Таёжный дьявол. Хранитель чащи

– Угу. Распугивают всю дичь кругом, – согласился Леший.

– Но нам ведь и не нужно стрелять дважды! – подмигнул друзьям Анатролий и стукнулся с ними кружками, вновь полными настойки. – Ну и конечно, не советую тебе вести огонь среди скал или рядом с заснеженными склонами. Вмиг окажешься заживо похороненным, – отпил он и усмехнулся.

* * *

Охотники ещё долго праздновали и травили друг другу таёжные байки. Осушили бутылку, как следует натрескались. Степан уже не мог записывать. Он устал, не успевал, да и в глазах плыло. Говорить тоже едва получалось, язык заплетался от крепкой настойки. Руки тряслись, не слушались. Степан старался всё запоминать, надеясь, что с утра ничего не забудет. Истории проносились сплошной чередой, и вопреки стараниям, не задерживались в голове яркими образами, а оставались впечатлениями без подробностей. Но одна всё же привлекла внимание Степана сильнее остальных. Он чуть не протрезвел, когда услышал, с каким искренне напуганным тоном рассказывал её Анатролий.

– Говорят, что в этих местах объявился свирепый зверь. Неусыпный лесной страж, который отлавливает и убивает людей, по его мнению, приносящих вред природе, – намеренно понизив голос, начал охотник.

Сказанными словами он заставил всех присутствующих встревожиться. Проявить внимательность и настороженность.

– Всякая о нём тут ходит молва, разное люди говорят, что он безжалостный хранитель чащи. Дикий хищник. Таёжный дьявол! Поистине проклятая тварь. У него огромные рога. Острые и смертоносные, как клинки, – скривив пальцы, продолжал рассказ Анатролий. – Всем своим видом зверь внушает страх. Говорят, что увидев, его люди не могут пошевелиться от ужаса. Он разрывает жертвы на части и свободно заглатывает целые куски тел. Монстр огромен, как гора, у него большие глаза, горящие карим огнём, и зубы, острые, как гвозди. Зверь свиреп, неуловим, его невозможно ни выследить, ни поймать, говорят, он неуязвим.

– П-п-почему нельзя поймать? – заикаясь, переспросил Степан.

– Со временем зверь становится умнее, приспосабливается, адаптируется. Не попадается в прежние ловушки. Учится обходить капканы. Всех, кого мы потеряли на охоте в лесах, думаем, забрал именно он.

– И то убийство на перекрестке! Это, наверное, тоже из-за него?!

Охотники нахмурились. Все приняли серьезный, сердитый вид.

– Не твоего ума дело! – рявкнул Владимир и проследил, чтобы Степан ничего не записал.

Он даже не думал. Сидел, развесив уши, в ожидании продолжения истории.

– Кто-то считает его демоном, – проговорил Анатролий и покосился на Лешего, – местные величают злобным духом, – перевёл он взгляд на Пайрию, что лежал в углу, – другие диким монстром, – посмотрел он на Владимира, – но все сходятся в одном. Это самая опасная тварь из всех когда-либо живущих.

– Да всё это сказки! Не слушай тролля, он напрасно тебя пугает. Мало набрался за сегодня ерунды?! – перебил Владимир.

Степан обернулся, надеясь, как и прежде по поведению Пайрии определить правдивость сказанных слов. Хозяин с женой приютились на лежанке в противоположной стороне чума и с виду дремали. Степан испуганно сглотнул и поджал к себе ноги, судорожно ища в душе остатки храбрости.

– Сибирия, снега живут, но не всегда так было     тут, – вдруг тихо начал Пайрия, —     Давно сюда пришла беда,     Суровых дней сплошная череда,     Мы разгневали природу,     Многу умерло народу,     И злая матушка зима забрала всех навсегда.

Пайрия говорил необычно чётко, словно в трансе.

      Произносил слова нараспев, будто слагал в песнопении часть очередной ненецкой легенды. Он вспоминал события давно минувших дней, особенно сильно въевшиеся в сердце и больно опалившие нутро, словно кислотой.– И тою северной порой призвали мы народ лесной, чтоб звери излечили раны, – продолжал он в полусне:      Настал природы тёплый май,      Вновь возродился урожай,      И страж затих у гор, где мира край.      Но волею тревоги он освободился,      К великому несчастью спящий пробудился.

– Глупые россказни, и суеверия! – отмахнулся Владимир и толкнул Лешего в плечо.

Тот едва ли пошевелился. Молча сидел, поглаживая усы. Степан выразил взглядом непонимание. Он не знал, кому и чему верить. Пайрия смолк и провалился в сон.

– Однажды мы заметили, как начали пропадать вещи, – продолжал Анатролий.

Он и сам был изрядно опьяневший, смотрел на Степана косым, мутным взглядом и с трудом шевелил языком.

– Дескать, подумывали, что ворует кто-то, но кому тут наше снаряжение надо? Местным и даром не нужно. Они всё равно не умеют им пользоваться и сторонятся современных вещей. Потом подумали, что просто терялось при переездах. Один раз это случайность, а дважды – уже заговор, – глядя, как в буржуйке тлело пламя, продолжал Анатролий,

В его глазах сверкали отсветы огня, а на стенах чума плясали тени, словно силуэты мистических чудовищ.

– Мы поочерёдно дежурили и замечали, как кто-то ходил среди ночи по лагерю, заметая следы, и собаки его не трогали. Боялись, скулили. Местные вскакивали с лежанок, в воплях, рассказывали о том, как слышали с обратной стороны чумов чьи-то шаги. Не человеческие, не звериные. Топот копыт. Не олений, – понизив голос, сказал Анатролий и озвучил сказанные слова хлопками ладони о кожаную стену жилища. – Одна девочка из здешних увидала чудовище, поседела и потеряла дар речи. На подступах леса мы сами замечали обезглавленные трупы людей, вывороченные наизнанку человеческие останки с обглоданными костями, аккуратно сложенные, будто специально, и кровавые рисунки на снегу загадочных неизвестных символов. Местные говорят, что это древние запретные знаки, ограждающие посторонних от опасностей тайги.

– И-и-и-и что потом? – пугливо выдавил из себя Степан.

От всех этих историй его бросало в дрожь. Он ничего с собой не мог поделать. Во время опьянения Степан всегда чувствовал обострение страха.

– А ничего! Как капканы ни ставили, зверь так и остался неуловим, а своих мы всё теряем. Да причём ни каких-нибудь, а самых умелых, – огорчился Владимир и хрипло откашлялся.

– Местные говорят, что это берут плату духи чащи за то, что нас здесь терпят, – продолжил Анатролий. – Якобы за нами присматривает всесильный лесной хранитель. Мы, дескать, его разозлили и теперь он мстит. Наблюдает. Выжидает удобный момент, чтобы напасть и затащить к себе в чащу. Даже в повседневности здесь не покидает ощущение, как будто где-то там, по ту сторону тайги, за нами кто-то всё время наблюдает. Судит нас.

– Вот! Вот! Во-о-о-т! – едва не подскакивая, воскликнул Степан!

От громких криков Пайрия на лежанке повернулся на другой бок и тихо засопел.

– Я давно об этом хотел сказать! Кто-то следил всё это время за мной!

Владимир пихнул в бок Анатролия, будто небрежно, заставив тем самым замолчать.

– А-а-а-а, ерунда! Эти дикари, снегоходы наши когда увидели, принялись чуть ли не обожествлять, – усмехнулся Владимир. – Сказки всё, выдумки, да поверья. Старые и глупые, нелепые. Тебе и без них есть о чём писать. А насчёт слежки, да так всегда было. За нами тут всё время со стороны глазеют. Мы же кругом среди зверья! – добавил он с натужным хрипом и мельком посмотрел на лежащего в углу Пайрию. – Нам уже не привыкать. А ты здесь новенький, вот и чудится всё с непривычки.

– В последнее время наблюдения стали особенно пристальными, – не сдержавшись, уточнил Анатролий.

Степан попытался ответить, но изрядно опьяневший выдавил из себя только несвязный бред. Он, наверное, говорил сейчас даже хуже ненцев и не рассчитывал быть понятым.

– Всё это ерунда. Да, Леший? Уж кому как не тебе всё знать о местных лесах и традициях?

Владимир продолжал выражать наигранное недоверие и взглянул на друга, в ожидании ответного согласия, но тот сидел в углу и не вмешивался в разговор.

– Я его видел однажды, – продолжил рассказ Анатролий.

Степан невольно вздрогнул. Он пытался ответить подобием связных слов, но вместо этого выходила забавляющая всех чепуха. После нескольких неудачных попыток Степан перестал пробовать. Он решил больше не пить и попытался с собой совладать.

– Далеко, в лесу, и краем глаза. Правда, тогда у меня вскочил ячмень, и было темно, да и не выспался к тому же, но я его видел. Точно видел! Когда стояла прошлая полярная ночь! Сквозь кущи проглядывалось звёздное небо, луна дрожала в невесомых облаках, – расправив руки и растопырив пальцы, словно коршун когти, проговорил Анатролий.

Он принял пугающий вид и навис над столом, как стервятник над добычей.

– Именно тогда зверь показал себя и забрал Геннадия. Я выстрелил несколько раз, но не попал. Погнался за тварью, упал и уже лёжа отстрелил ей ногу, но гадина всё равно удрала.

– Совсем упился что ли?! – возразил Владимир.

– Я знаю о чём говорю! – воскликнул Анатролий с упрямым отрицанием.

– Тебе в последнее время везде всякие черти мерещатся. Я тебе говорил, что это был дикий кабан! Я его потом хромого выследил и добил! На позапрошлом Гланаване его мясо сам же жрал! С одной ногой отстреленной тоже был!

– Я знаю, что видел! Это был зверь! – отмахнулся Анатролий, возражая то ли по глупости, то ли спьяна. – Я слышал его жалобный рык полный дикой ярости и бессильной злости! Не человеческий, не звериный! Вопль, леденящий кровь! Крик боли и ужаса! Это он забрал Геннадия, а не какой-то там кабан! Я обошёл местность и нашёл вот это!

Анатролий достал из-за пазухи небольшое оленье копыто. Оно было аккуратное, гладкое на вид, словно отполированное. Даже выглядело, словно искусственно и уходило по центру вглубь небольшой продольной выемкой.

– Вроде обыкновенное, – едва справляясь с собой, проговорил Степан.

Он сидел и грыз ногти, чувствуя, как по спине бегали мурашки. Всё тело содрогалось, словно от холода, а голову кружил дурман.

– Да вот только гораздо меньше, не такое широкое и слишком уж ухоженное, – крутя в руке трофей, объяснял Анатролий.

– Думаете, зверя кто-то содержит?! Дрессирует? Намеренно на вас натравляет?! – всполошился Степан.

– Да кто его знает? Но после того случая мы сменили множество стоянок и долго не ходили в лес, но никого не встретили, а зверь, говорят, всё ещё бродит среди чащи. Выслеживает людей, как добычу. Нападает на кочевников, охотников, лесорубов, затаскивает в самые тёмные глубины тайги. Ищет нас. Желает отомстить. Но где он теперь? Никому не известно, – Анатролий пожал плечами, откинулся назад и облокотился о стену чума. – Тайга хранит свои секреты, только смелые и стойкие духом способны выжить.

– Только тогда она в себя примет нового обитателя. Только тот, кто пройдет испытание тайги, удостоится великой чести её уважения, – добавил Леший.

– Звучит почётно, – сказал Степан.

– Это великая награда. Лучшая из всех. Как и молчание, – с гордостью подытожил Влад и покосился на Анатролия. – Здесь нередко бывают времена, когда добыча сама становится охотником и несчастный тот, кто попадается ей на клыки.

– Животрепещущая история, – испуганно сглотнул Степан.

Леший сидел напротив и буравил его серьёзным взглядом. Влад тоже смотрел, нахмурившись, утяжеляя и без того угнетающую тишину. Снаружи по кожаным полотнам стен хлопал ветер. Шёпот догорающего в буржуйке огня прерывал повисшее безмолвие. Всюду ощущалось напряжение.

– Я всегда мечтал стать охотником, – разоткровенничался Степан и не представлял, каково это, но теперь, глядя на вас, услышав ваши истории, я понял, что это намного сложнее, страшнее и рискованнее, чем я представлял, – добавил он с восхищением.

– Погоди, ты ещё не видел самого главного, – улыбнулся Влад, – но ничего, поедешь завтра с нами, мы покажем.

– Не всякий удостоится такой чести. Охота – это не только убивать зверей, – начал Леший, – это дух, сила и воля, смысл жизни и понимание тайги. Жизнь с ней в единении как с супругой. И тот, кто её предаст, понесёт жестокую плату, – понизив голос до грубого баса, договорил он.

– Говорят, зверь бродил здесь недавно, – с пугающей таинственностью продолжил Анатролий. – Он рыщет повсюду, подбирается всё, ближе, как будто что-то ищет и пытается отнять, – договорил он и посмотрел на Владимира, но тот сохранил невозмутимость.

Степан молчаливо ответил повышенным вниманием.

– Вчера ночью слышались шаги неизвестного существа. Может, и сейчас он где-то, неподалеку, – Анатролий вновь обратил внимание на хлопанье стен чума.

Степан невольно перевел вслед за ним взгляд.

– Бу! – воскликнул охотник.

Степана всего передёрнуло. Он задрожал. Затрясся, как в лихорадке и, отмахиваясь руками, перевернул посуду на столе.

Анатролий разгоготался, едва не взрываясь от смеха. Громким ржанием его тут же поддержали остальные охотники. Анатролий гоготал и хрюкал, не умолкая. Когда он смеялся, то принимал отпугивающий вид. Кожа обтягивала лицо, обнажая скулы так, словно её не хватало на черепе, утончалась и проступала венами, а челюсть выступала вперёд, открывая нижний ряд кривых зубов. Степан не видел прежде зрелища отвратительнее.

– Ха-ха-ха! Да мы шутим! А ты повёлся на шапку сухарей! Простак! – сквозь слёзы проговорил Анатролий и бережно спрятал копыто в карман пуховой жилетки.

– Вот смеху-то, – переводя дыхание, недовольно высказался Степан.

Видя, что его и впрямь изрядно напугали, охотники успокоились и извинились.

– Нет никакой дикой твари! А ты тролля больше слушай! И не такое расскажет! Чем угодно тут можно пугать местных аборигенов! – унимая смех, привстал Владимир. – Ладно, нам уже давно пора, и так изрядно засиделись. Дорога завтра предстоит долгая. Надо выспаться. Поедем и тебя на охоту возьмём. Сам всё увидишь, если ещё не передумал.

– Да катитесь уже! Выметайтесь! – выгонял охотников Степан.

Они быстро собрались и покинули чум, оставив после визита скверный осадок хамства и невоспитанности. Гости ушли, но вдоль дороги ещё долгое время раздавалась их громкая междоусобная ругань. Степан огорчился. Согласия тут не было даже среди давнишних знакомых. Племена ненцев не в счёт.

Степан побрёл к своим вещам, сваленным рядом с лежанкой Пайрии. Из-за полярного дня было тяжело привыкнуть и понять, когда ложиться спать. Приходилось ориентироваться по самочувствию, биологическому ритму и наручным часам. На стрелки смотреть Степан уже не мог, стоял криво и всем телом ощущал усталость.

– Глупцы-мана, – послышались тихие слова Пайрии.

Степан насторожился и прислушался, старясь совладать с опьянением.

– Скоро она заберёт их всех. А ты вродя хорошая парень. Не ходи-мана в тайгу. Остерегайся. Хитрости, коварства её бойся.

Слова Пайрии прозвучали полусонным бредом. Степан не выдержал и бухнулся на лежанку.

* * *

Поначалу спалось плохо, кружилась голова. Тошнило. Хотелось в туалет. Степан чувствовал себя так, будто лежал на гамаке, привязанном между деревьями во время буйствующего тайфуна. Стоило закрыть глаза, как нутро чуть не выворачивало наизнанку. Тихо стоная, он схватился за пошитое из тёплых оленьих шкур покрывало, словно боялся перевернуться, и всеми усилиями старался переждать нахлынувшую бурю. Полотна стен хлопали, трепыхались. Слышались завывания ветра. Снаружи кружила вьюга, но Степана это не остановило, и когда особенно приспичило, он оделся и вышел в туалет.

Метель едва не сдувала. Щёки обжигало морозом. Будучи навеселе, Степан не чувствовал холода и силу стужи не ощущал. После рвоты значительно полегчало, но мочиться рядом с жилищем он не решился. Нашёл место поукромнее и с радостью справил нужду. Облегчившись, Степан побрёл назад. От метели слепило глаза. Качало в стороны то ветром, то спьяна. Степан словно шёл по палубе корабля во время шторма, ощущая резкие снежные порывы холодными всплесками волн. Ноги сплетались, тело сотрясал холод. Степан плохо помнил обратный путь, сопротивляясь пурге, едва видел перед собой дорогу. Он беспорядочно шатался, как маятник в сломанных часах, боролся с опьянением и с трудом понимал, куда нужно идти. Впереди показался знакомый силуэт чума. Боясь быть сбитым с ног очередным резким порывом, упасть в сугроб и остаться заметённым, Степан подошёл к входу, откинул ширму и нырнул внутрь.

Оказавшись в жилище, он сел на лежанку и облегчённо выдохнул, но радовался не долго. Осмотревшись, Степан понял, что зашёл не к себе. В глаза бросались всюду заставленные ящики с патронами, обилие современной техники: компьютеры, подключённые к большим аккумуляторным батареям, громоздкие установки связи и система спутниковой навигации с большими круглыми тарелками. Всюду виднелись ловушки, капканы, боевая амуниция, шлемы с оптикой, военные камуфляжи и уйма охотничьих вещей. Степан попытался разобраться с аппаратурой и связаться с диспетчером, но совладать с собой не смог. От любых мыслей снова кружилась голова. Он вернулся к лежанке и уселся, борясь с вновь подступившей к горлу тошнотой.

Руками ощущался непривычно бархатный меховой покров. Степан обратил внимание на застланное одеяло. Шерсть на ощупь была той же искусной обработки, что и шуба Владимира. Чувствовалась мягкой, воздушной, на запах сладкой, не похожей на оленью. Степан не упустил возможность в этот раз подробнее её рассмотреть, даже думал забрать себе кусочек. Он привстал и настолько внимательно насколько мог, осмотрел покрывало. Вдоль всей шкуры отчётливо прорисовывался людской силуэт, виднелись конечности, повторяющие формы рук и ног. Создавалось впечатление, что она была снята с человека.

– Что за дерьмо?!

Степан привстал и снова внимательно огляделся. Он не мог понять, что перед собой видел. Чью-то содранную кожу или всё же олений мех? Может, покрывало специально было так пошито. Степан сегодня навидался уже немало странностей и не знал, что и думать. Он провёл руками вдоль шерсти, швов не заметил и остался в недоумении. Голова соображала туго. Степан согрелся и, решив долго не задерживаться, собрался продолжить поиски жилища Пайрии. Одеваясь, он поднял взгляд и содрогнулся. В дальнем конце чума на лежанке дремал маленький мальчик. Лет шести-семи не больше. Он весь укрывался одеялом и выглядывал только макушкой. Его спокойный сон выдавало ровное тихое дыхание. Даже с хмельного взгляда он показался Степану необычным. У мальчика была темно-коричневая голова, словно целиком покрытая каурой шерстью, оттопыренные каплевидные ушки и торчащие на макушке маленькие рожки. Степан сначала подумал, что это чучело, но заметив движение, тут же в этом разуверился. Он подошел ближе, чтобы посмотреть. Существо шевельнулось на шаги, повернулось, раскрылось и посмотрело большими глазами цвета темного янтаря. У него была покрытая тонким мехом человеческая голова со слегка удлинённым чёрным носиком, а в руках мальчик держал слепленную из обтёсанных шишек шарообразную вещицу.

– А-а-а-а! Оно живое! – Степан заорал и, спотыкаясь, выбежал из чума.

Метель чуть не сбила с ног, но он устоял, опираясь об укрытую шкурами стену, бросился бежать вперёд, крича и размахивая руками. Ноги проваливались в снег по щиколотку. Двигаться было тяжело. Стылый ветер хлестал в лицо льдистой снежной крупой и пронзительным воем заглушал вопли. Впереди, в вихрях пурги, показалась знакомая фигура. К Степану приближался один из охотников, по-видимому, возвращающийся к себе в чум. По чёрным усам, обрамляющим губы, он признал в нём Лешего.

– Там чей-то мальчик-оленёнок! Настоящий человеческий оленёнок! С вот такими рогами! – разводя руки в стороны и едва не падая, прокричал Степан. – Это он! Я тоже его видел! Это таёжный дьявол!

Леший выругался, подошёл и ударил Степана кулаком по лицу, выбив из сознания.

Глава 3. Загадочная встреча

На удивление с утра у Степана сильного похмелья не было. Только слегка гудела голова и болела челюсть. Хозяева жилища ушли спозаранку. Степан запил все беспокойства таблетками с крепким чаем, подкрепился остатками вчерашней еды, собрался и вышел на улицу. Метель прошла. Погода к охоте и смене стоянки располагала. Из-под завесы туч пробивались яркие лучи солнца, а вокруг повисла безветренная тишь. Местные суетились, разнося тихий скрип шагов меж заснеженных чумов, торопились собраться, свернуть лагерь и отправиться до того, как метель возобновится. Никому не хотелось оказаться застигнутыми в пути бураном.

За сборами Степан наблюдал с интересом. Все поселенцы действовали слаженно, никаких лишних слов и движений. Женщины складывали всю домашнюю утварь в сумки из оленьих шкур, мужчины откапывали чумы, а затем разбирали и укладывали на грузовые нарты. С жилищ сначала снимали нюки и сворачивали в несколько слоёв, а когда все покрытия были сложены и связаны, брались за разбор шестов. Никто друг другу не мешал и не лез под руку. Примечательно было и то, что женщины не прикасались к инструментам мужчин, а мужчины к вещам женщин. Бытовые предметы здесь, как понял Степан, являлись не просто приспособлениями, а сугубо личными вещами, которые кроме хозяев никто не мог трогать – это было негласное правило.

Лайкам, видимо, надоело крутиться под ногами, и они запрыгивали сверху на груженые нарты. Старались не мешаться, держались в стороне от лагеря и бдительно наблюдали за происходящим.

– Хватит глазеть! К полудню тут уже ничего не останется и будет голая ледяная пустошь, – поставив руки на пояс, прохрипел Владимир.

С виду полностью оснащённый и готовый к охоте, только с непокрытой головой, он подошёл к Степану, отдалившись от компании друзей.

– Что вчера было?! Мне такое привиделось, и челюсть болит! – пожаловался Степан.

– Допился до чертиков, драться полез.

– Правда что ли?!

– Ты упал на мой кулак, – вставил подошедший сзади Леший.

– Вот как на туристов Глынбр действует! Обязательно об этом городских предупреди, а то начнут тут паясничать-буянить! – усмехнулся Владимир.

– Эх ты! Слабак! – проходя, толкнул Степана в плечо Анатролий. – Стрелять хоть умеешь? – будто невзначай поинтересовался он и протянул винтовку.

С виду обычная Сайга, похожая на те, что были у остальных охотников, только со сколами на прикладе и оцарапанным словно когтями стволом. Она явно прошла через многое и побывала в горячих боях.

– Брал уроки, – неуверенно ответил Степан.

– В тире?

– На стрельбище.

– Хорошо. Это тебе не пугач, а боевое оружие. Относись к нему бережно, и оно тебя убережёт, – дал наставления Леший.

– Запомни, одинаковых винтовок не бывает. У каждой свой собственный нрав, особенный характер и настрой. Относиться к ней нужно, как к жене, – добавил Анатролий.

– Бить и колошматить? – отшутился Степан.

– С любовью и уважением.

Степан вскинул брови. Чрезмерная дотошность охотников к оружию, как и прежде, удивляла.

– Отчитаешься потом за каждый патрон, враг не дремлет. Не будем давать ему лишний повод в нас разочаровываться.

– Какой враг?! Вы о ком?!

Охотники оставили вопрос без ответа. Анатролий покрутил в руках ружьё, показал, как обходить его секреты, целиться, перезаряжать и снимать с предохранителя. Степан не понял, о каком именно противнике шла речь, но решил не переспрашивать и молча принял винтовку.

– Запомни, оружие – это ты. За его потерю у нас отрывают руки, – серьёзным тоном предупредил Владимир и отсыпал Степану ещё немного патронов.

– В обойме разве недостаточно?

– Лучше прибереги про запас. Мало ли что, в тайге может случиться.

– Ружьё подписано, – заметил Степан гравировку на цевье.

– Да, это винтовка Геннадия, – ответил Анатролий. – Мы его потеряли недавно, но благо оружие сберегли, – опечалился он и вместе с Лешим отправился к стоящим поодаль снегоходам.

– А что с ним случилось? – поинтересовался Степан вдогонку.

– Его забрал зверь, – ответил Анатролий, не оборачиваясь.

Голос его дрогнул грустью и нотками тревоги. Совсем не походил на привычный шутливый тон.

– Не бери в голову. В ошибках и напастях тут всегда проще винить диких тварей, – сказал Владимир и уходя к своим, отдал Степану ледоруб. – Вот тебе на всякий случай. В снеговьях пригодится, мало ли где придётся лазать. Готовься, скоро выезжаем.

– Постой! – окликнул его Степан. – Перед отъездом я хотел ещё вот что спросить…

Владимир отозвался молчаливым вниманием.

– Вчера перед посиделкой Пайрия мне рассказал ещё об одном таёжном народе, живущем в лесу. Я так понял, он очень необычен и думаю, для статьи буде интересен. Не могли бы вы меня к ним завести, если нам по пути?

– А чего ж нет?! Как раз на охоту в их сторону едем, у них и от дороги недалеко. Там и распрощаемся, – улыбчиво ответил Влад.

Степана обрадовался, но тут же насторожился тому с какой лёгкостью привычно хранивший секреты охотник быстро согласился. Он хотел поподробнее о лесных жителях расспросить, но Владимир уже ушёл завершать последние приготовления. Степан закрепил ледоруб на поясе под курткой, собрал вещи и пошёл прощаться с Пайрией.

Хозяин племени запрягал большие нарты и встретил Степана приветливой улыбкой, но взгляд полнился беспокойством.