Золото, перина и ночная чертовщина

Миссис Уоткинс хранила спокойствие. Она отправила кучера заниматься каретой и стала присматривать за косметическим ремонтом дочерей. Довольная результатом, она оставила их наводить последние штрихи, а сама спустилась в холл. Из него пошла наугад по одному из коридоров. Если кого-то встретит, скажет, что заблудилась. Миссис Уоткинс надеялась раздобыть полезные сведения о молодом лорде, разгадать его вкусы, интересы и сообщить о них дочерям, а уж они сумеют искусно употребить эти знания за ужином.

В коридоре ни души. Однако в столовой все было уже накрыто. Чьи незаметные руки успели расставить фарфор и разложить приборы? Миссис Уоткинс усмотрела в этом верх изысканности: прислуга у лорда Хендерсона настолько хороша, что умеет исчезнуть.

Возвращаясь через холл в гостевое крыло, миссис Уоткинс услышала, что во входную дверь постучали. Она была уже на лестнице, но остановилась и чуть пригнулась, чтобы увидеть вошедших.

Миссис Уоткинс хранила невозмутимость в любых обстоятельствах, но тут от возмущения она чуть не помянула черта. На пороге стояла Виолетта, дочь миссис Баррет.

С бедняжки текло ручьями. Подол юбки набух от пудового слоя грязи. Она шла пешком через лес.

В замок Бленкинсоп вели два пути. Узкая тропинка лесом годилась только для пеших. Она была короткой, но опасной и грязной. А дорога для экипажей, по которой ехали Уоткинсы, огибала лес с рекой и все имение, так что добираться в карете было дольше, хотя и удобнее.

Прежде чем мисс Баррет успела хоть слово сказать дворецкому, миссис Уоткинс выступила вперед.

– Виолетта! Вы – здесь?! – воскликнула она самым возмущенным тоном.

Девушка покраснела и поклонилась миссис Уоткинс.

– Добрый вечер, мадам. Моя мать попросила меня…

– Ну-ну-ну, ни слова больше. Я сразу все поняла. Представьте себе, я ведь тоже была когда-то юной! Вы прибежали сюда без ведома родителей!

– Ах, мадам, вовсе нет! Уверяю вас, это мама настояла, чтобы…

– Не лгите! Я вижу вас насквозь! Что скажет моя дражайшая любезная подруга, узнай она, что я встретила вас в этом гибельном месте и ничего не сделала, чтобы спасти честь ее единственной дочери? Нет, я не могу бросить вас на произвол судьбы из-за вашей минутной блажи. Пойдемте! Я провожу вас домой.

– Но, миссис Уоткинс, я…

Миссис Уоткинс властно взяла девушку под руку и громко позвала кучера. Он как раз вытащил из грязи лошадей и карету.

– Вот видите, берлина готова! Какая удача! Я сейчас отвезу вас к матушке.

Миссис Уоткинс действовала так решительно, что юная мисс Баррет перестала ей возражать. Она бы ни за что не посмела устроить сцену. И даже не осмелилась спросить у миссис Уоткинс, что сама она делает у лорда Хендерсона. Мисс Баррет позволила отвести себя к карете. Ох, ее матушка совсем не будет рада такому раннему возвращению дочери, в этом Виолетта не сомневалась! Однако всегда можно будет прийти сюда в другой день. В глубине души она радовалась предлогу вскоре оказаться дома, в безопасности. Ей больше не грозит пугавшее ее испытание, на которое она согласилась лишь из покорности родительской воле. Так что в берлину она уселась с облегчением. И, взглянув напоследок на хмурый фасад замка, была уверена, что спаслась от таинственной угрозы.

Прежде чем дать распоряжения кучеру, миссис Уоткинс спешно взбежала на второй этаж и отвела горничную в сторону.

– Садима, я отвезу мисс Баррет домой. Вы знаете, какая это долгая дорога. Сегодня вечером я не вернусь. Вверяю вам своих дочерей. Я пришлю кучера, когда будет нужно.

И миссис Уоткинс уехала, оставив дочерей одних в замке развратного юного лорда.

Кивок головы

Весть об отъезде маменьки сестры встретили со смесью страха и возбуждения. И стали советоваться между собой: должны ли они выходить из комнаты? Подадут ли им ужин? О чем за ужином говорить? А главное, какой он, этот самый лорд Хендерсон?

Садима слушала их, убирая гребни. И, поскольку она никогда не упускала случая подначить украдкой своих хозяек, сказала громко: «Интересно, а не висит ли где-нибудь его портрет?»

Девушки переглянулись. Маргарет, чувствуя себя старшей, заявила: «Полноте, на что это будет похоже, если мы станем рыскать по замку? Что за глупость!»

Через несколько секунд они шли по коридору на цыпочках одна за другой, как три мышки, и с трудом сдерживались, чтобы не прыснуть со смеху.

Но вскоре им стало не до смеха. Освещенный коридор кончился, а дальше все было в сумраке. Солнце закатилось. От тишины и стелющихся по полу мрачных теней девушки оробели и поспешили отступить к гостевым комнатам. Они вернулись ни с чем, только разволновались еще сильнее.

Три сестры вздрогнули, когда удар гонга возвестил, что ужин подан. По лестнице спускались вместе, держась друг за дружку, готовые сбежать в любую секунду, если у лорда Хендерсона вдруг окажутся острые клыки или в углу рта блеснет капелька крови.

В столовой их уже дожидались приборы. Свет свечей играл на золотой посуде с гербами. Над супницей и блюдами с мясными кушаньями поднимался пар. В хрустальном графине поблескивало вино.

Садима встала в углу, неподалеку от дворецкого. Девушки тоже стояли, не зная, как им быть. Что за лорд бросает так гостящих у него леди?

Наконец дверь отворилась. Три сестры разом обернулись. Вошел юноша. Девушки разглядывали его с совершенно неподобающей пристальностью.

Маргарет отметила, что лорд не переоделся к ужину: вышел в потертом домашнем халате, накинутом поверх скверно отглаженной рубашки и мятых штанов, – и в таком-то виде он принимает своих гостей, трех юных девушек! Взгляд Мэри задержался на длинных растрепанных волосах лорда и пушке на его щеках – даже не потрудился причесаться и побриться… Мэй обратила внимание на круги под глазами, впалые щеки и легкую дрожь в руках. В порыве сочувствия она решила, что лорд хворает.

Но едва покончив с первыми наблюдениями, сестры были тут же очарованы лордом. Поскольку, несмотря на честные старания предстать в наихудшем виде, он не мог скрыть ни своего высокого роста, ни широких плеч, ни ладной фигуры, правильных и приятных черт лица, высокого лба, живого взгляда, белых зубов, чувственных губ, прямого носа, волевых скул, стройных икр и т. д.

Нет, он не был идеальным красавцем вроде тех лощеных щеголей, которые забываются тут же, едва мы ими налюбуемся! Сквозь темно-русые пряди у него трогательно торчали чуть оттопыренные уши. Он немного сутулился, и в его движениях была неуклюжесть высоких молодых людей, выросших быстро и еще к этому не привыкших.

При таком-то богатстве лорду, чтобы нравиться женскому полу, довольно было иметь пару рук и ног. Но этот утратил всякое чувство меры: он позволял себе быть еще и обаятельным.

Сестры вмиг позабыли все свои опасения.

Лорд Хендерсон поклонился. Гостьи ответили на приветствие и остались стоять как вкопанные. Тогда он, видимо, вспомнил об этикете – и взялся за стул. Маргарет села первой. Стол был круглый, так что о местах можно не заботиться. Дворецкий наполнил бокалы. За столом воцарилась гнетущая тишина. Начать разговор должен был лорд Хендерсон. Но поскольку он молчал, Маргарет решилась пойти против приличий. Она представилась, представила сестер и рассказала про постигшую их неудачу. Лорд Хендерсон слушал ее с несколько скучающим видом и подытожил рассказ лаконичным: «Ну да, ну да, разумеется».

Он указал рукой на кушанья, приглашая их угощаться самим. Ужин был подан по-французски: все блюда от закусок до десерта уже стояли на столе. Маргарет тут же сообразила, что это первое испытание. И улыбнулась про себя, видя, как Мэри набросилась на говяжье жаркое и пирог. Сама же она аккуратно брала всего понемногу и ела с большим изяществом.

Манеры лорда Хендерсона повергли Мэй в растерянность. Она и не предполагала, что первый выход в свет станет для нее таким испытанием. Она и думать забыла про еду, и бульон остывал у нее в тарелке. Похоже, и у лорда аппетит был не лучше. Но главное, он оказался крайне скуп на слова. А Маргарет больше всего боялась тишины за столом: ведь тогда будет слышно, как они жуют!

Так что она вновь начала разговор, беря на себя тем самым роль хозяйки дома, что ей вовсе не было неприятно: пусть лорд Хендерсен увидит, что она умеет оживить застолье.

– Позвольте еще раз поблагодарить вас за гостеприимство, милорд, – сказала она.

Юноша ответил ей улыбкой слишком проницательной, чтобы быть искренней, и воздержался от ответа.

– Погода удивительно скверная, – продолжила Маргарет, не отчаиваясь.

Молчание.

– Пирог восхитителен, – сообщила она.

Поскольку она явно готовилась перейти к красотам столового сервиза, лорд Хендерсон повел рукой в воздухе, словно бы отметая все условности.

– Ваша мать вам все уже объяснила, верно?

Вилки замерли в воздухе. Маргарет придала лицу оскорбленное выражение. Мэри, захваченная врасплох резким переходом к делу, раскрыла рот. Мэй покраснела. Лорд Хендерсон оглядел лица сестер, терзаемых разнообразными чувствами, и вздохнул.

– В таком случае скажу я. Предпочитаю, чтобы все было предельно ясно.

Голос у него был ровный, но чуть хрипловатый, как будто он давно не говорил. Он поставил локти на стол и обхватил подбородок ладонями.

– Я намереваюсь жениться. Думаю, такое решение не принимают впопыхах. И чтобы правильно выбрать супругу, я придумал испытание.

Он откинулся на спинку стула и вновь что-то отмел рукой.

– Конечно, я мог бы предложить заинтересованным лицам примерить хрустальную туфельку или кольцо. Но мне показалось, что размер ноги или пальца – это не самое главное.

Маргарет встретила шутку вымученным смешком. Обстановка за столом немного разрядилась.

– Вы могли бы устроить бал или вечеринку в саду, – отважилась вставить Мэй.

– Такого рода увеселения наводят на меня скуку, – ответил лорд Хендерсон, – однако вы правы, я мог бы заставить себя, если бы счел нужным. Дело не в этом. Такой способ знакомства потому мне не нравится, что здесь все зависит от случая.

– Но в этом же вся прелесть! – воскликнула Мэй.

– Как это?

– То есть я хотела сказать…

Мэй потупила взгляд, смущаясь. Потом собралась с духом и выпалила:

– Прелесть в том, чтобы нечаянно толкнуть кого-то… извиниться, поднять глаза и вдруг потерять дар речи от того, как забилось сердце… Или убежать из танцевальной залы, укрыться в тенистом уголке и там наткнуться на того, кто, как мы, любит покой и уединение. Или на маскараде протанцевать весь вечер с тем, чьи движения так ладятся с нашими, а от улыбки теплеет в груди… а затем понять, что под маской – друг детства, на которого мы и внимания не обращали!

Лорд Хендерсон выслушал ее лирические фантазии холодно.

– И часто случаются такие встречи?

– Вы правы, редко, – согласилась Мэй, – но в этом их прелесть.

Лорд Хендерсон встал, прошелся немного, склонив голову, как человек, приводящий в порядок мысли. Предмет разговора его занимал.

– Возьмем аналогию. Вы идете на берег реки в надежде найти самородок. Вам известно, насколько они редки. Как будет разумнее взяться за дело? Вы предлагаете остановиться там, куда привели вас ноги, и перевернуть пару камней в надежде, что под ними прячется золотая жила. Я же предлагаю промыть весь песок. Я сделал сито по собственной мерке, и оно поможет мне избавиться от пустой породы. Так кто из нас двоих вернее найдет свой самородок? И разве пожизненный союз не стоит таких усилий? На мой взгляд, всем нам следовало бы поступать именно так. Но мы видим, что все холостяки мира либо берут камень, о который споткнулись, либо принимают тот, который вручают им родители, а потом уверяют себя, что отыскали сокровище.

Три сестры ловили каждое его слово. Лорд Хендерсон сел на место, несколько смущенный своей долгой речью. Желая сбить излишний пафос, он прибавил:

– Короче говоря, я не люблю полагаться на случай. Предпочитаю вместо этого мыслить стратегически. Кстати, известно ли вам, что я разработал безотказный способ поцеловать любую девушку?

От философских рассуждений лорд без предупреждения перешел к фиглярству.

– Хотите доказательств? – сказал он с плутовской улыбкой, отчего один угол рта поднялся у него выше другого.

Маргарет колебалась. Разве не будет сладостно-дерзким ответить «да»? Мэри находила предложение крайне непристойным. Мэй подозревала, что лорд шутит.

Лорд Хендерсон рассмеялся – очевидно, колеблющиеся лица девушек немало его развлекли.

– Быть может, в другой раз! – сказал он. – В конце концов, сегодня не время дурачиться. Брак – это финансовые и нравственные обязательства и потому требует серьезного подхода. Придуманное мною испытание не трудно и не опасно. Нужно лишь провести ночь в специально приготовленной для этого спальне в моем замке.

Девушки тихо ахнули на вдохе.

– Раз вы здесь, то, полагаю, ради этого испытания. Нынче вечером Филип, мой дворецкий, проведет одну из вас в ту самую спальню. Разумеется, вы можете отказаться. Ну вот. Теперь вы всё знаете.

И юный лорд откланялся, собираясь покинуть столовую. Сестры, не находя слов, тоже ответили ему поклоном.

* * *

После ужина они собрались на совет в комнате Маргарет.

– Как нам быть? – спросила Мэй.

Поскольку матери рядом не было, решать, как поступить, должны были старшие сестры.

– Я не поняла истории со спальней, – призналась Мэри. – В чем состоит испытание? Ведь мы спим не в постели лорда Хендерсона, верно?

– Верно, – подтвердила Маргарет. – Но я думаю, что в спальню ведет потайной ход, которым лорд Хендерсон может воспользоваться. Если я буду ночевать в этой спальне, то спрячу что-нибудь под подушкой, чтобы защитить себя и свою честь!

При мысли о тайном ходе Мэри нервно хихикнула. Мэй ничего не сказала, но во взгляде ее мелькнула тревога.

– Так, значит, – продолжала Мэри, – ты намерена там ночевать.

– Еще не знаю, – вздохнула Маргарет. – Но решить нужно как можно скорее, мне ведь идти первой.

– Это почему? – тут же спросила Мэри.

– А как же – я старшая!

Следующие четверть часа две старшие сестры были заняты перебранкой. Мэй пыталась их успокоить, но сама разозлилась из-за того, что ее не слушают. Ссора утихла сама собой, когда сестры поняли, что во всем согласны. Маргарет настояла на своем: первая ночь принадлежит ей по праву старшей. Мэри успела сообразить, что первые всегда набивают шишки. А так она разузнает, что творится в этой спальне, и уже не повторит ошибок сестры. Мэй же попросту не была готова. Ей хотелось посмотреть, как старшие бросятся в воду, и тогда она, может быть, решится помочить в ней пальчик.

Сестры переглянулись. Они так увлеклись вопросом, кто пойдет первой, а кто второй, что незаметно для себя решились на испытание. Теперь-то и затрепетали в животах тревожные предчувствия и глубоко запрятанные желания.

Наконец Мэй с присущей ей непосредственностью заговорила о том, о чем остальные молчали:

– Скажите, мне просто интересно… А как это делается?

Сестры не знали, что ответить.

Маргарет выдала выжимку своих познаний об отношениях между мужчиной и женщиной. Начала с азов: сперва нужно позволить за собой поухаживать, тайно обменяться парой нежных слов, затем подарить прядь волос и наконец разрешить называть себя по имени. Затем идут признание, благословение родителей, отсрочка в три недели после оглашения помолвки, подписание контракта, соглашение о приданом, венчание.

– А потом? В брачную ночь? Что тогда происходит? – спросила Мэй.

Маргарет вынуждена была признаться, что о дальнейшем не имеет ни малейшего понятия.

И неудивительно: не было на свете более тщательно охраняемой тайны. Матушка прополола всю домашнюю библиотеку, чтобы ни одной любовной баллады не попало невзначай дочкам в руки. И закрывала им уши, если конюх вдруг сообщал, что соседский жеребец покрыл их кобылу.

В брачную ночь по-настоящему хорошо воспитанная девушка переступала порог спальни, не подозревая, как все начнется. Ну разумеется! К чему разрушать неведение? Для супруга нет ничего очаровательнее невинных девственных испугов. Мужчины любят обсуждать между собою забавные казусы их первой брачной ночи. Самые потешные затем не раз пересказываются в мужском обществе: о той, что кинулась бежать, едва ее стали раздевать; о той, что решила, будто больна, ощутив вдруг удовольствие; или той, что позвала на помощь слуг, посчитав, что у мужа припадок.

Мэри охотно поделилась собственными соображениями. Она приметила, как поступают животные. И потому предположила, что женщине следует встать в постели на четвереньки и ждать. Видя удивление сестер от столь неизящной позы, она великодушно прибавила:

– Думаю, ночную сорочку можно оставить.

– Придумала! – сказала Мэй. – Давайте спросим у Садимы.

Маргарет с Мэри захлопали в ладоши. Несомненно, горничная лучше осведомлена о таких вещах. Тотчас же вызвали Садиму. Сестры откровенно поделились с ней своей проблемой.

– И откуда мне знать лучше вас? – воскликнула Садима. – Я не замужем. А лет, как вам известно, мне столько же, сколько Мэй.

Мэй с Садимой были молочными сестрами.

– Ну, Садима, ты же понимаешь, что мы имеем в виду… – начала Мэй.

А имела она в виду, что хоть обе они и пили молоко из одной груди, но росли в разных мирах. Мир Садимы был попроще, в том числе и по части нравов.

Горничная, подавив раздражение, ответила.

– Что я могу сказать? Да, мне приходится видеться с кучерами и мальчишками из конюшни. И не всегда они ведут себя по-джентльменски. Порой позволяют себе дерзкое словцо, а то и руки распускают. Бывает, что и со мной. Но мой кулак тут же отбивает у них всякую охоту. Вот все, что мне пока известно.

Сестры вздрогнули при упоминании столь ужасных манер. И порадовались, что мужчины их круга донимают их лишь комплиментами и букетами. Или, в порядке исключения, странными испытаниями вроде ночи в особой постели.

– Ясно, Садима, сама ты ничего не делала… но ты же видела, правда? – не отступалась Мэй.

Она представляла жизнь слуг так: одна огромная кровать на все семейство, на кухне общая лохань для мытья, и дети видят все с младых ногтей. Садима сжала кулаки.

– Мне просто интересно, – продолжала Мэй, не замечая раздражения горничной, – как мужчина выглядит там. Внизу.

Она неопределенно указала на пояс. Старшие сестры с любопытством придвинулись.

Садима вдохнула поглубже. Затем открыла глаза и улыбнулась. Глаза у нее были черны от злости.

– Ах это, мисс? Ну, разумеется, тут я могу вас просветить! – сказала она фальшиво-веселым тоном.

И зашептала, держа ладонь у рта:

– Представьте себе, он длиной со спицу и весь мохнатый, от кончика до основания. Точь-в-точь как кошачий хвост, понимаете?

Девушки кивнули. Мэй подумала про сэра Сера, ангорского кота, который был у нее в детстве. Она вспомнила, как ей нравилось тянуть и гладить его длинный пушистый хвост, и решила, что, верно, оценит ночные часы с будущим мужем. Сестер ее это сообщение тоже как будто подбодрило.

Так что Маргарет храбро расправила плечи. Ее причесали, надушили. Затем она надела тончайшую ночную сорочку из батиста, целомудренно прикрыв ее домашним халатом. Будто догадавшись, что его ждут, в дверь постучал дворецкий. Маргарет последовала за ним. Она удалялась по коридору, чтобы провести ночь в таинственной спальне.

Поджатые губы и злые языки

Сестры Уоткинс не имели привычки вставать рано. Однако на следующее утро Мэй спустилась в столовую с первыми лучами солнца. Мэри уже сидела за столом. Мэй машинально помешивала овсянку. Мэри то и дело поглядывала на часы. Обе ждали старшую сестру.

Открылась дверь. Лорд Хендерсон поздоровался и сел на свой стул, не обращая внимания на сверлящие взгляды девушек.

Наконец в столовую вошла Маргарет. Сестры пристально вгляделись в нее.

Вся она была вытянута по вертикали: высокий лоб, гордо задранный нос, прямая спина, длинная шея. На лице легкая угрюмость. Словом, сестра как сестра – та самая, с которой они простились накануне.

Лорд Хендерсон разглядывал чай в своей чашке. Когда вошла Маргарет, он, казалось, впервые заинтересовался юной девушкой, гостившей у него в доме. И спросил с непривычным нажимом: «Хорошо ли вы спали?»

Мэй и Мэри почувствовали: от ответа на этот невинный с виду вопрос зависит итог испытания.

Маргарет опустилась на стул. Налила себе чаю.

– Сожалею, милорд, но спала я довольно плохо, – сказала она наконец. – Кровать уступала в удобстве привычной моей постели, а мне не посчастливилось быть крайне нежного склада.

Мэри закатила глаза. Даже на райском облаке, под периной из ангельских перьев, Маргарет станет сетовать на неудобную постель.

– Крайне жаль это слышать, – ответил лорд Хендерсон. – Трудно вам, должно быть, живется, если вы изнежены так, как говорите. К счастью для вас, вы скоро вернетесь в свою, удобную, спальню.

Маргарет вспыхнула от гнева: замечание лорда в учтивой форме сообщало, что испытания она не прошла. Ей потребовалась вся ее выдержка, чтобы вежливо кивнуть в ответ. Лорд Хендерсон залпом допил чай и вышел.

Едва за ним закрылась дверь, как Мэри и Мэй засыпали сестру вопросами. Но просчитались. Все еще в бешенстве и растерянности от своего провала, она не сказала ни слова.

Сославшись на недомогание, Маргарет вернулась к себе в комнату, задернула шторы и отказалась от любого общества. Предоставленные себе Мэри и Мэй, желая заглушить тревогу, вышли прогуляться в сад вместе с горничной.

Если главная аллея перед замком огорчала запущенностью, то прятавшийся за главным крылом парк пленял очарованием. Все росло здесь без особого порядка, но в гармонии с излучинами ручья и чуть холмистыми лужайками. Садовник лорда Хендерсона знал свое дело, потому как тюльпаны здесь уже зацвели. Клумбы в стежках цветов напоминали ковры.

Девушки в восторге побежали по извилистым зеленым аллеям. Мэри вскрикнула от изумления и показала Мэй золотую статую в виде дерева, совсем как настоящего. Сестры подошли поближе. Тонкие веточки гнулись, золотые листья дрожали от ветра. Казалось, дерево живое. Может, садовник покрыл настоящее золотой пудрой?

– Что ты говоришь, Садима? – спросила Мэй, услышав, как служанка у нее за спиной бормочет.

– Тут что-то не так, мисс, – ответила она. – В этом замке все как-то неправильно.

Сестры усмехнулись наивности их горничной. Садима упрямо покачала головой.

– И все-таки… Вот, например, видели ли вы здесь хотя бы одного слугу, кроме дворецкого? Как такое может быть? – спросила она.

Девушки привыкли, что их обслуживают, причесывают, моют, одевают, обувают и обогревают, и, по правде говоря, не замечали суетящуюся вокруг прислугу. Садима рассказала, что хотела пойти на кухню, чтобы познакомиться с другими слугами, но только проблуждала по анфиладам пустых комнат, пока дворецкий не спровадил ее назад к хозяйкам.

– Садима! Это лишь доказывает, что прислуга здесь образцовая! Ах, как бы я хотела жить в этом замке! – воскликнула Мэй, и сестра ее кивнула с завистливым вздохом.

Они пошли обратно к усадьбе, и вдруг горничная тихонько их остановила. Они посмотрели, куда та указывает, и увидели вдали лорда Хендерсона. Юноша стоял у западного крыла в очень странной позе: уткнувшись лицом в стену.

– Может, нам следует подойти и поприветствовать его? – спросила Мэри.

– Или помочь ему? – прибавила Мэй.

Но, пока они огибали купу деревьев, юноша исчез.

Вечером ни лорд, ни Маргарет не спустились в столовую. Сестры ужинали вдвоем. После ужина Садима помогла Мэри приготовиться. На этот раз, когда пришел дворецкий, она проводила госпожу до таинственной комнаты. Когда Мэри вошла, Садима заглянула внутрь и успела заметить очень странную кровать. Непомерно высокую.

Следующим утром Мэй снова спустилась на завтрак чуть свет. Вскоре к ней присоединилась Маргарет с непроницаемым видом. Они сидели и ждали. Вошел лорд Хендерсон, бесцеремонно утопив приветствие в зевке.

Минуло уже десять, когда наконец появилась Мэри, вся розовая и улыбающаяся. Лорд Хендерсон тут же спросил:

– Хорошо ли вы спали?

Улыбка Мэри сделалась еще шире.

– Милорд, честное слово, это была лучшая ночь за всю мою жизнь.

Раз сестра ее, привередничая, провалила испытание, Мэри выбрала противоположный подход.

– Рад это слышать, – ответил лорд Хендерсон, – Вижу, отдых придал вам сил. Тем легче вам покажется дорога домой.

Выходит, Мэри тоже дали отставку. Она не смогла сдержать слез. И выбежала из залы, провожаемая удовлетворенным взглядом Маргарет и скучающим – лорда Хендерсона. Мэй в тревоге поникла: нынче ночью наступит ее черед.

Юная Мэй провела ужасный день. Маргарет рассталась со своим оскорбленным молчанием. Не молчала и Мэри. Общая обида объединила их, а главное, обеим была невыносима мысль, что их младшая, третьего дня впервые вышедшая в свет, может их обойти. Всю вторую половину дня они шептались, поглядывая на сестренку, и посмеивались. Одна начинала, другая подхватывала: