Золото, перина и ночная чертовщина

– А в десять минут первого, помнишь?

– Боже, да! Такой ужас!

– Мэй точно не продержится всю ночь, она, бедняжка, такая хрупкая…

И младшая сестра дрожала, думая о том, что ее ждет.

Она до того истерзалась, что незадолго до чая вызвала Садиму.

– Я отправляюсь домой, – сказала она. – Уложи мои вещи, пожалуйста.

Горничная хорошо знала свою хозяйку. Мать Садимы была кормилицей у Уоткинсов. Свою дочь она вскармливала вместе с Мэй, родившейся на пару недель позже, и первые годы растила их обеих. Но затем каждая заняла положенное ей место. Однако из-за молока, которое они делили, из-за общих детских воспоминаний между девушками сохранялась некоторая непринужденная близость. Садима прочла в глазах Мэй страх. И знала по опыту, что уговаривать ее бесполезно.

– Хорошо, мисс, – сказала она. – Мы отправляемся прямо сейчас? Пешком?

– Если нужно, пойдем через лес, да. Я больше ни минуты здесь не останусь.

– Вы правы, мисс. Эх! То-то ваши сестры обрадуются!

Мэй положила шляпную коробку.

– Что ты хочешь сказать?

– Они ревнуют, – продолжала Садима, складывая ночную сорочку. – Боятся, как бы вы не прошли испытание, в отличие от них.

– Я и шагу не ступлю в сторону этой спальни, – заявила Мэй.

– И правильно, мисс. Так благоразумнее, тем более что вы не знаете, что там в ней.

Мэй снова замерла.

– Садима, может, хватит твоих уловок? К чему ты все это говоришь?

Садима улыбнулась.

– К тому, мисс, что нет причин ждать ночи для того, чтобы наведаться в эту спальню.

– О! – воскликнула Мэй и прикрыла рот рукой. Пойти самим в таинственную комнату было крайней дерзостью! А что, если их увидят?

– Ваши вещи готовы, – сказала Садима. – Отправляемся?

Мэй расправила плечи и объявила:

– Пойдем посмотрим, что это за спальня.

Садима поклонилась, чтобы скрыть улыбку.

В коридорах, как и в прежние дни, не было ни души. Мэй шла за Садимой. Но когда та повернула на лестницу, ведущую наверх, удивилась:

– Куда ты? Спальня в конце коридора, совершенно точно.

– Да, мисс, – согласилась Садима, продолжая подниматься, – в конце коридора. Только дверь в нее заперта.

Когда они поднялись наверх, Садима объяснила шепотом:

– В спальне одно окно, оно смотрит на запад. Стена там совершенно гладкая, залезть по ней невозможно.

– Садима, так ты успела весь замок обрыскать? Не понимаю, что ты такое говоришь. Если спальня закрыта на ключ, что мы делаем на другом этаже?

– Вчера вечером я провожала мисс Мэри, и мне удалось заглянуть внутрь. Ничего необычного я не увидела, если не считать удивительной кровати. Очень высокой.

– Как это – очень высокой?

– Не знаю. Будто дюжина матрасов один на другом.

– Какая глупость!

– А может, наоборот, – ответила Садима.

И зашептала еще тише:

– Через окно в комнату не войти, как я уже сказала. Однако, возможно, в потолке есть люк. И если милорд рассчитывает присоединиться к вам этой ночью, спустившись с потолка, то, чтобы не убиться при падении… Словом, лучше, если кровать будет повыше.

Мэй тихонько вскрикнула. Прижав ладонь к сердцу, она проследовала за Садимой.

Девушки прошли по коридору до последней двери.

– Вот, – сказала Садима. – Если не ошибаюсь, эта комната как раз над таинственной спальней.

– Будем надеяться, она не заперта на ключ.

Садима взялась за ручку и повернула. Дверь открылась. Мэй тут же подошла к лежащему посередине комнаты ковру и приподняла его. Обычный пол. С какого бы конца они ни заглядывали под ковер, люка под ним не было. Садима из упорства решила простучать каждую плитку на полу. Все звучали одинаково глухо.

Комната была довольно простой, почти без мебели. Только на камине стояла безделушка – маленькая шкатулка в форме яйца.

Раздосадованная Мэй хотела как можно скорее убежать, пока их здесь не застали. Но Садима продолжала поиски, рассуждая вслух.

– Очень странный замок, не правда ли, мисс? – говорила она, но, похоже, больше себе самой.

– Не знаю, о чем ты, Садима. Идем скорее.

– А вы заметили, что здесь никогда не бывает холодно? Вечером всегда приятная теплота, однако я ни разу не видела огня в каминах.

Мэй пожала плечами. Садима всё простукивала стены, ища тайный ход. И вдруг отпрянула. Снова медленно подошла к стене и приложила к ней ладонь. Когда же отняла руку, в голосе у нее звучало беспокойство.

– Стены теплые, – сказала она.

– И что такого? – спросила Мэй. – Сегодня было прекрасное солнце.

– Только с утра. Потом небо затянуло.

– Да, конечно, и что? Солнечные лучи нагревают стены, разве нет?

Девушки из хороших семей мало интересовались вопросами геотермии и тепловых свойств стен, так что познания Мэй в этой области были поверхностны.

Вдруг Садима вздрогнула и вцепилась ей в локоть.

– Кошка! – проговорила она быстро и тихо. – Она на нас смотрит.

Мэй обернулась. Действительно, красивая темно-рыжая кошка не сводила с них немигающих глаз.

– Перестань, Садима! – сказала Мэй и тряхнула рукой, которую горничная так и не выпустила. – Кошка и кошка.

– Но у нее такой взгляд… Он не кажется вам грозным?

– Ты боишься кошек?

– Разумеется, нет, – ответила Садима, которая любила охотиться на кабана и ловко давила крыс каблуком, – но эта…

– Кончай свои глупости. Все это нас не…

– Вам что-нибудь нужно, леди? – послышался позади них голос.

Мэй с Садимой вздрогнули.

В дверях стоял лорд Хендерсон.

– Я… Нет… Мы… То есть…

Мэй была в таком смятении, что лорд Хендерсон шагнул к ней и тронул за руку. От его прикосновения Мэй едва не лишилась чувств окончательно. Опасаясь, как бы она не упала, молодой человек помог ей взять себя под руку.

– Замок большой, – сказал он мягко, будто говорил с неосторожной маленькой девочкой. – Советую вам оставаться в той его части, что предназначена для гостей.

Мэй покорно кивнула.

– Чай уже подали, – прибавил лорд Хендерсон. – Пойдемте. У вас усталый вид, я распоряжусь, чтобы вам предложили чего-нибудь укрепляющего.

Мэй дала лорду увести себя, вся розовая от такого нежданного внимания. За ними шла поникшая Садима. Время от времени она поглядывала через плечо, не преследует ли их кошка.

Маргарет и Мэри были уже в столовой. Они ничего еще не успели съесть, однако тут же лишились аппетита: вид Мэй под руку с лордом Хендерсоном явно пришелся им не по вкусу.

За столом они состязались в мелких гадостях.

– А помнишь, – говорила одна, – как Мэй порвала юбку, выходя из берлины?

– Боже! От пояса до подола! Нижняя юбка – всем на обозрение! – подхватывала другая. – А когда Мэй впервые пришла в гости к Барретам? Она сделала реверанс дворецкому, решив, что это мистер Баррет!

– Как же мы тогда смеялись!

Мэй, уткнувшись носом в чашку, надеялась, что им скоро надоест. Лорд Хендерсон, казалось, едва их слушал.

Вечером Садима заботливо нарядила Мэй. Она выбрала для нее ночную сорочку с вырезом, открывавшим плечи. Шею с хрупкими ключицами украсила ожерельем с рубиновыми подвесками. Прозрачные камни отливали темно-красным, словно кропя белую кожу капельками крови.

Волосы Мэй Садима забрала высоко над затылком, открыв трогательные изгибы ушных раковин. В мягкую и нежную мочку она вонзила острый шип серьги. Когда металл вошел в ее плоть, Мэй тихонько вскрикнула от боли и удовольствия. Они взглянули друг на друга в зеркале. Ухо Мэй украшала кровавая рубиновая капля.

Мэй обернулась.

– Я красивая? – спросила она.

Садима расслышала в вопросе тайное беспокойство юной девушки.

– Вы красивая, очень красивая, красивая, как пурпурная раковина, – проговорила она успокоительно. – Красивее ваших сестер. И лучшая, чем они, дочь.

– Сегодня я пойду в ту спальню, да?

Мэй подняла на Садиму огромные испуганные глаза – лань, попавшая в западню, – она уже не могла противиться обаянию лорда, который только что вел ее под руку. Садима погладила ее по голове. Мэй разрыдалась.

– Мне так страшно! Если б ты знала! – проговорила она между всхлипов.

– Ну, будет, мисс, будет… Чего именно вы боитесь?

– Того, что не знаю, что там случится… что покажусь смешной… ошибусь, наделаю глупостей… Или даже, – прибавила она на одном дыхании, – что меня обидят, сделают больно…

Садима взяла Мэй за подбородок и приподняла ее голову.

– Смешной быть не смертельно. И, говоря по правде, опасности, на мой взгляд, никакой. Посмотрите на сестер: поутру они явились бодрые и свежие, как будто в спальне ровно ничего не случилось.

– Но в чем же тогда испытание? Не понимаю! – вскрикнула Мэй.

– Узнать это можно только одним способом.

И, пользуясь их детским «ты», Садима прибавила:

– Мэй, ты пойдешь туда, и все будет прекрасно. Разве тебе не любопытно? Иначе будешь жалеть всю свою жизнь, что не решилась на это странное испытание, так ведь? Да и вообще, нельзя позволять Маргарет и Мэри так с тобой обходиться.

Мэй поддалась мягко-повелительному голосу Садимы. А горничная подала ей халат и подвела к двери. Но на пороге Мэй оцепенела от вновь нахлынувшего страха.

– Пойди вместо меня! – воскликнула она, в последнем порыве сбежать от неизвестности. – В темноте кто заметит разницу? Ты оденешься как я, и все.

Искушение кольнуло Садиму. Ей очень хотелось понять суть странного испытания. Но искра эта вспыхнула и погасла. Садима вспомнила свое место. Горничная – и на шелковых простынях!

– Мы так мало похожи, – сказала она с досадой.

Мэй прижалась к ней в отчаянии. Садима усадила ее на диван, обняла и стала качать как маленькую. Мэй напоминала ей перламутровую раковину. Изящество, хрупкость, прозрачность. Каждая косточка выточена так тонко – ключицы, бедро, желобок позвоночника. Глаза Мэй блестели, туманясь от непреходящего жара, а влажные ресницы, казалось, покрыты лаком. Уши просвечивали розовым.

В маленькое светящееся ушко Садима нашептывала о ясной, лучезарной красоте Мэй. Воспевала ее светлоту долго и неспешно. Мэй позволяла себя баюкать. Мало-помалу монотонные ласковые слова горничной успокоили ее. Мэй набралась решимости и встала.

В тот же миг с уместностью, делающей честь его опытности, в дверь постучал дворецкий. Младшая сестра ушла ночевать в загадочную спальню.

С ног на голову

Снова утро, и снова две сестры Уоткинс спускаются к завтраку на заре. Садима тоже с ними, и ей тревожно от мысли, что накануне она подтолкнула свою хозяйку пойти в роковую спальню.

Дверь открылась. Вошла Мэй.

Бессонная ночь оставила на лице отпечаток: под глазами круги, веки тяжелые, щеки впалые. Садима усадила ее, налила чаю, тревожась все больше. Маргарет и Мэри терялись в догадках.

В дверь заглянул лорд Хендерсон. Даже не потрудившись войти, он задал все тот же вопрос: «Хорошо ли вы спали?» Казалось, он спешит вернуться к другим заботам.

Мэй не ответила. Она сидела, все так же опустив голову и сцепив на коленях руки. Лорд Хендерсон подошел к ней и повторил вопрос. Поскольку она сидела молча, он присел перед ней и участливо вгляделся в ее измученное лицо.

Мэй опустила глаза на лорда и негромко сказала, потому что была смелой девочкой:

– Нет, милорд, спала я нехорошо. И винить могу только себя. Ночь я провела в тревоге, пытаясь понять, в чем же состоит испытание, которому вы нас подвергаете. Я смотрела во все глаза, слушала во все уши, ожидая, что же на меня обрушится. Милорд, мне кажется, спутницу жизни выбирают не так. О! Я в этом мало что понимаю. Но никого так не мучают понапрасну. Если взять на себя смелость говорить за девушек, таких, как я, простых и бесхитростных, то, по-моему, вам следует бросить это ребячество и честно искать подходящую супругу, глядя на манеры, вкусы и личность девушек, а не устраивать этот странный розыгрыш, от которого я так извелась.

Мэй распрямилась, сама удивляясь своей смелой речи.

Лорд Хендерсон обдумал ее слова. Лицо его озарилось искренней улыбкой, какой он еще ни разу не улыбался за это время.

– Спасибо за вашу откровенность и прямоту. Это чудесные качества, и я уверен, что вы найдете себе в мужья такого же хорошего человека, как вы сами, и осчастливите друг друга.

Улыбка его померкла.

– Что же до меня, позвольте мне продолжать мое ребячество. Я, к сожалению, не отличаюсь прямотой и не вполне откровенен. Мы с вами, очевидно, не смогли бы поладить.

– Понимаю, – сказала Мэй. – В таком случае нам остается поблагодарить вас за гостеприимство и отправиться в путь.

– Уже? – удивился лорд Хендерсон. – Мне казалось, остается еще одна ночь.

Сестры переглянулись. Каждая из них провалила испытание. В замке им больше нечего делать. Лорд Хендерсон пожал плечами:

– Мой порог переступили четыре незамужние девушки, если не ошибаюсь. И, само собой, все они приглашаются пройти испытание.

На этом лорд вышел.

Сестры Уоткинс сидели в недоумении. Вдруг младшая прикрыла рот рукой и указала пальцем на горничную. Маргарет и Мэри повернули головы к Садиме и расхохотались. Какой он все-таки чудак, этот лорд Хендерсон! Неужели он всерьез думает, что Садима тоже собирается испытать судьбу! Что может выйти за него замуж!

Садим была застигнута врасплох. Она неловко засмеялась.

– Ну всё, пора, отправляемся, – сказала наконец Маргарет. – Садима, собери вещи.

Та поспешно отправилась исполнять приказ, радуясь предлогу убежать из столовой.

Вскоре вернулся кучер с берлиной. Снова шел дождь. Садима помогла всем разместиться в карете. Дворецкий вручил горничной прекрасные платья, которые сестры носили в замке, упаковав их, – подарок лорда Хендерсона. Пышные юбки заняли чуть ли не половину кареты.

– Платьям будет лучше здесь, под крышей, а иначе дождь их попортит, – сказала Садима, укладывая сверток на то место, где сидела сама по дороге в замок. – Я поеду впереди, рядом с кучером.

Старшие сестры посчитали вполне естественным, что горничная проведет весь долгий путь на ветру и под ливнем ради их чудесных нарядов. Мэй поблагодарила Садиму и протянула ей шаль.

Садима закрыла дверцу берлины. Она подошла к кучеру, но не взялась за руку, которую он протянул, чтобы помочь ей взобраться на козлы.

– Тим, я пока не еду, – сказала она.

– Как это? А госпожа что скажет?

– Ничего, если ты мне поможешь, – сказала Садима. – Поезжай тихонько, чтобы приехать как можно позже. У крыльца помоги барышням выйти из кареты. Если спросят, где я, скажи, что вымокла и побежала переодеться, чтобы не захворать. Но вообще-то госпожа выскочит из дома, как только ты въедешь в ворота, и сразу бросится расспрашивать дочерей. Меня никто не хватится.

– С чего бы мне помогать тебе? И на кой тебе в замке оставаться? Признайся, голубка, небось поваренок здешний приглянулся?

Вопрос сопровождался лакомым взглядом, каким кучер обвел стройную девичью фигуру. Садима не смутилась: не он первый. Больше того: она повела бедрами и улыбнулась игривой улыбкой, весьма идущей к случаю. Пусть попробует устоять! Кучер тут же угодил в ловушку. В этом легком кокетстве он прочел все, что ему приятно было вообразить.

– Я сумею тебя отблагодарить, – прибавила Садима, чтобы быть уверенной, что он выполнит ее поручение как следует.

Кучер тронул лошадей, уже представляя, как славно проведет он время со стройной и легкой в известном смысле девчушкой. Садима отвернулась. Еще один из тех, кто прибежит к ней, спуская на ходу штаны, и получит от ворот поворот. А если будет слишком настойчив, познакомится с ее ружьем.

Садиме не раз приходилось проделывать этот трюк, когда она просила об одолжении. Казалось бы, мужскому населению усадьбы давно пора перестать клевать на эту удочку. Но нет! Они верили, что на этот-то раз она говорит всерьез.

День тянулся медленно. Садима томилась ожиданием, бродила по парку, стараясь заглушить волнение, возвращалась в усадьбу и снова ждала. Три ночи прошло, а тайна спальни так и осталась тайной. Конечно, ее мучило любопытство. И, возможно, крохотная, зарытая глубоко-преглубоко надежда, что удастся пройти это странное испытание… Ей, какой-то горничной! Но прорасти ничтожному зернышку она не давала.

Перед ужином Садима задумалась, как ей одеться. Снять ли передник? Сделать ли прическу?

Если Мэй была прекрасна как день, то Садима – прекрасна как ночь. Ее матери взбрело в голову влюбиться в египтянина, который поначалу служил лакеем у одного маркиза, поскольку иметь заморских слуг тогда считалось верхом изысканности. Египтянину надоело воплощать собой модные веяния, и он подыскал место по своему вкусу: стал егерем у мистера Уоткинса. Там-то он и встретил молоденькую няню Маргарет и вскоре женился на ней. Несколькими годами позже родилась Садима.

Обыкновенно Садима низко опускала голову. Прятала лоб под белым чепцом, стан – под безупречно отглаженным передником. Но несмотря на честные старания выглядеть скромно, она не могла скрыть ни округлых бедер, ни ладной фигуры, ни миловидной смуглости, ни приятных черт, янтарных скул, округлого носа, больших глаз, широкого лба, плавных плеч, вьющихся волос, крепких икр и т. д.

Ничто в ней не соответствовало моде, а мода была на тонких полупрозрачных блондинок. За ее сочными алыми губами блестели белые зубы с двумя восхитительно острыми клыками. Большие черные глаза под густыми бровями и темно-охряными веками, затененные бахромой ресниц, и с вечными кругами под ними, смотрели бездонным взглядом ведьмы.

Садима имела порок – незаурядность, что со стороны горничной довольно оскорбительно. Она лавировала между осуждающими и вожделеющими взглядами, стараясь быть как можно незаметнее. Следуя этому завету, она решила, что явится на ужин в своем повседневном платье.

Прозвучал гонг. Она спустилась в столовую. Тревога разрасталась. Чтобы успокоиться, она повторяла про себя придуманную ею присказку.

Садима их часто придумывала. Она медленно дышала, позволяя словам колыхаться в голове. Потом они слипались в строчку, которую Садима чеканила до тех пор, пока ее ритм не становился ритмом ее тела, помогая ему. Например, зимними утрами, когда нужно было откинуть одеяло и бросить вызов морозному воздуху, она десять раз произносила одну и ту же отрывистую фразу, готовя под нее тело, душу и мышцы для борьбы с холодом.

В столовой, чтобы заглушить волнение, Садима повторяла про себя:

«Не дрожи! – гнусавит дрозд. – Мы в тиши, дни хороши».

Слова, повторенные много раз, в конце концов успокоили ее.

Дверь открылась.

Вошел дворецкий. Он отодвинул для Садимы стул, и она, смущаясь, села. Только тогда она заметила, что на столе один прибор. Да, глупо было думать, будто лорд спустится, чтобы поужинать с ней. Для приличия она положила себе на тарелку кусочек, но есть не могла.

Садима попробовала поговорить с Филипом, что было довольно неловко, поскольку она сидела за столом, а он стоял у дверей. Куда проще было бы заговорить с ним на кухне, среди других слуг. Но Садиме все больше казалось, что в замке нет никакой прислуги, кроме этого молчаливого старика, который не ответил ни на одну ее реплику.

Она быстро вышла из столовой. Час был ранний, но она не могла больше ждать. Не раздеваясь, она направилась в тот самый коридор. Дворецкий проводил ее до злополучной спальни в самом его конце. Садима переступила порог. Дверь за ней закрылась.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.