Баффетт. Биография самого известного инвестора в мире

Баффетт в своем любимом красном свитере поверх клетчатой рубашки присоединяется к Кларку на сцене[14]:

– Кио были замечательными соседями. Правда, Дон вечно по-дружески напоминал, что, в отличие от меня, у него есть постоянная работа. Однажды моя жена Сьюзи попросила у Микки, жены Дона, одолжить миску сахара, и та дала целую упаковку. Узнав об этом, я зашел тем же вечером к Кио и сказал Дону: «Почему бы тебе не вложить 25 000 долларов в мое партнерство?»

Тогда супруги Кио отказали Баффету. Некоторое время спустя он вернулся и попросил 10 000 долларов, о которых только что рассказывал Кларк, и опять получил отказ.

– Но я не гордый. Поэтому пришел еще раз и попросил 5000 долларов, снова услышав «нет». Позже я еще раз отправился в дом Кио. Вокруг было темно и тихо, но я знал, что Дон и Микки затаились наверху. Поэтому я звонил в дверь. Стучал. Никакого толку. Вокруг темень, в доме ни огонька, читать – слишком темно, спать – слишком рано. Я помню тот день, как вчера. Это было 21 июня 1962 года. Кларк, напомни, когда ты родился?

– 21 марта 1963-го.

– Вот такие незаметные вещи и делают историю. Радуйся, что они не дали мне 10 000 долларов.

Аудитория умиляется очаровательной историей, а Баффетт переходит к делу:

– Сегодня я буду многозадачным. Герб сказал добавить несколько слайдов: «Покажи, что ты в теме, Уоррен». А когда Герб что-то говорит, в доме Баффетта это воспринимается как приказ.

Не пояснив, из кого именно состоит «дом Баффетта», он переключается на анекдот об Аллене: «В Овальный кабинет врывается секретарь президента США с извинениями. Он по ошибке назначил две встречи одновременно. Президенту предстоит выбрать между Папой Римским и Гербертом Алленом (Баффетт выдерживает паузу). «Пусть Папа заходит, – говорит президент. – По крайней мере, у него мне придется поцеловать только кольцо».

– Так вот, сотоварищи по лобызанию кольца, – продолжает Уоррен, – сегодня я расскажу о фондовом рынке. Об оценке акций, а не прогнозах курса на месяц или год. Оценка стоимости – это не предсказания. В краткосрочной перспективе рынок – это машина для голосования. В долгосрочной – машина для взвешивания. В конечном итоге, важен именно вес, но он увеличивается медленно. Количество голосов подсчитать легко, только этот способ недемократичен. К сожалению, как вы знаете, тестов на грамотность для допуска к голосованию не существует, а любые машины дают сбои.

Баффетт нажимает на кнопку, и на огромном экране справа от него появляется слайд презентации в PowerPoint. Билл Гейтс, сидящий в зале, затаил дыхание, пока Баффетт неуклюжими пальцами возится с первым слайдом.

ПРОМЫШЛЕННЫЙ ИНДЕКС ДОУ ДЖОНСА

31 декабря 1964 года – 874,12

31 декабря 1981 года – 875,00

Уоррен подходит к экрану и начинает объяснять:

– За 17 лет масштаб экономики увеличился пятикратно. Продажи у 500 компаний, входящих в список Fortune[15], выросли более чем в пять раз. А фондовый рынок остался на том же месте.

Баффет объясняет слушателям суть инвестирования. Чтобы вложить деньги приходится воздерживаться от потребления, тогда позже можно получить больше. Перед инвестором в этот момент стоят два вопроса: сколько он планирует получить обратно и когда. Баффет говорит, что Эзоп не разбирался в финансах, ведь в его афоризме: «Птица в руке стоит двух в кустах», не сказано, когда именно она будет столько стоить. Цену этого «когда» составляют процентные ставки, то есть стоимость заемных средств. В финансах это то же самое, что гравитация в физике. Когда процентные ставки меняются, стоимость финансовых активов – домов, акций, облигаций – тоже не стоит на месте, как если бы колебалась цена птиц. Вот почему иногда птица в руке лучше, чем две птицы в кустах, а иногда две птицы в кустах лучше, чем одна в руке.

Уоррен быстро произносит слова, так что они иногда налезают друг на друга. Он увязывает Эзопа с «бычьим рынком»[16] 1990-х. Тогда прибыли выросли намного меньше, чем в предыдущем периоде, но птицы в кустах стоили дорого, потому что процентные ставки были низкими. Мало людей хотели держать наличные деньги или птицу в руке, а за птиц в кустах инвесторы платили слишком дорого. Баффетт называет это фактором жадности.

Аудитория молчит. В зале полно технологических гуру, которые меняют мир, попутно обогащаясь на «бычьем рынке». Они восседают на портфелях, набитых акциями, которые торгуются по немыслимым ценам. Новая парадигма, рассвет эпохи интернета – все это приносит им удовольствие и богатство. Баффетт не имеет права называть их жадными: он сам годами копил деньги, был настолько прижимист, что написал на номерном знаке своего автомобиля thrifty – «бережливый». Большую часть времени он думал, как заработать, прозевал технологический бум и опоздал на поезд, а теперь «плюет в их шампанское».

Но Баффетт продолжает: есть только три возможности, при которых фондовый рынок продолжит расти на десять и более процентов в год. Первая – если процентные ставки упадут ниже исторического уровня. Вторая – если доля экономики, которая причитается инвесторам, а не наемным работникам, правительству и прочим, поднимется еще выше, хотя уже сейчас она превышает исторический максимум[17]. Третья – если экономика начнет расти быстрее нормального темпа[18]. Подобные оптимистические допущения Баффетт считает подменой действительного желаемым.

– Некоторые люди, – говорит он, – не ждали, что будет процветать весь рынок. Они полагали, что смогут отличить победителей от всех остальных.

Размахивая руками, как дирижер, он объясняет, что инновации могут избавить мир от бедности. Только люди, которые инвестируют в них, часто оказываются недовольны. Новый слайд демонстрирует список автомобильных компаний Соединенных Штатов, который занимает всего полстраницы.

Баффетт машет в воздухе 70-страничным списком:

– Здесь перечислены 2000 автомобильных компаний. Вероятно, автомобиль – самое важное изобретение первой половины XX века, повлиявшее на жизнь людей. Но на сегодняшний день из этого списка выжили только три[19]. И у каждой были времена, когда они торговались дешевле балансовой стоимости, то есть дешевле вложенных в компанию денег. Так что автомобили оказали огромное влияние как на Америку, так и на своих инвесторов, только в противоположных направлениях.

Он кладет пачку бумаг и запускает левую руку в карман пиджака.

– Иногда проигрывающих легко вычислить. Думаю, один очевидный кандидат на провал известен давно – я про короткие продажи[20] лошадей.

Клик. На экране появляется новый слайд.

ПОГОЛОВЬЕ ЛОШАДЕЙ В США

1900 – 17 млн

1998 – 5 млн

– Честно говоря, я немного разочарован, что наша семья не торговала лошадьми «в короткую» все это время. Но должен же кто-то проигрывать.

Аудитория усмехается: в их сердцах бьется уверенность, что они победители, восходящие сверхновые звезды, пылающие на грани смены эпох.

Клик. Следующий слайд.

– Другое великое изобретение – самолет. В период с 1919 по 1939 годы существовало около 200 авиакомпаний. По данным двухлетней давности, все совокупные вложения в авиационную промышленность за всю ее историю принесли ноль долларов прибыли. Поэтому, если бы я оказался в Китти Хок[21], у меня бы хватило дальновидности и заботы об общественном благе, чтобы сбить Орвилла на землю. Это был бы мой долг перед будущими капиталистами[22].

По залу вновь прокатывается смешок. Некоторые, очевидно, устают от подобных шуток. Но из уважения дают возможность Баффетту продолжить.

– Продвижение новых отраслей – прекрасная идея, потому что это легко. Гораздо труднее продвигать инвестиции в обыденный продукт. Знаете, почему товар, понятный лишь избранным, привлекательнее? Потому что количественных ориентиров для его оценки не существует.

Баффетт не жалеет соли на раны:

– Люди будут возвращаться снова и снова, чтобы инвестировать. Это напоминает историю о нефтедобытчике, который умер и попал на небеса. Апостол Петр сказал ему: «Я проверил, ты соответствуешь всем требованиям. Но у нас жесткое зонирование. Все нефтедобытчики – вон в том загоне, правда, он уже переполнен, так что ты там не поместишься».

Нефтедобытчик взглянул на загон и произнес: «Можно я скажу последние четыре слова?». Петр ответил: «Думаю, вреда не будет». Тот складывает руки рупором и орет: «В аду нашли нефть!» В секунду загон опустел, а нефтедобытчики бросились вниз.

Апостол Петр сказал: «Ловкий трюк! Располагайся, теперь все место в твоем распоряжении». Помолчав, добытчик отвечает: «Нет, я пойду с ребятами. А вдруг в этих слухах есть капля правды?»[23]

– Также люди относятся к акциям: легко поверить, что в этих слухах есть доля правды, – делает вывод Баффетт.

В зале раздается негромкий смех, который затихает, как только до аудитории доходит смысл сказанного. Значит, они, как те нефтедобытчики, настолько безрассудны, что тоже бурят нефть в аду, полагаясь на слухи.

Далее Баффетт возвращается к птице в кустах. Никакой новой парадигмы для него не существует. В конечном счете, капитализация фондового рынка только показывает объем экономики. На очередном слайде график: в последние несколько лет рыночная капитализация существенно опережала рост экономики. По словам Баффетта, это означает, что следующие 17 лет вряд ли будут сильно отличаться от периода с 1964 по 1981 годы, когда индекс Доу-Джонса едва двигался. Если, конечно, рынок не рухнет.

– Если бы меня попросили назвать наиболее вероятную доходность за этот период, я бы назвал 6 %. Однако недавний опрос PaineWebber-Gallup показал, что инвесторы ожидают от акций доходности от 13 % до 22 %[24].

Уоррен подходит к экрану и указывает на иллюстрацию из легендарной книги о фондовом рынке Where Are the Customers’ Yachts? («А где же яхты клиентов»?)[25]. На ней изображены обнаженные мужчина и женщина. Мужчина говорит: «Понимаешь, некоторые вещи девственнице никак не объяснишь, ни на словах, ни в картинках». Зал улавливает мысль: Баффет считает, что людей, купивших акции интернет-компаний, вот-вот облапошат. Аудитория пребывает в каменном молчании. Никто не смеется, не хмыкает.

Баффетт, будто не замечая, возвращается за кафедру и рассказывает о подарках, которые привез для аудитории из Berkshire Hathaway:

– Я только что купил компанию NetJets, которая продает фракционные самолеты. Признаюсь, хотел подарить каждому по четвертинке самолета Gulfstream IV. Но когда вошел в здание аэропорта, понял, что для большинства из вас это слишком простой подарок.

Здесь слушатели все-таки смеются.

– Поэтому, – продолжает он, – я дарю всем по ювелирной лупе, чтобы рассматривать кольца жен своих товарищей. Особенно третьих жен.

Аудитория смеется и аплодирует. Затем по залу проносится сдержанный ропот. В 1999 году укорять за биржевые излишества в Сан-Валли – почти то же самое, что проповедовать целомудрие в публичном доме. И все же некоторые полагают, что слышат нечто значимое.

Как говорил позже в интервью Билл Гейтс: «Это было великолепно: базовый курс по фондовому рынку в одном уроке». Но и на этом выступление не закончено. Теперь Баффетт размахивает в воздухе книжкой, которая называется «Обыкновенные акции как долгосрочные инвестиции». В ней Эдгар Лоуренс Смит доказывает, что акции всегда приносят большую доходность, чем облигации. Смит называет пять причин, но главное его открытие: компании удерживали часть прибыли, реинвестируя с той же нормой отдачи. В 1924 году капитализация прибыли была в новинку. Лорд Кейнс в предисловии к книге Смита написал, что предсказание будущих показателей на основании прошлых – опасное дело.

Баффет приводит слова своего наставника Бена Грэма, который говорил: хорошая идея может принести гораздо больше проблем, чем плохая, потому что и у хорошей идеи есть свои ограничения. Уоррен снова возвращается к своей любимой теме: нельзя экстраполировать на будущее прошлые темпы роста цен.

– Ну что, есть еще кто-то, кто на меня не обиделся?[26]

Он делает паузу, окинув взглядом зал.

– Спасибо, – завершает выступление Баффет.

«Хвали лично, критикуй по категориям» – правило Уоррена Баффетта. Его речь задумывалась как провокационная, а не оскорбительная, ведь ему важно, что о нем подумают. Его аргументация звучала весомо, почти неопровержимо, ее должны признать, даже если выступление не понравилось. Что бы ни чувствовала аудитория, вслух никто ничего не высказал. До конца сессии он отвечал на вопросы. Затем слушатели встали с овациями.

По любым стандартам его речь считали выдающейся: превосходный доклад, как нужно понимать инвестирование. Прощальный рык старого льва.

В бизнесе, где даже пять лет хороших результатов – значимое достижение, Баффетт остается на вершине уже 44 года. И все же у всех в голове маячит вопрос: когда он оступится? Объявит ли он об окончании царствования сам, или его сокрушит сейсмический сдвиг? Теперь, как думали некоторые, время пришло. Что еще может свергнуть его, если не эпохальное изобретение персонального компьютера в сочетании с всепроникающей технологией интернета?

Многим очевидно, что он изучил информацию, которая лежала на поверхности, и отверг реальность приближающегося тысячелетия. Вежливо бормоча «прекрасная речь, Уоррен», молодые львы рыскают, готовясь к прыжку. Даже жены обитателей Кремниевой долины в дамской комнате во время перерыва обмениваются язвительными замечаниями[27].

Некоторые считали, что Баффетт ошибается. Даже если он окажется прав, как подозревали другие, его пессимистические предсказания о судьбе технологических инвестиций слишком контрастировали с его легендарным прошлым. В его молодые и славные годы акции стоили дешево, и он хватал их полными горстями. Золотые яблоки лежали у него на пути нетронутыми – он был практически единственным, кто их замечал.

Шли годы, и барьеры, затруднявшие инвестирование, росли. Становилось труднее поймать волну, угадав, чего еще не знают другие. Но теперь пришел их черед, и не Баффетту читать им проповеди. Не ему говорить, что не следует ловить момент, зарабатывая на этом рынке.

Весь остаток дня гости Герберта Аллена играют последние партии в теннис и гольф или неспешно общаются на лужайке у пруда. Старые друзья Баффетта поздравляют его с триумфальной речью. Он думает, что убедил аудиторию. Иначе зачем он использовал столько убедительных доказательств. Баффетт, который любил нравиться, обратил внимание на овации, а не на ропот. Между тем, многие не поверили. Они считали, что Баффетт оправдывается за пропуск технологического бума, и были поражены, что он высказал прогнозы, которые наверняка окажутся неверными. За пределами его слышимости продолжаются пересуды: «Эх, старина Уоррен. Он упустил шанс. Как он мог просмотреть технологии? Он же друг Билла Гейтса»[28].

Когда в конце вечера в небе вспыхивают фейерверки, «Сан-Валли-99» уже оправдала свою феерическую репутацию. В историю вошло выступление Баффетта – его первый за 30 лет прогноз о фондовом рынке.

3. Рабы привычки

Пасадена, июль 1999

Партнер Баффетта, Чарльз Т. Мангер, в Сан-Валли так и не появился. Его не пригласили, и это вполне его устраивало. Он охотно бы заплатил, чтобы не посещать мероприятий подобного рода. Участвуя в ритуалах Сан-Валли, нужно было угождать слишком многим[29]. Баффетт, даже когда отпускал колкости в адрес аудитории, старался нравиться людям. Мангера же не волновало, считают ли его сволочью, ему хватало уважения.

Тем не менее, в сознании многих людей эти двое воспринимались как взаимозаменяемые. Баффетт называл себя и Мангера «почти сиамскими близнецами». У обоих была шаткая и неуклюжая походка. Они носили неотличимые серые костюмы, которые топорщились жесткими складками. Укладывали седеющие волосы в одинаковые прически. Носили похожие очки в стиле Кларка Кента, а их взгляды отражали собранность. Мыслили они схожим образом и оба считали бизнес головоломкой, на решение которой стоит потратить жизнь. По их мнению, основные причины ошибок – азарт и самообман. Чтобы вывести правила успеха, они любили размышлять о причинах неудач.

Мангер опасался стать жертвой «комплекса всезнайки», как выразился его однокурсник по Гарвардской школе права. Баффетту же этот комплекс не грозил. Он соблюдал «круг компетенции»: не выходил за рамки трех тем, в которых его признавали экспертом – деньги, бизнес и его собственная жизнь.

Мангер подходил к темам своих речей избирательно, но останавливался с трудом. Баффетт без проблем мог завершить лекцию, но удержаться и не начать ее почти не удавалось: он регулярно произносил речи, писал статьи для прессы, вел уроки на званых вечеринках и в колледжах, давал телевизионные интервью, беседовал в раздевалке с футболистами, выступал на обедах с конгрессменами, обучал собственный совет директоров, представал в образе наставника в письмах акционерам и на встречах с ними.

С тех пор, как эти двое впервые встретились в 1959 году на обеде у общих друзей, они стали друг для друга лучшими слушателями. Доведя хозяев до изнеможения своими разговорами, они остались за столом вдвоем. И следующие десятилетия вели непрерывную беседу. К тому времени их аудитория расширилась, включив друзей, партнеров, акционеров и отчасти весь мир. Уходя из кабинета Баффетта или с выступлений Мангера, люди прозревали в отношении, казалось бы, безвыходной проблемы, решение которой теперь, задним числом, выглядело очевидным. И сколько бы Баффетт и Мангер ни говорили, спрос на их слова только возрастал. Как и во многом другом, в этой роли они чувствовали себя легко и комфортно.

Мангер был способен на потрясающую щедрость, когда хотел. Его благотворительность отправлялась в больницу «Добрый самаритянин», школу Гарвард-Уэстлейк, библиотеку Хантингтона и Стэнфордскую юридическую школу. В этих организациях хорошо знали, что деньги и помощь Мангера идут в комплекте с его лекциями и настойчивым желанием, чтобы все делалось по его требованиям. Он был воплощением старомодного noblesse oblige[30], которое привязывало к деньгам всевозможные обременения для получателей для их же пользы, ведь Чарли лучше знал, как все сделать.

Мангер был честным семьянином, который любил друзей, закрытые клубы и благотворительность. Баффетт тоже любил друзей и клубы, но благотворительностью почти не занимался. Несмотря на гораздо более сложную индивидуальность, он жил проще, чем Мангер. Большую часть времени он проводил в Омахе, его будни проходили вокруг заседаний совета директоров и поездок к друзьям, сменяющих друг друга с определенной регулярностью, как фазы Луны.

Каждое утро, если Баффетт был в городе, он проезжал полторы мили от дома, в котором жил вот уже 40 лет, до офиса в Kiewit Plaza, который занимал почти столько же. В 8:30 он уже сидел за рабочим столом своего отца. Включал телевизор без звука на канале CNBC и, посматривая краем глаза на экран, изучал кипу аналитических и экономических газет и журналов, а также информационные бюллетени о рынке акций и облигаций от заслуживших его доверие авторов.

Затем он разбирался в отчетах, присылаемых компаниями, которыми владела Berkshire. С каждым годом их список становился все длиннее. Он узнавал, сколько автостраховок продала GEICO на прошлой неделе и сколько страховых случаев она оплатила; сколько фунтов конфет продала вчера See's Candies; сколько униформы для тюремных охранников заказали у Fechheimers; сколько долевых авиарейсов продала NetJets в Европе и США. Его интересовала и прочая статистика: зарядные устройства, киловатт-часы, воздушные компрессоры, обручальные кольца, арендованные грузовики, обучение пилотов, мебель для дома, сердечно-легочное медицинское оборудование, стойла для свиней, продажа недвижимости, фруктовое мороженое, кубические футы газа, пылесосы, реклама в газетах, счетчики яиц и многое другое. В его кабинет стекались все цифры по затратам и продажам товаров и услуг. Многие из них он помнил наизусть[31].

В свободное время Баффетт просматривал отчеты сотен компаний, которые еще не купил: отчасти из интереса, отчасти на всякий случай.

Если в Омаху приезжала важная персона, Баффетт садился в свой Lincoln Town Car сине-стального оттенка и ехал в аэропорт, чтобы лично встретить гостя. Баффетт едва обращал внимание на дорогу, совершая резкие маневры, потому что оживленно болтал. Такое поведение он оправдывал медленной скоростью: в случае аварии ущерб будет незначительным[32].

Он всегда проводил экскурсию по офису, показывая памятные вещи, которые рассказывали историю его деловой жизни. Затем садился, наклонившись вперед на стуле, сцепив руки и сочувственно подняв брови, выслушивал вопросы или просьбы посетителей. С каждым Баффетт шутил, быстро отвечал на деловые предложения и раздавал советы. По пути в аэропорт, провожая известного политика или генерального директора огромной компании, он запросто мог пообедать с ним в McDonald's.

В промежутках между чтением, изучением отчетов и встречами Баффетт отвечал на телефонные звонки. Те, кто впервые набирал номер, потрясенно молчали пару секунд, услышав теплое «Привет!». Они поверить не могли, что он отвечает сам. Его секретарша, приветливая Дебби Босанек, то и дело вбегала и выбегала с сообщениями от и для звонивших. На приставном столике время от времени звонил еще один телефон. На эти звонки он отвечал сразу же, ведь это звонил брокер: «Але… ммм… ага… сколько… ммм… давайте», – говорил он, вешал трубку и возвращался к делам. В 17:30 уходил домой.

Астрид Менкс не была ему женой, но он не скрывал своих отношений, с 1978 года они жили в «треугольном» союзе. Сьюзи Баффетт одобрила и буквально выстроила эти отношения. Тем не менее, и он, и Сьюзи всегда подчеркивали, что они женаты, и их распорядок как семейной пары так же четко организован, как и все остальное в жизни Баффетта. На публике он не давал никаких объяснений, кроме: «Если бы вы хорошо нас всех знали, вы бы все поняли»[33]. Любопытствующим это не помогало, поскольку ни Сьюзи, ни Астрид, ни, тем более, самого Баффетта почти никто хорошо не знал.

Чаще всего он ужинал дома с Астрид, потом переключался на ежевечернюю интернет-игру в бридж, которой посвящал около 12 часов в неделю. Потом разговаривал по телефону с Шэрон Осберг, партнером по бриджу и близким доверенным лицом. В десять у Баффетта обычно проходила конференцсвязь с Аджитом Джейном, который руководил его страховочным бизнесом. Астрид тем временем выходила, чтобы купить ранний выпуск завтрашней газеты. Баффетт ее читал перед сном.

Такова обычная жизнь мультимиллиардера.

4. Что случилось, Уоррен?

Омаха и Атланта, август-декабрь 1999

Почти все 30 миллиардов долларов Баффетта (или 99 %) были вложены в акции Berkshire Hathaway. В Сан-Валли он говорил, что рыночная машина для взвешивания важнее машины для голосования. Но забраться на высоту, с которой он проповедовал, ему позволила именно машина для голосования. Рынок высоко ценил его акции, и люди прислушивались к нему, потому что он был богат.

Когда он предсказывал, что рынок в течение 17 лет, возможно, будет разочаровывать инвесторов[34], он стоял на краю обрыва, и прекрасно это знал. Ошибка сделала бы его посмешищем не только в Сан-Валли: он мог потерять место в рейтинге самых богатых людей мира. Этому рейтингу Баффетт уделял самое пристальное внимание.

В конце 1990-х BRK (биржевой тикер акций Berkshire Hathaway) повышала рейтинг, опережая рынок, пока не достигла в июне 1998 года пика в 80 900 долларов за акцию. Акция Berkshire равнялась по стоимости небольшой квартире – уникальное явление среди американских компаний. Для Баффетта цена акций представляла собой простой показатель успеха. Она росла по восходящей с того дня, когда он впервые купил BRK по 7,50 долларов за акцию. Хотя рынок был нестабилен, но до 1999 года инвестор, купивший BRK и державший ее, выигрывал.

Теперь Баффетт оказался на тонущей палубе компании, которая утратила привлекательность. К августу 1999 года цена BRK рухнула до 65 тысяч долларов. Ему оставалось наблюдать за ростом акций технологических и телекоммуникационных фирм.

Сколько заплатили бы инвесторы за крупный, устоявшийся бизнес, который ежегодно приносил 400 млн долларов прибыли? А сколько за небольшой новый бизнес, который терял деньги?

• Компания Toys «R» Us, реализующая товары для детей и игрушки, зарабатывала 400 млн долларов в год, ее объем продаж составлял 11 млрд долларов.

• Годовой убыток компании eToys, создавшей компьютерную среду для образования детей, составлял 123 млн долларов при объеме продаж в 100 млн долларов.

Рыночная машина для голосования утверждала, что eToys стоит 4,9 млрд долларов, а Toys «R» Us – примерно на миллиард меньше. Предполагалось, что eToys продолжит обгонять Toys «R» Us благодаря интернету[35].

Единственное облако сомнения в технологиях, висевшее над рынком, было связано с «календарным вопросом». Эксперты предсказывали, что в полночь 31 декабря 1999 года произойдет катастрофа, потому что компьютеры не запрограммированы на работу с датами, начинающимися с цифры «2».