. Затем закружилась, ловя своё отражение в стеклянных дверцах шкафа.
Платье сидело безукоризненно. Подчёркивая талию и прикрывая плечи, оно делало фигуру лёгкой, воздушной. Складчатая юбка чуть ниже колена визуально стройнила верх.
Какая прелесть!
Вот если бы Андрей увидел её в этом платье! И ведь увидит, если только придёт вечером в клуб. А придёт ли?
Катя подняла глаза к потолку и загадала, чтобы Андрей непременно пришёл. Тогда её праздник будет полным!
Вдоволь насмотревшись, Катя сняла платье и повесила его на специально припасённые плечики. Потянулась за халатиком, и тут в голову прокралась ещё одна шальная мысль.
А если бы Андрей увидел её так?
От этой мысли девушку бросило в жар. На щеках проступил румянец, по плечам побежали мурашки. Она представила, как его руки касаются её кожи, губы скользят по шее, пальцы нетерпеливо возятся с застёжкой…
Вот чёрт!
Покраснев, Катя быстро застегнула халатик. Раздвинула занавески и распахнула окно. В медицинском учреждении полагается часто проветривать, а здесь было невыносимо душно!
Прохладный утренний воздух коснулся кожи, остужая воображение. До начала киносеанса в клубе оставалось ещё четыре часа – целая вечность!
***
Так уж везло жителям Черёмуховки, что в субботние вечера погода почти всегда была хорошей. Редкий случай, чтобы поднялся ветер, или полил дождь и испортил людям отдых.
Фёдор Игнатьевич как-то рассказал мне об удивительном случае, который произошёл года три или четыре тому назад.
Лето в тот год выдалось на редкость дождливое. Дождь поливал едва ли не каждый день. Вымочило все зерновые, картошка гнила прямо в земле. Скошенная с огромным трудом трава прела на лугах, не успевая просохнуть.
– Отчаянный год был, – задумчиво сказал председатель, раскуривая папиросу. – Не знали, как прожить. И ведь что ты думаешь? Как суббота – так с утра дождь всё мельче и мельче. К обеду глядишь – перестал. Народ на сеанс сходит, вечером танцы. В воскресенье с утра погода ясная, солнышко светит. К обеду всё тучами затянет, а вечером – на тебе! – снова дождь.
– Как же вы работали? – поинтересовался я.
– Тогдашний директор совхоза, не будь дурак, собрал общее собрание и объявил: раз погода налаживается только в выходные – значит, по выходным и будем работать. А на буднях отдыхать. Народ пошумел, но согласился – урожай-то надо спасать. Только не тут-то было!
Фёдор Игнатьевич глубоко затянулся, выдохнул целое облако ароматного дыма и хитро посмотрел на меня.
– Выехали субботним утром в поле – а дождь всё сильнее и сильнее. После обеда ветер налетел, ливень стеной, гром громыхает. Ну, какая тут работа? Свернули лавочку. В воскресенье только выехали – та же история. Так и не вышло по выходным работать. Не обманули природу.
– А как же год пережили?
– Да уж так – на старых запасах. Это земля, Андрей Иваныч – здесь год на год не приходится. Но с тех самых пор у нас по выходным всегда погода хорошая. А отдохнувшему человеку и работается легче.
В эту субботу погода не подкачала. По голубому небу лениво плыли редкие облака. Казалось, они появились только для того, чтобы изредка закрывать собой солнце и давать всему живому короткую передышку от дневной жары.
В Песенке у моста самозабвенно плескались мальчишки. Они где-то отыскали старую тракторную камеру, заклеили её и накачали. На огромном резиновом круге висели сразу пятеро пацанов, весело бултыхая ногами и гомоня о чём-то захватывающем и непонятном постороннему уху.
Воротник рубашки с непривычки натирал шею. Хорошо хоть пиджак я не надел – сейчас бы сварился в нём заживо! Я остановился на мосту и расстегнул верхнюю пуговицу. Дышать сразу стало легче.
– А они на корабле, сквозь льды! – горячо рассказывал один из мальчишек. – Паруса обледенели, снег валит! И ещё предатель среди них был. А потом раз! – и приплыли к земле! А там тепло и дикие индейцы.
– Почему тепло, если земля среди льдов? – недоверчиво спросил второй. – Врёшь ты всё!
– Сам ты врёшь! – закричал первый. – Я этот фильм в городе видел, мы с папкой ездили! Там огромный вулкан, и от него идёт подземное тепло! Валим в клуб – сам всё увидишь!
– А деньги на билет где взять? – протянул второй. – Баба Валя так просто не пустит.
Бабой Валей звали пожилую уборщицу, которая по субботам исполняла обязанности билетёра.
– Её Витька отвлечёт, а мы проскочим! Витька, поможешь?
Рассказ пацанов вызвал в памяти что-то знакомое. Подойдя к клубу, я рассмотрел афишу и обрадовался. «Земля Санникова», ну конечно же! Замечательный фильм с прекрасной музыкой Зацепина. «Призрачно всё в этом мире бушующем, есть только миг – за него и держись…»
Сеанс должен был начаться только через полчаса, но народ уже собирался. За деревянным столом снова стучали костяшками домино. Возле дверей клуба я увидел Лиду под руку с мужем.
После рассказа Фёдора Игнатьевича о том, что муж Лиды ездил на Север за длинным рублём, я представлял себе плечистого полярника с бородой и обветренным суровым лицом. Но муж Лиды оказался высоким худым мужчиной, чуть за тридцать, похожим на шагающий школьный циркуль. Он был выше Лиды на полторы головы, но узок в плечах. Длинные руки слишком торчали из рукавов пиджака.
На меня он взглянул мельком – равнодушно мазнул взглядом и отвернулся. Значит, ничего не знает. Ну, и хорошо.
Лида, увидев меня, чуть поджала губы и еле заметно покачала головой. Я понял её знак и не стал подходить и здороваться. Огляделся в поисках Павла – куда веселее смотреть кино в хорошей компании.
Ивдруг заметил Катю.
Ох, как она была хороша! В новом светло-голубом платье с широкими рукавами и складчатой юбкой. Платье подчёркивало стройную талию девушки, белые босоножки охватывали ремешками изящные лодыжки. Волосы, собранные в высокий хвост, открывали шею и гордую посадку головы.
Катя смотрела прямо на меня. Это длилось не больше секунды, но…
Есть, есть такие секунды, которые способны бесповоротно повернуть судьбу. Каждый человек чувствует их, но не каждый решится в этот миг сделать необходимый шаг. Задумается, взвешивая «за» и «против», а когда решит попробовать – окажется, что время уже упущено. Теперь тяжкими усилиями навёрстывай потерянное, или жди нового счастливого мгновения.
Я решился. Увидев взгляд девушки, я шагнул к ней прежде, чем она успела отвернуться.
– Здравствуйте, Катя! Рад вас видеть! Вам очень идёт это платье.
– Правда?
Лёгкая хрипотца в голосе выдала волнение девушки. Она смущённо откашлялась.
– Ой! Здравствуйте, Андрей!
– Здравствуйте!
Я улыбнулся, и мы рассмеялись. Смех сразу снял всю неловкость, по-дружески сблизил нас и позволил говорить без стеснения.
– Как дела на медицинском поприще? – спросил я. – Всех черёмуховцев вылечили? Фёдор Игнатьевич не нарадуется, что деревне достался такой доктор, как вы.
Катя гордо улыбнулась. Рассудительность сочеталась в ней с некоторой наивностью, и это делало девушку ещё симпатичнее.
– А как ваши звери? – спросила она меня.
– Растут и набираются сил, – ответил я. – Сегодня на Еловом озере обнаружил целый выводок серых гусей. Точнее, они ещё гусята, но скоро станут взрослыми птицами.
– Как здорово! А я никогда не была на Еловом озере. Оно красивое?
– Очень! Представьте – тёмная вода, поросшие дремучим лесом берега и посредине – сказочный остров, на который редко ступает нога человека.
– Хотела бы я на него посмотреть!
– Пожалуйста! Меня как раз временно переводят работать на участок возле озера. С удовольствием устрою вам экскурсию.
– Вы уезжаете из Черёмуховки? – нахмурилась Катя.
– Только на два месяца, пока не найдут другого егеря. Потом вернусь, и снова буду работать здесь.
– А как же ваша учёба?
– Я решил перевестись на заочное отделение. Буду работать, а по вечерам учиться.
– Это прекрасно, – одобрительно кивнула Катя. – Вы как будто созданы для этой работы.
Лицо девушки стало грустным. Она словно хотела что-то сказать, но промолчала.
Народ потянулся к дверям клуба. Наступало время сеанса.
Мы с Катей тоже прошли в зал и сели рядом. Лиду с мужем я не видел – наверное, они сидели позади нас.
Погас свет, и начался фильм.
Когда зазвучала знаменитая песня в исполнении Олега Анофриева, Катя как будто случайно взяла меня за руку. И не отпускала до самых финальных титров.
Так же вместе мы вышли из зала на свежий воздух. На поляне за клубом готовили аппаратуру для танцев.
– Скажите, Андрей, – спросила Катя, – вы очень любите танцевать?
– Не очень, – честно признался я. – Но сегодня я хочу танцевать с вами. Разрешите вас пригласить, Катя?
Мгновение девушка серьёзно смотрела на меня, а потом улыбнулась.
– Да. Я тоже хочу сегодня танцевать. Идёмте!
Катя положила руку мне на плечо. Я обнял её за тонкую талию. Музыка легко подхватила нас и понесла в неведомые дали. Прошлое уходило, таяло, словно весенний снег. А будущее напоминало тёмную озёрную воду, в которую надо напряжённо вглядываться, что увидеть то, что находится на глубине.
Я почти не видел других танцующих. Один раз, мельком, заметил Лиду. Она танцевала с мужем, положив голову ему на грудь, а он по-птичьи, сверху смотрел на неё.
Время летело, таяло вместе со звуками. Незаметно сгустились сумерки, наступил тёплый летний вечер. Пары потихоньку разбредались по домам.