Написано около ПИРСа

Проказница внимательно поглядывает из—под лавки:

– Замур-р-рчательное место безопасности от бабкиной тапки. Здесь пережду бурю. Мар-р-руську подожду. Только бы девчушке не влетело за молоко. Переживаю.

Хозяин дома

Панкратова Гала

«Какие они у меня красивые и заботливые. Хорошо, что взял к себе пожить», – думал кот, сидя на прикроватной тумбочке. С любовью разглядывал людей, спящих на его кровати.

Кот был в меру упитанным бруталом. Серая с голубым отливом шерсть лоснилась. Элитный сухой корм для стерилизованных котов всегда лежал в миске. Ничего другого в свой рацион он не допускал, ну разве что сливки с воздушного тортика или нежную сгущёнку. Уже ничего не напоминало о его помоечном прошлом.

Лапкой потрогал лежащий на тумбочке человеческий телефон. Попытался применить силу. «Вот, зараза, тяжелый! Даже с места не могу сдвинуть!» – промяукал с досады кот.

Посидел ещё немного и перепрыгнул на кровать. Наглой поступью прошёлся по спящим телам и сел на подушку. Положил на мужское лицо шикарный хвост и начал водить им вправо-влево. Не заметив никакой человеческой реакции, бешено задергал хвостом, а потом начал хлестать им по щекам. Его развлекала ночная игра с квартирантами. Мужчина зашевелился и повернулся на другой бок.

Следующей жертвой ночной игры стала женщина. Кот любил ее: только она кормила в любое время дня и ночи. Платила лаской и добрыми разговорами за проживание в его квартире. Мыла вовремя лоток и чистила шерстку. Но сегодня она ужасно провинилась. Посмела стричь ему когти. Такого он простить просто не мог. Пустить на самотёк наглую женскую выходку? Ну, нет уж! Что еще придумает в следующий раз?

Кот обошёл спящее тело. В щёлку одеяла виднелась розовая полоска её пятки. Выставив на всю длину оставшиеся от маникюра пеньки когтей, вонзил их со всей дури в женскую плоть. Нога судорожно дёрнулась и исчезла под одеялом. Котяра был доволен результатом.

Далее по маршруту – её тумбочка. Наивная женщина каждый вечер аккуратно раскладывала побрякушки, часики, резиночки – всё, что нужно для ночного тыгыдыка! При этом наказывала питомцу, чтобы не подходил к ним.

Кот выборочно потрогал то, что лежало на тумбочке. Сдвинул с места блестящие наручные часы, но решил пожалеть бедную женщину. Ведь с утра опять начнет причитать, что они остановились от удара об пол. Вернул их на место.

К обрубку когтя прицепилась резинка для волос. Кот дернул лапой, но резинка держалась, как приклеенная. Тогда проказник с бешеной скоростью понёсся по длинному коридору. Грохот и топот разнеслись по всей квартире. Резинка отлетела в сторону. Потом кот ещё несколько раз подбрасывал её и носился, как ужаленный. То, что осталось от когтей, не позволяло как раньше цепляться за ламинат, и он часто врезался в стены и падал на пол. Это производило шума в разы больше.

– Господи, он даст нам сегодня поспать?! – нарушитель ночной тишины услышал, как мужчина из спальни взвыл с мольбой в голосе. – Если встану – убью!

– Кис, кис, кис, – женщина поманила разбойника.

Кот притих. Ещё, чего доброго, встанут и воплотят обещания в жизнь. Он обиженно пошёл на кухню и со смачным чавканьем начал поедать коричневые камушки корма. Потом озорно полакал воду, брызгая на стену и пол.

После еды непременно нужно посетить лоток. И тут началась бурная работа кота—экскаватора. Грохот лотка и загребание прилегающей территории нарушили ночную тишину. Сделав дело, кот пулей вылетел из туалета.

В соседней комнате, на окне, было его законное место – огромная кожаная подушка. Кот с разбегу запрыгнул прямо в самую ее середину. Устроился поудобнее и начал вылизывать себя.

И вдруг увидел, что за окном уже проснулась жизнь. Дворник скрёб тротуар. Мимо окна изредка проходили люди.

– А мои как же? На работу проспят! – встрепенулся мохнатый хозяин дома.

Он не мог допустить прогула – еще чего! Выгонят с работы – будут сидеть дома целыми днями.

Как ошпаренный, кот понесся в спальню, где дрыхли сони. Запрыгнул на кровать и заорал во все звериное горло.

– Пора, вставайте, лежебоки! Пора на работу! Все уже встали и ушли! Одни вы у меня валяетесь! – старательно выводил рулады обеспокоенный питомец.

– Нет, я точно его сейчас убью! Даже в субботу в собственном доме нельзя поспать! – мужчина встал и побрел в туалет.

Кот радостно путался у него под ногами. Наступал на тапки и бодал головой лодыжки. Он был горд, что выполнил хозяйский долг – не дал проспать своим квартирантам!

Тараканы в моей голове

Сурнин Алексей

– Тихо! Тихо! Ти-ихо-о! – председатель собрания пытался призвать к порядку галдящую толпу таракашек. Потом терпение лопнуло, и он рявкнул. – МОЛЧА-А-АТЬ!

И так треснул по деревянному блину кияночкой, что та сломалась с жалобным хрустом.

Крик привёл таракашек в чувство, а стук молоточка прозвучал подобно выстрелу пушки. И они враз притворились мёртвыми. От порядочных покойников их отличали лишь причудливые позы и почти синхронное блымканье выпученных со страха глаз.

– Тихо, я сказал! Или я сказал тихо? – со злобным прищуром председатель прошёлся взглядом по притихшим собратьям. Разлохмаченный огрызок рукоятки, что воинственно торчал в его лапке, играл роль ствола вундервафли.

Таракашки не спешили шевелиться. Кто сказал, что не выстрелит? Раз в год и палка стреляет!

– Давно бы так, – довольный произведённым эффектом, Рационалюс выкинул измочаленный огрызок, нашарил в темном зеве трибуны новый молоточек и ударил им по деревянной подставочке с торжеством. Ибо чести вести такого рода мероприятия удостаиваются лишь избранные. – Собрание по выбору царя в голове считаю открытым. На эту должность предлагаю выбрать…

– Меня! – перебил его выкрик с задних рядов. Таракашки всё ещё с опаской синхронно повернулись к самовыдвиженцу.

Тот стоял на самом верхнем ряду амфитеатра во весь свой невеликий рост. Черная двууголка на голове восполняла этот недостаток, а мрачно-торжественный парадный мундир того же цвета придавал веса и значимости.

– Господа, вы меня давно и хорошо знаете, но я всё равно представлюсь, – таракашка ловко вскочил на каменную плиту сиденья, чтобы собравшиеся могли лучше разглядеть его. – НАПОЛЕОНУС!

Свет потолочных ламп падал на драгоценное убранство многочисленных наград и регалий и слепил глаза толпе. Кандидат в цари ещё какое-то время чинно поворачивался с верхней лапкой, вскинутой в приветственном жесте. Затем зашагал к трибуне прямо по плитам сидений, игнорируя возмущённые возгласы и недовольные шепотки будущих подданных.

– Народ мой! – начал вещать с трибуны величественно с нотками снисходительности. – Сделай правильный выбор. Выбери меня, и я гарантирую почет, уважение и процветание. Хозяин будет слушать только меня и исполнять мою волю! Вашу волю!

С каждым выкриком его правая лапка, вскинутая вверх, словно бы вбивала кулаком слова в каждого слушателя. Левая в это время лежала на сердце в знак искренности воззвания.

Фшшшух! Просвистевшая в воздухе петарда снесла шапку с головы Наполеонуса и разбила вдребезги серьёзную атмосферу собрания.

– В яблочко! – раздался дикий вопль. В ту же секунду со средины правой трибуны вскочили со своих мест два охламона. Пытаясь изобразить танец удачной охоты неандертальцев, они затряслись, словно кислотники на рейве под электрохаус. При этом орали:

– Бугагашечка и Мухахашка – ТО-О-ОП!

Потом с размаху залепили друг другу пятюню и плюхнулись на место.

Мухахашка в черном балахоне с белой улыбающейся маской затих, выдумывая новый прикол.

– Бу-га-га! Бу-га-га! – вполголоса скандировал другой, с любовью поглаживая монструозного вида футуристическую базуку. В рваной подкопчёной камуфляжке и боевой раскраске он выглядел так, будто недавно воевал с пришельцами, а базука – трофей.

– ТИХО! – грохнул молотком Рационалюс и свирепо обвёл взглядом зал.

Таракашки снова замерли, но не от испуга, а в ожидании очередного прикола неразлучной парочки.

– Я выиграл Аустерлиц! – попытался спасти ситуацию Наполеонус и начал снова толкать речугу.

– Зато Бородино просра-а-ал! – заорал хором неугомонный дуэт. Бугагашка пальнул из своей монструозной базуки, и все ордена на парадном мундире императора облепила грязно-жёлтая, с зелёными разводами, непонятная субстанция с резким запахом.

После этой эскапады веселье забило ключом.

Каждый стремился внести свой вклад: кто-то пулял серпантином в сторону трибуны и запускал петарды, другие вскочили на сиденья и тряслись в танце, третьи пели, причём каждый – своё.

Лишь пара таракашек не поддалась общему радостному настрою.

Один из них вообще не любил праздники и шумные вечеринки. Он скрючился и сжался, чтобы быть как можно менее заметным. Отрешился от всего и предавался своему любимому занятию – самокритике и самокопанию.

– Что теперь с нами будет? А что будет со мной? Они же плохо поступили, да? – бубнил себе под нос Самокопус. Уже порядком обкусанные передние лапки по давней привычке не покидали рта. А бегающие глазки дополняли картину неврастеника. – Или хорошо? Ведь так ему и надо, этому коротышке с манией величия. Что ж я так говорю? Какой же я…

Другой таракашка стрелял глазами по толпе собравшихся и беспрестанно строчил в своём блокнотике.

– Ты в меня плюнул! Не прощу! А ты! Ты толкнул меня! – с недовольной миной и вечно кислым выражением отмечал будущих жертв. – А ты хоть и обратился ко мне, но сделал это без уважения! Месть моя будет страшна!

Прищуренный взгляд крестиком снайперского прицела упёрся в убитого горем Наполеонуса. Мстюн никогда не прощал обид. А чтобы не забыть обидчиков, заносил их в блокнотик.

– Айда тусить! – вдруг крикнул кто-то, когда вакханалия достигла своего апогея. Толпа хором поддержала идею.

– Ай-яй-яй ве-че-рин-ка! – затянули дружно, повыскакивали со своих мест и, выстроившись змейкой друг за другом, в ритме ламбады поскакали веселиться. – Ай-яй-яй!

Рационалюс плюнул с досады, достал из необъятного нутра трибуны мелок «Машенька», подошёл к первому ряду сидений и на боковой поверхности со скрипом черканул палочку. Со вздохом оглядел длинный ряд точно таких же, перечёркнутых наискось по десятку и вернулся к трибуне.

– Опять хозяин останется без царя в голове – кислотой разъедало чувство вины его ответственную до неприличия натуру.

Вернул мелок на место и, по-стариковски шаркая, поплёлся вслед за остальными.

183403-е собрание закончилось так же, как и предыдущие, – полным провалом.

***

На первом ряду с правого края на спине лапками шевельнуло лапой забытое всеми тело. Закрытые веки дрогнули на микрон. Титаническим усилием рот открылся на миллиметр.

– Адаие эйя, – прошелестел Ленус Необыкновенус, но ждать его никто, естественно, не собирался. Да он уже и не хотел никуда. Лень!

***

Молодой человек сидел у костра и запекал на прутике ивы кусок чёрного хлеба. Рядом роем разбуженных пчёл шумела принявшая на грудь компания. Не так давно он тоже «жужжал» с ними, но теперь ему хотелось покоя. От шума и сутолоки устал ещё в городе.

То ли от выпитого, то ли ещё от чего в голове гудело. В мыслях царил сумбур, а в глазах плясали огоньки, словно бы у таракашек в голове шла дискотека.

Да ну. Бред!

Это просто отсветы костра.

Дворняжка и королева

Чигринская Марина

За четырнадцать лет она стала хозяйкой в нашем доме. Поделила всех гостей на недостойных и терпимых. Первых могла просто так, от скуки, цапнуть за руку и мирно удалиться. Вторым любезно разрешала себя погладить, но о-очень осторожно.

В эту кошку попало несколько капель крови благородной британской породы, и она возомнила себя английской королевой. Она и впрямь производила впечатление венценосной особы. Блестящая, с рыжим отливом, шерсть. Глаза, которые меняли цвет от серо-голубого до глубокого хаки. Умный, загадочный взгляд.

Алиса была необычайно хороша.

Дети любили и баловали её. Устраивали скачки по квартире, покупали вкусняшки и смешные игрушки. Делились с ней секретами, которые кошка никогда не выдавала. Она долго не могла понять, почему повзрослевшие парни вдруг исчезли из квартиры. Им было так хорошо вместе.

Когда мы остались вдвоём, кошка прочно взяла власть в свои руки.

Будильник лишился права голоса – теперь Алиса сама решала, когда мне вставать. Ей нравилось делать со мной зарядку, хватая острыми когтями за ноги, разбирать сумки, оставленные у двери. Она прислушивалась к голосу телефонного собеседника и определяла: стоит ли с ним говорить или пора прощаться.

Кошка с усмешкой поглядывала на мои бесконечные поиски очков, ключей и телефона перед выходом из дома – когда же ты, наконец, уйдёшь? У Алисы был свой распорядок дня, нарушать который не позволялось никому. Она познала жизнь и не спешила никуда.

Втайне я завидовала владельцам ласковых кошек, хотя давно привыкла к тому, что моя выражает любовь укусами и царапинами. «Куда ж деваться?» – сказал бы папа.

Но три года назад произошло событие, сильно изменившее моё отношение к строптивой Алисе.

Был конец октября. Я носилась по даче, убирая в сарай последние вещи. Готовила к укрытию розы, сильно замёрзла и уже собиралась уезжать, как услышала за спиной жалобный писк. На меня смотрел грязный голодный котёнок с заплывшим от гноя глазом. Он просил еды, тепла и защиты. Во взгляде было столько мольбы, что у меня перехватило дыхание.

Я помчалась к соседям:

– Ребята, возьмите котёнка. Я не могу – у меня злющая кошка, загрызёт малыша.

Одни пожимали плечами:

– У нас собака.

– А я после смерти кошки зареклась брать, – сокрушалась другая.

– Ой, за ним же сейчас уход нужен, а мы вечно на работе, – говорили третьи.

Я беспомощно опустилась на лавочку, а грязный комочек тут же устроился на коленях. Я гладила дрожащего от холода котёнка и смотрела на бочку с водой – сверху плавал первый ледок.

Всё решилось само собой. Котёнок залез в раскрытый рюкзак, пригрелся на переднем сиденье машины и заснул.

Мы подъезжали к дому, и моё сердце сжималось.

Представьте картину: на троне королева Алиса, в самом расцвете своего правления, а из рюкзака выглядывает замызганная бродяжка с заплывшим от гноя глазом. Я мысленно рисовала, как вздорная кошка попытается перегрызть котёнку горло, а я буду отбивать атаку одну за другой.

С волнением открыла квартиру. Медленно опустила рюкзак на пол. Из комнаты важно вышла заспанная Алиса. Лениво зевнула – почему так долго?

А дальше…

Я ожидала чего угодно, только не этого. Дворняжка выбралась из рюкзака, подбежала к Алисе и радостно лизнула её в морду. Видели бы вы обалдевшую от удивления Алису! Она только фыркнула и смирно удалилась в свои покои.

Я облегчённо вздохнула.

Котёнок оказался кошечкой, месяцев трёх от роду с белоснежной шёрсткой с чёрными вкраплениями. После купания светлые раскосые глаза оливкового цвета смотрели на меня с восхищением.

– Ну, старушка, как назовём подкидыша? – спросила я у Алисы, прихлёбывая чай с вареньем. Душа пела, тепло разливалось по телу.

Та с напускным презрением повернула голову:

– Называй, как хочешь. Мне всё равно.

Ну, хорошо, пусть будет просто Маруся.

Через три дня наша гостья залпом проглатывала свою еду и мчалась к Алисиной. Благородная кошка отступала, а потом… стала оставлять кусочки паштета в своей миске. Для Маруси.

А ещё через месяц, вернувшись с работы, я увидела картину, от которой замерла на пороге. Взрослая кошка с нежностью вылизывала молодую. Это было так волнительно, так необычно для Алисы, что я простила ей всё: скверный характер, недосыпы, все бывшие и будущие укусы.

Алиса превратилась в заботливую маму. Как наседка за цыплятами, следила она за своей весёлой подопечной: приучала её к горшку, учила хорошим манерам. И сама стала заметно мягче. Правда, очень нервничала, если та приходила ночью ко мне.

А потом…

Потом случилась трагедия. Маруся заболела, и местные ветеринары не смогли поставить диагноз. А когда я привезла её в Самарскую клинику, спасти уже не удалось.

Без Маруси стало так тоскливо, будто кто-то вывернул яркую лампочку в наших сердцах. Алиса страдала тоже. Она потеряла вкус к жизни, долго отказывалась от еды и всё ждала, когда примчится её Маруся.

Эта милая дворняжка стала частью нашей души, плеснула в неё столько любви и тепла, что мы и сейчас согреваемся этими воспоминаниями.

Алиса тихонько стареет и, забравшись вечером на колени, смотрит строгим внимательным взглядом:

– Ты не забыла Марусю?..

Моя кошка не стала ласковой. По-прежнему кусается и царапает руки. Но Маруся проложила между нами невидимый мостик доверия – мы обе очень любили её.

Вместо послесловия хочется спросить у людей, разжигающих войны:

– Что вы творите? Поучитесь у животных, КАК НАДО ЛЮБИТЬ!

Тайна волшебной двери

Груцина Ольга

Часть первая

Ветерок колоколом раздувает новое голубое платье в белый горошек. Красивый бант с макушки съехал и болтается где-то у уха. Гипюровые гольфики обнимают пухлые ножки в белых сандаликах.

Малышка, деловито топая по деревянным мосткам, остановилась, замерла, восторженно глядя на куст. Сквозь резные листья пробиваются лучики солнца. Свет попадает на листья, и они кажутся не зелёными, а золотыми. А когда лучики падают на ягоды, те из рубиново-красных превращаются в коралловые, как любимые мамины бусы, которые Оля недавно порвала и рассыпала.

Что это за ягодки? Бабушка говорила их не трогать. Но ведь интересно. Вдруг они вкусные, раз так высоко. А если их насобирать, можно маме новые бусики сделать?

Огляделась. Поблизости нет никакой лесенки. О! Ведро! Полное воды. Сегодня жарко, а бабушкины красивые цветочки давно пить хотят.

Пыхтя, переворачивает ведро прямо на клумбу. Вода проливается водопадом. Перемешанная с чёрной землёй вода превращается в грязную лужу. Цветочки тоже любят купаться.

Взяла железное ведро за ручку и с грохотом поволокла за собой по доскам. Ведро больно бьет по щиколотке, оставляя жирные земляные разводы на белых гольфах.

Под раскидистым кустом девочка перевернула ведро, забралась на неустойчивую подставку, протянула руки к гроздьям, свисающим с куста. Ииии… полетела в канаву вместе с гроздью ягод, за которую успела ухватиться. Куст рос аккурат на краю канавки, вырытой по всему саду заботливыми руками деда. О-ро-си-тель-ная система, как говорил дед.